79. Относительно так называемой верификации гипотез

То, что теории неверифицируемы, часто упускают из виду. Обычно говорят, что теория верифицирована, если верифицированы некоторые предсказания, выве­денные из нее. Можно, конечно, согласиться с тем, что такая верификация не вполне безупречна с логической точки зрения и что высказывание никогда нельзя окон­чательно обосновать посредством обоснования некото­рых его следствий. Однако на такие возражения обычно склонны смотреть как на вызванные излишней щепе­тильностью. Конечно, верно, говорят нам, и даже три­виально, что мы не можем достоверно знать, взойдет ли завтра солнце, но этой недостоверностью можно пре­небречь. Тот факт, что теории могут не только улуч­шаться, но и фальсифицироваться новыми эксперимен­тами, говорит ученым о вполне реальной возможности, которая в любой момент может стать действительностью. Вместе с тем еще никогда теория не считалась фальсифицированной благодаря внезапному нарушению хорошо подтвержденного закона. Никогда не случалось так, чтобы старые эксперименты вдруг давали новые результаты. Бывали лишь случаи, когда новые экспери­менты выступали против старой теории. Даже если старая теория превзойдена, она часто сохраняет свое значение как некоторый предельный случай новой тео­рии; она все еще применяется с высокой степенью точ­ности, по крайней мере, в тех случаях, в которых она успешно применялась ранее. Короче говоря, закономер­ности, непосредственно проверяемые экспериментом, не изменяются. Конечно, их изменение мыслимо или логиче­ски возможно, однако эта возможность не учитывается эмпирической наукой и не влияет на ее методы. Напро­тив, научный метод предполагает неизменность естест­венных процессов, или «принцип единообразия природы».

Можно было бы кое-что сказать по поводу этого рассуждения, но оно не оказывает влияния на защи­щаемый мною тезис. Это рассуждение выражает мета­физическую веру в существование закономерностей в нашем мире – веру, которую я сам разделяю и без ко­торой нельзя было бы понять практическую деятель­ность людей (см. [70, прил. *Х]). Стоящий же перед нами вопрос, который в контексте нашего анализа при­дает существенное значение неверифицируемости тео­рии, имеет совершенно иную природу. В соответствии с моей позицией по отношению к другим метафизическим вопросам я и здесь не буду обсуждать аргументы за или против веры в существование закономерностей в нашем мире. Вместо этого я попытаюсь показать, что неверифицируемость теорий имеет большое методологи­ческое значение. Именно в этом плане я не согласен с приведенным выше рассуждением.

Поэтому я буду считать относящимся к существу дела лишь один пункт из этого рассуждения – ссылку на так называемый «принцип единообразия природы». Мне кажется, что этот принцип весьма поверхностно выражает важное методологическое правило, а также еще одно правило, которое легко можно вывести из ана­лиза неверифицируемости теорий*².

*² Я имею в виду следующее правило: любая новая система ги­потез должна содержать или объяснять старые подкрепленные закономерности.

Допустим, что солнце завтра не взойдет (но что мы тем не менее будем продолжать жить и интересоваться наукой). Если бы такое событие произошло, наука должна была бы попытаться объяснить его, то есть вывести его из законов. В этой ситуации существующие теории, по-видимому, должны коренным образом быть пересмотрены. Однако исправленные теории должны были бы не только объяснить создавшееся положение дел: наш старый опыт также должен быть выводим из них. Отсюда ясно, что с методологической точки зре­ния принцип единообразия природы должен быть за­менен постулатом инвариантности естественных зако­нов относительно пространства и времени. Поэтому, я думаю, было бы ошибочно утверждать, что природные закономерности не изменяются. (Высказывание такого типа нельзя ни защитить, ни опровергнуть.) Скорее можно сказать, что если мы постулируем инвариант­ность законов относительно пространства и времени, то это является частью нашего определения закона приро­ды; то же самое относится к постулату о том, что за­кон не допускает исключений. Таким образом, с методологической точки зрения возможность фальсифи­кации подкрепленного закона отнюдь не лишена смыс­ла. Она помогает нам выяснить, чего мы требуем и чего мы ждем от законов природы. Что же касается принципа единообразия природы, то его можно рас­сматривать как метафизическую интерпретацию некото­рого методологического правила – аналогично тому, как мы сделали это ранее относительно родственного ему €1ПК011;1 причинности.

Попытка заменить подобные метафизические утверждения методологическими принципами приводит к принципу индукции, который, как предполагается, лежит в основе индуктивного метода и, следовательно, метода верификации теорий. Однако эта попытка не приносит успеха, так как принцип индукции сам носит метафизический характер. Как я показал в разд. 1, предположение о том, что принцип индукции является эмпирическим, приводит к регрессу в бесконечность. Поэтому его можно ввести лишь в качестве исходного утверждения (постулата или аксиомы). Однако это не меняет существа дела, так как в любом случае прин­цип индукции должен рассматриваться как нефальсифицируемое высказывание. Действительно, если бы этот принцип, который, по предположению, предназначен для обоснования вывода теорий, сам был бы фальси­фицируемым, то он был бы фальсифицирован первой же фальсифицированной теорией: такая теория являет­ся заключением, полученным с помощью принципа ин­дукции, и этот принцип в качестве посылки фальсифи­цируется по тойиа 1:о11епз всегда, когда фальсифици­рована выведенная из него теория*³. Это означает, что фальсифицируемый принцип индукции вновь и вновь подвергался бы фальсификации с каждым новым успе­хом науки. Поэтому если принимать принцип индукции, то его необходимо считать нефальсифицируемым, что равносильно введению ошибочного понятия «синтетиче­ское высказывание, которое верно a priori, то есть неопровержимого высказывания о реальности.

Таким образом, если нашу метафизическую веру в единообразие природы и в верифицируемость теорий мы пытаемся превратить в теоретико-познавательную кон­цепцию, опирающуюся на индуктивную логику, нам остается выбирать только между регрессом в бесконеч­ность и априоризмом.