1 Вопрос: Когнитивная социология науки: от социологии знания к социологии науки

Социология знания формировалась через неприятие абстрактного гносеологизма в объяснении когнитивных феноменов. Гносеологизм предполагал существование надличностного, вне истории и социальной действительности пребывающего субъекта. В 20-30-ые годы целый ряд мыслителей обращаются к исследованию социальной обусловленности познавательных явлений. К их числу можно отнести М.Шелера «Проблемы социологии знания», К.Манхейма «Идеология и утопия» (настаивал на необходимости дополнить гносеологию социологией знания, поскольку познавательная деятельность социально и экзистенциально обусловлена), Э.Дюркгейма «Социология и теория познания» ( его главный тезис – умственная деятельность, а также основные категории человеческого мышления имеют социальное происхождение). Сам термин «социология знания» (Wissenssoziologie) был введен М.Шелером в 20-ые годы. Социология знания была для него лишь средством построения философской антропологии, поскольку раскрывала механизмы с помощью которых общество упорядочивает знания: “хотя этот порядок и связан с определенной социально-исторической ситуацией, он кажется индивиду естественным способом видения мира. Шелер назвал это “относительно-естественным мировоззрением” общества. Это понятие до сих пор считается центральным для социологии знания”. (Бергер П., Т.Лукман. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995. С.20) Но все же большинство исследователей данного периода, проводя позицию о социальной обусловленности когнитивных явлений, либо абстрагировались от науки вообще, либо вели речь, если это все же касалось науки, лишь об идеологических видах знания – социально-политических теориях и им подобных построениях.

Так, упомянутый выше К.Манхейм признавал, что общество детерминирует и происхождение, и содержание интеллектуальной сферы, но он не дошел до признания радикального тезиса о том, что любая деятельность человека, связанная с продуцированием идей, зависит от социальных условий, а ограничился сферой идеологии, исключив математику и естественные науки.

Но были и представители т.н. «радикального» направления, которые полагали, что научное знание определяется в своем содержании, в своей структуре и форме социальным бытием. Как правило, с таких позиций выступали последователи марксизма. Ведь именно основоположники марксизма революционизировали философскую мысль , теоретически обосновав тезис о том, что социальное бытие определяет функционирование человеческого сознания и производство идей вплетено в общественную жизнь людей, взятой во всем ее многообразии – и как производство вещей, и как производство людей и отношений между ними, а также как производство и воспроизводство их потребностей. В качестве примера можно сослаться на работу Д.Лукача «История и классовое сознание».

Исследователи данного периода отмечают, что в социологии знания постепенно главенствующим стало именно радикальное направление, отождествляющее научное знание с идеологией, а науку - с совокупностью убеждений, общих для научного коллектива. Тем самым социология знания постепенно низводила науку до статуса идеологии, стремясь редуцировать содержательную сторону науки к социальным условиям.

В качестве примера перерастания социологии знания в социологию науки можно привести работу польского микробиолога Л. Флека «Возникновение и развитие научного факта» (1935). В ней Л.Флек выявлял зависимости между изменениями в стиле научного мышления и социальными потрясениями. С этой целью он анализировал роль раннего Возрождения в становлении новоевропейской науки, а также события в науке после 1 Мировой войны. Традиционную структуру познавательного отношения – субъект/объект - он дополняет промежуточным звеном: «интеллектуальным коллективом». Важнейший тезис концепции Л.Флека заключается в том, что познание не есть индивидуальный процесс - оно есть результат социальной деятельности. Именно это принципиально значимое положение объясняет тот интерес, который десятилетия спустя проявлял к творчеству Флека Т.Кун (флековская работа была переиздана с предисловием Т.Куна и Р.Мертона).

Фигура Т.Куна в рассмотрении процесса движения философии науки к социологии науки не случайна. Целый ряд представителей современной социологии науки видят значимость «Структуры научных революций» Куна в том, что данной работой Кун заложил основы современной социологии знания именно в той ее конкретной разновидности, которую можно назвать социологией науки. По их оценкам, имя Куна как раз и символизирует конец эпохи построения «логических заменителей» науки. До известной степени подобную оценку подтверждает и сам Кун. Так, важнейшее положение куновской программы в его собственном изложении звучит так: « Каким бы ни был научный прогресс, мы должны объяснять его, изучая природу научной группы, узнавая, что она ценит, что только терпит и что презирает». (Kuhn T. Reflections on my critics// Criticism and the growth of knowledge. Cambridge Univ. Press. 1970. p. 238.) Многие видят в работах Куна социологическую теорию развития науки и программу вывода философии науки из тупика «логицизма» в русло социально-психологического исследования науки. Кун, рефлексируя по поводу своей позиции, пишет так: «Эта позиция – сущностно социологическая…» (Там же.) Несомненно, социальные категории весьма значимы в его объяснениях исследовательской практики, и, по меньшей мере, в этом смысле его подход связан с социологией.

И все же, когда представители, идущие собственно от самой социологии науки, оценивают вклад Куна, то их оценки более, чем осторожные: «куновская революция в философии науки – скорее поворот «от», чем поворот «к»: это поворот от ясно определенного и понятного «логического анализа» к неопределенному социальному анализу… Единственный достоверный элемент в куновском повороте к социологии - это заявленный выбор социологической дискурсии в качестве базиса для объяснения развития науки (…) Это поистине революционный выбор, подразумевающий коренное изменение в интеллектуальном портрете философии науки ( …) социологию, которую рекомендует Кун, даже при самой благосклонной интерпретации можно в лучшем случае назвать эмпирической социологией малых (академических) групп. … философия науки строилась на допущении, что науку делает отдельный индивидуальный субъект, Кун, по видимости, подрывает это допущение и вместо индивидуального субъекта вводит нечто вроде группового субъекта. Но в его работе нет места для общественного субъекта». (Э.Мокшецкий. Указ. соч. С.119-120).

К 70-ым годам ХХ в. когнитивная социология науки не просто обретает свое лицо – свой ракурс видения науки, устойчивый круг тем и методы их решения, но и посягает на то, чтобы поставить под сомнение значимость лидировавшей неопозитивистской концепции философии науки.

Работы Куна и Фейерабенда (который, может быть, больше в публицистической, чем строгой форме, но все-таки ставит науку в контекст жизни современного общества) постоянно цитируются социологами когнитивной ориентации. С точки зрения методологии исследования нельзя не отметить, что приверженцы когнитивной социологии нередко обращаются к феноменологической философии и социологии - к работам А.Шюца. В этих модных философских направлениях развиваются идеи о «жизненном мире», о том, что знания представляют собой социально конструируемую и реконструируемую реальность. Свое видение социологии знания (хотя сам он ею не занимался) А.Шюц определяет таким образом: «Все типизации обыденного мышления … являются интегральными элементами конкретно-исторического и социально-культурного жизненного мира, в рамках которого они считаются само собой разумеющимися и социально признанными. Наряду с другими вещами их структура определяет социальное распределение знания, его относительность и соответствие конкретному социальному окружению конкретной группы в конкретной исторической ситуации. Здесь находят свое основание проблемы релятивизма, историцизма и т.н. социологии знания».( Цит. по кн.: Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С.32). Главный тезис А.Шюца о социальном конструировании реальности берут за отправной в своем трактате по социологии знания П.Бергер и Т.Лукман. Данное положение применительно к науке трансформируются у них в признание того, что научная деятельность определяется исключительно текущим социальным контекстом, даже такая значимая для научного знания составляющая, как научный факт, представляет собой продукт социального конструирования. Но чтобы не искажать их позиции в понимании социологии знания и социологии науки, приведем один из важных для них аргументов из предисловия к цитируемой работе, а именно: «Теоретическое мышление, «идеи»… - это не то, что является важным в обществе. Хотя каждое общество содержит эти феномены, они – лишь часть всего того, что считается «знанием» (…) фокус внимания на теоретическом мышлении не только чрезвычайно ограничивает социологию знания, он неудовлетворителен еще и потому, что даже эту часть существующего в обществе «знания» нельзя понять полностью, если она не помещена в рамки более общего анализа «знания». (Там же. С.30) Выходит, для них социология науки лишь небольшая часть социологии знания (не будем вдаваться в выяснение того, почему понятие знание они постоянно берут в кавычки). Но ведь дело не в количественных характеристиках, а в тех подходах к науке, которые вытекают из социологии знания. – именно в этом смысле нас и интересует движение от социологии знания к социологии науки.

Бесспорно то, что из социологии знания берется тезис о социальной обусловленности познавательной деятельности и, в частности, о зависимости содержания знаний от социальной позиции тех, кто эти знания вырабатывает и принимает. Если, однако, на стадии своего становления (20-30-ые годы) социология знания трактовала таким образом только идеологические воззрения, делая исключение для естественнонаучных и математических знаний, то современные когнитивные социологи трактуют социологию науки как такой раздел социологии знания, который в принципиальном плане не отличается от других ее разделов.

Так, один из современных социологов Д.Блур критикует позицию Мангейма именно за то, что тот в своей социологии знания остановился перед логикой и математикой и не стал давать им социологического объяснения. Он считает, что если взять такой атрибутивный признак науки, как объективность, то его истоки надо искать в социальных отношениях. Д.Блур обращается к примерам, демонстрирующим объективность целого ряда математических сущностей, причем к таким, которые, с точки зрения такого специалиста, как Фреге, в своей объективности независимы не только от нашего мышления, но и от земной физической реальности: имеются в виду такие понятия, как ось земли, ее экватор, центр массы Солнечной системы. Но самые элементарные рассуждения показывают, что экватор, например, «подобен территориальной границе», поскольку являет собой воображаемую линию, а это подтверждает, что данная математическая сущность имеет статус социальной конвенции; но не в смысле произвольности, поскольку не может быть изменена по субъективному желанию. Тем самым Д.Блур вынуждает признать, что объективность научно-теоретических понятий по своему существу тождественна социальности.

В своих эмпирических исследованиях приверженцы когнитивной социологии обращаются, как правило, к микроструктурам науки. Чаще всего проводится исследование конкретной ситуации, конкретного эпизода, т.е. ситуационное исследование (case-study).

Следует упомянуть также в рамках когнитивной социологии исследования, которые явно или неявно опираются на понятие интереса, на связь процессов получения знания, его содержания с человеческими интересами. Наиболее ярко подобный подход представлен в работе Ю.Хабермаса «Знание и человеческие интересы». Согласно Хабермасу, для науки характерна заинтересованность в «условиях возможной объективности», т.е. наука порождает и подкрепляет интерес к получению объективного знания. Сторонники концепции интереса противопоставляют свою теорию знания позитивистской позиции, рассматривающей знание как продукт незаинтересованного исследования. Они считают, что именно интересы побуждают к конструированию знания из доступных культурных ресурсов такими способами, которые свойственны для конкретных моментов времени и ситуации, а также обращают внимание на общие социальные и культурные возможности.

Одним из видных представителей современной когнитивной социологии науки является М.Малкей (Великобритания) «Наука и социология знания». Его работа построена на критике т.н. «стандартной концепции» науки., которая доминировала в западной философии науки в первой пол. ХХ ст. и представляет собой совокупность эпистемологических и методологических воззрений относительно природы и строения научного знания, путей и способов его получения и обоснования, его отношения к внешнему миру, содержания, целей, идеалов научной рациональности и т.п. Стандартная концепция способствовала размежеванию двух направлений изучения научной деятельности – философско-методологического и социологического. Малкей оспаривает заложенное в «стандартной концепции» представление о безусловном примате методологического подхода по отношению к социологическому. Один из основных тезисов когнитивной социологии, отстаиваемый Малкеем , состоит в том, что внешние по отношению к науке социальные и культурные факторы оказывают воздействие не только на скорость и направление ее развития, но и на содержание научного мышления – на его понятия, эмпирические результаты и способы интерпретации. Он подтверждает данный тезис на материале истории науки, в т.ч. на примере дарвиновской теории естественного отбора.