Тема: Наука как феномен культуры

План:

1. Природа науки в концепции культурно-исторических типов Шпенглера и Данилевского.

2. Универсализм и европоцентризм как философские позиции в объяснении природы науки.

3.Культурологический подход в современной философии науки

4.Проблема самобытности русской науки: за и против. Русский космизм – К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский.

5.Механико-математическое естествознание как продукт рационалистически ориентированной западноевропейской культуры и его альтернативы.

1 вопрос: Природа науки в концепции культурно-исторических типов Шпенглера и Данилевского.

В современной философии науки все сильнее заявляет о себе еще одно направление, отрицающее позитивистское видение науки. Оно примыкает к истории науки, но не сводится к ее методологии, поскольку своим замыслом имеет не актуализацию истории науки, а доказательство того, что наука – по своей природе представляет явление культуры. И не в том привычном для нас понимании, что наука испытывает влияние со стороны разных составляющих культуры - таких, как искусство, мораль, философия, религия и пр.; а в более глубоком и сущностном понимании - в трактовке самой природы науки, а именно: наука столь же укоренена в культуре, как религия или искусство (можно было бы сослаться на философию, политику или экономику, но зависимость этих сфер человеческой жизнедеятельности от культуры до сих пор либо не осознается, либо отбрасывается как мнимая проблема). Между тем позиция признания культурной укорененности науки имеет уже солидную историю и свои концептуальные основания. Для демонстрации этого тезиса обратимся к наиболее ярким фигурам, во многом заложившим основы этого подхода – Н.Я. Данилевскому и О. Шпенглеру. Они интересны еще и потому, что позволяют высветить контекст двух культур – отечественной и западноевропейской – с точки зрения вхождения идеи культурной обусловленности науки в образованное сознание второй половины Х1Х и первой половины ХХ столетий.

Если говорить о взглядах Шпенглера, то для тех, кто знаком с «Закатом Европы», поиск у него ответа по интересующему нас вопросу (о связи науки и культуры) не покажется надуманным. Критерии научности, особенности наук о духе, их отличии от наук о природе – весьма значимы в его концепции культурно-исторических типов (можно заметить при этом, как и для большинства европейских философов). По оценке самого Шпенглера, он совершил открытие и произвел прорыв в философии тем, что смог обнаружить изменчивость духовных форм. Шпенглер заявил: предлежащая нам история демонстрирует несколько стилей познания. Он считает, что это до сих пор никто не осмелился признать. Главную философскую идею Канта – об априорности форм познания (а значит, об их универсальности и всеобщности) – Шпенглер квалифицирует как школярскую. Неизменности кантовских форм познания он противопоставил идею культурно-исторической их обусловленности: «в основе всякого мышления лежит еще другая необходимость формы, и ей подчинен человек именно как член этой, а не какой-нибудь иной культуры». Каким образом он аргументирует этот столь значимый для него тезис? Стили мышления и мыслительные формы не универсальны, а изменчивы, они не являются абсолютно-всеобщими, они относительны, релятивны, поскольку зависят от времени и культуры – другими словами, они имеют культурно-историческую природу.

Следующий шаг в его аргументации заключается в том, что Шпенглер раскрывает механизм этой культурно-исторической обусловленности. Он показывает, что в каждой данной культуре существуют глубинные отношения и соответствия между различными составляющими культуры и в качестве примера раскрывает связи между математикой, музыкой и живописью. Он считает, что «в геометрическом анализе и проективной геометрии ХУ111 ст. обнаруживается тот же порядок, который вызывает к жизни, охватывает и проникает современную инструментальную музыку стиля фуги посредством контрапункта … и тесно связанную с музыкой живопись масляными красками посредством только Западу известной перспективы …» (а может быть, это предвестие структуралистского анализа? – Н.Б.) Шпенглер устанавливает такие неожиданные взаимозависимости между составляющими культуры, которые позволяют ему проводить параллели между скульптурой и театром, живописью и музыкой, принципами государственного устройства и наукой и т. п. Соединившись в целое по принципу корреляции и взаимозависимости, они и придают тот неповторимый лик, который свойствен каждой данной культуре – египетской или греческой, арабской или римской, русской или китайской и т.д.

Нам важно то, что в канву этих сложнейших взаимозависимостей включена и наука, причем в аргументации Шпенглера науке отводится довольно значительная роль. Приведу лишь одно из многочисленных рассуждений, касающихся математики, а конкретно – теории функций. Шпенглер пишет: «она (теория функций) дается, наконец, во всей чистоте только западноевропейской математикой … растворяет в себе все частные области. Только таким путем эта математика становится вполне приложимой к одновременно с ней развивающейся динамической физике Запада, тогда как античная математика оказывается точным коррелятом того мира пластических единичных вещей, картину которого дает статическая физика Аристотеля, точная научная интерпретация античного космоса». Из этой цитаты следует, что он различает конкретно-исторические формы математики ( в данном случае античную и западноевропейскую), проводит от нее параллели в область физики, теоретические ориентации которой, в свою очередь, несут на себе дух своего времени, а именно: динамизм новоевропейской физики адекватен духу историзма, столь характерного для этой эпохи, соответственно статическая физика античности – следствие отсутствия исторического миропонимания у греков этого периода. Во втором томе «Заката Европы» Шпенглер дает сравнительный анализ античного права, как права телесного (гражданин полиса предстает как тело), статичного, как права мгновения и западноевропейского права, которое является правом силы (=энергии), а не тела, динамичным правом, устремленным в будущее. Значит, различные правовые системы (античного и западноевропейского права) коррелируют с духом самих культур и особенностями математики данных культурно-исторических типов.

Из изложенного вытекает важнейший тезис его теории культурно-исторических типов – он формулируется так: «есть много по существу совершенно отличных друг от друга скульптур, живописей, математик, физик, из которых каждая имеет свою ограниченную продолжительность жизни, замкнута в себе». Относительно особо интересовавшей его математики этот тезис он конкретизирует таким образом – «нет одной математики, есть только разные математики». Эта же мысль, но более категоричная по смыслу – «единая математика – иллюзия». А объясняет он многообразие математик тем, что «стиль возникающей математики обусловлен культурой, в которой она коренится».

Не будем умножать примеров – сформулируем установку Шпенглера в отношении науки. С точки зрения его теории культурно-исторических типов, в понимании природы науки мы должны исходить из того, что нет единой, абсолютно-всеобщей, универсальной науки; нельзя говорить о «науке вообще» – науки по сути своей зависят от тех культур, в которых они рождаются и существуют. Поэтому следует говорить об античной, западноевропейской, арабской, египетской, индийской и иных культурно-исторических формах науки. Концепция Шпенглера интересна для нас еще и тем, что в ней имеются соображения методологического порядка, которые вполне приемлемы и для современных исследований природы науки. Так, явную методологическую ориентацию имеет следующее высказывание Шпенглера: «наиболее глубокое и последнее не может быть открыто из неизменности, но только из различия, и только из органической периодичности этого различия. Сравнительная морфология форм познания является важнейшей задачей». Другими словами смысл этого высказывания можно истолковать так: если наука реально существует в конкретных культурно-исторических формах, то ее (науки( природа может быть раскрыта только через сравнительный анализ этих форм, через их сопоставление. Реализуя эту методологическую установку, мы несколько позднее попытаемся провести сравнительный анализ западноевропейской науки с тем, что можно было бы назвать самобытной русской наукой.

Сходна со шпенглеровской позиция отечественного мыслителя Н.Данилевского (по времени Данилевский изложил ее более, чем на полвека раньше Шпенглера). Его концепция, как вы знаете, также связана с признанием культурно-исторических типов. В концепции Данилевского науке отводится значительное место (может быть, потому, что он по базовому образованию был естественником). Он считает, что «науки и искусства (и преимущественно науки) составляют драгоценнейшее наследие, оставляемое после себя культурно-историческими типами, … они составляют самый существенный вклад в общую сокровищницу человечества». И хотя Данилевский – славянофил, в его концепции явственно проступает сверхпочтительное отношение к науке, что, по общему признанию, характерно для западников. Наука, наряду с искусством, религией, экономикой, политикой и промышленностью (причем, промышленность для него напрямую зависит от науки) составляют основу культурно-исторических типов. Опираясь на исторический материал и современное ему состояние культур, Данилевский утверждал, что каждая из культур способна к преимущественному развитию лишь одной из сторон человеческой деятельности. Так, науку он связывал, прежде всего, с европейской культурой. Он констатирует как факт: «наука – самый характеристический плод европейского культурного типа развития», но допускал, что и другие цивилизации могли с успехом развивать науку, хотя при этом она и не становилась заглавным видом деятельности в рамках данной культуры. Так, он обнаруживает заслуги не только западноевропейской, но и греческой цивилизации в развитии науки, а римскую культуру в этом отношении он оценивает явно невысоко. В истории науки это достаточно общепризнанно. Весьма любопытно он оценивает время расцвета науки в развитии той или иной культуры. Поскольку в научной деятельности проявляется наиболее сложное отношение человека к миру – теоретическое - , то своего расцвета наука достигает либо в период апогея развития культуры (что характерно для западноевропейской культуры), либо уже на закате, в цивилизационный период (как это было в античной культуре).

Рассуждения Данилевского о культурно-исторических типах, о разновременности пикового состояния различных видов человеческой деятельности на разных фазисах развития цивилизаций – все это было необходимо ему для того, чтобы заложить теоретическую базу под объяснение особенностей и путей развития славянского культурно-исторического типа, в который целиком и полностью вписана русская культура. При обсуждении Данилевским вопросов о славянском культурно-историческом типе мы находим много любопытных моментов. Так, оказывается, что вопрос о культурно-национальных формах науки уже порядочно устарел (и это в 70-ые годы прошлого века!) и что он был когда-то темой оживленного обсуждения в отечественной литературе. Кроме того (и это, наверное, главное для нас), Данилевский приводит весомые аргументы в пользу возможности самобытной русской науки. Самый сильный теоретический тезис в его концепции сформулирован так: «наука по необходимости должна носить на себе отпечаток национальной культуры точно так же, как носят его искусство, государственная и общественная жизнь, одним словом, все проявления человеческого духа». Он подкрепляет этот тезис ссылками на особенности психического склада представителей разных культур и национальностей, а также неустранимостью субъективных моментов в восприятии мира. Он констатирует как факт слабое развитие науки на современной ему стадии славянского культурно-исторического типа: «нельзя не согласиться, что совершенное до сих пор русскими и другими славянскими народами в науках и искусствах весьма незначительно в сравнении с тем, что сделано двумя великими культурными типами: греческим и европейским». Но по его теории славянские народы не отлучаются от науки раз и навсегда, они не лишены этой возможности полностью и окончательно, они способны развивать и эту сторону человеческой жизнедеятельности – только – после расцвета предваряющих науку форм культуры. Он считал, что «широкое развитие науки всегда было последним плодом» в развитии цивилизации; и значит, занятие науками ожидает славянские народы , и Россию в частности, в будущем. При этом он высказывает сомнение, что именно наука станет доминантой славянского культурно-исторического типа, а тем более определяющей его характеристические особенности. По его мнению, именно таким критериям отвечает наука, рожденная европейской цивилизацией: в ней она заняла решающее место, так что сам западноевропейский культурный тип может быть назван цивилизацией науки, и возможности ее (науки) на этой почве далеко не истощены.

Итак, при обсуждении интересующих нас вопросов о науке Данилевский высказывает ряд положений, которые концептуально совпадают с рассмотренными выше идеями Шпенглера. Во-первых, он признает существование культурно-национальных форм науки. Во-вторых, он устанавливает зависимость этих форм науки от лежащих в их основании, а потому и определяющих их, культурно-исторических типов. В третьих, Данилевский дает конкретное описание западноевропейского культурно-исторического типа науки и предсказывает возможные особенности самобытной русской науки.