Хрестоматия часть 1 / Риккерт

Различие это может показаться слишком уже искусственным, если мы не примем во внимание еще другой стороны истори­ческого метода. Дело в том, что не только понятие ряда, но также и понятие единичного ряда недостаточно для определения исторического. Для того, чтобы уяснить себе это, достаточ­но опять таки вспомнить, что, вследствие индивидуальности и необразимого многообразия действительности, индивидуализирующее понимание ее не в состоянии рассмотреть всего индивидуального многообразия действительности, но что историк, изображая ее, всегда принужден ее упрощать. Возможно, что нам на это возразят, что ведь историк в большинстве случаев знает о событиях, которые он хочет изобразить, гораздо мень­ше, чем ему это желательно, и что, стало быть, от него нельзя требовать еще большего упрощения имеющегося у него мате­риала. Как ни мало правдоподобно такое возражение, мы все-таки должны его рассмотреть. Не об упрощении этого матери­ала, т. е. «источников», идет здесь речь; ибо полнота или не­полнота его с логической точки зрения случайна и потому не может нас здесь интересовать. Мы имеем здесь в виду лишь содержание исторических понятий, которое несравненно про­ще самих исторических событий во всем их многообразии. Не все то, что мы могли бы знать об этих событиях, является в них историческим, и потому историк всегда выбирает из содержания своих объектов то, что для него существенно. В исторической науке выбор этот и преобразование должны производиться на основании какого-либо принципа, и лишь по точном выяснении этого принципа мы сможем вполне проникнуть в логическую сущность исторического метода.

Для того, чтобы найти этот принцип, попробуем снова обра­титься к нашим донаучным познаниям. Они находятся в тесной зависимости от интереса, возбуждаемого в нас окружающей нас средой. Что означает, однако, когда мы говорим, что нас интересуют какие-нибудь объекты? Это значит, что мы не только представляем их, но вместе с тем ставим их в известного рода отношение к нашей воле, связывая их с нашими оценками (Wertung). Если мы понимаем какой-нибудь объект индивидуали­зирующим способом, то особность² его должна быть связана каким-нибудь образом с ценностями, которые уже ни с каким другим объектом не могут находиться в такой же связи; если же мы довольствуемся генерализирующим пониманием действитель­ности, то с ценностью связывается лишь то, что одинаково име­ется и у других объектов и потому может быть вполне заменено другим экземпляром того же родового понятия. Эта еще не вы­ясненная нами сторона в различии генерализирующего и инди­видуализирующего понимания действительности имеет основное значение: в соответствии с ней и оба научных метода также обнаруживают принципиальную противоположность.

Если от донаучного генерализирования мы перейдем к научному подведению объектов под систему общих понятий, то мы заметим, что при этом мы не только лишь отвлекаемся от интере­са к единичному и индивидуальному; с дальнейшим развитием процесса построения системы все более и более порывается так­же и связь между ценностями и тем, что обще известному мно­жеству объектов. Допустим, что каждое общее понятие подчине­но какому-нибудь еще более общему и что, наконец, все понятия подведены под одно самое общее понятие, которое именно и является целью всего исследования; в таком случае также и все объекты, для которых система должна значить (gelten), должны рассматриваться таким образом, как будто бы они обладают оди­наковой ценностью или одинаково лишены всякой ценности, ибо принцип, определяющий то, что существенно в каком-нибудь объекте, отнюдь не есть более первоначальный интерес, но лишь положение, которое занимает объект в системе общих понятий. Таким образом, в генерализирующей науке постепенно вытесня­ется первоначальный тип отделения существенного от несущес­твенного, которое сначала повсюду совершалось на основании точек зрения ценности (Wertgesichtspunkte); оно заменяется тем, что, существенное в этих науках совпадает с общим, как с таковым. Это уничтожение всякой связи между объектами и цен­ностями или отвлекающееся от ценностей (wertfrei) понима­ние действительности составляет, следовательно, вторую, еще не выясненную нами сторону генерализирующего метода.

Можно, конечно, сомневаться в том, чтобы в действительности возможно было совершенно отвлечься от всяких ценностей. Ник­то ведь не исследует объектов, которые его так или иначе не «интересовали» бы, а там, где есть интерес, имеется уже налицо и связывание с ценностями. Всё это верно. Тем не менее, этого рода интерес относитеится к психологическим пред­посылкам, а не к логической структуре наук Мы должны всегда иметь в виду лишь логический идеал. И с этой точки зрения, естествоиспытателя объекты интересуют лишь постольку, поскольку он их стремится понять генерализирующим образом; поэтому каждый из ник неизбежно становится для нрго безразличным экземпляром рода. Можно однако пойти еще дальше и утверж­дать, что как-никак, а интерес к генерализирующему образова­нию понятий все же есть интерес, что отделение существенного от несущественного есть уже акт оценки (Werten), и что если таким образом понятие существенного само становится понятием ценности (Wertbegriff), то и связывание с ценностями не только психологически, но и логически неотделимо от понятия научно­го образования понятий. И это тоже верно. Но дело в том, что этого рода связывание с ценностями не касается самих обьектов науки; при этом оценивается только логическая цель науки, образование понятий; и именно потому, что эта логическая оценка цели есть предпосылка всякой науки, как бы последняя ни расс­матривала своих объектов, т. е. отвлекаясь или не отвлекаясь от ценностей, — именно потому мы должны теперь отвлечься от нее, ибо мы хотим сейчас уяснить себе различные виды образо­вания понятий, и к тому же нас интересует лишь связь объектов с ценностями. Если, таким образом, мы пожелаем придать нашему утверждению наиболее безукоризненную форму, то мы можем его формулировать хотя бы следующим образом: независимо от всех только психологических и потому с логической точки зре­ния несущественных связей с ценностями, и независимо от приз­нанной ценности цели генерализирования и вытекающего отсю­да значения (Bewertung) общего, являющегося существенным, — генерализирующий метод уничтожает всякую связь между свои­ми объектами и ценностями, получая таким образом возмож­ность рассматривать их как экземпляры общих родовых понятий, причем каждый экземпляр свободно может быть заменен любым другим.

Обстоятельство это для нас имеет большое значение: оно указывает нам также на другую еще не выясненную нами сторо­ну научного индивидуализирования. Может быть, также и в на­учном индивидуализировании остается в конце концов лишь та связь с ценностями, которая является логической предпосылкой всякой науки, поскольку цель науки повсюду имеет значение цен­ности, причем отделение существенного от несущественного, пред­принятое на основании этой цели, и является известного рода оценкой? Или иными словами: может быть, историческая наука точно также отличается от донаучного индивидуализирования тем, что ведет к уничтожению всякой связи между объектами и ценностями, сохраняя лишь чисто логические оценки своих целей? На этот вопрос можно ответить лишь отрицательно, ибо невозможно представить себе, на основании какого другого прин­ципа, кроме принципа связи объектов с ценностями, могло бы вообще возникнуть индивидуализирующее понимание этих объек­тов. Если мы уничтожим всякую связь между объектом и нашим интересом к нему, то он будет для нас иметь лишь значение экземпляра какого-нибудь общего понятия. Только логическая цель генерализирования вытесняет и заменяет вместе с тем связь объектов с ценностями, на которой, вообще говоря, основывается различие существенного от несущественного, причем достигается это тем, что общее, как таковое, является вместе с тем и сущест­венным. В противоположность этому логическая цель индивиду­ализирующего понимания действительности, как таковая, не дает еще никакого указания на то, индивидуальность каких именно объектов существенна и что именно из их индивидуальности должно быть принято во внимание историческим изложением. Соответственно этому оба вида образования понятий обнаружи­вают новую противоположность. Лишь под углом зрения какой-нибудь ценности индивидуальное может стать существенным, и потому уничтожение всякой связи с ценностями означало бы также и уничтожение исторического интереса и самой истории.

Перед нами, таким образом, не только открывается необходи­мая связь генерализирующего метода с отвлечением от вся­ких ценностей (в указанном нами смысле), но также и столь же необходимая связь между индивидуализирующим пониманием объектов и привлечением точек зрения ценности (Wertverbin-dende); говоря точнее, ценность, являющуюся предпосылкой исто­рии, составляет не только сама ее научная цель, как это имеет место во всякой науке, но к логической сущности ее привходят ,еще и другие ценности, связанные с ее объектами, и без кото­рых невозможно вообще никакое индивидуализирующее пони­мание действительности Поэтому, чтобы понять и эту сторону логической структуры исторической науки, нам нужно теперь поб­лиже ознакомиться с тем, каковы эти исторические ценности и каким образом они приводятся в связь с историческими объекта­ми, Установив сначала то, что обще как донаучному, так и науч­ному связыванию с ценностями, нам теперь, конечно, необходимо будет резко отделить одно от другого.

Тот факт, что ценности вообще играют в науке решающую роль и даже должны быть принципами образования понятий, по-видимому, противоречит существу науки. Не без основания требуют именно от историка, чтобы он был возможно «объек­тивнее» в своих исследованиях, и если цель эта до сих пор еще никем вполне не достигнута, то она во всяком случае служит логическим идеалом. Как согласовать с этим w утверждение, что связывание с ценностью составляет одну из самых сущест­венных сторож исторического метода? Разве не должны все науки отвлекаться от всякого рода ценностей, кроме чисто ло­гических? В противном случае они ведь теряют свой научный характер? Многие действительно придерживаются этого мне­ния, и еще недавно Ксенополь именно на этом основании построил свои возражения против защищаемой здесь нами теории. 'На возражения последнего мы должны ему прежде всего заме­тить, что не только его определение исторического, как «ряда», недостаточно и слишком широко, но что также и другие попыт­ки определить историческое без понятия ценности потерпели неудачу Всякий должен признать, что история изображает не «все» индивидуальное, но лишь «важное», «значительное», «ин­тересное», короче говоря — существенное. Что же, однако, явля­ется существенным, если не иметь в виду генерализирующего образования понятий, — у которого существенное совпадает с тем, что обще известному множеству объектов? Эд. Мейер гово­рит в одном месте: историческим является все то, что дейст­венно (wirksam), или было когда-нибудь таковым. Этим однако проблема отнюдь не решена, но лишь отодвинута. Действенно все в мире, только большая часть действий не интересует исто­рика, последний принимает во внимание одни лишь «сущест­венные» действия. Не действенное вообще, но лишь то, что имеет или имело существенные действия и потому само также существенно, является, таким образом, историческим. А без но­вых понятий ценности, дополняющих чисто логические ценнос­ти, это понятие исторически существенного совершенно не под­дается определению.

И все-таки стремление исключить из науки и, стало быть, также из истории все нелогические ценности имеет за собой некоторые основания. Эмпирическая наука действительно-таки не может высказывать общеобязательных (allgemeinguitig) суж­дений о положительной или отрицательной ценности вещей. И если все же связывание объектов с ценностями составляет одну из существенных сторон исторической науки, не нарушая вместе с тем ее объективности, то это только потому, что име­ется еще такой род связывания с ценностью, который не сов­падает с практическим отношением к объекту и с актом оценки его, что, напротив, можно также и чисто теоретическим образом относить (beziehen) объекты к ценностям, при этом не оце­нивая их. Иными словами, суть дела заключается в следую­щем: не является ли необходимым следствием того, что инди­видуальность объекта становится существенной под углом зре­ния какой-нибудь ценности, также и положительная либо отри­цательная оценка этого объекта, что противоречило бы су­ществу науки? На этот вопрос мы должны дать резко отрица­тельный ответ. Историческая наука, если мы отвлечемся от ло­гической ценности ее научной цели, имеет дело с ценностями лишь постольку, поскольку объект, понятый индивидуализиру­ющим способом, имеет вообще какое-нибудь значение для цен­ности; ей не нужно, однако, разрешать вопроса о том,, какую ценность имеет данный объект: положительную или отрица­тельную; поэтому она и может совершенно отвлечься от вся­кой — непременно положительной или отрицательной — оцен­ки. Таким образом, объективность истории, вопреки моменту ценности, совершенно не нарушается.

Говоря короче, мы должны резко отличать практическую оцен­ку от чисто теоретического отнесения, к ценности (Wertbe-Ziehung). Все сомнения исчезают тогда сами собой. Трудно по­нять, как могли сомневаться в правомерности этого различения. Теоретическое отнесение к ценности большей частью до того само собой понятно, что мы его не замечаем. Только этим и можно объяснить, что на него совершенно не обращали внима­ния. И все же совсем уже не так трудно уяснить себе его сущ­ность, а также и его результаты, если мы вспомним, что мы никогда не знаем действительности такой, какой она есть на са­мом деле — во всем ее необозримом многообразии, — но что всякое знание есть уже вместе с тем и преобразование действи­тельности, — то станет ясно, что для того только, чтобы присту­пить к спору о положительной или отрицательной ценности ка­кой-нибудь индивидуальности, спорящие должны сначала иметь уже общее им индивидуализирующее понимание действитель­ности, полученное при посредстве чисто теоретического отнесе­ния к ценности, независимо от различия их практических оценок, ибо иначе спор весь вращался бы не около одной и той же индивидуальности. Таким образом, как ни достоверно то, что теоретическое познание есть процесс, принципиально отличаю­щийся от акта положительной или отрицательной оценки объек­та, не менее достоверно также и то, что с логической точки зрения чисто теоретическое отнесение к ценности принципиаль­но отличается от акта оценки и ничуть не противоречит научному познанию. Как историк, историк не оценивает своих объек­тов; он лишь просто находит, эмпирически констатируя факт их существования, известные ценности, как например ценность государства, экономической организации, искусства, религии и т. д., а теоретически относя объекты к этим ценностям, т. е. выяс­няя, имеет ли, и если имеет, то благодаря чему именно имеет значение их индивидуальность для этих ценностей, он получает возможность расчленить всю действительность на существенные и несущественные элементы, причем для этого ему отнюдь не нужно вступать в прямую положительную или отрицательную оценку этих самых объектов.

Вполне уясним мы себе сущность исторического отнесения к ценности тогда, когда мы установим еще второй пункт, в котором научное и донаучкое индивидуализирование отличаются друг от друга, причем некоторое указание в этом направлении смогут нам дать приведенные выше в качестве примера понятия ценностей. Для теоретического отнесения к ценности в истории является характерным не только то, что оно не зависит от положительной или отрицательной оценки объектов; оно еще и в другом отношении должно быть свободно от всякого произвола, именно в отношении ценностей, к которым объекты относятся. Это, однако, достигается тем, что историк расчленяет действительность на су­щественные и несущественные элементы, относя ее к всеобщим (allqomein) ценностям, т. е. к таким ценностям, которые воплоще­ны и уже приведенных выше примерах: в ценности государства, искусства, религии и т. д.

Несмотря на то, что в конце концов все это вещи весьма простые, с ними связалось весьма много спорных вопросов и недоразумений. В особенности характерно одно: основываясь на всеобщности исторических ценностей, вновь стали говорить о том, что история все же пользуется генерализирующим методом. Это последнее мнение можно обосновать хотя бы следующим образом: государство ведь есть общее понятие, и в том случае, когда исторические события изображаются в качестве полити­ческих событий, политическая сторона их, на основании которой они и являются исторически существенными, и есть ведь именно общее для них всех. Подводя их таким образом под общее поня­тие политического, мы следуем в этом методу генерализирующих наук; в которых мы рассматриваем объекты как экземпляры ро­дового понятия.

Обстоит ли дело действительно таким образом? Что всеоб­щие ценности являются вместе с тем и общими понятиями — это верно. Но что отнесение исторических объектов к ценностям — одно и то же, что и подчинение их под общие понятия, и что потому логическая структура истории не отличается от логичес­кой структуры генерализирующих наук, — оба эти утверждения совершенно ошибочны. Ибо во-первых, история никогда не пы­тается сама строить или даже только систематизировать такие всеобщие понятия ценности, что она, будучи генерализирующей наукой, необходимо должна была бы делать; она просто нахо­дит уже готовыми эти всеобщие понятия ценности, и лишь фило­софия истории, а не эмпирическая историческая наука, может, как мы это увидим далее, ставить себе задачей построение системы общих понятий ценности. Что для нас, однако, здесь более всего имеет значение, это то, что всеобщность ценности для историка состоит не в том, что ценности содержит в себе нечто, общее нескольким отдельным ценностям; здесь важно лишь то, что исто­рия относи! свои объекты к таким ценностям, которые признают­ся ценностями всеми теми, к которым она обращается, или по крайней мере всеми ими понимаются, как ценности. Впрочем, отне­сение объектов к ценностям неизбежно приводит к индивидуали­зирующему пониманию действительности, все равно, являются ли ценности чисто индивидуальными или всеобщими в вышеприведенном смысле, ибо это последнее различие касается лишь зна­чимости (Geltung) ценностей, а не логической структуры отнесе­ния к ценности Короче говоря, то обстоятельство, что истори­ческая наука, в своем стремлении к общеобязательным результа­там, употребляет всеобщие ценности, совершенно не затрагивает противоречия между относящимся к ценности индивидуализиру­ющим историческим методом и отвлекающимся от ценностей ге­нерализирующим методом наук, формулирующих законы. При желании можно, конечно, сказать, что всякая наука, для того, что­бы быть общеобязательной, необходимо и всегда должна «под­чинять» частное общему Подобное утверждение, однако, ввиду своей неопределенности весьма чревато недоразумениями и во всяком случае ничего решительно не говорит Тот, кто почему-либо хочет им пользоваться, должен строго отделять два рода подчинения: генерализирующее подчинение отвлеченным от цен­ностей родовым понятиям и понятиям закона, с одной стороны, и индивидуализирующее «подчинение» всеобщим понятиям ценности, с другой; лучше всего поэтому употреблять слово подчинение лишь для обозначения взаимного отношения общих понятий между собою и экземпляра к стоящему над ним родовому понятию, ибо иначе совершенно невозможно уберечься от ошибок.

Попробуем, проникнув теперь более глубоко в сущность инди­видуализирующего метода, возвратиться еще раз к тем истори­ческим понятиям, которые вследствие общности своего содер­жания, казалось, говорили против того, чтобы называть историю индивидуализирующей наукой. Мы еще лучше поймем теперь все отличие исторических групповых понятий от генерализиру­ющих. Их цель не совпадает с целью понятий исторических частей, стремящихся выразить лишь индивидуальность истори­ческого целого, к которому они принадлежат; к тому же, выбор существенного при образовании этих понятий определен все­общей руководящей ценностью, к которой их объекты отнесе­ны; иными словами, не общее, как таковое является уже и су­щественным в них, ибо единственным логическим основанием того, что содержание этих понятий состоит из общего известно­му множеству объектов, является то обстоятельство, что для всеобщей ценности, к которой группа отнесена, имеет значение лишь индивидуальность группы, а не индивидуальность отдель­ных ее частей, и что поэтому групповое понятие содержит в себе уже достаточно индивидуальности для того, чтобы выра­зить то, что для относящегося к ценности индивидуализирую­щего изображения действительности является существенным. Таким образом, принцип образования исторических коллектив­ных понятий ничем не отличается от принципа образования дру­гих исторических понятий. Отсюда мы опять-таки видим, как мало имеет смысла называть метод истории коллективистичес­ким, с точки зрения его логической структуры. Спор так назы­ваемого коллективистического метода с индивидуалистическим есть спор о содержании исторической науки, т. е. он имеет в виду лишь вопрос о том, в какой степени отдельные личности и в какой степени движения масс обладают значением по отноше­нию ко всеобщим ценностям и, следовательно, являются истори­ческими; к логическим проблемам метода он не имеет никако­го отношения. Даже чисто коллективистическая история не толь­ко была бы, как мы это уже видели, индивидуализирующей, но и подобно всякому историческому труду, зависела бы от точек зрения ценности.

Впрочем, в последнее время все более и более пробивает себе путь сознание того, что точки зрения ценности играют большую роль в истории, причем возрастает также стремление понять этот факт. Правда, внимание при этом не всегда направлено на два главнейшие пункта; на отличие теоретического отнесения к цен­ности от практической оценки и на всеобщность ценностей. Мы, конечно, не можем исчерпать здесь всех вопросов, связанных с проблемой ценности; еще на два пункта, однако, мы хотели бы обратить особое внимание.

Логическое исследование никогда не может запретить истори­ку, не ограничиваясь теоретическим отнесением к ценности, под­ходить с той или иной оценкой к своим объектам Да и вряд ли действительно найдется такой исторический труд, в котором бы совершенно не было положительной или отрицательной оценки объектов. Следует, однако, заметить, что не всюду, где оценка (Werturteil), по-видимому, имеется, она действительно-таки и под­разумевается. Дело в том, что во всяком историческом труде можно будет найти такие предложения, в которых к некоторым фактам, в особенности к человеческим поступкам, прилагается ска­зуемое, выражающее похвалу или порицание, в которых констати­руется то доброе или мужественное, то преступное деяние, и в этом, по-видимому, и заключается отличие истории от естествен­ных наук, для которых порок и добродетель суть такие же про­дукты, как купорос и сахар. Ясно также, что подобными предло­жениями историк может выражать оценку фактов. В весьма многих случаях, однако, подобного рода сказуемое, по-видимому, выражающее оценку, служит лишь для установления факта и для чисто теоретической характеристики события. Называя, напри­мер, какой-нибудь поступок преступным, историк может при этом иметь в виду лишь то, что источники заставляют признать, что перед нами поступок, который все называют преступлением, и если другой историк обозначит этот поступок каким-нибудь иным сказуемым, то это отнюдь не должно еще означать, что он тот же поступок иначе оценивает; он просто может считать, что здесь весь поступок — иной, который он, конечно, и называет иначе. Во всяком случае, говоря о моментах ценности в истории, следовало бы всегда задавать себе вопрос, действительно ли имеет сказуе­мое, по-видимому выражающее оценку, смысл оценки, или не слу­жит ли оно лишь для использования обычно связанного с ним словесного значения в целях установления факта, подобно тому, как это бывает со словесными значениями, которые обыкновен­но нельзя употребить в целях оценки.

Если, следовательно, иной раз кажется, что оценки встречают­ся чаще, нежели это имеет место в действительности, то, с другой стороны, нужно признать, что в известном смысле и оценки, а не только отнесение к ценности, все же принадлежат к элементам исторической науки. При этом, конечно, мы опять-таки отвлекаем­ся от логической оценки цели образования понятий, оценки, при­надлежащей к необходимым предпосылкам всякой науки, и имеем в виду лишь те нелогические ценности, без которых история не могла бы существовать.

Сколь ни достоверно то, что теоретическое отнесение к цен­ности есть нечто совершенно отличное от практической оценки объекта и что поэтому историк может воздерживаться от оцен­ки своих предметов, не менее достоверно также и то, что в области тех ценностей, к которым он относит свои объекты, еж. именно в качестве историка, необходимо должен сам подхо­дить к явлениям с какой-нибудь оценкой. Никто не может пи­сать или читать политической истории, не ставя политические ценности в известное отношения к своим собственным положи­тельным или отрицательным оценкам, т, е. Не подходя вообще с какой-нибудь оценкой к политическим вопросам, ибо иначе, не оценивая совершенно явлений в этой области, он не мог бы понимать ценностей, определяющих выбор исторического ма­териала, и потому не мог бы иметь твкжр и по отношению к этому материалу никакого, даже малейшего исторического инте­реса. То же самое можно сказать и об истории искусств, рели­гий, хозяйства и т. д. Как на многое, что само собой понятно, на это часто совершенно не обращают внимания; даже находятся историки, которые уверены в том, что они не только относятся чисто созерцательно по отношению к своим объектам, но что, как историки, они вообще являются людьми чистого созерца­ния На самом же деде историк и отличается от естествоиспытателя тем. что, работая, он не только должен признавать ценнос­тью ту научную цель, которую от преследует, но что он такжеизвестным образом относится, если на к самим своим историческим объектам, то, во всяком случае, к тем всеобщим ценнос­тям, к которым он индивидуализируя, свои объекты относит.

Что касается, однако, логической сущности истории, то это oбстоятельство все же не играет большой роли, ибо оно относится лишь к психологическим ее предпосылкам; это нужно особенно иметь в виду, иначе невозможно уберечься от недоразумений при выяснении понятия чисто теоретического отнесения к ценности, а также его логического значения. Только это и мог иметь в виду Риль, утверждая, что требование, чтобы историк не оценивал своих объектов, но лишь относил их к ценностям, пси­хологически невыполнимо. И именно для Риля, с редкой яснос­тью проведшего различие между логикой и психологией, не дол­жна иметь значения невозможность психологически отделить оцен­ку от отнесения к ценности, ибо эта психологическая нераздель­ность их совершенно не затрагивает защищаемой здесь нами теории исторического понятия, согласно которой последнее явля­ется продуктом теоретически относящей к ценности индивидуа­лизирующей обработки действительности. Впрочем, какое значе­ние имеет для вопроса об «объективности» исторических наук то обстоятельство, что история вообще может иметь смысл толь­ко для оценивающих существ, в каком отношении стоит эта объек­тивность к объективности генерализирующих наук, или наук, фор­мулирующих законы, которым не нужно признавать никакой дру­гой ценности кроме ценности самой генерализирующей науки, — это все вопросы, разбирать которые мы web не намерены. Мы хотим здесь лишь выяснить логическую структуру фактически существующей исторической науки, просто лишь описать сущ­ность ее относящего к ценности, индивидуализирующего метода, как он действительно применяется, и понять этот метод в его логической необходимости, вытекающей из цели истории.