Хрестоматия часть 1 / гуссерль Начало геометрии

Этим методом мы можем также, выходя за рамки ранее выявленных нами формальных общих мест, тематизировать то аподиктическое, которым в донаучном мире мог располагать первогеометр и которое должно было ему служить материалом для идеализирования.

Геометрия и родственные ей науки имеют дело с пространственностыо и возможными в ней формами, фигурами, формами движения, деформирующими пре­образованиями и т.п., в особенности поскольку они являются измеримыми величинами, теперь становится ясно, что хотя об историческом мире, окружавшем первого геометра, нам известно очень мало, но в качеств инвариантного сущностного состава нам известно наверняка, что это был мир "вещей" (включая сюда и людей, как субъектов этого мира); что все вещи с необхо­димостью должны были обладать телесностью, хотя и не все вещи могут быть лишь вещами, ибо с необходимостью совместно живущих людей нельзя мыслить как просто вещи, равно как и структурно сюда же относя­щиеся культурные объекты не исчерпывают своего со­держания в телесном бытии. Ясно также и может быть удостоверено в своем сущностном ядре тщатель­ной априорной экспликацией, что эти чистые тела имеют пространственно-временные формы, связанные с ними вещественные свойства (цвет, теплоту, тяжесть, твердость и др.). Далее ясно, что в потребностях прак­тической жизни вычленяются и оформляются опреде­ленные особенности и что техническая практика все больше и больше градуально нацеливается на произ­водство выгодных в каждом данном случае форм и усовершенствований.

Сначала от образов вещей отделяются плоскости – более или менее "гладкие", более или менее совершен­ные плоскости; более или менее грубые края или в сво­ем роде "ровные", иными словами, более или менее чистые линии; углы – более или менее совершенные точки; затем, например, среди линий особо предпочи­таются прямые, среди плоскостей – ровные, например, из практических причин предпочитаются прямоугольные доски, ограниченные плоскостями, прямыми, точ­ками, так как целиком или местами искривленные плоскости для многих практических целей оказыва­ются нежелательными. \^£ик^^^^рактике-начинает играть свод&роль- производство плоскостей и их усовершенствование (полировка). То же происходит со стремлением к справедливости при разделе поровну. При этом грубая, оценка величин превращается в их измерение. Так же и здесь, исходя из фактического, вариативным методом определяется сущностная форма. Измерение является частью всякой культуры, только в более низкой или бо­лее высокой степени совершенства. Определенная тех­ника измерения, более низкая или, может быть, более высокая, сущностно возможная или обладающая ре­альностью исторического факта, гарантирует прогресс культуры, а значит, мы можем всегда предположить.

Искусство черт'е»5а для построек, замер полей, доро» ных дистанций и т.д. которое уже всегда налицо, уже в избытке передано философу, который еще не знал геометрии, но которого мы должны помыслить как ее изобретателя. Как философ, переходящий из практически-конечного окружающего мира (комнаты, города, ландшафта и т.д., периодических процессов, дней, месяцев и т.д.) к теоретическому взгляду на мир и его познанию, он имел конечно-знакомые и незнакомые пространства и времена как конечности в горизонте от крытой бесконечности. Но это еще не давало ему геометрического пространства, математического времен и всего прочего, что составляло бы вместе с этими к печными величинами, материал для духовного образен.' ния нового типа, а многочисленные конечные формы и пространство-временности еще не давали геометрических, форономических образов, но <они> предстали, очевидно, как бы из практики возникшими и на усовершенствование нацеленными образованиями, лишь попорками для практики нового типа, из которой возникнуло сходно названные, но новые по характеру образования.

Уже заранее ясно, что это новое будет продуктом вырастающим из идеализирующей духовной деятельности, из "чистого" мышления, находящего в от санных общих данностях этого фактического человечества и человеческого окружения свой материал и производящего из них "идеальные предметности".

Проблема теперь заключается в том, чтобы, обращаясь к сущностному в истории, открыто исторический смысл изначальности который мог бы и должен был бы придать всему становлению геометрии свойственны и ему устой­чивый истинностный смысл. Особо важно это выделение и установление познавательного проникновения [Ецшсш.]: лишь в той же в какой при идеализации учитывается аподиктически всеобщее содержание пространственно-временной сферы, инвариантное во всех мыслимых вариациях, может возникнуть идеальное образование, которое в любом будущем и для всех грядущих поколений будет понятно и в таком виде будет градировано и воспроизводимо в идентичном межсубъектном смысле, это условие рас­пространяется далеко за пределы геометрии, на все ду­ховные образования, которые обязательно должны быть вообще традируемы. Если бы мыслительная ак­тивность ученого привлекала к его мышлению нечто "эпохой обусловленное", то есть сцепленное с чисто фактическим, или нечто лишь как фактическая традиция значимое, то тогда его образование равным обра­зом обладало бы определенным, лишь эпохой обуслов­ленным бытийственным смыслом; он был бы в последствии понимаем лишь людьми, разделяющими те же чисто фактические условия понимания.

Всеми разделяется то убеждение, что геометрия со всеми своими истинами справедлива с безусловной всеобщностью для всех людей, всех времен, всех наро­дов, для всех не только исторически фактических, но и для всех вообще мыслимых. Принципиальные предпо­сылки этого убеждения никогда не были обоснованы, потому, что никогда не были всерьез проблематизированы. Но нам стало ясно, что всякое установление ис­торического факта, претендующее на безусловную объ­ективность, также предполагает это инвариантное или абсолютное Априори.

Только в раскрытии этого Априори может суще­ствовать априорная наука выходящая за рамки всех исторических фактичностей, всех исторических окружающих миров народа, времен, сообществ, только так может выступить наука как "айегпа уешаа". Только на этом фундаменте зиждется возможность вопрошать от временно опустошенной очевидности науки к первоочевидностям.

Не стоим ли мы здесь перед огромным и глубоким проблемным горизонтом разума, того же самого разума, который действует в каждом, хоть и простом, человеке, к апипа гацопа1е?

Здесь не место забираться в эти глубины. Из всего этого в любом случае следует признать, что от^бсЕериэм, который хочет объяснить историческую или теоретико-познавательную сущность математики магическими наклонностями или другими апперцептивными способами некоторого эпохой заданного человечества, принципиально является в корне ложным. Для романтических умов наиболее привлекательным в истории и предыстории математики может оказаться мифомагическое; но предаваться этому чисто историческому фактическому и означает как раз забираться в романтику и отвлекаться от собственной, внутренне-исторической, теоретико-познавательной проблемы. Разумеется, тогда уже невозможно будет освободиться от того обстоятельства, что, подобно другим фактичностям, также и фактичности того типа, который был задействован в вышеупомянутом возражении, коренятся в сущностном составе обще-человеческого, и котором возвещает о себе телеологический разум, проникающий собой всю историчность. Тем самым обнаруживается собственная проблематика, связанная с ту 1 тальностью истории и с придающим ей единство совокупным смыслом.

Если обычная история фактов вообще и особенно та, которая распространилась в Новое время универсально на все человечество, обладает вообще каким-то смыслом, то он может основываться только в том, что ми можем здесь назвать вн^р5нней историей, и, значит, на фундаменте универсально-исторического Априори. ЕИ^Он с необходимостью ведет далее к упомянутому высшему вопросу об универсальной телеологии разума.

В заключение этих рассуждений, бросивших взгляд на очень общие и многосторонние проблемные горизонты, примем как абсолютно достоверное следующее: окружающий человека мир является в сущности все имеем сегодня ивс^да^а^ачи^и' в том, что касается перво-учреждения устойчивой традиции, мы можем в нашем собственном окружающем мире самым предва­рительным образом указать на то, 6^чём следует Удалее размышлять для решения проблемы идеализирующе­го перво-учреждения того смыслообразования, которое