Личность и общество в социально-политических воззрениях Возрождения

Во взглядах на общество находят свое завершение и в какой-то степени проверку на жизнеспособность общие представления о человеке. Общественный идеал предполагается в виде системы общественных отношений, формирующих желаемый тип личности. Построение такого идеала выполняет функции мысленного эксперимента, в ходе которого осуществляется перевод гуманистических воззрений из ценностной формы в целевую, из формы нравственного регулятива в форму социально-политической программы.

1. Индивидуалистическая социальная доктрина н. Макиавелли

Наиболее яркая и выразительная социальная доктрина индивидуалистической ориентации была разработана Н. Макиавелли. Освободив человека от всех религиозных и моральных иллюзий и предельно утилитаристски истолковав природу человека, Макиавелли признает лишь один фактор исторического развития - материальный интерес.

Приведенные ранее рассуждения о «большой цели» великих личностей, возвышающей их над примитивными устремлениями обычных людей, отнюдь не означают отказ от утилитаризма в понимании природы государства. Государственная организация не имеет, по мнению Макиавелли, никакого отношения к богу ни в плане происхождения, ни в плане целей своей деятельности. Возникнув из настоятельной необходимости ограничения животного эгоизма на уровне индивидов, государство с самого начала стремилось поставить деятельность каждого конкретного человека на службу интересам страны, понимаемым вполне утилитаристки: обогащение, военная мощь, расширение границ, политическое влияние, слава. У Макиавелли нет даже намека на высокие цели государства по формированию творческой самодостаточной личности, относимые Платоном и Аристотелем к числу наиважнейших. Ценным в человеке оказывается лишь то, что способствует процветанию страны, в частности, патриотическое чувство, которому Макиавелли отводил выдающуюся роль в осуществлении своего идеала сильного государства.

В «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» он характеризует Римскую республику в качестве наиболее удачного воплощения такого идеала и считает, что достигнутое ею могущество имело своей важнейшей опорой развитые в народе гражданские добродетели. .Отношение римлян к своему государству, основанное на чувстве патриотизма и ответственности за судьбу страны должно послужить примером для современной Макиавелли раздробленной, немощной в государственном отношении Италии.

Подрыв светской власти со стороны католической церкви привел к ослаблению и даже угасанию в народе стремления служить своему государству. В условиях неразвитости гражданских добродетелей задача создания сильного государства не может быть решена на пути сохранения и развития республиканской формы правления, которую Макиавелли в принципе считал наилучшей в силу ее демократичности, делающей каждого ответственным за судьбу государства. Республиканская демократия - не самоцель, а всего лишь средство, и если этого средства недостаточно, то ничто не может стать препятствием на пути к достижению действительной цели.

Вопросам соотношения цели и средств, политики и морали посвящен самый известный трактат Макиавелли «Государь», в котором автор предлагает возможные способы создания могущественного государства в условиях, когда объединение страны на республиканских началах оказывается невозможным.

Сама ситуация выдвигала на передний план проблему главы государства, способного выполнить эту насущную задачу. И ближайшая история давала примеры таких выдающихся правителей, «большие цели» которых осуществлялись средствами, попирающими все общепринятые нормы, но приводящими к политическому успеху. Таким, например, был Фердинанд Католик (I452-I5I5), сумевший создать Испанскую монархию и подчинивший ее влиянию некоторые соседние страны. Таков и Чезаре Борджа (1475-1503), попытки -которого объединить вокруг Романьи другие итальянские государства хоть и закончились неудачей, однако явили собой живой образец политика, презревшего всякую мораль.

Образ государя, сочетающего в себе «качества льва и лисицы»¹, во многом списан с указанных политических деятелей, но оправдание любого насилия во имя государственного блага не приобретает у Макиавелли характер апологии злодейства. Задача насилия усматривается не в том, чтобы разрушать, а в том, чтобы исправлять, а это роднит его с хирургической операцией: причинение боли неизбежно, но оно должно быть сведено к минимуму. Мудрый правитель обязан «по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла². Однажды решившись на жестокие действия, следует хорошо все продумать, «чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день, тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение»³.

Размышляя над тем, что лежит в основе прочной власти, Макиавелли приходит к выводу о предпочтительности страха перед любовью. Любовь подданных к своему правителю длится ровно столько, сколько продолжаются его благодеяния, и исчезает при первых признаках нужды. «Любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно»⁴.

Поэтому люди более склонны обидеть человека, который внушал любовь, чем того, кто действовал страхом. Отсюда и вывод для разумного правителя: продемонстрировать подданным свою способность прибегать к самым крайним мерам, пресекающим неповиновение, утвердив себя безусловным хозяином положения. На этом фоне взаимоотношения правителя и народа утрачивают ложный вид дружбы и любви и обретают свою подлинную форму милостивых благодеяний, полностью зависящих от правителя и не накладывающих на него никаких обязательств за ответную благодарность подданных.

В «Истории Флоренции» Макиавелли рассматривает материальный интерес как основу формирования и политических действий различных группировок в обществе. На примере одного из первых .рабочих восстаний в Европе - восстания чомпи во Флоренции в 1378 г. - он показывает, что стремление к утверждению коллективного интереса приводит к осознанию необходимости принятия логики аморализма в политике, кто бы ею не занимался. Речь одного из вождей восстания, содержащая почти полный перечень политических рекомендаций из «Государя», завершается словами: «Не следует пугаться ни раскаяния, ни стыда, ибо победителей, какими бы способами они ни победили, никогда не судят... Бог и природа дали всем людям возможность достигать счастья, но оно чаще выпадает на долю грабителя, чем на долю умелого труженика, и его чаще добиваются бесчестным, чем честным ремеслом»¹.

Общество у Макиавелли предстает как царство эгоизма, упорядоченное путем последовательного ограничения индивидуального эгоизма эгоизмом групповым и этого последнего - общенациональным эгоизмом. Борьба народа против правящего сословия вынуждает представителей борющихся группировок ограничивать частные интересы во имя достижения общего, а результаты борьбы непосредственно влияют на характер принимаемых законов. Государство как важнейший механизм социального упорядочивания оказывается в руках наиболее достойного политического лидера, успех которого имеет два слагаемых: личную доблесть и соответствие целей его деятельности потребностям эпохи. Избегая соблазна волюнтаризма,, Макиавелли заявляет, что благополучным оказывается лишь тот правитель, «чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени»².

Человеку в политической доктрине Макиавелли отводится непригдядная роль объекта властных манипуляций, по существу, роль статической единицы, лишенной самостоятельной ценности и имеющей значение лишь в качестве элемента совокупного движения в направлении общей пользы. Здесь мы имеем дело с убедительной формой вырождения индивидуалистического гуманизма, начавшего с гимна человеку и закончившего его полным обезличиванием. Возможно та «последовательность и бесчеловечность», с которой автор этой доктрины проводит взгляд на общество как на «упорядоченное множество этих безличных, бездушных и аморально понимаемых арифметических единиц» и содержит в себе «своего рода эстетику»³, однако этим и исчерпывается собственно гуманистический смысл его учения.