ТОР / хрестоматия ТОР / Раздел 1 / Цицерон о системе ценностей римских граждан
.docМарк Тулий Цицерон. «Первая речь против Луция Сергия Катилины»
Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н.э.) - римский оратор, политический деятель, философ, патриций по происхождению, идеолог Римской республики. Образованнейший человек своего времени, Цицерон свободно ориентировался в тонкостях политической жизни своей страны.
1. До каких пор, скажи мне, Катилина, будешь злоупотреблять ты нашим терпением? ... Или ты не чувствуешь, что замыслы твои раскрыты, не видишь, что все знают о твоем заговоре и тем ты связан по рукам и ногам?...
Таковы времена! Таковы наши нравы! Все понимает сенат, все видит консул, а этот человек еще живет и здравствует! Живет? Да если бы только это! Нет, он является в сенат, становится участником общегосударственных советов и при этом глазами своими намечает, назначает каждого из нас к закланию. А что же мы? Что делаем мы, опора государства? Неужели свой долг перед республикой мы видим в том, чтобы вовремя уклониться от его бешеных выпадов? Нет, Катилина, на смерть уже давно следует отправить тебя консульским приказом, против тебя одного обратить ту пагубу, что до сих пор ты готовил всем нам....
2. ...На италийской земле, подле теснин Этрурии разбит лагерь против римского народа, день ото дня растет число врагов, а главу этого лагеря, предводителя врагов, мы видим у себя в городе, мало того, - в сенате, всякий день готов он поразить республику изнутри. Если теперь, Катилина, я прикажу тебя схватить, прикажу тебя казнить, то, я уверен, скорее общий приговор всех честных людей будет: Слишком поздно, чем кто-нибудь скажет: Слишком жестоко! Однако до сих пор я не тороплюсь сделать то, чему давно пора уже быть исполненным Ты будешь казнен тогда, когда не останется такого негодяя, такого проходимца, такого двойника твоего, который не признал бы мой поступок справедливым и законным...
4. ...Боги бессмертные! Есть ли где народ, есть ли где город такой, как наш? Что за государство у нас? Здесь, среди нас, отцы сенаторы, в этом священнейшем и могущественнейшем совете, равного которому не знает круг земель, здесь пребывают те, кто помышляет о нашей общей погибели, о крушении этого города и чуть ли не всего мира...
5. В чем же дело, Катилина? Продолжай начатое, - выбери день и покинь наконец этот город, - ворота открыты, ступай! Так называемый Манлиев лагерь - твой лагерь! - заждался тебя, своего предводителя. Да уведи с собой всех, а если не всех, то, по крайней мере, как можно больше твоих сообщников, очисти город! Ты избавишь мою душу от страха, если между мной и тобой встанет городская стена. А пребывать долее среди нас ты больше не сможешь. Я этого не позволю, не потерплю, не допущу... Всякий раз, когда ты посягал на мою жизнь, противостоял тебе только я сам, хотя и предвидел, что моя гибель была бы сопряжена с огромными бедствиями для республики.
Теперь ты уже открыто посягаешь на целую республику, на святилища бессмертных богов, на городские кровли и на жизнь каждого из граждан, наконец, ты призываешь сокрушить и разорить всю Италию. Осуществить то, что с самого начала предписывай мне консульская власть и заветы предков, я не дерзаю. Поэтому я поступлю не так сурово, и, думаю, в такой мягкости сейчас будет больше пользы для общего благополучия. Ведь если я прикажу казнить тебя, в государстве все же осядет остатком заговора горстка троих сообщников. Если же ты удалишься, к чему я тебя не раз побуждал, то зловещее скопление нечистот, пагубное для республики, будет вычерпано из города...
Только подумай, Катилина, какая тебе радость в городе, где нет никого, кто бы тебя не страшился? Никого, кто бы не испытывал к тебе ненависти, кроме, может быть, тех несчастных, что вступили в этот ваш заговор вместе с тобой? Каким позорным клеймом еще не отмечена твоя семейная жизнь? А твои частные дела? Какого безобразного поступка не разнесла еще твоя слава?...
7. Да и правда, что за жизнь - эта твоя жизнь?... Только что ты вошел в сенат, это многочисленное собрание, где все тебя давно и хорошо знают, - и кто здесь, кто из них тебя приветствовал? На памяти людской такого не случалось здесь ни с кем. А ты еще ждешь оскорбительных речей, когда на тебя обрушился этот тяжелейший приговор - их молчание? ...
...Если бы я увидел, что мои сограждане подвергают меня столь тяжкому подозрению, причем несправедливо, я предпочел бы лишиться возможности видеть их, нежели читать в их взглядах всеобщую неприязнь
Отчизна, общая наша мать, давно уже страшится и ненавидит тебя, сознавая, что все до единого твои помыслы устремлены против нее, устремлены на матереубийство! Так неужели ее священные права не вселяют в тебя почтительной робости и ты не последуешь ее приговору, не убоишься ее силы? Вот она обращается к тебе, Катилина, вот какова ее безмолвная речь:
Сколько лет уже, Катилина, ни одно злодеяние, ни одно преступление не обходится без тебя, не свершается помимо тебя; и казни многих граждан, и притеснения союзников, а подчас прямой грабеж, - тебе одному, кажется, все это сошло безнаказанно и чуть ли не как должное. Ты пренебрег законами и судами и, однако, благоденствуешь, чтобы тем самым и вовсе попрать их и ниспровергнуть. Что же! Я вынесла, как могла, все прежнее, невыносимое, но теперь... избавь меня от страха, справедлив этот страх или несправедлив, - я не хочу больше терпеть унижения, я просто устала бояться...
11. Но и на меня, отцы сенаторы, разве не вправе сетовать отчизна? Мне хотелось бы, однако, замолвить слово за себя, оправдаться, поэтому я прошу вас со всем вниманием выслушать, что я скажу. Вверяюсь всецело сердцам вашим и умам. Представьте, что со мной заговорила бы отчизна - отчизна, которая мне гораздо дороже жизни, вся Италия, целая наша республика.
Что с тобою, Марк Туллий? Ты ли это позволяешь уйти тому, кто тобою же изобличен как враг, в ком ты видишь вождя грядущей войны, в ком чувствуешь виновника преступлений, кого как предводителя поджидают в лагере врагов, главарю заговора, подстрекало рабов и негодных граждан?... Или ты боишься навлечь на себя ненависть впоследствии? Хороша, однако, твоя благодарность римскому народу! Вспомни: ты быстро достиг известности, а кто из знатных предков ручался за тебя? Только ты сам! И вот такого человека римский народ вознес через все ступени почестей высшей власти. А ты в страхе перед ненавистью или какой-то другой опасностью готов пренебречь благополучием своих сограждан? Но если уж и вправду стоит опасаться ненависти, то не так страшна ненависть, вызванная строгостью или твердостью, как та, что вызвана недопустимой беспечностью. А когда война станет опустошать Италию и терзать города, когда загорятся крыши - вот когда запылает ненависть! Или ты рассчитываешь спастись от этого пожара?
12. На эти священные для меня слова республики, а равно и на невысказанные мысли тех, кто с нею согласен, я отвечу коротко. Если я почту за лучшее, отцы сенаторы, предать Катилину казни, то гладиатор этот от меня не получит и часа лишнего жизни... Мне, разумеется, не нужно бояться, что смерть этого братоубийцы поднимет впоследствии волну ненависти, способную меня поглотить. Пусть даже она и нависнет грозно надо мною, пусть! Я всегда держался того убеждения, что ненависть, вызванная доблестью, не есть ненависть, скорее это заслуга...
Понимаю я также и то, что с казнью этого одного болезнь республики лишь затаится ненадолго, но не искоренится навечно...
К тебе взываю, Юпитер! ... Не допусти Катилину и сообщников его до твоих алтарей и городских храмов, до римских крыш и стен, до жизни и благосостояния всех граждан! Накажи врагов каждого честного человека, недругов отчизны разорителей Италии, людей, связанных союзом преступлений, нечестивой общностью, - живых и мертвых, - накажи их, Юпитер, вечными муками.
Цит. по изданию: М. Туллий Цицерон. Избранные сочинения. М., 1975.