ТОЛСТОЙ ВОЙНА И МИР ДОСТОЕВСКИЙ ЧЕХОВ.....

Миру стяжателей и обманщиков противопоставлены люди труда: Липа и Костыль.

Липа — худенькая, с тонкими и нежными чертами лица жен­щина. Взгляд ее доверчивый и любопытный. У этой красавицы были крупные мужские руки — руки рабочего человека. Вхождение ее в богатую семью не сулило ничего хорошего. В день свадьбы Липа слышит детский голос: «Милая мамка, унеси меня отсюда, касатка!» Фразу, подобную этой, позднее произнесет и Липа: «И зачем ты отдала меня сюда, маменька!» Эта деталь, как всегда у Чехова, многозначительна: лучше бы и Липу унесли отсюда — от несчастья подальше. В минуты страдания Липа вспоминает о Костыле. Он мастеровой человек, плотник. Свыше сорока лет Костыль ремонтирует вещи, поэтому обо всем судит с точки зре­ния прочности. «...Прежде чем сесть за стол, он «пробовал несколько стульев, прочны ли». «Рассуждая о том, кто старше купец первой гильдии или плотник, он отдает предпочтение по­следнему: «Кто трудится, кто терпит, тот и старше»¹.

Человечность и простота отличают Липу. В ней мы видим во­площение характера простой труженицы.

Липа, несущая из больницы мертвого сына, встречает ночью на дороге старика, которого она спрашивает: «Вы святые?» И он просто отвечает: «Нет. Мы из Фирсанова». Старик пытается смяг­чить горе Липы. «Ничего... — повторил он. Твое горе с полгоря. Жизнь долгая, — будет еще и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Россия!.. Я во всей России был и все в ней видел, и ты моему слову верь, милая. Будет и хорошее, будет и дурное,..» (9, 409). Этим образом безымянного старика Чехов выразил оптими­стическую веру в лучшее будущее, в победу «хорошего» над «плохим».

Основное внимание в повести уделено раскрытию характеров главных персонажей. Они представлены в семейных, личных отно­шениях. Но широкий бытовой материал призван раскрыть соци­альные отношения в деревне. Такое изображение жизни крестьян противоречило догматиче­ским представлениям народников о деревне, которые рисовали деревню идиллическими красками как гармонический безмятежный мир патриархальных отношений.

39. Чеховский рассказ периода творческой зрелости уходит своими корнями в культурно-историческую память традиций анекдота и притчи. Однако и тот и другой жанр высказывания состоит в развертывании «положения, характеризующего нравы или человека». Анекдот в творчестве Чехова представлен широко. К ряду рассказов, «написанных в форме притчи», Однако новаторство гениального рассказчика состояло прежде всего во взаимопроникновении и взаимопреображении анекдотического и притчевого начал — двух, казалось бы, взаимоисключающих путей осмысления действительности. Жанровая совместимость анекдота и притчи объясняется тем, что при всей, казалось бы, диаметральной противоположности миросозерцательных установок их многое сближает, прежде всего коренная установка на устное бытование: греческое слово «анекдотос» переводится как «неопубликованный»; притча же первоначально носила характер изустного «учительства», адаптировавшего истины канонической мудрости. Центростремительность стратегии жанрового мышления порождает такие общие черты анекдота и притчи, как неразвернутость или фрагментарность сюжета, сжатость характеристик и описаний, неразработанность характеров, акцентированная роль «укрупненных» деталей, строгая простота композиции, лаконизм и точность словесного выражения. Легко заметить, что этот перечень составляют наиболее очевидные особенности поэтики чеховского рассказа. Сюда же следует причислить ключевую композиционную роль микродиалога, редуцируемого порой – как в анекдоте или притче, так и у Чехова – до единичной реплики одного из участников. Привлекая внимание блеском остроумия или, напротив, нелепостью, неуместностью, анекдотическое слово принимает непосредственное участие в движении сюжета, само может стать организатором эпизода, его эпицентром, «солью» анекдота. Оно сюжетно, тогда как слово притчи, стремящееся к простоте и смысловой прозрачности, ограничивающее себя посреднической функцией между цепью событий и осмысливающим ее сознанием, фабульно. Столь полярная противоположность речевого строя притчи и анекдота позволяет Чехову извлекать из их соседства эффект конфликтной взаимодополнительности. Жанровое своеобразие зрелого чеховского рассказа в том и состоит, что он не знает ни анекдота, ни притчи в чистом виде. То и другое жанровое мышление в результате взаимопроникновения и взаимокорректировки преображаются, давая новое качество, новую литературность: анекдот преодолевает догматизм притчи, притча преодолевает легковесность анекдота. Так и рождаются произведения, подобные притчевому анекдоту «Человек в футляре» (1898).

32. Ранняя литературная деятельность Чехова нача­лась на страницах популярных юмористических журналов 80-х годов. Первый печатный рассказ Чехова «Письмо донского помещика Степана Владимировича к ученому соседу д-ру Фридриху» по­явился в № 10 журнала «Стрекоза» за 1880 год. В нем осмеи­ваются невежество и дикость донских помещиков-степняков. Тема­тика большинства ранних рассказов Чехова — мелочи обывательского существования. Характерны для этого периода рассказы «Перед свадьбой», «Петров день», «В вагоне» (1881), «Женщина без предрассудков» (1883), «Не в духе» (1884).

Главное в первых рассказах Чехова — комизм. Смешить чита­теля — такую задачу ставили все писатели-юмористы. Чехов раз­рабатывает разные жанры: тут и жанр шутливой сценки («За . двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь»), анекдоты (они вошли в сборник «И то и се»), рассказ-шутка («Жизнь в во­просах и восклицаниях», «Темпераменты»), фельетон («В Москве», «Осколки московской жизни»), комическая реклама («Перепутан­ные объявления», «Рекламные объявления»), рассказ-стилизация («Цветы запоздалые», «Драма на охоте»), вопросы и ответы («Во­просы и ответы», «Руководство для желающих жениться», «Что необходимо для того, чтобы нравиться женщинам»), подписи к рисункам. Чехов создает такие образцы юмористики, как «Жалобная книга», «С женой поссорился», «Хирургия», «Налим», «Экзамен на чин». ).В рассказах Чехова всегда можно найти что-то новое:повышенную моральную требовательность к герою,скрытую пародию на прежнюю ситуацию и т.п.Описания места действия-беглые,лаконичные,внешность и костюм персонажа тоже эскизны.Все дела определяются сущностью человека.Внимание-на создание ситуации,в к-ой проявляются истинные человеческие качества героя.Конец рассказа тоже лаконичен,действие обрывается довольно неожиданно.Но ситуация и поведение в ней героя заключает в себе предмет для долгих моральных размышлений и выводов. «Толстый и тонкий»(1883)-высмеивается добровольное холопство.Толстый намекает тонкому,что он искренне рад встрече с приятелем по гимназии,и тонкий ведет себя с ним как равный.Но как только узнает,что бывший приятель преуспел по службе,имеет две звезды,стал бледнеть и заискивать.В «Смерти чиновника»(1883) Червяков случайно чихнул в театре на лысину статского генерала,завязалась каниетль с извинениями,которая кончилась смертью чиновника.Чехов решительно выступал против модного в 80е годы преклонения перед «мужиком»,деревенским укладом жизни.Ответ на идеализацию мужика-«Злоумышленник»(1885).Денису Григорьеву невозможно втолковать,почему нельзя отвинчивать гайки на железнодорожных путях.У мужика своя логика,кроме неотложных хозяйственных потребностей ничего другого не может взять в толк.Показана пропасть между официальным законодательством и правосознанием народа,следователь и мужик-два мира,оторванные один от другого.С брезгливостью воспроизводит и квасных патриотов.Герои рассказов «Патриот своего отечества»(1883) и на «Чужбине»(1885)готовы попирать все иностранное и хвалить все русское.Два брата,славянофил и западник,комически сведены в рассказе «Свистуны».

5. "Война и мир". Это назв. не только иллюстр. Черед. и сочет. в романе воен. и мирн. Эпиз., но и включ.в себя разл.знач. сл. "мир". "Мир" - это и состояние "без войны", и крест. община, и мироздание ( все, что окруж. нас; среда физич. и дух.). Это загл. Отраж. Глуб. Философ. смысл. в слове “мир” до рев.-ции было др. букв. Обознач. звука [и] — i десятеричное, и сл. Пис-сь как “м1ръ”. Это свидет-вало, что оно многозначно. Сл. “мир” в загл. Означ. Окруж. нас свет. оно имеет массу знач., освещ. Важн.стор. нар. жизни, взгляды, идеалы, быт и нравы разл. слоев общ-ва. Эпич. начало в романе невидим. нитями связ. в един. Цел. картины войны и мира. “война”, озн. не одни воен. действия вражд. армий, но и воинств. враждебность людей в мирн. жизни, разделен. Социал. и нравствен. барьерами, понятие “мир” фигур. и раскр-ся в эпопее в своих разнообр. Знач-ях. Мир — это жизнь народа, не наход. в сост. войны. Мир — это крест. сход, затеявш. бунт в Богучарове. Мир — это будн. Интер., котор., в отл. от бранной жизни, так мешают Ник. Ростову быть “прекрас. челом” и так досаждают ему, когда он приезж. в отпуск и ничего не поним. в этом “дурацком мире”. Мир — это ближ. Окруж. чела, котор. всегда рядом с ним: на войне или в мир. жизни. Но мир — это и весь свет, Вселенная. Мир — это братс. людей, независимо от нац. и класс. Различий. Мир — это жизнь, мировоззр., круг идей героев. Мир и война идут рядом, переплет., взаимопроник. и обуславливают друг друга. В общей концепц. романа мир отриц. войну, потому что содерж. и потребн. мира — труд и счастье, свободн. и естествен., и потому радостн., проявл. Личн-ти. А содерж. и потребность войны — разобщен. Отчужден. и изолированность людей. Ненависть и враждебность людей, отстаив. Корыстн. Инт-сы, самоутвержд. своего эгоист. “я”, несущее другим разрушение, горе, смерть. Этот роман расск., что есть война в жизни цел. народа и в жизни кажд. чела, какую роль играют войны в мир. Ист-ии, это роман и об исток. войны, и о ее исходе. Особен.жанра и комп Роман - произв. Больш.объема, охват. 16 лет (с 1805 по 1821 год) жизни России и более 500 разл. героев, среди кот. Реал. Действ. лица описыв. Истор. Соб-й, герои, вымышл. автором, и множ. людей, без имен, такие как "генерал, кот. приказал", "офицер, кот. не доехал". Этим авт. Подтвержд. свою точку зрен.что движ. истории происх. не под влиян. Конкрет. Лич-ей, а благодаря всем участн. событий.

Чтобы объед. такой огром.мат-ал в одно произв., нужен новый жанр - жанр эпопеи. Т.попытался предст. и разработ. свою фил-ию. Разработ. им филос. Концепц.была нова и оригинальна, авт. создал жанр, названный романом-эпопеей. Жанр произв. Опред. и композицию романа. В основе комп. лежит также прием антитезы.Всех героев можно разделить на тягот. к НаполеонУ , тяготеющих к Кутузову; первые: сем-во Курагиных, свет. Общ-во во гл. с А.П. Шерер, Берг, Вера и др. получают некотор. черты Наполеона, хотя и не так сильно выражен.: холод. Равнод. Элен, самовлюблен. и узость взгляд. Берга, и эгоизм Анатоля, и лицемер. праведность Веры, цинизм Василя Курагина. Герои же, наход. ближе к Кутузову, естественны и близки к народу, чутко реагир. на глобал. Историч. Соб-ия, как личн. несчастья и радости ( Пьер, Андрей, Наташа). Всех положит.гер. Т надел.способн. к самосовершен., их духов. мир развив. на протяж. романа, только Кутузов и Платон Каратаев не меняются, они "статичны в своей положит-ти ".

Философия истории её воплощ.в романе "Война и мир" является романом-эпопеей, где описывают. Реал.истор. соб-ия: Аустерлицкое, Шенграбен-ское, Бородинское сражения, заключен. Тильзитского мира, взятие Смоленска, сдача Москвы, партизан. война и др., в кот. проявляют себя реал. Истор. Лич-ти. Историч. Соб-ия выполн.композицион. роль в романе. Бородинское сраж. во мног. Опред. исход войны 1812 года, описанию его посвящено 20 глав романа, оно явл. Кульминацион. центром.

Произвед. приняло вид философ-психолог. Истор. романа, в котором Т.рассматривает и угадывает "внутреннее строение жизни". Мысль народнаяИзобр.народа

Т писал, что гл. мысль романа - "мысль народная". Она не стол. в изобр. самого народа, его быта, жизни, а в том, что кажд.полож.герой романа в связыв. свою судьбу с судьбой нации. На стр. романа, особ. во втор. части эпилога Т. говорит, что до сих пор вся история писалась как история отдел. Лич-ей, как правило, тиранов, монархов, никто не задумывался , что явл. Движ. силой ист-ии. По мысли Т -это "роевое начало", дух и воля не одного человека, а нации ,насколько силен дух и воля народа, наст. вероятны истор. Соб-ия. победу в Отеч. войне Т. Объясн., что столкн. две воли: франц. солдат и всего рус. народа. Эта война была справедл. для рус., они воев. за свою Родину, их дух и воля к победе оказал. Сильнее. воля к победе особенно ярко проявл. в масс.сц.:сдачи Смоленска, подгот. к Бородин. Сраж. Т подчерк., что война 1812 года действ.народн., сам народ поднялся на борьбу с захватчик. Не на жизнь, а на смерть войну Т называет "дубина народ.войны";

24. Многих современников поразила жанровая необычность «Войны и мира», новаторский характер самого жанра произведения Л. Н. Толстого. В предисловии к французскому переводу «Двух гусаров» Толстого Тургенев писал о «Войне и мире» как о «про­изведении оригинальном и многостороннем, заключающем в себе вместе эпопею, исторический роман и очерк нравов» . Тургенев правильно определил жанровое своеобразие «Войны и мира» как слияние эпоса и исторического романа, осложненного широким вос­произведением нравов определенной эпохи. Основой жанровой формы «Войны и мира» является, как и в Древнем эпосе, великое историческое событие, от исхода которого зависела судьба целого народа Но в отличие от древнего героического эпоса «Война и мир», как и вообще роман XIX века, воссоз­дает судьбы отдельных частных лиц, судьбу личности, человека, понимаемого исторически. «Война и мир» — это исторический роман-эпопея.

30.Успенский Мировоззрение и худ.метод Миросозерцаниеи нравствен. Понятия крестьянина. У. говорит о мужике не только как об «образчике» высш. типа чел-кой лич-ти вообще. В этом произв. У. исследует реал. социально-экономические условия, в кот. протекал земледел-ий труд рос. крестьянина. В деревне господст. не только власть земли, но и власть денег, всех тех нов порядков, кот. разрушают власть земли, отрывают крестьянина от землед. труда, искаж. его личность. У. пришел к очень важному выводу о том, что вопрос о земле не решен в России так, как нужно народу. У. обнаруживает прониц-сть в своем понимании «земледел. типа», «земледел. миросозерцания». В заключител. Ч. «Власти земли» он обращается к толстовскому непротивленцу-фаталисту Платону Каратаеву, но не возвел. его, не идеал-ет, а ставит вопрос о необ-ти перевоспит., переделки типа чела, созданного «матерью природой», условиями земледел. труда.

Очерки:принципы циклизации, темы и характеры. Опираясь на длит. Личн. Наблюд., У. создает очерковые циклы о русской деревне: «Из деревенского дневника» , «Крестьянин и крестьянский труд» (1880), «Власть земли» этом лирич. апофеозе «истинного крестьянина» заключен исходный пункт поисков У. того идеала счастл. жизни «без греха», котор.он не мог найти в условиях западноевропейского строя. Но «на пути в деревню» У. пришлось пережить, как и участникам «хождения в народ», много мучит-их разочар-ий. При ближ. знакомстве с деревней оказалось, что сила рубля здесь, как и на Западе, велика, что погоня за копейкой успешно соперничает с силой привязанности Ивана Афанасьева к земледельческому труду. Власть земли. В третьем очерк. цикле о деревне — во «Власти земли» — У., изображая драмат.истор.жизни Ивана Босых, впервые обратился к детальному выяснению вопроса о том, что такое «власть земли» над крестьянином. Харак-я мощь крестьян. народа, писатель воспроизводит былину о Святогоре-богатыре. Вчитавшись в былину, признается У., видишь что «все в ней глубоко обдумано, все имеет огромн. Знач-е в понимании сущности народ. жизни: тяга ж власть земли огромны — до того огромны, что у богатыря кровь алая выступила на лице, когда он попытался поколебать их на волос, а между тем эту тягу и власть народ несет легко, как пустую сумочку» . Углубляясь в разработку вопроса о тайне народной силы, Успенский не избежал некоторых упрощений и ошибок. Он склонен был преувеличивать силу влияния особен-й земледел. труда на чела и общество в целом. Как указывал М. Горький, писатель выражал «уверенность в необоримой силище власти земли над мужиком». У. порой впадал в идеализацию крестьян. труда, типа человека, сложившегося под властью земли. Он утверждал, что «землед. труд — один только безгрешный, святой труд, склад-щий все част. и обществ. отношения землед-ев в безгрешные, безобидные формы» Образ интеллиг. работника мыслился У. по аналогии с типом древнего «божьего угодника», «святого человека». В цикле очерков «Власть земли» У. впервые обратился к разработке этой аналогии. В главе «Народная интеллигенция* он говорит о том, что крестьянин-земледелец, принимая от земли, от природы указание для своей нравственности и своего поведения, волей-неволей вносил «в людскую жизнь слишком много тенденций дремучего, леса, слишком много наивного лесного зверства, слишком много наивной волчьей жадности» . Со скорбью писатель вынужден признать, что в его время нет «народной интеллигенции», которая способна была бы взять на себя тяжелую обязанность освобождения крестьянства от «зоологической правды» и приобщения его к «божеской правде».

20. В центре главы — якобы сочиненная Иваном «Легенда о ве­ликом инквизиторе». В основе ее сюжета — выдуманное при­шествие Христа в средневековую Италию, где свирепствовала католическая инквизиция. Сицилийский инквизитор готов от­править на костер Сына Божьего, Учителя, лишь бы тот не мешал проповедью гуманизма и свободы осуществлять по-сво­ему истолкованное инквизитором Учение способами, несовмес­тимыми с принципами самого Учителя. Аргументы в чем-то повторяют доводы Раскольникова и Шигалева: люди, ничтожные по самой своей человеческой природе, не справляются со свободой. Они с радостью отдали свободу взамен хлеба, взамен узды. Свобода отнята у людей для их счастья. Инквизитор уве­рен в этом, ибо он по-своему заботится о человечестве, это чело­век идеи. Христос исходит из совсем иного, высокого понимания чело­века. Он целует безжизненные уста воинственного старца, веро­ятно, видя в нем самую заблудшую овцу из своего стада.

Алеша чувствует бесчестность инквизитора, который ис­пользует имя Христа для достижения своих целей. Иван же, сопоставляя две точки зрения на человека, склоняется к од­ной — инквизиторской. Он не только не верит в людей, но отрицает и сам мир, богом созданный. В вековечном вопросе оправдания Бога, которая в философии и теологии определе­на понятием теодицея, он на стороне тех, кто бунтует против Творца. Рассуждения Ивана таковы: если бог допускает страдания ни в чем не повинных, абсолютно безгрешных существ, значит или Бог несправедлив, неблагостен, или не всемогущ. И от установленной в мировом финале высшей гармонии он от­казывается: «Не стоит она слезинки хотя бы одного только ... замученного ребенка». Но, «возвращая билет» в Царствие не­бесное, разочаровавшись в высшей справедливости, Иван делает роковое, алогичное по сути умозаключение: «Все позво­лено».

И вновь, как и в прежних романах писателя, не укоре­ненная в нравственности и вере свобода мысли превращает­ся в своеволие слова и поступка. Иван подает преступную идею — Смердяков ее осуществляет. Оба в равной степени от­цеубийцы. Легенда о Великом Инквизиторе». Второе пришествие Христа на землю. Легенда-монолог Великого Инквизитора, адресованы Христу. Христос молчит, ему ничего не надо говорить. Великий Инквизитор потерял свою веру. Чтобы оправдать свое предательство, он критикует Христа, пытается низвести его до обыкновенных людей. Великий Инквизитор говорит, что людям не нужна свобода. Накорми их, и они пойдут за любым. Великий Инквизитор, любя ограничиться одними психологическими задачами Толстой не может. В своем изучении душевных движений человека он испытывает потребность не только в глубине, но и в полноте мотивировок. Это с неизбежностью приводит его к расширению сферы изображения, приводит к выходу за пределы психологического в мир социального. Художественный метод Толстого одновременно и интенсивный, и экстенсивный. В своих произведениях Толстой может ставить перед собой задачи психологические или нравственные, но конечным результатом этого оказывается всегда постановка социальных вопросов и проблем. Образ Инкв. помогает Д. развенчать 2 важн-х тезиса сторон-ов преоб-ния мат-льного над духовным. 1 люди невольники, «хотя созданы бунтовщиками», что они слабее и ниже Бож. Промысла, что им не нужна СВОбода. 2 — ЧТО подав-щее больш-во людей слабы и не могут претерпеть страдание во имя Божье ради искуп-ия грехов, и, следовательно, Христос в первый раз приходил в мир не для всех, а «лишь к избранным и для избранных». в Легенде финал, помимо воли автора поэмы, Ивана , свидет-ует о торжестве идей Христа, а не В. Ин. Христа следовало "исправить" (14,234 и ел.). Данный аспект вопроса заставляет Алешу сблизить точки зрения Ивана и севильского кардинала (инквизитор "не верует в бога", Иван "не верит в бога" - 14,238,239), сопровождая это мнение соответствующим актом уподобления героев друг другу (символика двойного "поцелуя в губы" - соответствующую символику "меча" у Великого инквизитора и Зосимы В ЛЕГ звучит, исповедь всего челов-ва, размыш-ие над всей своей судьбой, суд над всей его историей. В легенде выявл-ся удив-ное умение автора играть противополож-ми. Предавая Христа суду, инкв. судит самого себя. Критикуя Христа, Иван Его защищает.. Легенда «Великий инквизитор» становится символом жизни челов-ва.. Д. поднял и решал, ведомый не эстет. Композ-ей, не устраш-ей ненавистью, но всеохватыв-ей любовью к чел-ву, кот. отмечены все его произв.

25. Посвящены произведения жизни Сибири, представитель этнографического реализма (описание условий жизни, быта), показывает более крепкую связь с природой. Мамин-Сибиряк ратовал за действительность. У него всегда печальные рассказы.

Рассказ о любви старика Тараса («Приемыш») к спасенному лебедю подобен лирической песне. Тарас не просто знает все места вокруг своего жилья верст на пятьдесят. Он душой по­стиг «всякий обычай лесной птицы и лесного зверя». Он любуется птицей, счастлив в общении с природой, ценит ее открытость, непостижимое богатство ее красок, ее способ­ность успокоить, насладить голодающую по ласке душу: «Та­рас жил на Светлом уже сорок лет. Когда-то у него были и своя семья и дом, а теперь он жил бобылем. Дети перемерли, жена тоже умерла, а Тарас безвыходно оставался на Светлом по целым годам. Не скучно тебе, дедушка? — спросил я, когда мы воз­вращались с рыбной ловли. — Жутко одинокому-то в лесу...Одному? Тоже и скажет барин... Я тут князь князем живу. Все у меня есть. И птица всякая, и рыба, и трава. Ко­нечно, говорить не умеют, да я-то понимаю все. Сердце ра­дуется в другой раз смотреть на божью тварь... У всякой свой порядок и свой ум...» Старик был доволен своим Приемышем, и все разговоры в конце концов сводились к нему: Гордая, настоящая царская птица, — объяснил он. — Помани его кормом, да не дай, в другой раз и не пойдет, свой характер тоже имеет, даром что птица...» Рассказ старика о том, как лебедь, его Приемыш, тяжело расставался, улетая со стаей своих сородичей, открывает тре­петное, противоречивое состояние души человека, способ­ного к большой любви: «Мой-то Приемыш сначала сторо­нился от диких лебедей: подплывет к ним и назад. Те гогочут по-своему, зовут его, а он домой... Дескать, у меня свой дом есть. Так три дня это у них было. Все, значит, переговаривались по-своему, по-птичьему. Ну, а потом, вижу, мой При­емыш затосковал... Вот все равно как человек тоскует. Вый­дет это на берег, встанет на одну ногу и начнет кричать. Да ведь как жалобно кричит... На меня тоску нагонял, а Собель-ко, дурак, волком воет. Известно, вольная птица, кровь-то сказалась...» Улетел лебедь, издав по-своему крик прощаль­ный. Старик и собака его Собелько страдают, но оба пони­мают: каждому живому существу свое предназначение.

13. Концепция личности Достоевского противостоит пониманию личности в западническом смысле: как самодовлеющей индивидуальности с самодостаточной волей к самоутверждению через стяжание сокровищ на земле.

Достоевский глубоко раскрыл порочность западнического осмысления свободы как ничем не сдерживаемого произвола. Именно в такой "свободе" пытается найти своё самоутверждение герой повести "Записки из подполья" (1864). Он не хочет осознать, что эта свобода есть не что иное, как ничем не сдерживаемое проявление греховной укоренённости в человеке. Однако реальность, с которой вынужден взаимодействовать подпольный человек, не даёт ему возможности на такое самоутверждение. Напротив, его существование — это череда унижений и попрания болезненной гордыни, загнанной в безысходность постоянных терзаний. Он терзается своей ущербностью; ущербность же всегда агрессивна, возмещая этой агрессивностью собственное внутреннее самоистязание.

Выход, обретаемый парадоксалистом, есть единственно возможный для него выход из тупика оскорблённого тщеславия: восторжествовать над ещё более приниженным и бесправным перед ним существом. Подвернувшийся случай позволяет проделать это с садистской изощрённостью: обольстив доверившуюся ему падшую женщину миражом обновлённой жизни, дав ей упиться отрадной мечтой, он затем грубо вышвыривает её из грёзы в жестокую реальность. Правда, этот мизантропический эгоизм не приносит человеку счастья: он мстит миру своею ненавистью, но ненависть к миру лишь болезненнее разъедает ему душу. Свобода в апостасийном мире оборачивается ещё большей несвободой и страданием — ничем иным.

По лекции: «Записки из подполья» - переломное произведение, поделившее условно творчество Достоевского на две части. По словам Бердяева, до «Записок из подполья» Достоевский – еще прекраснодушный гуманист.

Герой в произведении – скорее, антигерой, модель абстрактного человека.

Все произведение – трагедия подполья, «исповедь человеческой злости». Это трагедия сознания, трагедия воли, общения, дружбы и любви.

Первая часть – исследование подполья.

Вторая часть – воспоминание о своей жизни.

Здесь раскрывается тип человека, оторванного от жизни и от общества. Это несколько условный герой, в котором присутствует только зло. Это трагический герой, потому что жаждет другой жизни, но не может ее найти.

Это произведение – философское введение к последующим романам Достоевского.

Герой повести – представитель крайнего мечтательства. Это «мертворожденный человек», оторванный от «живой жизни».