Библиография

1. Актуальные проблемы культуры речи. М., 1969.

2. Т. Б. Алисов а. Становление норм итальянского языка в XVI веке. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков» («Труды Ин-та языкознания АН СССР», т. X ). М., 1960.

3. Н. Д. Арутюнов а. Очерки по словообразованию в современном испанском языке. М., 1961.

4. О. С. Ахманов а, Ю. А. Бельчико в, В. В. Веселитски й. К вопросу о правильности речи. — ВЯ, 1960, №2.

5. О. С. Ахманов а. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

6. Ю. А. Бельчико в. О нормах литературной речи. — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 6. М., 1965.

7. Д. Брозови ч. Славянские стандартные языки и сравнительный метод. — ВЯ, 1967, №1.

8. P . А. Будаго в. Литературные языки и литературные стили. М., 1967.

9. Т. В. Булыгин а. Пражская лингвистическая школа. — В кн.: «Основные направления структурализма». М., 1964.

10. И. В axe к. Лингвистический словарь пражской школы. М., 1964.

11. И. В axe к. К проблеме письменного языка. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.

12. В. В. Виноградо в. Задачи советского языкознания. — ВЯ, 1958, №1.

13. В. В. Виноградо в. Изучение русского литературного языка за последнее десятилетие в СССР. М., 1955.

14. В. В. Виноградо в. Различия между закономерностями развития славянских литературных языков в донациональную и национальную эпохи. Доклад на V Международном съезде славистов. М., 1963.

15. В. В. Виноградо в. Проблемы культуры речи и некоторые задачи русского языкознания. — ВЯ, 1964, №3.

16. Г. О. Виноку р. О задачах истории языка. — В кн.: Г. О. Винокур. Избранные работы по русскому языку, М., 1959.

17. Г. О. Виноку р. Орфография как проблема истории языка. Там же.

18. Г. О. Виноку р. Русский язык. Там же.

19. Г. О. Виноку р. Культура языка. Изд. 2. М., 1929.

20. Т. Г. Виноку р. Стилистическое развитие современной русской разговорной речи. — В сб.: «Развитие функциональных стилей современного русского языка». М., 1968.

21. Б. Гавран к. Задачи литературного языка и его культура. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.

22. В. Г. Га к. Проблемы лексико-грамматической организации предложения. (Автореф. докт. дисс.), М., 1968

23. P . P . Гельгард т. О языковой норме. — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 3. М., 1961.

24. Б. Н. Голови н. Как говорить правильно. Заметки о культуре речи. Горький, 1966.

25. М. М. Гухма н. Некоторые общие закономерности формирования и развития национальных языков. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960.<593>

26. М. М. Гухма н. Становление литературной нормы немецкого языка. Там же.

27. М. М. Гухма н. От языка немецкой народности к немецкому национальному языку, ч. I . М., 1955; ч. II , М., 1959.

28. М. М. Гухма н, Н. Н. Семеню к. О социологическом аспекте литературного языка. — В сб.: «Норма и социальная дифференциация языка». М., 1969.

29. А. В. Десницка я. Из истории образования албанского национального языка. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960.

30. А. Едличк а. О пражской теории литературного языка. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.

31. Л. Ельмсле в. Язык и речь. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX — XX веков в очерках и извлечениях, ч. II . М., 1960.

32. А. Л. Зеленецкий. Формирование глагольной системы нидерландского литературного языка. (Автореф. канд. дисс.). М., 1966.

33. А. Ивано в, Л. Якубински й. Очерки по языку. Л. — М., 1932.

34. Е. С. Истрин а. Нормы русского литературного языка и его культура. М. — Л., 1948.

35. В. А. Ицкови ч. О языковой норме. «Русский язык в национальной школе», 1964, №3.

36. В. А. Ицкови ч. Языковая норма. М., 1968.

37. Д. А. Кожухар ь. К вопросу о характере языковой нормы. — В сб.: «Тезисы докладов научно-методической конференции факультета иностранных языков». Одесса, 1964.

38. Н. Н. Коротко в. Норма, система и структура языка как этапы анализа и описания языкового строя. — В сб.: «Спорные вопросы грамматики китайского языка». М., 1963.

39. Э. Косери у. Синхрония, диахрония и история. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 3. М., 1963.

40. В. Г. Костомаро в. Культура языка и речи в свете языковой политики. — В сб.: «Язык и стиль». М., 1965.

41. В. Г. Костомаро в, А. А. Леонтье в. Некоторые теоретические вопросы культуры речи. — ВЯ, 1966, №5.

42. Е. С. Кубряков а. О синхронии и диахронии. — ВЯ, 1968, №3.

43. Е. Курилови ч. Аллофоны и алломорфы. — В кн.: Е. Курилович. Очерки по лингвистике. М., 1962.

44. В. Д. Леви н. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., 1958.

45. А. А. Леонтье в. [Рец. на:] Е. Coseriu . Systema, norma у habla. Montevideo , 1952. — В сб.: «Структурно-типологические исследования». М., 1962.

46. А. А. Леонтье в. Слово в речевой деятельности. М., 1965.

47. А. А. Леонтье в, Л. А. Новико в. [Рец. на:] Ю. С. Степанов. Основы языкознания. М., 1966. «Филол. науки», 1967, №5.

48. А. А. Леонтье в. Будущее языка как проблема культуры речи. — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 3. М., 1967.

49. Лексика современного русского литературного языка. Социально-лингвистическое исследование. М., 1968.

50. Э. А. Макае в. Понятие системы языка. — «Уч. зап. 1 МГПИИЯ», т. XI , 1957.

51. Э. А. Макае в. Принципы сопоставительного изучения современных германских литературных языков. — В сб.: «Норма и социальная дифференциация языка»., М., 1969.

52. А. Мартин е. Структурные вариации в языке. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 4. М., 1965.

53. В. Матезиу с. О необходимости стабильности литературного языка. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок.» М., 1967.<594>

54. В. Матезиу с. Общие принципы культуры языка. Там же.

55. С. А. Мироно в. Диалектная основа литературной нормы нидерландского национального языка. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960.

56. С. А. Мироно в. О гетерогенном характере литературной нормы современного нидерландского языка. — В сб.: «Норма и социальная дифференциация языка». М., 1969.

57. О. И. Москальска я. Вариантность и дифференциация в лексике литературного немецкого языка. Там же.

58. О. И. Москальска я. Норма и варьирование в современном немецком литературном языке. «Иностранные языки в школе», 1967, №6.

59. С. И. Ожего в. Очередные вопросы культуры речи. — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 1. М., 1955.

60. М. В. Пано в. О развитии русского языка в советском обществе. — ВЯ, 1962, №3.

61. А. М. Пешковский. Объективная и нормативная точка зрения на язык. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX — XX веков в очерках и извлечениях, ч. II . М., 1960.

62. Е. Д. Поливано в. Революция и литературные языки Союза ССР. — В сб.: «Статьи по общему языкознанию». М., 1968.

63. А. М. Селище в. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет (1917—1926). М., 1928.

64. Н. Н. Семеню к. Проблема формирования норм немецкого литературного языка XVIII столетия. М., 1967.

65. Н. Н. Семеню к. Некоторые вопросы изучения вариантности. — ВЯ 1965, №1.

66. Ф. де Соссю р. Курс общей лингвистики. М., 1933.

67. Г. В. Степано в. О двух аспектах понятия языковой нормы. — В сб.: «Методы сравнительно-сопоставительного изучения романских языков». М., 1966.

68. Г. В. Степано в. О национальном языке в странах Латинской Америки. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960.

69. Ю. С. Степано в. О предпосылках лингвистической теории значения. — ВЯ, 1964, №5.

70. Ю. С. Степано в. Основы языкознания. М., 1966.

71. Н. И. Толсто й. К вопросу о древнеславянском языке как общем литературном языке южных и восточных славян. — ВЯ, 1961, №1.

72. Н. И. Толсто й. Взаимоотношение локальных типов древнеславянского литературного языка позднего периода. «Доклады советской делегации. V Международный съезд славистов». М., 1963.

73. Н. С. Трубецко й. Основы фонологии. М., 1960.

74. Ф. П. Фили н. Несколько слов о языковой норме и культуре речи. — В сб.: «Вопросы культуры речи», вып. 7. М., 1966.

75. Ф. П. Фили н. О нормах и стилях литературного языка. — «Проблема нормы и социальная дифференциация языка». Тезисы докладов. М., 1967.

76. Л. В. Щерб а. О нормах образцового русского произношения — В кн.: Л. В. Щерба. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

77. Л. В. Щерб а. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX — XX веков в очерках и извлечениях, ч. II . М., 1960.

78. Л. В. Щерб а. Очередные проблемы языковедения. «Изв. АН СССР, ОЛЯ», 1945, т. IV , вып. 5.

79. Л. В. Щерб а. Современный русский литературный язык. — В кн.: Л. В. Щерб а. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

80. В. Н. Ярцев а. Об изменении диалектной базы английского нацио<595>нального литературного языка. — В сб.: «Вопросы формирования и развития национальных языков». М., 1960.

81. В. Н. Ярцев а. О территориальной основе социальных диалектов. — В сб.: «Норма и социальная дифференциация языка». М., 1969.

82. В. Н. Ярцев а. Развитие национального литературного английского языка. М ., 1969.

83. E. Ahlman n. Das normative Moment im Bedeutungsbegriff. «Annales Academiae scientiarum fennicae». Helsinki, 1926, Ser. В , т . X.

84. H. Bac h. Die Entstehung der deutschen Hochsprache im Fruhneuhochdeutschen. «Zeitschrift fur Mundartforschung», 1955, H. 4.

85. E . В enes . Syntaktische Besonderheiten der deutschen wissenschaftlichen Fachsprache. «Deutsch als Frerndsprache», 1966, H. 3.

86. P. Diderichse n. Probleme der altdanischen Orthographie. «Acta philologica skandinavica», 1938, Bd. 12, H. 1—2.

87. O. von Esse n. Norm und Erscheinung im Leben der Sprache. «Zeitschrift fur Phonetik und allgemeine Sprachwissenschaft», Berlin, 1956, H. 2.

88. W. Fleische r. Strukturelle Untersuchungen zur Geschichte des Neuhochdeutschen. Berlin, 1966.

89. J. Fourque t. Phonologie und Dialektologie. «Zeitschrift fur Mundartforschung», 1958, Jg. XXVI, H. 3.

90. В . Havrane k. Zum Problem der Norm in der heutigen Sprachwissenschaft und Sprachkultur. «Actes du Quatrieme Congres international des linguistes». Copenhague, 1938.

91. В . Havrane k. Studie о spisovnem jazyce. Praha, 1963.

92. E. Hauge n. Dialect, language, nation. «American Anthropologist», 1966, v. 68.

93. G. Isin g. Zur Wortgeographie spatmittelalterlicher deutscher Schrifsprache. Berlin, 1968.

94. Jedlick a. On the problem of variability of literary norm. «VI Mezinarodni sjezd slavistu v Praze 1968». Resume prednasek, pzispevku a sdeleni». Praha, 1968.

95. Jedlick a. K problemu normy a kodifikace spisovne cestiny (oblastni varianty ve spisovne norme). SaS, 1963, Roc. 24, c. 1.

96. J. Juhs z. Zur sprachlichen Norm. «Muttersprache». 1967, H. 11.

97. E. N oseri u. Systema, norma у habla. Montevideo. Изд . 3. см . в кн .: Teoria del lenguaje у linguistica general. Madrid, 1962.

98. D. Neriu s. Untersuchungen zur Herausbildung einer nationalen Norm der deutschen Literatursprache im 18. Jahrhundert. Halle, 1967.

99. L. Weisgerbe r. Sprachpflege und leistungsbezogene Sprachbetrachtung. «Muttersprache», 1963, Jg. 73, H. 4.

100. E. Zwirne r. Autgaben und Methoden der Sprachvergleichung durch Ma und Zahl. Phonometrie. «Zeitschrift fur Mundartforschung», 1944, Jg. XII, H. 2

[1] Весьма детальный обзор проблематики, разрабатываемой в связи с данными направлениями в русской и — отчасти — чешской лингвистике, дан Б. С. Шварцкопфом (см. [1]; ср. также обзор чешских работ у А. Едлички [30]).

[2] Заметим вместе с тем, что для Ф. де Соссюра сам язык — как совокупность константных элементов речевой деятельности — является своего рода «нормой» для всех прочих проявлений этой деятельности [66, 34].

[3] Под языковым идиомом нами вслед за Д. Брозовичем [7] понимается любая языковая система, рассматриваемая вне зависимости от ее общественных функций. В том же значении употребляется и терминологическое сочетание «форма .существования языка», используемое М. М. Гухман (ср. выше, стр. 502), а также некоторыми другими отечественными лингвистами.

[4] В приложении к звуковой стороне языка понятие нормы представлено у Н. С. Трубецкого [73], для которого норма определяет характер реализации фонем. Понятие нормы использовалось и представителями так называемого «фонометрического» направления. В частности, Э. Цвирнер, исходя из понимания языка как «системы норм», считает необходимым изучать «средние значимости, т.е. нормы реализации, которые можно отнести к социальным установлениям...» [100, 15].

[5] Необходимость изучения языка в двух различных планах, а именно в плане его структуры («объективной структуры языкового знака») и в плане его употребления (т. е. «установившейся в данном коллективе совокупности привычек и норм») настоятельно подчеркивал в статье, опубликованной в 1941 г., Г. О. Винокур [16, 221], на что совершенно справедливо обратил внимание Ю. С. Степанов [70].

[6] О генетической связи взглядов Э. Косериу и Л. Ельмслева см. у А. А. Леонтьева и Ю. С. Степанова [46, 31, прим. 46; 69, 71]; о направленности триады Э. Косериу (система — норма — речь) против дихотомической схемы Ф. Соссюра см. у Г. В. Степанова [67, 228—229], Ю. С. Степанова [69, 71].

[7] Данный аспект в характеристике нормы неоднократно подчеркивался при изложении взглядов Косериу (ср. [38; 45; 46]).

[8] Следует в этой связи обратить внимание на то, что Б. Гавранек, еще в 1932 году определяя норму как «комплекс грамматических и лексических, регулярно употребляемых средств», относит к этому комплексу как структурные, так и неструктурные средства [21, 339], т. е., в сущности, положительно отвечает на вопрос, занимавший позднее Э. Косериу.

[9 ]Отметим, однако, что во взглядах Э. Косериу могут быть обнаружены и некоторые другие противоречия, ср., например, критический анализ отдельных сторон его концепции в работах отечественных [3; 22; 38; 70], а также некоторых зарубежных лингвистов. В той же связи можно указать и на. некоторые терминологические неясности, касающиеся хотя бы употребления у Косериу термина «система». В его основной схеме и «норма» и «система» трактуются им то как разного плана системы [39, 218], то как различные структуры [39, 172, прим. 57].

[10] В соответствии с этим язык определяется то как «система (совокупность) норм» (Н. С. Трубецкой, Э. Цвирнер и др.), то как «нормативная идеология» или «нормативная система» (Э. Альман, О. фон Эссен).

[11] «Индивидуальная речь» также заменена нами в схеме Э. Косериу на более общее понятие «узуса», включающее индивидуальную речь. Терминологически подобная замена не является чем-то совершенно новым, ср. различение Е. Куриловичем «системы» — «нормы» — «узуса» в его известной статье об аллофонах и алломорфах [43, 37].

[12] Ср. в этой связи разграничение «фундаментальной» структуры языка и синхронных вариаций формы у А. Мартине, по существу близкое разграничению структуры и нормы [52, 460].

[13] Данный парадокс возникает из двух планов рассмотрения соотношения нормы и системы у Э. Косериу (плана «реализации» и плана «ступеней абстракции»), как это тонко подметил Б. С. Шварцкопф [1].

[14] Подобная «асимметрия» в соотношении структурных возможностей языка и их реализации была продемонстрирована, например, в работе Н. Д. Арутюновой на материале испанского словообразования [3].

[15] Заметим, что расхождения между различными территориальными и национальными вариантами литературного языка часто не затрагивают структурных особенностей языка, а носят преимущественно «нормативный» характер, ср. соответствующую характеристику различий между вариантами испанского языка в странах Латинской Америки и в Европе у Г. В. Степанова [68].

[16] Совпадение системы с нормой (в том смысле, что одной «системе» вполне может соответствовать и одна «норма») рассматривается Г. В. Степановым как частный случай соотношения «функциональной» и «нормальной» сторон языка [67, 229].

[17] Интересная попытка представить в виде рядов «оппозиций» различные дифференциации в лексике современного немецкого языка принадлежит О. И. Москальской [57].

[18] Иная трактовка представлена в «Основах общего языкознания» Ю. С. Степанова. Выделяя в качестве единиц структурного плана фонему, морфему и конструкцию, Ю. С. Степанов называет нормативными единицами слово и типы предложений [70, 99]. Таким образом, лексика целиком отнесена здесь к нормативному плану языка (ср. оценку этой точки зрения в рецензии А. А. Леонтьева и Л. А. Новикова [47]).

[19] Делая данное утверждение, мы отвлекаемся от индивидуальных различий в начертании отдельных графем, иногда отражаемых и полиграфически.

[20] Рассмотрение нормы как социального явления составляет характерный признак отечественной традиции (см. [33; 61; 63] и др.).

[21] Отметим, что вопрос об обязательности языковых норм относится не только к лингвистике, но и к социальной психологии, а именно к тому ее разделу, который изучает роль авторитетов и норм, а также границы их использования в обществе, что было совершенно справедливо отмечено Б. С. Шварцкопфом в его статье [1].

[22] Ср. мнение Е. Д. Поливанова, отмечающего отсутствие объективного критерия «правильности» того или иного диалекта или языка [62].

[23]Отметим также, что критерий «функциональной целесообразности» [41; 79] существен, по-видимому, прежде всего для языковых идиомов с развитой и сильно дифференцированной функционально-стилистической структурой, к которым относятся литературные языки.

[24] Следует отметить, что эстетические оценки языковых фактов весьма изменчивы: базируясь в определенной степени на моде и языковом вкусе, они сменяются частью даже в пределах жизни одного поколения, ср. изменения в оценке многих фактов русского языка за последние пятьдесят лет.

[25] Последний признак литературной нормы подчеркивается во многих ее определениях, см., например, у О. С. Ахмановой: «Норма, определяющая образцовое применение (употребление) языковых средств» [5, 271], ср. тот же признак в определении литературной нормы, приведенный у Ю. А. Бельчикова [6, 6].

[26] Подчеркнем в связи с этим, что специфическим признаком литературных норм, отличающим их от норм диалекта, является не столько обязательность, сколько обработанность и осознанность [44]. Диалектная норма является, по существу, не менее обязательной для ее носителя, но она слабее осознается и менее обработана. В то же самое время по отношению к литературному языку донационального периода, а также по сравнению с ранними этапами развития самого национального литературного языка его нормы безусловно являются не только более устойчивыми, но и более обязательными.

[27] Заметим, что тождественные значения могут быть связаны в языке и с единицами, совершенно различающимися материально, ср., например, такие полные синонимы, как русск.самолет азроплан ; нем. Erdkunde Geographie . Явления подобного типа также принадлежат, с нашей точки зрения, к вариантным средствам в широком смысле слова. Таким образом, решающим моментом для определения вариантов является их тождественность в плане содержания при наличии больших или меньших расхождений в плане формы (см. также [70]).

[28] Ср., например, понятие «системы» норм у В. В. Виноградова [14], В. Г. Костомарова и А. А. Леонтьева [41]; сложность и расчлененность литературных норм в зависимости от сфер и форм общения подчеркивает в своем определении нормы и Ф. П. Филин [75] (см. также [6; 79]) .

[29] Согласно точке зрения О. И. Москальской [57], к возможным типам дополнительной информации относится информация о территориальной или функциональной принадлежности данного явления, а также о его экспрессивно-стилистической нагрузке. Варианты, несущие дополнительную информацию, рассматриваются или как «неполные» в противоположность «полным» вариантам [64; 65], или как «дифференциации» в противоположность «вариантам» [58]. Последнее разграничение терминологически более определенно и поэтому в некоторых случаях удобнее.

[30] Заметим, однако, что для русского языка ряд исследователей выделяет также обиходно-разговорный тип языка, для которого характерны в первую очередь не местные, а просторечные особенности (см., например, [20]).

[31] Ср. в этой связи мнение Г. Баха, вообще отрицающего существование в немецком языке стандартизованной устной формы [84, 200].

[32] Ср. аналогичные разграничения в чешск. типа truchl ar stola r, на которые ссылается А. Едличка [30, 555], или в польск. варш. obsadka крак. r a czka позн. trzonek 'ручка для пера' и в русск.парадное ленингр.парадная, ч то мо c к.ш то и др.

[33] Прямую параллель этому можно усмотреть в особенностях языковой системы в целом, являющейся одновременно системой «замкнутой», «закрытой» и системой открытой для новых преобразований [42].

[34] Несовпадение литературной нормы и узуса подчеркивается Б. Гавранком [21, 340 и 344]. Иная точка зрения выражена в работах отдельных советских языковедов [49, 31], согласно которой традиционная литературная норма приравнивается узусу.

[35] Хотя при кодификации норм довольно часто речь идет именно о выборе и употреблении вариантов, кодификацию нельзя сводить к рекомендации по употреблению вариантов (см. также [35; 36]).

[36] Наличие сложившейся и осознанной нормы порождает более отчетливое восприятие неправильностей и ошибок [77, 312].

[37] Ср. словарные пометы типа «употребительное», «мало употребительное» II др., а также такие как «книжное», «разговорное», «специальное», «математическое», «торговое» и т. д.

[38] Использование в современном немецком языке формы zwo связано со стремлением избежать акустического совпадения числительных zwei и drei и является вторичным.

[39] Широта лексического инвентаря и его постоянное пополнение новыми элементами, действительно, позволяют утверждать, что лексическая норма не регулируется в том смысле, в каком регулируется орфографическая, орфоэпическая и грамматическая норма [93, 10—11]. Лишь разработка терминологии допускает целенаправленное вмешательство общества в сферу лексики, в остальном кодификационные процессы носят здесь преимущественно пассивный, констатирующий характер.

[40] Заметим, что одним из проявлений общей тенденции к устойчивости литературных норм является, по существу, и тенденция к их территориальному единству, она особенно отчетливо выступает при их сопоставлении с «нормами» обиходно-разговорного языка и диалекта [30, 556].

[41] Характеризуя отношение формирующейся литературной нормы к исходному узусу, следует отметить и известные различия, наблюдающиеся при нормализации разных сторон языковой системы. Так, нормализация лексики совершается, видимо, на более широкой территориальной основе, чем нормализация произношения. Для немецкого языка на этот факт обратил внимание Г. Изинг [93, 10], для итальянского — Т. Б. Алисова [2, 202].

[42] Диапазон варьирования измеряется числом единиц, находящихся в отношениях варьирования, а также общим количеством позиций, лексем, словоформ и т. п., охваченных варьированием определенного типа. Заметим, что Э. Макаев намечает различия «диапазона варьирования» для отдельных территориальных разновидностей современного немецкого литературного языка [51], на историческом материале ср. наши наблюдения [64].

[43] Указывая на константность графического облика слова как на важный признак формирующегося литературного языка, П. Дидерихсен подчеркнул существенное значение данного признака для семантического отождествления слова ( f ь r semantische Identifikation ) [86, 158].

[44] Заметим, что столкновение двух противоположных тенденций в развитии литературного языка, а именно: тенденции к территориальному единству и тенденции к функциональной дифференциации также приводит к перегруппировке вариантов. При этом наблюдается частичное «переключение» территориальных вариантов в функционально-стилистические или социальные (ср. на немецком материале [93] и на английском [81]).

[45] Во всяком стандартном языке с достаточно большой территорией распространения могут, по-видимому, выделяться — на основе противопоставления вариантов — отдельные локальные зоны. Так, например, для чешского языка выделяются пражско-моравская зона, для польского — варшавско-краковская, для украинского — киевско-львовская и т. д. [7].

Для немецкого языка, где картина территориального членения норм литературного языка чрезвычайно сложна, оказываются противопоставленными по ряду признаков юг и север, запад и восток. Данное историческое членение немецкой языковой области пересекается с государственным обособлением Австрии, Швейцарии, а в настоящее время также ГДР и ФРГ.

[46] Необходимость соответствующего расширения кодификационной базы подчеркивалась Л. В. Щербой в связи с проблемами нормализации русского литературного языка [76].

[47] Следует упомянуть, однако, и о тех словах, которые оказались относительно более удачными и закрепились в норме литературного языке, ср. нем. der Briefwechsel 'переписка' или die Mundart 'диалект, говор'.

[48] Ср. деятельность Добровского в Чехии, который сознательно кодифицировал языковую норму старшей классической поры, а не современный ему народный язык [21].

[49] Принципиальное разграничение понятий «культуры языка» и «культуры речи» предложено В. В. Виноградовым [15].

[50] Определение задач культуры языка видным немецким лингвистом Л. Вайсгербером представляется нам в этой связи слишком суженным: основной аспект языковой культуры состоит, по его мнению, в отклонении неправильных форм употребления [99]. Тем самым Л. Вайсгербер недооценивает весьма важную позитивную сторону сознательной нормализации языка.

[51] Любопытный способ закрепления и передачи норм путем канонизации определенного текста отмечен, например, Н. И. Толстым для литературного языка донационального периода [72]. Соответственно Н. И. Толстой различает два принципиально различных способа нормализации, а именно: текстологический (исправление текстов) и книжный (грамматический).