Рубинштейн С.Л. - Основы общей психологии / Т.2 / ПОСЛЕСЛОВИЕ - Исторический контекст и современное звучание фундаментального труда Рубинштейна

В «Основах общей психологии» взаимодополняют друг друга оба аспекта (или значения) принципа развития: генетически последова­тельные стадии развития получают свою качественную определен­ность, выступают как новообразования в зависимости от оптималь­но — неоптимально происходящего функционирования структур, сложившихся на каждой стадии, в зависимости от способа взаимо­действия с действительностью. Иными словами, качественное из­менение строения психики, сознания, личности и т. д. на каждой по­следовательной стадии их развития, т. е. появление новообразова­ний и, более того, возникновение нового способа функционирования, в свою очередь, зависят не от имманентно складывающегося соотношения стадий, а от характера функционирования. Это и есть применительно к человеку проявление и формирование сознания в деятельности в зависимости от активности субъекта последней. То, что является лишь функционированием структур на уровне биологического мира, выступает как особое качество деятельности, активности на уровне человека. Однако чисто категориально в «Основах общей психологии» представлено единство структуры и функции, функционирования, которое позволяет проследить этот ас­пект развития в его специфике на уровне животных и человека. Резюмируя, можно сказать, что рубинштейновская концепция развития является не структурно-генетической, как большинство концепций развития в психологии, включая концепцию Ж. Пиаже, концепцию развития личности Ш. Бюлер и многие другие, а структурно-функционально-генетической, где генетическая после­довательность определенных стадий и структур не имманентна,

261

а зависит, в свою очередь, от типа взаимодействия или функцио­нирования, а у человека — от характера деятельности.

Развивая вслед за А. Н. Северцовым и И. И. Шмальгаузеном принцип единства строения и функционирования, Рубинштейн раскрывает важность положения о том, что на разных генетических ступенях складывается соответственно различное соотношение меж­ду сторонами этого единства, так же как соотношение между сторонами этого единства существенно для смены генетически-последовательных стадий или структур (т. I, с. 110—114 наст. изда­ния). При рассмотрении филогенетической и онтогенетической эволю­ции Рубинштейн высказывает и разрабатывает две существенные и взаимосвязанные идеи. Первая указывает на взаимообусловливаю­щий характер строения и функции: «не только функция зависит от строения, но и строение от функции» (т. I, с. 111 наст. издания). Вторая — на значение образа жизни для целостного процесса раз­вития: «Прямо или косвенно образ жизни играет определяющую роль в развитии и строении функции в их единстве, причем влияние образа жизни на строение опосредовано функцией» (т. I, с. 113 наст. издания). Из этих идей в свою очередь вытекает методологическая критика стратегии сравнительного ис­следования, исходящего из примата строения, морфологии и т. д. и потому видящего свою задачу в сравнении разных этапов, стадий, срезов этого строения. Критика Рубинштейна была на­правлена против такого понимания сравнительного метода в биоло­гии, против подмены генетического принципа сравнительным", но она значима и для обоснования тех же принципов в психологии, отказа от структурно-сравнительного и утверждения функциональ­но-(структурно)-генетического принципа. Эта критика связана преж­де всего с качественно новым пониманием онтогенетического развития личности, а потому только на ее основе можно понять сущность лонгитюдного исследования, важность его стратегии. Изучение срезов, сравнение разных возрастов в их сложившихся фиксированных структурах не позволяют вскрыть их генезис, диалектику внешнего и внутреннего, функциональных возможнос­тей структуры того или иного типа и этапа. Рубинштейн указывает на статичность подобных срезовых исследований, не вскрывающих закономерностей развития.

Что дает применение функционально-генетического принципа к решению задач построения системы психологии? Во-первых, он интегрирует оба этапа развития психики — у животных и человека. При этом функциональный аспект психики человека конкретизи­руется через деятельность. Не поведение (в бихевиористском смысле), а именно функционирование оказывается для Рубинштейна категорией, позволяющей раскрыть непрерывность двух качественно различных этапов развития психики (животных и человека). И это

¹¹Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. С. 139—140.

262

крайне важно для критики бихевиористской традиции в психологии, которая сумела даже павловское учение об условных рефлек­сах как несомненно функциональную концепцию подвести под пове­денческую, сведя условные рефлексы к внешним проявлениям (в поведении). Во-вторых, функционально-генетический принцип позволяет через понимание развития как развития функции и структуры описать в единых категориях психофизиологичес­кую характеристику психики, с одной стороны, и отражательно-деятельностную — с другой. Надо сказать, что вторая задача при­менения функционально-генетического принципа встала перед Рубинштейном позднее, в 50-е гг., когда так называемая Павловская сессия Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР (1950) потребовала от психологии отказа от специфики своего предмета, когда возникла опасность полной физиологизации пси­хологии.

Психофизиологическая проблема анализируется в «Основах общей психологии» в категориях мозговых структур и их функций, что позволяет дать психофизиологическую конкретизацию принципа развития (как единого и для уровня отражательно-деятельностного функционирования психики). Вместе с тем, критикуя концепцию функциональной локализации (как одну из проблем соотношения структуры и функции), Рубинштейн развивает важнейшую идею о том, что в эволюционном ряду соотношение структуры и функции изменяется в пользу последней. «Чем филогенетически древнее какой-либо «механизм», тем строже его локализация» (т. I, с. 163 наст. издания), а чем дальше по филогенетической лестнице, тем более статическая локализация сменяется динамической и системной, т. е. в осуществлении одной и той же функции участвуют практически все крупные зоны коры. «Вопрос о функцио­нальной локализации должен разрешаться по-разному для разных генетических ступеней — по одному для птиц, по-другому для кошек и собак и опять-таки по-иному для человека» (там же).

Непреходящая методологическая значимость данных положений может быть раскрыта в контексте последующих событий в истории психологии и физиологии, связанных с уже упоминавшейся Павловской сессией, которая привела к физиологизации психо­логии. Эта физиологизация проявилась в прямом переносе на человека положений И. П. Павлова об условных рефлексах живот­ных, что, в свою очередь, вело к стиранию качественных граней между биологией человека и животных, а затем — как к своему следствию — к зачеркиванию специфики биологии человека. Этот пример подтверждает значимость положений Рубинштейна о методо­логическом учете специфичности соотношений структуры и функции на разных этапах развития, о качественной специфике этого соотношения у животных и человека.

Генетический принцип в вышеуказанном его понимании пронизы­вает все теоретические построения книги С. Л. Рубинштейна. Как

263

уже отмечалось, сознание рассмотрено здесь во множестве генети­ческих (в широком смысле слова) аспектов, тщательнейшим образом проанализирована предыстория его возникновения — круг проблем классической зоопсихологии, связанный со стадиальностью психики животных, принципами и критериями дифференциации стадий, кото­рые были в центре дискуссий между западноевропейскими и отечественными психологами (В. Кёлер, В. А. Вагнер и др.). В каждой из глав, посвященных раскрытию сущности психических процессов (познавательных, эмоциональных, речевых, наконец, собственно личностных—волевых и т. д.), представлен раздел, посвященный генезису этого процесса или функции у ребенка. (Эти разделы значительно сокращены в третьем издании «Основ», но именно поэто­му необходимо отметить их стратегически-методологическую роль в первом и втором изданиях книги как реализацию принципа развития во всех аспектах, во всей конкретике психологических этапов развития.) Наиболее общее содержание методологического принципа развития и его наиболее глубокий смысл раскрывает тезис о потенциальности как о безусловной возможности разви­тия человека «безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу», как это формулирует К. Маркс¹². Именно этим гезисом преодолевается всякое представление о конечности развития, свойственное теориям локализации и жесткости структур, в которых развитие реализуется¹³. Развитие — это линия на диффе­ренциацию как усложнение структур, с одной стороны, и на генерализацию — с другой. Генерализация и дает возможность не­ограниченных гибких обобщенных связей между ними.

Каждый новый уровень развития, согласно Рубинштейну, откры­вает все более широкие возможности, а реализация этих возмож­ностей, в свою очередь, формирует новые структуры — таков философско-методологический смысл соотношения структуры и функцио­нирования. Рубинштейновская концепция развития раскрывает не только его стадиальность, но и иерархичность. Структуры высшего уровня видоизменяют способы функционирования низшего, совме­щаются с ними, что создает сложнейшую феноменологическую картину, которую не мог объяснить, например, К. Бюлер, «вытяги­вая», по выражению Рубинштейна, реально надстраивающиеся друг над другом стадии развития в «одну прямую линию, разделенную на три строго ограниченных отрезка» (т. I, с. 139 наст. издания).

Разрабатывая идею иерархичности развития, Рубинштейн сумел раскрыть не только роль высших более сложных стадий развития по отношению к низшим, но и их качественное отличие. Развитие человека для Рубинштейна есть становление, включающее принцип саморазвития и самосовершенствования.

¹² См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 476.

¹³ См.: Принцип развития в психологии. М, 1978.

264

Единство функционального и генетического аспектов, как его понимал Рубинштейн, весьма актуально, хотя в современной психо­логии получили распространение методологические принципы инже­нерной психологии, жестко разграничивающей функционирование и развитие. В этом случае деятельность человека начинает рассмат­риваться как нормативное (отвечающее заданным техническим усло­виям) функционирование. При всей правомерности подобного рас­смотрения при определении конкретных профессиональных задач оно не может быть перенесено на понимание психологического аспек­та деятельности, всегда предполагающего возможность и необходи­мость развития человека как субъекта.

Идея развития как становления совпадает с категорией субъек­та, его саморазвития в результате активного изменения мира. Реа­лизуя принцип развития в психологии познания и деятельности чело­века, Рубинштейн рассматривает стадиальность развития через поня­тия познания и поведения, вполне отвечающие общему структур­ному подходу. Формы поведения и познания, складывающиеся последовательно на разных стадиях как фиксированные и типичные для них, имеют разное внутреннее строение и определяют совокуп­ность возможностей во взаимоотношении субъекта с миром. Именно несовпадение внутреннего строения этих форм с процессом реального взаимодействия с миром ведет к активизации функциональных возможностей субъекта, к поиску новых способов их соотношения (но не так, что внутреннее строение определяет функциональные возможности каждой из форм в отдельности). Рубинштейн раскры­вает внутреннее строение и психики, и сознания, и личности, и ее деятельности, которым свойственна определенность, качественное от­личие, устойчивость и одновременно способность к расширению способа функционирования и на этой основе к их перестройке. Единство форм или строений основано именно на их различии, а не тождестве, в чем и скрыт постоянный источник, бесконечная возможность их развития.

Такие стабильные формы, как характер и способности, Рубин­штейн исследует на уровне личности. И характер, и способности, и воля рассматриваются не только в своих статических формах, но в динамике, которая является конкретным выражением процессуальности развития. И для этих форм единство устойчивого и динамического раскрывается в генезисе. Устойчивость, определен­ность форм не есть их фиксированность. Устойчивость и стабиль­ность проявляются в функционировании, которое содержит бесконеч­ные возможности к изменчивости. Характер проявляется в деятель­ности, в поведении, но в нем же и формируется. Динамика формирования связана с возможностью возникновения в каждой но­вой ситуации нового способа поведения, который из отдельного поступка может затем превратиться в черту характера.

Таким образом, принцип развития во всей многогранности его понимания пронизывает весь труд Рубинштейна.

265

принцип единства сознания и деятельности тоже выступает во множестве аспектов, выполняя как позитивные (методологические, теоретические, эмпирические), так и критические функции. Этот принцип задает систему расчленения и интеграции психологических проблем. Через него дается новое понимание предмета психологии и методологическое определение природы психического: психика как единство отражения и отношения, познания и переживания, гносео­логического и онтологического. Через тот же принцип раскрывается принадлежность сознания действующему субъекту, который относит­ся к миру благодаря наличию у него сознания. Определение отража­тельной природы психического стало общепризнанным. Однако квалификация психики как переживания, как определенного онтоло­гического состояния не давалась ни до, ни после Рубинштейна. Существенность этого аспекта особенно становится очевидной в кон­тексте последующего развития психологии: у некоторых авторов деятельность постепенно свелась к ее идеальным формам. Особенно ярко эта тенденция проявляется в философии и психологии» когда говорят о тождестве сознания и деятельности или, что то же, об общности их строения.

Рубинштейновское определение психики, как единства отраже­ния и отношения, знания и переживания, раскрывает соотношение в ней идеального и реального, объективного и субъективного, т. е. представляет психику в системе различных философско-методологических квалификаций. Определение сознания как предметного и как субъектного, т. е. как выражающего отношение личности к миру, трактовка сознания как высшего уровня организации психи­ки, которому, в отличие от других уровней, присущи идеальность, «предметное значение, смысловое, семантическое содержание» (т. I, с. 21 наст. издания), понимание сознания как детерминирован­ного одновременно общественным бытием индивида и общественным сознанием выявляют продуктивные противоречия его движения. Ге­незис рефлексии сознания индивида из диалектики трех отношений субъекта — к миру, к другим и самому себе (эти отношения были вы­делены Рубинштейном как конституирующие еще в 1935 г. в «Основах психологии»)— вскрывает основу самосознания. Наконец, соотнесе­ние сознания с нижележащими уровнями психики позволяет понять его роль как их регулятора, а также как регулятора целостной деятельности субъекта.

Это положение о регуляторной функции сознания также являет­ся отличительным признаком концепции Рубинштейна. Сознание мо­жет выступать как регулятор деятельности только в силу его нетож­дественности последней, в силу своей особой модальности: в сознании представлена вся объективная действительность (во всяком случае свойственная сознанию идеальность позволяет индивиду руковод­ствоваться всем, что отдалено во времени и пространстве, что составляет не лежащую на поверхности сущность бытия). Именно потому, что в сознании дано все существующее в мире, все отдален-

266

ное во времени и пространстве, все, с чем человек никогда не вступал и не сможет вступить в непосредственный контакт, личность не замк­нута в узком мире своего «я» и оказывается способной выходить бесконечно далеко за пределы этого «я». Она может задавать свою систему координат относительно значимого для нее в этом мире и тем самым регулировать свои действия и переживать их результаты. Идея о регуляторной роли сознания восходит к марксистскому философскому пониманию его активности, с одной стороны, а с дру­гой — к естественнонаучным представлениям о регуляторной роли психики. Однако последнюю зависимость как принципиальную непрерывную линию отечественной психологии Рубинштейн начал де­тально обосновывать уже после выхода в свет второго издания «Основ общей психологии», т. е. с середины 40-х гг.

Вначале —-через принцип единства сознания и деятельности — Рубинштейн ищет подход к объективному изучению личности, к то­му, через что и как она проявляется в деятельности. Этот подход был реализован в цикле исследований проблем воспитания ребенка, соотношения обучения и развития. Эти исследования проводились С. Л. Рубинштейном и его сотрудниками еще в 30-е гг. в Ленинграде. Почти одновременно им намечается другое направление исследова­ний — путь активного формирования личности и ее сознания через деятельность. Прослеживая связь сознания и деятельности, Рубин­штейн показывает, что сознание есть такой высший психический про­цесс, который связан с регуляцией личностью складывающихся в деятельности отношений. Сознание не просто высшее личностное образование, оно осуществляет три взаимосвязанные функции: регу­ляцию психических процессов, регуляцию отношений и регуляцию деятельности субъекта. Сознание, таким образом, высшая способ­ность действующего субъекта. Сознание выводит его в мир, а не замы­кает в себе, поскольку его цели детерминированы не только им самим, но и обществом. Детерминация субъектом своей деятельности скла­дывается и в особом процессе — жизненном пути личности.

Принципиальным для Рубинштейна является вопрос о соотноше­нии сознания и самосознания: не сознание развивается из самосоз­нания, личностного «я», а самосознание возникает в ходе развития сознания личности, по мере того как она становится самостоятельно действующим субъектом. Этапы самосознания Рубинштейн рассмат­ривает как этапы обособления, выделения субъекта из непосредст­венных связей и отношений с окружающим миром и овладения этими связями. Согласно Рубинштейну, сознание и самосознание — это построение личностью через свои действия отношений с миром и одно­временно выражение своего отношения к миру посредством тех же действий. Из такого понимания соотношения сознания и самосозна­ния развивается С. Л. Рубинштейном его концепция поступка:

«При этом человек осознает свою самостоятельность, свое выделение в качестве самостоятельного субъекта из окружения лишь через свои отношения с окружающими людьми, и он приходит к самосозна-

267

нию, к познанию собственного «я» через познание других людей» (т. II, с. 239—240 наст. издания). Самосознание в таком смысле есть не столько рефлексия своего «я», сколько осознание своего способа жизни, своих отношений с миром и людьми.

На пересечении всех приведенных определений сознания — гно­сеологического, социально-исторического, антропогенетического, собственно психологического, социально-психологического (соотно­шение индивидуального и коллективного сознания), наконец, цен­ностно-нравственного — и возникает его объемная интегральная ха­рактеристика. Она образуется именно при генетическом рассмотре­нии. Только рассмотрение сознания в развитии позволяет соотнести, различив исторический (антропогенетический) и онгогенетический процессы развития сознания, показать единство и специфику индиви­дуального и общественного сознаний, определить сознание как этап развития личности ребенка, затем — как этап его жизненного пути и нового качества становления личности, как способ и новое ка­чество жизни и соотнесения себя с действительностью. Этап созна­тельного отношения к жизни есть новое качество самого сознания, возникающее в связи с новым способом жизни личности.

Глубоко раскрыт С. Л. Рубинштейном генезис коммуникативных функций сознания, проявляющихся в речи и осуществляющихся в ней: «Благодаря речи сознание одного человека становится дан­ностью для другого» (т. I, с. 443 наст. издания). Речь является формой существования мысли и выражением отношения, т. е. в функциях речи также прослеживается единство знания и отношения. Чрезвычайно важным является по Рубинштейну генезис тех функций речи, которые связаны с потребностью ребенка понимать и со стрем­лением быть понятым другим. Его анализ этой потребности, сопро­вождающийся убедительной критикой Ж. Пиаже, отчасти близок бахтинской идее диалога. Однако принципиальная особенность позиции Рубинштейна состоит в том, что в отличие от М. М. Бахтина, настаивавшего вслед за родоначальником герменевтики Ф. Шлейер-махером на значимости интерсубъективности, «сократической бесе­ды», Рубинштейн исследует интрасубъективный аспект этой потреб­ности. Поэтому понимание рассматривается им не как выбор альтер­натив, а как обобщение отношений.

Генетически-динамический аспект сознания получает наиболее конкретное воплощение при рассмотрении С. Л. Рубинштейном эмоций и воли. Именно в них сознание предстает как переживание и отношение. Когда потребность из слепого влечения становится осознанным и предметным желанием, направленным на определен­ный объект, человек знает, чего он хочет, и может на этой основе организовать свое действие (т. II, с. 183 наст. издания). В генезисе обращения потребностей, переключении их детерминации с внутрен­них на -внешние факторы концепция Рубинштейна сближается с концепцией объективации Д. Н. Узнадзе.

Таким образом, раскрытие генезиса и структуры сознания как

268

единства познания и переживания, как регулятора деятельности че­ловека дало возможность представить разные качества психичес­кого — познавательные процессы -в их единстве с переживанием (эмоции) и осуществлением отношений к миру (воля), а отношения к миру понять как регуляторы деятельности в ее психологической и собственно объективной общественной структуре и все эти много­качественные особенности психического рассмотреть как процессы и свойства личности в ее сознательном и деятельном отношении к миру.

Рубинштейновское понимание сознания тем самым дало и новое понимание предмета психологии, и новую структуру психологи­ческого знания. Принцип единства сознания и деятельности лег в основу построения психологии как системы.

* * *

Первопроходческая роль С. Л. Рубинштейна в систематической и глубокой разработке (начиная с 1922 г.) деятельностного принципа в психологической науке должна быть специально подчеркнута, поскольку на протяжении последних 20—25 лет этот его вклад в психологию или умаляется, или замалчивается; даже в энциклопе­дических справочниках об этом не говорится ни слова¹⁴. Между тем в нашей стране и за рубежом получают все более широкое распрост­ранение многие достижения в разработке деятельностного подхода, хотя нередко и без упоминания авторства или соавторства С. Л. Рубинштейна. Как ни странно, но именно так получилось, например, с хорошо известной философско-психологической схемой анализа деятельности по ее главным компонентам (цели, мотивы, действия, операции и т. д.). В своей основе эта схема была разработана С. Л. Рубинштейном и А. Н. Леонтьевым в 30—40-е гг. Сейчас она очень широко применяется и совершенствуется (иногда критикуется) советскими и зарубежными психологами, философами, социолога­ми.

Вышеуказанную схему анализа деятельности Рубинштейн начал разрабатывать в своей программной статье «Проблемы психоло­гии в трудах К. Маркса» (1934) и в последующих монографиях. Так, в монографии «Основы психологии» (1935) Рубинштейном были систе­матизированы первые достижения в реализации деятельностного принципа. Прежде всего, в самой деятельности субъекта им были выявлены ее психологически существенные компоненты и конкретные взаимосвязи между ними. Таковы, в частности, действие (в отличие от реакции и движения), операция и поступок в их соотношении с целью, мотивом и условиями деятельности субъекта. (В 1935 г. дейст­вие и операция часто отождествлялись Рубинштейном.)

¹⁴ См.: Рубинштейн С. Л.//БСЭ. 3-е ,изд. М., 1975. Т. 22; Рубинштейн С. Л.//Философский энциклопедический сло­варь. М., 1983.

269

В отличие от реакции действие — это акт деятельности, который направлен не на раздражитель, а на объект. Отношение к объекту выступает для субъекта именно как отношение, хотя бы отчасти осознанное и потому специфическим образом регулирующее всю деятельность. «Сознательное действие отличается от несознатель­ного в самом своем объективном обнаружении: его структура иная и иное его отношение к ситуации, в которой оно совершается; оно иначе протекает»¹⁵.

Действие отлично не только от реакции, но и от поступка, что определяется прежде всего иным отношением к последнему субъекта. Действие становится поступком в той мере, в какой оно регулируется более или менее осознаваемыми общественными отношениями, что, в частности, определяется степенью сформированности самосоз­нания.

Таким образом, единство сознания и деятельности конкретно проявляется в том, что различные уровни и типы сознания, вообще психики раскрываются через, соответственно, различные виды деятельности и поведения: движение — действие — поступок. Сам факт хотя бы частичного осознания человеком своей деятельности — ее условий и целей — изменяет ее характер и течение.

Систему своих идей Рубинштейн более детально разработал в первом (1940) издании «Основ общей психологии». Здесь уже более конкретно раскрывается диалектика деятельности, действий и опера­ций в их отношениях прежде всего к целям и мотивам. Цели и мотивы характеризуют и деятельность в целом и систему входящих в нее действий, но характеризуют по-разному.

Единство деятельности выступает в первую очередь как единство целей ее субъекта и тех его мотивов, которые к ней побуждают. Моти­вы и цели деятельности — в отличие от таковых для отдельных дей­ствий — носят обычно интегрированный характер, выражая общую направленность личности. Это исходные мотивы и конечные цели. На различных этапах они порождают разные частные мотивы и цели, характеризующие те или иные действия.

Мотив человеческих действии может быть связан с их целью, поскольку мотивом является побуждение или стремление ее достиг­нуть. Но мотив может отделиться от цели и переместиться 1) на саму деятельность (как бывает в игре) и 2) на один из результатов деятельности. Во втором случае побочный результат действий ста­новится их целью.

Итак, в 1935—1940 гг. Рубинштейн уже выделяет внутри деятель­ности разноплановые компоненты: движение — действие — опера­ция — поступок в их взаимосвязях с целями, мотивами и условиями деятельности. В центре этих разноуровневых компонентов нахо­дится действие. Именно оно и является, по мнению Рубинштейна, исходной «клеточкой, единицей» психологии.