Сказкин С.Д. - Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века - 1968

XVI—XVIII вв., потерявшего прежнюю политическую самостоятельность. Сеньория XVII и XVIII івв. .во всех ее разновидностях — английской, французской или западногерманской— давно утратила свое политическое значение. Над ней надстройлось новое государство со своими административными, судебными и финансово-подат- ными учреждениями. Господствуя политически <как класс, индивидуально сеньор со своими привилегиями оказался в известном смысле таким же подданным, как

икрестьянин.

Вдворянских государствах Восточной Европы государственная земля сама была частным королевским поместьем. Власть государственных чиновников не распространялась непосредственно на обитателей дворянского

поместья, которое являлось особым округом во главе с помещиком, выполнявшим государственные функции, а самое слово «подданный» с прибавлением «наследственный» превратилось в специальный термин, обозначавший наследственное крепостное состояние.

Совершенно иным, чем на западе, на востоке было и положение буржуазии. Отличительной чертой Восточной Европы нового времени оказалась слабость города, как центра ремесла, торговли и промышленности и полное ничтожество буржуазии. Буржуазия здесь влачит жалкое существование. Она играет некоторую роль только в прибрежных торговых городах, построенных у устьев больших рек, по которым из глубины страны текут за границу массы хлебных грузов и сельскохозяйственного сырья. Дворянство добивается того, что самая торговля хлебом оказывается в его руках. Дворяне становятся здесь не только производителями хлеба, но и крупными торговцами, сбывающими как свой, так и крестьянский хлеб.

Каковы же были причины, в результате которых оказалась столь .различной эволюция аграрного строя запада и востока? На этот вопрос можно ответить лишь после тбго, как мы перейдем к конкретным примерам этой эволюции как на западе, так и на востоке и рассмотрим, как процесс, который мы здесь разбирали общетеоретически, совершался конкретно-исторически.

Разновидностью сеньориального строя (Grudherrschaft) следует считать прежде всего английский тип развития. Основная его особенность заключается в том,

290

что в Англии параллельно с изменениями, происходившими в структуре манориального строя, почти непрерывно подготовлялась и осуществлялась, начиная с конца XV в., экспроприация мелкого земледельца. На континенте отношения были обратные: в недрах сеньориального строя зарождалась и укреплялась крестьянская собственность. Но и на континенте конкретно-историческое развитие в странах сеньориального строя было весьма разнообразно. С одной стороны, тип французский и близкий к нему тип Юго-Западной Германии (чиншевое держание), с другой — тип Северо-Западной Германии (мейерское держание). Само собой разумеется, что в этих пределах было много разнообразных отклонений, связанных с конкретной обстановкой, в которой происходило развитие аграрных отношений.

Начнем с описания того типа аграрных отношений, который в Западной Европе территориально являлся наиболее распространенным — французского, и посмотрим, в какой связи эта форма аграрных отношений стояла с с распределением земельных благ среди различных классов общества.

Своеобразие сеньориальных отношений, делающее их часто непонятным для тех, кто впервые с ним сталкивается, заключается в том, что в них отсутствует понятие собственности на землю, то простое и юридически определенное понятие собственности, которое свойственно римскому праву или европейскому буржуазному праву XIX в. Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что сеньориальный строй складывался в очень отдаленные времена и в сфере таких отношений, для которых это понятие по некоторым причинам оказалось чуждым. Мы не хотим этим сказать, однако, что объективное право и практика государственных учреждений не применяли к этим отношениям понятия собственности. Французские февдисты XVIII в., занимавшиеся толкованием феодального права, английские юристы, старавшиеся истолковать правовой строй английского манора в терминах общего права, отражая в своих теориях капиталистическое развитие общества, всегда стремились выразить сеньориальные отношения в терминах буржуазного права, и прежде всего задавали вопрос, кто является собственни-

Сейчас же мы постараемся дать точное описание, чем были сеньориальные отношения в действительности.

Во Франции вплоть до буржуазной революции, в Англии — до промышленного переворота, в Западной Германии — до реформы XIX в., уничтоживших последние остатки феодальной зависимости, большая часть той земли, которая входила в состав сеньории и регулировалась обычным правом, не имела собственника в буржуазном смысле. И римскому, и буржуазному праву свойственно такое понятие собственности, при котором все права распоряжения принадлежат одному и тому же лицу. Сеньориальному строю такое понятие собственности чуждо. Феодальный собственник-сеньор здесь — верховный распорядитель земли в тех пределах, которые предоставлялись ему правами феода, имеющий обычно право суда и управления населением своей сеньории и одновременно обладающий правом получать определенные платежи и повинности, которые и составляют феодальную ренту. И функционально, и исторически эта феодальная собственность (dominium directum) не имеет ничего общего с собственностью по римскому праву или с собственностью буржуазной (ius utendi et abutendi quatenus juris ratio patitur). Права феодала ограничиваются правами вышестоящего сеньора, от которого он как вассал держит эту землю в качестве феода, и особыми правами его держателей, закрепленными обычаем, сложившимся в результате классовой борьбы и традиций. Господствующий класс, нуждающийся в рабочей силе, стремится привязать непосредственного производителя к земле и сделать его крепостным, что и осуществляется в процессе феодализации, но в дальнейшем, в особенности с развитием товарно-денежных отношений, сам господствующий класс оказывается заинтересованным в том, чтобы, его держателям была представлена большая свобода хозяйственной деятельности и непосредственный производитель, отвоевывает в процессе классовой борьбы широкие права распоряжения своим держанием. Можно сказать, что прикрепление непосредственного производителя к земле (glebae adscriptitio) превращается в свою противоположность: не крестьянин прикреплен к земле наследственно, а земля превращается в наследственное достояние непосредственного производителя, а сам непосредственный производитель начинает считать себя собственником сво-

292

ей земли. С течением времени сеньория постепенно превращается в государство, а держатель земли — в простого подданного. Ни о каком поэтому «разделении права собственности» между сеньором и крестьянином не может идти речи, ибо феодальная собственность на землю есть категория, качественно отличная от буржуазной собственности, как и феодальный строй качественно отличен от буржуазного.

Обратимся к французским примерам. Сеньориальное право, сохранившееся во Франции до буржуазной революции, знало несколько видов земельного держания. Оно выделяло, во-первых, группу несеньориальных держаний в собственном смысле слова, так называемые аллодиальные земли. Аллод — безусловная собственность, почти совпадающая со знакомой нам собственностью буржуазного права. Аллод поэтому стоит вне сеньории и не имеет сеньора. Обычное право, в записях которого (кутюмах) был зафиксирован сеньориальный строй, различным образом относилось к аллоду. Некоторые кутюмы, в особенности на севере, не признавали аллода. Здесь действовал принцип, согласно которому «каждая земля должна иметь своего сеньора». Это, конечно, не значило, что на севере Франции не было островков аллодиальной собственности. Но, как мы уже говорили, в случае, если сеньор предъявлял владельцу аллода иск об уплате ценза на том основании, что ответчик держит не аллод, а лишь простую цензиву, то тяжесть доказательства противного падала на собственника аллодиальной земли. Но были и такие кутюмы, особенно на юге Франции, которые смотрели на аллод как на нормальное явление, а не как на изьятие из общего правила. Здесь действовал другой принцип: право сеньора должно иметь достаточное основание и в случае, если сеньор хотел заставить собственника аллода платить ценз, не владелец аллода, а он, сеньор должен был судебным порядком доказать, что данная земля цензива, а не аллод.

Аллод все же был исключением; правилом были различные формы сеньориальных держаний — свободные и крепостные. Последние в XVI—XVIII вв. тоже редки (так называемые держания «мертвой руки»). В XVIII в. мэнмортабли — лично свободные крестьяне, держащие землю на старинном вилланском праве, несколько смягченном временем и падением ценности денег. Крепостной

293

была лишь земля. Тот, кто ее держал и пока ее держал, обязан был нести повинности и платежи, свойственные крепостному держанию. Владелец такой земли не имел права передавать ее по наследству. Его «рука» была «мертва» в тот момент, когда, по средневековой терминологии, «мертвый хватал живого», т. е. когда наследник вступал во владение доставшимся ему имуществом. Фактически, однако, мэнмортные участки передавались по наследству, но сеньор взыскивал с наследника довольно большую сумму за допуск ас наследованию, и этот допуск и был отличительной чертой держания.

Существовало два вида свободного держания: феод и цензива, держание «благородное» и держание «ротюрное» (неблагородное, разночинное, т. е. крестьянское). Впрочем, различие это уже потеряло свой личный характер и было чисто реальным: «благородной» или «неблагородной» была земля, независимо от того, кто ее держал. Феод отличался от цензивы тем, что с первым были связаны особо торжественные формы феодальной присяги держателя этой земли (вассала) своему сеньору, тогда как владелец цензивы (цензитарий) обязан был время от времени особым актом признания (reconaissanсе) подтверждать зависимость своей земли от сеньории. В остальном эти два вида мало чем отличались друг от

Друга.

Цензива была обычной формой крестьянского державия во Франции XVII в. Что такое цензива? Прежде всего это часть некоторого целого, называемого сеньорией. Она входила в ту ее часть, которая обозначалась как земля, которая тянет к сеньории (mouvance) в отличие от домена, т. е. земли, принадлежавшей сеньору (domaine proche). Существование домена, впрочем, не было обязательным для сеньории; в XVIII в. было сколько угодно сеньорий, в которых отсутствует домениальная земля (воздушные фьефы). Цензитарий, кто бы он ни был, обязан был периодически, по требованию сеньора, признавать особым актом связь своей земли с сеньорией, вносить определенные, с незапамятных времен установленные обычаем платежи и нести повинности. Основным платежом являлся ценз, откуда и само название цензивы. Ценз мог быть денежным или натуральным; в последнем случае он назывался шампаром или терражем и обыкновенно был более тяжел, чем денежный. С цензом обык-

294

повенно были связаны и другие повинности, как регулярные, так и случайные (casuels). К первым принадлежала барщина. Она существовала не везде и была обычно сравнительно незначительной, от 3 до 12 дней в году (в редких случаях больше). Из случайных взносов наиболее тяжелой была сеньориальная пошлина при продаже цензивы (lods et ventes), доходившая иногда до Ѵв покупной цены земли. Цензитарий в большинстве случаев мог распоряжаться своей цензивой так, как если бы она была его собственностью, но при всех сделках, при всех переменах владельца ценз должен был неукоснительно уплачиваться сеньору. На ценз не существовало права давности и недоимки по цензу могли взыскиваться сразу не более как за 30 лет.

Значение ценза хорошо иллюстрируется таким казусом. Если цензива продавалась за долги, то из вырученной суммы сначала покрывались недоимки по цензу и лишь остальная сумма распределялась среди кредиторов в обычном порядке. То обстоятельство, что ценз, особенно в натуре (шампар), был иногда довольно высок, позволило в свое время М. М. Ковалевскому утверждать, что цензитарий был наследственным арендатором и что собственность на цензиву принадлежала сеньору. Другой исследователь, Вольтере, обратил внимание на то, что ценз, как бы ни был он мал, не был единственным платежом, следуемым с цензивы, а мог сопровождаться вторым цензом (surcens). Вольтере полагал, что в этом факте следует видеть перерождение сеньориальной ренты в обычную арендную плату. И то и другое мнение построено на решительном недоразумении. Конечно, были различные формы цензивы. Высота следуемого с них ценза колебалась от совершенно незначительной суммы, имевшей не столько реальное, сколько декларативное значение, до значительной части продуктов, получаемых с цензивы (последнее бывало особенно часто при уплате ценза натурой). Но все же ценз никогда не достигал обычной в данное время и в данном месте арендной платы. Вообще понятие аренды не следует применять к держателям на сеньориальном праве. Экономическим содержанием аренды в обычном смысле слова является поземельная рента, как определенная экономическая категория. Отличительной чертой арендной платы является колебание ее высоты в зависимости от общих хозяйствен-

295

ных условий. Сеньориальные ренты и среди них в первую очередь ценз, наоборот, были фиксированы обычаем в абсолютном размере и не изменялись иногда в течение нескольких столетий. Следовательно, даже в том случае, когда ценз был сравнительно высок, он как феодальная рента по самой своей экономической природе ничего общего не имел с арендной платой. Превращение сеньориальной ренты в XVIII в. в арендную плату могло совершиться только одним путем — превращением цензивы в сеньориальный домен (domain proche), а этого сеньор мог добиться, лишь купив цензиву у ее владельца. Процесс классовой борьбы, веками ведшийся вокруг сеньориальной ренты, в том и заключался, что сеньор, лорд или грундхерр стремились прекратить держание на обычном праве с его неизменными платежами, превратить землю держания в часть своего домена и сдать ее

прекращению цензивы в буржуазную частную собственность.

Неверна также и более осторожная формулировка Вольтерса. Вольтере, как мы видели, утверждал, что ценз не был единственным платежом, лежавшим на цензиве; что с цензивы мог следовать второй ценз, который, де, и превращал следуемые с цензивы платежи в настоящую арендную плату. Последнее утверждение простого противоречит всему тому, что нам известно о существе сеньориального держания. Крупнейший из знатоков феодального права XVIII в., февдист Эрве (а февдистов никоим образом нельзя заподозрить в пристрастии в пользу франі^зского мужика) установил, что, согласно обычаю, двух сеньориальных цензов на одной и той Же цензиве лежать не может (cens sur cens n'a pas lieu) и что всякий второй и т. д. ценз представляет собой простую поземель-

.ную*ренту (cens sur cens n'est qu'une simple rente fonciere), т. е. платеж, который ничего общего с цензом не имеет, ибо с ним не были связаны «случайные права», характерные для ценза. Вольтере смешал две совершенно различные вещи: сеньориальный домен, землю, принадлежавшую сеньору либо как аллод, либо как феод, с одной стороны, и землю, которая тянула к сеньории (mouvances), с другой. Само собой разумеется, что сеньор

296

мог сдавать в аренду домениальную землю на любых условиях, лишь бы нашелся желающий ее взять, но сеньор не мог ни на волос изменить условий обычного права, определявших держание цензивой. Мы увидим дальше, что даже английскому лорду вовсе не так легко было изменить условия обычного держателя, а английский лорд был куда сильнее своего французского собрата.

Второй ценз (surcens) был обыкновенно не сеньориальной рентой, а своеобразной формой уплаты процентов по займам под залог недвижимостей. Эта форма практиковалась в это время повсюду в областях, где господствовал сеньориальный строй. Займодавец получал проценты в форме сеньориальной ренты с определенных земельных угодий, т. е. приобретал иногда на вечные времена «вещное право» на собственность третьего лица. Так как сами сеньориальные права подходили под понятие вещного права, то естественно было смешивать настоящий ценз с несеньориальной рентой, возникшей в результате ее установления путем купли-продажи (rente constituee a prix d'argent).

Право на ренту мог приобрести всякий. Гораздо чаще она принадлежала лицам неблагородного сословия.

Эрве совершенно определенно считает цензиву собственностью не сеньора, а ее держателя, и вполне правильно указывает, что цензива есть не полная, а условная собственность. Характерно, что при этом он не раз ссылался на февдистов XVI в. — обстоятельство, которое показывает, что порядок вещей, нарисованный Эрве, имеет весьма почтенную давность. Итак, права цензитария на землю были гораздо прочнее, а его правовое положение в отношении к сеньору было более благоприятным, чем думали Ковалевский и Вольтере. Интересно отметить в подтверждение высказанного взгляда, что крестьяне — цензитарии нисколько не сомневались в том, что они являются собственниками своей цензивы. Об этом говорят бесчисленные крестьянские наказы в Генеральные Штаты 1789 г. Таковыми же считало их и правительство, о чем свидетельствует вся его финансово-податная практика, заносившая в податных списках цензиву в рубрику собственности.

Однако мы ни в коем случае не должны представлять себе дело так, что французскому мужику при Старом порядке жилось легко. Не следует забывать, что кроме по-

297

земельного сеньора над ним стоял сеньор судебный, который имел право на ряд поборов и пошлин — рыночных^ мостовых, паромных, дорожных, имел право держать голубей и кроличьи садки, имел исключительное право охоты и т. д. Голуби и кролики портили крестьянские посевы, дичь, сберегаемая для сеньориальной охоты и охраняемая штрафами, тоже кормилась за счет мужицкого труда. Мужик должен был уплачивать церкви десятину, которая, правда, была к концу XVIII в. обыкновенно меньше десятой части; платить налоги государству и выполнять всевозможные общественные повинности вроде ремонта дорог, военных постоев и рекрутчины. Все это были, так сказать, непосредственные и очевидные притязания со стороны сеньора, церкви и государства. Но были и другие, менее очевидные, но нисколько не менее тяжелые обязанности, которые приходились на долю того же крестьянина. Абсолютная монархия унаследовала от эпохи средних веков систему внутренних пошлин и регламентацию хлебной торговли, которую она теперь поддерживала с целью дать промышленности и многочисленной бюрократии возможность питаться дешевым хлебом. Местная бюрократия и буржуазия широко пользовались предоставленным им правом запрещения вывоза хлеба; само же правительство лишь в виде исключения давало разрешение на вывоз заграницу, и таким образом в стране и на местах всегда искусственно поддерживались низкие цены на хлеб, которые были скрытой формой налога на мужика в пользу горожан и государства (поскольку последнее было покупателем продуктов питания для армии) .

Мы не будем дальше останавливаться на известной и часто приводимой характеристике аграрного строя Франции накануне революции. Нам важно было лиінь установить сущность сеньориального строя в XVI—XVIII вв. и ту роль, какую он играл в аграрных отношениях накануне революции. Совершенно очевидно, — так можем мы резюмировать наши предыдущие рассуждения, — что все сеньориальные поборы, под какими бы наименованиями они ни встречались, в социальном отношении представляли собой захват продуктов крестьянского труда классом привилегированным, не принимавшим ни прямого, ни косвенного участия в производстве. В средние века сеньоры выполняли некоторые общественные функции,

298

например, поддержание внутреннего и внешнего мира. Теперь же все это отошло к государству. Сеньоры, не сумев по целому ряду причин, о которых мы отчасти уже сказали выше, претворить свои политические права в право собственности на землю или хотя бы на часть земли, вели теперь паразитическое существование. Сеньориальным правам, не вытекавшим из основного принципа XIX столетия права частной собственности — не соответствовали никакие функции, признаваемые полезными теми, кто обязан был эти права оплачивать. Сеньориальный строй был жерновом, повешенным на шею крестьянства, тяжесть которого наносила несравненно больший вред его хозяйству, чем та польза, какую получали от своих прав сеньоры. Понятна ненависть крестьян к сеньориальному строю. Понятно также и то единодушие, с которым крестьянство выступило в революции против сеньоров и сеньориального режима.

Исторический смысл борьбы между крестьянством и сеньорами во Франции и окончательная победа крестьян заключались в том, что был уничтожен сеньориальный строй, давно утерявший смысл своего общественного бытия и продолжавший, однако, существовать в интересах класса, который уже не был исторически оправданным. Исход борьбы между крестьянством и сеньорами был давно предрешен всем ходом социально-экономического развития Франции. Французское дворянство не ассимилировалось с буржуазией, как в Англии, не превратилось

вкласс крупных землевладельцев-предпринимателей, как

вПруссии. Как и почему это произошло — одна из интересных проблем для будущего исследователя. Мы лишь отметим здесь, что перерождение сеньориальных прав, превращение сеньории в собственность на сеньориальные права не смогли предотвратить гибель сеньориального строя, поскольку последний не перевоплотился в собственность на землю. Последнее обстоятельство позволяет нам понять одно любопытное явление в аграрном строе французского Старого порядка.

Аграрные отношения давно уже не исчерпывались борьбой между крестьянством и сеньором. Под тонкой скорлупой сеньории разыгралась классовая борьба, отразившаяся в усиленной мобилизации земельной собственности (условной, конечно) и в расслоении крестьянства на ряд социально-экономических группировок, в

299