pdf.php@id=6115

3

От составителей

Хрестоматия по культурологии, первая часть которой представлена настоящим изданием, состоит из четырех частей:

1.Миф и мифологическая картина мира

2.Религия и религиозная картина мира

3.Наука и рациональное видение мира

4.Искусство и художественная картина мира

Хрестоматия - это учебное пособие, которое поможет студентам, изучающим теорию и историю культуры, в подготовке к семинарским занятиям, а также в их самостоятельной работе над первоисточниками. Тексты, представленные в Хрестоматии, принадлежат ведущим западноевропейским и отечественным ученым XIX - XX веков. Труды видных философов, культурологов, психологов и социологов дают возможность не только оценить достигнутый уровень знания по проблемам мифа и религии, науки й искусства, но и позволяют увидеть целостную картину мира.

Хрестоматия составлена в соответствии с Программой по культурологии (редакция 2001 г.), однако она не может охватить всего содержания учебного курса. Составители оставили за собой право выбрать лишь те сюжеты текстов, которые наиболее ярко отвечают заданной проблеме: картина мира, данная через миф, религию, науку и искусство

Хрестоматия снабжена справочным материалом: именным указателем, глоссарием, краткими сведениями об авторах статей.

4

МИФОЛОГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ И МИФОЛОГИЧЕСКАЯ КАРТИНА МИРА

Человек живет в мире мифов. Если под мифом понимать прежде всего «слово» (с греч.), то можно сказать, что человек живет в мире фантазии, вымысла, воображения. В этом смысле современный человек недалеко ушел от древнего: только на место историй, рассказывающих о создании Космоса, приходят истории об идеальном обществе (современные политические и экономические мифы) и идеальном человеке.

Человек живет в мифе до тех пор, пока он питается его содержанием (=иллюзии) и не видит его формальных границ. Болес того, живя в мифе, человек невольно становится не только его носителем, но и его создателем = мифотворцем. Мифы творятся коллективно. И поскольку человек не всегда способен пойти против течения - желания и воли большинства,- он остается во власти коллективного представления. Так мы можем говорить о том, что миф есть не только текст культуры = «истории», но и определенный тип мышления.

Миф как текст культуры имеет у разных народов много общего. Прежде всего, это тематическая и образная типология: например, мифы о происхождении планет и созвездий, огня и ремесел; образы мирового древа и мирового яйца и т.д.

Мифологические истории оформляются (складываются) в целостные мифологические системы = мифологии. Они отличны друг от друга «лица не общим выраженьем»: приземленно-практические - у древних китайцев; грациозно-художественные - у древних греков; величественно­ монументальные - у древних египтян.

Вряд ли можно говорить о господстве мифологических систем в современной культуре. Однако, если обратиться к советской культуре, то в ней найдем все основные темы и образы, характерные для мифологии:

5

■Миф о сотворении из Хаоса - Космоса = миф о социалистической революции;

■миф о возможности построения идеального общества = миф о коммунизме как обществе равноправия;

■миф о советском человеке как самом стойком, преданном идеалам будущего, самом читающем, самом..., самом... = миф о культурном герое;

■миф о вечно живущих демиургах = «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»; «Сталин - это Ленин сегодня» и т.д.

Миф как тип мышления отличает коллективность, алогичпость (с точки зрения здравого смысла) и эмоциональность, чувственность. Сущность мышления древнего человека обычно определяют понятием «первобытный синкретизм», имея в виду слитность, нерасчлененность эмоций, знаний, действий. Крупнейший исследователь мифа в XX веке А.Ф.Лосев считал, что мифология есть явленная человеку в своей непосредственной данности и, следовательно, в своей чувственной целостности действительность, неотъемлемой частью которой является человек. В этом смысле мифология есть тип мышления всегда, во все времена присущий человеку.

Человек, живущий в мифе и говорящий на языке мифа, создает в своем представлении одну из возможных моделей Вселенной мифологическую картину мира. Эта картина отличается своей внутренней логикой и завершенностью. Она строится в системе мифологического времени (цикличность, повторяемость или статичность - см. работы М.Элиаде) и мифологического пространства (вертикальная или горизонтальная многослойность) и определяет место человека в этом мире.

Если мир есть то, что мы хотим видеть и что мы видим, то любая иная картина мира (включая научную) окажется мифологической (см., например, работы А.Лосева).

6

Тексты, представленные ниже, принадлежат авторитетным именам в культуре. Авторы высказывают различные, порой спорящие между собой точки зрения на проблему мифа и мифологического типа мышления. Хочется надеяться, что чтение этих фрагментов из произведений побудит кого-то из вас «осилить» произведения полностью, а кого-то и задуматься над единственным, имеющим смысл для человека, вопросом: кто я, откуда, куда я иду?

Е.М. МЕЛЕТИНСКИЙ

Мелетинский Елеазар Моисеевич (род. 1918г.) - отечественный литературовед, автор работ по исторической поэтике, фольклору, мифологии, в том числе: «Поэтика мифа», «Мифы древнего мира в сравнительном изучении», «Герой волшебной сказки», «Средневековый роман: Происхождение и классические формы».Е.М. Мелетинстй высказал целый ряд идей, которые обогащают сравнительную культурологию.

ОБЩИЕ СВОЙСТВА МИФОЛОГИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

Некоторые особенности мифологического мышления являются следствием того, что «первобытный» человек еще не выделял себя отчетливо из окружающего природного мира и переносил на природные объекты свои собственные свойства, приписывал им жизнь, человеческие страсти, сознательную, целесообразную хозяйственную деятельность, возможность выступать в человекообразном физическом облике, иметь социальную организацию и т.п. Эта «еще-невыделенность» представляется нам не столько плодом инстинктивного чувства единства с природным миром и стихийного понимания целесообразности в самой природе, сколько именно неумением качественно отдифференцировать природу от человека. Без наивного очеловечивания окружающей природной среды были бы немыслимы не только всеобщая персонализация в мифах, но такие первобытные верования, как фетишизм, анимизм, тотемизм, манаоренда (которые, в свою очередь, отчетливо отразились в мифах, например анимизм—в образе духов-хозяев, тотемизм — в образах родоначальников с двуединой антропоморфно-зооморфной природой и т. д.), такое «метафорическое» сопоставление природных и культурных объектов, которое привело к тотемическим классификациям и, шире,—к лимнологическому символизму, представлению космоса в зооантропоморфических терминах, отождествлению микро- и макрокосма (в частности, изоморфизму пространственных отношений и частей человеческого тела) и т. д.

8

Диффузность первобытного мышления проявилась и в неотчетливом

разделении субъекта и объекта, материального и идеального (т. е.

предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени), вещи и ее атрибутов, единичного и множественного, статичного и динамичного, пространственных и временных отношений. Пространственно-временной синкретизм сказывается в изоморфизме структуры космического пространства и событий мифического времени.

Первобытному мышлению также свойственно чрезвычайно слабое развитие абстрактных понятий (что, как известно, широко подтверждается этнолингвистическими данными), вследствие чего классификации и логический анализ осуществляются довольно громоздким образом с помощью конкретных предметных представлений, которые, однако, способны приобретать знаковый, символический характер, не теряя своей конкретности. Непосредственным материалом первобытной логики становится элементарно-чувственное восприятие, позволяющее через сходства и несовместимости чувственных свойств осуществляться процессу обобщения без отрыва от конкретного. Соответственно пространственно-временные отношения не могут эмансипироваться от заполняющих пространство и время конкретных чувственных предметов, персонажей, ситуаций, что приводит к представлению о неоднородности пространства и времени. Сближение объектов по их внешним вторичным чувственным качествам, по смежности в пространстве и времени может преобразоваться в причинноследственную связь, а происхождение—в известном смысле подменить сущность. Последняя черта (характерная и для детского мышления) чрезвычайно существенна, так как ведет к самой специфике мифа, моделирующего окружающий мир посредством повествования о происхождении его частей.

Само логическое мышление еще слабо отдифференцировано от эмоциональных, аффективных, моторных элементов, что не только облегчает всякого рода «партиципации» (в леви-брюлевском смысле), но мотивирует многое в ритуально-магической практике.

9

Разумеется, нельзя свести все особенности мифологического мышления, а тем более различные верования к самому факту «ещеневыделенности» человека из природы, к недифференцированности логической мысли от эмоциональной сферы, неумению абстрагироваться от конкретного и т. п. Целый ряд из перечисленных выше моментов требует для своего возникновения не только синкретизма мышления, но и первых шагов его преодоления. Так, например, в мифах о культурных героях отражаются и неразличение природы, и культуры (культурные герои «добывают» и культурные блага, и природные объекты: огонь и солнце, полезные злаки и другие растения, орудия труда, социальные и обрядовые установления и т. д.), и начало такого различения, выразивше­ еся в элементах дифференциации между собственно культурными героями

идемиургами, в выдвижении на первый план темы происхождения культуры.

Тотемизм исходит из кровного родства определенной группы людей

ивида животных или растений, что, песомненно, также предполагает некое переходное состояние от отождествления природы и культуры к их различению, а также перенесение на природу представлений о сложившейся социальной родо-племенной организации. Там, где речь идет о социальных институтах, резко обнаруживается различие между «пер­ вобытным» и детским мышлением. Анимизм предполагает дополнительно представление о душе и духах, т. е. начало разделения материального и идеального, хотя само это представление о душе еще долго имеет достаточно «телесный» характер (душа локализуется в определенных органах—печени, сердце, совпадает с кровью или дыханием, имеет вид птицы или человека и т. д.).

Первобытная логика уже на самых ранних стадиях оперирует некоторыми абстрактными классификаторами (например, числовыми) и проявляет, пусть слабые, тенденции к созданию более отвлеченных представлений. Вообще чистое «мифологическое мышление» есть некая абстракция, что не удивительно, если мы учтем разнообразные импульсы

10

идущие от производственной практики и технического опыта в архаических обществах. Но тот факт, что мифологическое мышление нельзя обнаружить в химически чистом виде, как раз опять же подтверждает его генетическую связь с ней «синкретической» фазой в истории человеческой культуры и самого мышления. Этому не противоречит и своего рода изощренность, операциональная гибкость мифологического мышления, оказавшегося способным к анализу и классификциям, которые (как убедительно доказывает Леви-Стросс) сделали возможной неолитическую техническую революцию. Явная небеспомощность мифологического мышления решающего логические задачи громоздкими и отчасти «окольными» путями, но все же их решающего, заставляет пересмотреть вопрос и о его «непрактичности»

(как это по Леви-Брюль), и о его «примитивности», но не может отмести его архаических корней.

Признание архаичности мифологического мышления исключается и тем фактом, что элементы его как мышления конкретного, образно­ чувственного, слабо отдифференцированного от эмоциональной сферы, ориентированного на достойные подражания сакрализованные «образцы»,

можно обнаружить и в обществах с весьма развитой цивилизацией.

Вместе с тем познавательные возможности мифологического

мышления (в частности, его особая «полнота» з а с ч е т включения

эмоционально-интуитивного начала) и историческое сосуществование мифологического и научного мышления не позволяют рассматривать первое исключительно как несовершенного предшественника второго. Диахронический подход оказывается верным, но недостаточным; в известном отвлечении от него (а следовательно, и от диффузности и синкретизма) мы можем рассматривать мифологическое и научное мышление синхронически как два логических «типа» или «уровня», что фактически делается в исследованиях Леви-Брюля, Кассирера и ЛевиСтросса (и диахронический и синхронический аспекты неизбежно схематичны).