§ 3. Юридический факт и норма права в движении гражданских правоотношений

1. В нашей юридической науке считается общепризнанным, что под нормой права следует понимать установленное или

- 19 -

санкционированное государством правило поведения, которое государство как организация классового господства при знает необходимым для охраны интересов господствующего класса и соблюдение которого обеспечивается принудитель­ной силой государства.

Однако как только мы переходим от общего понятия нор­мы права к рассмотрению видов норм, то встречаемся с самы­ми различными формулировками и построениями.

Большинство авторов сходятся на том, что «норма - это правило, отличающееся более или менее общим характером»²³.

Причем зачастую можно встретить рассуждения не только об об­щих правилах²⁴, об общих нормах²⁵, о нормах неперсонифицирован­ных²⁶, но и так называемых нормах индивидуальных²⁷, о нормах кон­кретных²⁸. Так ли это в действительности, могут ли быть необщие персонифицированные, индивидуальные, конкретные нормы?

Для выяснения вопроса о соотношении норм социалистического права с юридическими фактами необходимо прежде всего обратиться к актам государственных органов, в полномочия которых входит установление норм нашего социалистического права.

Издание акта государственной власти или государственного уп­равления имеет в качестве своей основы определенные материальные предпосылки, которые определяют, в конечном счете, как характер, так и направленность соответствующего акта государственного органа.

Издавая акты в той или другой области государственного руко­водства, государственный орган может предписать определен­ное поведение тому или другому конкретному лицу (лицам). Однако государственные органы могут установить обязанность или возмож­ность известного поведения и для весьма неопределенного круга лиц. В последнем случае в предписании указывается, при каких условиях всякое и каждое лицо (из более или менее неопределенного круга должно подчинить свое поведение правилу, заключенному в соответ­ствующем предписании. Поскольку в этом случае предписание обра­щено не к конкретному лицу (лицам), но обязательно для всех в оди-

- 20 -

наковой мере, поскольку оно имеет общий характер - всякий и каж дый может оказаться в условиях, предусмотренных предписанием, а следовательно, быть адресатом соответствующего акта государствен­ного органа.

Таким образом, с точки зрения конкретизированное адресата предписания, то есть конкретизированности субъектов, к которым об­ращено предписание государственного органа, можно различать конкретные и общие предписания. К первому виду предпи­саний относится, например, плановый акт, которым устанавливается плановое задание определенному предприятию. Аналогичный харак­тер в рассматриваемом аспекте будет иметь санкция прокурора на административное выселение лица, самоуправно занявшего жилое помещение, акт о реквизиции имущества, принадлежащего определен­ному гражданину или организации, и т. д. Во всех этих случаях предписания органов государства обращены к строго определенным конкретным субъектам. Обязанность соответствующего поведе­ния возлагается только на данное предприятие, только на данного квартиросъемщика, только на данного собственника. Поэтому предпи­сания, обращенные к конкретным лицам, целесообразно именовать конкретными предписаниями.

Как уже отмечалось выше, предписания органов государства. устанавливающие обязанность (возможность) определенного поведе­ния, могут быть обращены не только к конкретным лицам, но и к бо­лее или менее неопределенному (неконкретизированному персональ­но) кругу лиц. Например, предписания, содержащиеся в Указе Пре­зидиума Верховного Совета СССР от 26 августа 1948 г. «О праве граждан на покупку и строительство индивидуальных жилых домов». обращены не к каким-то определенным конкретным лицам, а устанав­ливают правила поведения для весьма широкого и неопределенного круга лиц. Указ не устанавливает, кто именно будет продавцом, а кто покупателем. Указ формирует обязанность определенного поведения при соответствующих обстоятельствах. Эта обязанность подчинить свое поведение правилам, содержащимся в Указе, возлагается на «всякого и каждого», но кто из неопределенной массы «будущих» по­купателей и продавцов должен стать «настоящим» - Указ не устанав­ливает.

Предписания органов государственной власти и управления, обра­щенные не к какому-то конкретному лицу (лицам), а устанавливаю­щие обязанность (возможность) известного поведения для неопреде­ленного (неконкретизированного) круга лиц в соответствующих ус­ловиях, целесообразно называть общими предписаниями.

Адресат общих предписаний органов государства может иметь самую различную численность. Так, например, каждый дееспособный гражданин может стать обязанным (приобрести права) в соответствии с правилом, содержащимся в ст. 180 ГК. Таким образом, обязанны­ми лицами в рассматриваемом случае могут стать десятки миллионов людей нашей страны. Однако если мы обратимся к адресату такого акта, как Закон, принятый Верховным Советом СССР 19 марта 1946 г.²⁹. то придется ограничиться сравнительно скромными цифра­ми. Законом от 19 марта 1946 г. было установлено: «Присвоить Про­курору СССР наименование Генерального Прокурора СССР». В дан­ном случае предписание Верховного Совета СССР (Закон) обращено не к конкретному лицу, а устанавливает наименование должности для каждого лица, которое будет исполнять обязанности Прокурора СССР. Следовательно, адресатом предписания в данном случае яв-

- 21 -

ляется одно должностное лицо, но кто - персонально не устанавли­вается. Так как правами наделяется не конкретное лицо, а каждое, которое будет находиться при исполнении тех или других обязанно­стей (в частности, обязанностей Прокурора СССР), названный акт яв­ляется общим предписанием, а следовательно, нормативным актом социалистического права. Напротив, Указ Президиума Верховного Совета СССР, например, о награждении нескольких сот человек будет оставаться конкретным предписанием, хотя он и обращен к ука­занному числу лиц, так как обращен к каждому из них персонально.

Таким образом: 1) под конкретным предписанием государственных органов следует понимать предписание, обращенное к конкрет­ному лицу (лицам); 2) под общим предписанием понимается предписание, обращенное к более или менее неопределенному (неконкрети­зированному персонально) кругу лиц. Общие предписания являются нормами права.

2. Приведенный анализ предписаний (с точки зрения конкретизи-рованности круга субъектов, к которым эти предписания обращены) сам по себе еще не вскрывает полностью юридической природы ак­тов государственных органов.

Традиционным разграничением названных актов является разгра­ничение на акты нормативные, то есть акты, которые имеют в своем содержании определенные правила (нормы), и акты ненормативные, то есть юридические факты.

Это традиционное разграничение не вскрывает юридической при роды всех видов юридических актов, в которых находят свое право­вое выражение руководящая и направляющая деятельность советских государственных органов. Дело в том, что не каждый акт государственного органа является либо нормативным актом, либо юридическим фактом. Существуют и иные правовые явления, которые не могут быть отнесены ни к той, ни к другой из указанных категорий. Чтобы убедиться в правильности приведенного утверждения, проанализируем предписания государственных органов с точки зрения нормативной основы издания соответствующих актов.

В большинстве случаев нормативной основой актов органов госу­дарства является норма права, установленная вышестоящим органом. При этом общая направленность и видовой предмет правового регулирования акта нижестоящего госоргана совпадают с общей направ­ленностью и непосредственным предметом регулирования нормы. установленной вышестоящим органом. Иначе говоря, нижестоящий орган на основе и во исполнение предписания вышестоящего органа издает акт по тому же вопросу.

В силу этого предписание нижестоящего органа носит специальный характер по отношению к предписанию вышестоящего госоргана. Так, например, Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1945 года издан на основе и во исполнение Ука­за Президиума Верховного Совета СССР от 14 марта 1945 г. «О наследниках по закону и по завещанию». Указ Президиума Верховного Совета СССР выступает в качестве нормативной основы Указа Президиума Верховного Совета РСФСР. Указ от 12 июня 1945 г. издан по тому же видовому предмету правового регулирова­ния, что и Указ от 14 марта 1945 г., и имеет одну общую с ним на­правленность - регулирование отношений, возникающих в связи с пе­реходом наследственного имущества. Поскольку предмет регулирова­ния приведенных Указов совпадает, постольку Указ Президиума Верховного Совета РСФСР является специальным по отноше­нию к Указу Президиума Верховного Совета СССР.

Аналогичное положение можно наблюдать при анализе норматив­ной основы Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 октяб­ря 1945 г. «Об участии в выборах в Верховный Совет СССР военнослужащих частей и соединений Красной Армии и Военно-Морского

- 22 -

Флота, находящихся за пределами СССР»³⁰. Нормативной основой Указа от 14 октября 1945 г. является ст. 138 Конституции СССР. И ст. 138 Конституции СССР, и Указ от 14 октября 1945 г. имеют одну общую направленность, хотя вне всяких сомнений, что непо­средственный предмет регулирования ст. 138 значительно шире предмета регулирования Указа. Однако объемное различие предметов регулирования не влечет полного разрыва этих предметов по их характеру.

Статья 138 Конституции СССР устанавливает, что граждане, со­стоящие в рядах Советской Армии, пользуются правом избирать и быть избранными в Верховный Совет СССР. Указ от 14 октября 1945 г. устанавливает порядок осуществления положений ст. 138 Конституции СССР военнослужащими, находящимися за пределами СССР. Предписания Указа от 14 октября 1945 г. являются спе­циальными по отношению к правилу ст. 138 Конституции СССР.

В приведенных двух случаях мы видим, что нормативной осно­вой соответствующих актов государственной власти являются прави­ла, установленные вышестоящими органами, а предписания ниже­стоящих органов являются специальными по отношению к предпи­саниям органов вышестоящих, поскольку эти предписания издаются по тому же вопросу.

Однако в некоторых случаях при анализе актов органов госу­дарственной власти и управления не представляется возможным найти нормативную "основу, аналогичную Указу Президиума Верхов­ного Совета СССР от 14 марта 1945 г. и ст. 138 Конституции. Дело в том, что иногда единственной нормативной основой издания того или другого акта является непосредственно норма о компетен­ции органа, издавшего соответствующий акт. Обратимся, например, к Указу Президиума Верховного Совета СССР от 2 февраля 1946 г. «О национализации земли, банков, промышленных и коммунальных предприятий, железнодорожного и водного транспорта и средств свя­зи южной части острова Сахалина и Курильских островов»³¹. Норма­тивной основой этого Указа является норма о компетенции Прези­диума Верховного Совета СССР.

Так как иных предписаний вышестоящих органов по данному вопросу нет (в частности, законов, принятых Верховным Советом СССР), названный Указ не может быть рассматриваем в качестве спе­циального предписания. В данном случае Указ является предписа­нием, изданным непосредственно на основе нормы о компетенции Президиума Верховного Совета СССР.

Аналогичную нормативную основу имеет и ряд других Указов Президиума Верховного Совета СССР. В частности, Указ от 10 ок­тября 1945 г. «О возрастном цензе для граждан СССР, избираемых в Верховный Совет СССР»³². Указ от 10 апреля 1946 г. «О преоб­разовании комитета по делам высшей школы в союзно-республикан­ское Министерство высшего образования СССР»³³. Все эти Указы имеют в качестве нормативной основы непосредственно норму о компетенции Президиума Верховного Совета СССР.

Указанная нормативная основа может быть не только в случае издания актов высшими органами государственной власти, но также И при издании актов местными органами государственной власти и

- 23 -

государственного управления. Например, решение исполкома город­ского Совета, устанавливающее правила пользования городским транспортом, издается также непосредственно на основе нормы о компетенции исполкома горсовета, которая и является нормативной основой указанного решения.

Следовательно, с точки зрения нормативной основы необходимо различать два вида предписаний советских государственных органов. Первый вид предписаний составляют предписания, нормативной ос новой которых являются акты вышестоящих органов государства. изданные по тому же вопросу. Эти предписания можно назвать «специальными предписаниями». Второй вид предписаний состав­ляют те, которые издаются непосредственно на основе нормы о компетенции органа, издающего соответствующий акт, при отсутствии предписаний по данному вопросу вышестоящих органов. Эти предписания можно назвать сокращенно «предписаниями компетенции».

Не следует думать, что в первом случае (при издании специаль­ных предписаний) не требуется компетентности органа на издание соответствующего акта. Здесь норма о компетенции только несколько отодвигается. Вполне понятно, что издание того или другого акта органов государственной власти или управления за пределами его компетенции влечет за собой недействительность указанного акта.

3. Специальные предписания и предписания компетенции могут быть общими и конкретными (с точки зрения конкретизированности круга лиц, к которым обращены соответствующие предписания). По­этому следует различать четыре вида предписаний по их юридической природе, издаваемых государственными органами.

Первый вид составляют общие специальные предписания. Подобными предписаниями являются те, которые имеют своей норматив ной основой предписания вышестоящих государственных органов и обращены к неопределенному кругу лиц.

Второй вид предписаний составляют общие предписания компе­тенции. Они имеют своей нормативной основой непосредственно норму о компетенции органа, издавшего соответствующий акт, и обра­щены к неопределенному кругу лиц.

Третий вид предписаний составляют конкретные специальные предписания. Они обращены к конкретным лицам (налагают обязан­ности или наделяют правами конкретных лиц) и имеют в качестве нормативной основы предписания вышестоящих органов государ­ственной власти.

Четвертый вид предписаний составляют конкретные предписа­ния компетенции. Эти предписания обращены к конкретным лицам и имеют в качестве нормативной основы непосредственно норму о компетенции органа, издавшего соответствующий акт.

Конкретные предписания компетенции не являются нормами пра­ва, поскольку они обращены только к конкретным лицам, то есть либо наделяют определенными правами конкретных лиц. либо возла­гают на них правовые обязанности. Конкретные предписания компе­тенции не создают общей меры определенного поведения (правила). Однако, не будучи нормами права, конкретные предписания компетенции не являются и юридическими фактами. Дело в том, что юри­дическим фактом является лишь тот факт, с которым нормы права связывают юридические последствия. Названные же предписания. хотя и выступают в качестве юридических явлений, в то же время не могут быть рассматриваемы как юридические факты, поскольку не существует нормы права, которая связывает с ними юридические последствия.

Норма о компетенции, составляя нормативную основу конкретного предписания компетенции, указывает лишь на юридическую воз­можность совершения соответствующих актов данным госорга-

- 24 -

ном, но не указывает на те правовые последствия, которые насту­пают в связи с этим актом.

Следовательно, конкретные предписания компетенции не должны быть отождествляемы ни с нормами права, ни с юридическими фак­тами.

Конкретные предписания компетенции представляют собой само­стоятельный вид правовых явлений нашего социалистического права. В качестве примера конкретного предписания компетенции следует привести постановление СНК РСФСР от 21 января 1921 г. «Об ус­ловиях, обеспечивающих научную работу академика И. П. Павлова и его сотрудников». В ст. 2 названного постановления было уста­новлено: «Поручить Государственному издательству в лучшей типо­графии республики отпечатать роскошным изданием заготовленный академиком Павловым научный труд, сводящий результаты его науч­ных работ за последние 20 лет, причем оставить за академиком И. П. Павловым право собственности на это сочинение как в Рос­сии, так и за границей»³⁴.

Постановление СНК РСФСР от 21 января 1921 г. не устанав­ливает норм права (общих предписаний) и в то же время не является юридическим фактом. Ранее изданные постановления - декрет ВЦИК «О государственном издательстве» от 29 декабря 1917 г. и декрет СНК РСФСР от 26 ноября 1918 г.. «О признании научных, литературных, музыкальных и художественных произведений госу­дарственным достоянием» - не предусматривали юридических фак­тов в виде постановлений СНК, каким явился декрет от 21 января 1921 г. Этот декрет представляет собой конкретное предписание компетенции высшего органа государственного управления. Конк­ретным предписанием он является потому, что обращен к конкрет­ным лицам - к академику И. П. Павлову, его жене и сотрудникам (постановлением не устанавливалось общего правила, относящегося, например, к другим академикам). Предписанием компетенции он яв­ляется потому, что СНК РСФСР вынес данное постановление лишь на основе своей компетенции при отсутствии предписаний по этому поводу общего или конкретного характера других органов.

Указанное постановление СНК показывает, что конкретные пред­писания компетенции, не являясь нормативными актами, в то же вре­мя не могут быть отнесены к юридическим фактам.

Смешение конкретных предписаний компетенции с нормами права приводит к тому, что нормативный характер иногда неоснова­тельно усматривается даже за теми актами государственной власти, которыми не устанавливается общего правила поведения, а дается решение по какому-то конкретному случаю.

Например, рассматривая один из актов Президиума Верховного Совета СССР, Е. И. Носов пишет: «Даже в том случае, когда Пре­зидиум Верховного Совета СССР разрешает вопрос о каком-либо конкретном случае, это тоже носит преимущественно показательный нормативный характер, обязывающий ниже­стоящие органы во всех подобных случаях поступать точно так же» (разрядка наша. - О.К.)³⁵. В дальнейшем изложении Е. И. Носов стремится обосновать нормативный характер подобных актов п. «б» ст. 49 Конституции СССР. Однако из содержания указанной статьи никак нельзя прийти к выводу о том, что решение Президиума Верховного Совета по конкретному случаю имеет нормативный харак-

- 25 -

тер. Содержание ст. 49 Конституции СССР скорее приводит к обрат­ному выводу.

Нельзя на основании авторитетности органа, издающего тот или другой акт, определять общий или конкретный характер данного ак­та. Положение органа в системе государственных органов может сообщить его акту ту или другую юридическую силу, но не может сделать акт нормативным в тех случаях, когда он не устанавливает нормы (общего правила), а обращен к конкретным лицам.

Следовательно, конкретные предписания компетенции не должны быть смешиваемы с нормами права. Конкретные предписания ком­петенции следует определить как предписания органов государствен­ной власти и управления, обращенные к конкретному лицу (лицам), нормативной основой которых (предписаний) является непосредствен­но норма о компетенции органа, издавшего акт.

4. Сопоставляя конкретные и общие предписания (специальные и компетенции), следует прийти к выводу о том, что необщих, ин­дивидуальных, конкретных и т. п. норм не существует. Конкретным может быть предписание, но не норма. Последняя всегда обладает общим характером. Норма права собственно потому и называется правилом, что она имеет значение не для отдельного конкретного случая, а для массы однотипных случаев.

Общий характер нормы права следует понимать в неконкретизированности ее адресата. Если адресат акта госоргана конкретизиро­ван, то налицо конкретное предписание, а не норма права.

5. В нашей литературе существует точка зрения, согласно которой правовая норма может создавать непосредственно (помимо юридических фактов) права и обязанности для кон­кретных лиц. В качестве примера приводятся принятые вне­очередной 5-й сессией Верховного Совета СССР I созыва за­коны о включении Западной Украины и Западной Белоруссии в состав СССР с воссоединением их соответственно с Украин­ской ССР и Белорусской ССР³⁶.

Проф. С. А. Голунский и проф. М. С. Строгович, как нам кажется, в данном случае смешивают наделение правоспособ­ностью лиц, находящихся на воссоединенной территории (по­средством предоставления гражданства СССР), с наделением конкретными правами и обязанностями тех же лиц. Отстаи­вая приведенное положение, иногда говорят, что в данном случае возникают такие конкретные права и обязанности, как право на труд, образование, воинская обязанность и т. д., что совершенно правильно. Названные права и обязанности дей­ствительно возникают, но это не те права и обязанности, о ко­торых мы говорим, рассматривая движение конкретного пра­воотношения. Указанные права и обязанности заполняют (наряду с иными) объем правоспособности, которая сама по себе и вместе с нормой права, помимо юридических фактов, не может послужить основанием движения конкретных прав и обязанностей. Норма права (общее предписание) никогда не может сама, помимо юридических фактов, породить те или другие юридические последствия. Противоположная точка зрения основывается на смешении конкретных предписаний с

- 26 -

общими (нормами права). Конкретных, индивидуальных норм не существует. Конкретными могут быть не нормы, а предпи­сания, которые в определенных случаях выступают в качестве юридических актов.

Норма права (общее предписание) не обращена к какому-то конкретному лицу (лицам). Ее предписание обращено ко «всякому и каждому», чье поведение подпадет под действие этой нормы. Кто из неопределенной массы субъектов станет участником правоотношения, еще не известно.

Юридические факты складываются в основном из действий вполне определенных конкретных субъектов. Даже и в тех случаях, когда в качестве юридического факта выступают юридические события, то последние также оказывают свое воздействие либо на личность, либо на предметы и т. д. вполне определенных конкретных субъектов, иначе они для права безразличны.

Так как правоотношение может быть только между кон­кретными лицами, юридические факты выступают в качестве связующего звена между нормой права и субъективными пра­вами (обязанностями) конкретного субъекта. Норма права может быть применена, а лица могут выступать в качестве субъектов права лишь тогда, когда в общественном отноше­нии имеются факты, признанные данной нормой юридиче­скими.

Таким образом, норма права (общее предписание) не мо­жет, помимо юридических фактов, ни наделить субъектов пра­вами и обязанностями, ни освободить их от существующей правовой связи. Норма права создает юридическую возмож­ность возникновения, изменения и прекращения гражданского правоотношения. Она указывает на те конкретные условия, обстоятельства (факты), при наличии которых правовая связь приходит в движение. Поэтому норма права выступает в каче­стве одной из общих юридических предпосылок возникнове­ния, изменения и прекращения гражданских правоотношений.

Что же касается юридических фактов, то они реализуют со­здаваемую нормой права возможность движения граждан­ского правоотношения, то есть в соответствии с предписа­ниями норм советского гражданского права влекут за собой либо возникновение, либо изменение, либо прекращение пра­воотношения.

Следовательно, в отличие от нормы права юридические факты выступают в качестве конкретной (частной) пра­вовой основы динамики конкретных гражданских пра­воотношений.

В возникновении, изменении и прекращении гражданских правоотношений выражается связь и взаимодействие между нормами советского гражданского права и юридическими фак­тами и в то же время обнаруживается различное значение

- 27 -

нормативных предпосылок и фактической (частной) основы в движении названных правовых связей.

6. Исходя из того, что юридический факт - это факт реальной действительности, с которым нормы права свя­зывают юридические последствия, а соотношение названных фактов и норм строится по принципу частной основы и общей предпосылки движения гражданских правоотношений, нельзя представлять себе, будто бы юридическая значимость того или иного явления (обстоятельства) должна быть придана только тому факту, который прямо, как таковой, указан в строго определенной норме права. Нельзя также думать, что если со­ответствующий, рассматриваемый судом или иным органом государства факт «не значится по данным гипотезы той или другой нормы» среди юридических, то это делает такой факт юридически безразличным по отношению к нашему советско­му социалистическому праву в целом.

Практика применения норм гражданского права совет­ским судом и арбитражем знает немало случаев, когда этим органам приходится разрешать споры между субъектами гражданского права, отношения которых возникли из догово­ров (а подчас и иных юридических фактов), не указанных прямо в нормах права. Иначе говоря, в подобных случаях приходится сталкиваться с тем положением, когда тот или дру­гой вид общественных связей не имеет прямого норматив­ного регулирования в гражданском законодательстве. Наибо­лее часто такое положение складывается в тех случаях, когда в сфере деятельности суда или арбитража оказываются но­вые, ранее не существовавшие, или, так сказать, «отпочковав­шиеся» из старых, самостоятельные группы (виды) имущест­венных связей.

В этом отношении характерным является для арбитражной практики, в частности, договор заказа индивидуального обо­рудования. Как известно, данный вид отношений является специфическим, особенным. В нем переплетаются элементы подрядных отношений и отношений по поставке, в связи с чем для разрешения споров между сторонами из договора заказа индивидуального оборудования не могут быть применены «в чистом виде» правила о подрядных договорах по строительст­ву (как и положения Гражданского кодекса о договоре под­ряда) и в то же время данный договор не вмещается в рамки, устанавливаемые основными условиями поставки для отноше­ний, регулируемых данными нормативными актами.

В настоящее время еще не представляется возможным най­ти в гипотезе какой-либо правовой нормы прямое указание на такой юридический факт, как договор заказа индивидуаль­ного оборудования. Не имеет законодательного регулирова­ния и ряд иных имущественных отношений. Достаточно ука­зать хотя бы на такую «категорию» жилищных дел, как по-

- 28 -

лучение гражданами квартиры в ведомственном доме при наличии дома на праве личной собственности, сдаваемого в аренду, или, наоборот, строительство дома на ссуду, получен­ную от государства при наличии квартиры, и неосвобождение помещения в ведомственном доме после завершения строи­тельства и др.

Нельзя не отметить, что отсутствие соответствующих норм права встречается иногда и при разрешении судами дел по искам рабочих и служащих в порядке ст. 413 ГК. При приме­нении этой статьи Гражданского кодекса суд, как известно, выясняет, в частности, такие обстоятельства: был ли своевре­менно проведен с пострадавшим инструктаж по правилам техники безопасности, имело ли место нарушение этих пра­вил со стороны администрации и т. д. В данном случае скла­дывается то интересное положение, когда ст. 413 ГК, будучи специальным законом по отношению к ст. 403 ГК, здесь вы­ступает в качестве общего закона для весьма большого нор­мативного материала, состоящего из правил и инструкций по технике безопасности. То, что эти правила и инструкции яв­ляются именно нормативными, не вызывает сомнений, по­скольку в них содержатся правила, которым должен следо­вать каждый работник данного производства. Специальный характер правил и инструкций по отношению к ст. 413 Граж­данского кодекса отмечается в постановлении Пленума Вер­ховного Суда СССР от 10 июля 1943 г. (п. 18), в котором го­ворится о понятии «преступных действий и бездействий» стра­хователя, которым не соблюдались действующие правила об охране труда, технике безопасности и иных постановлений, регулирующих применение труда³⁷. Как известно, в нашей стране в ходе послевоенного развития ежегодно создаются но­вые и новые предприятия, появляются новые виды работ, складываются новые отрасли производства, что наиболее на­глядно можно видеть на развитии таких производств, как электроника, атомная энергетика и др.

Создание новых отраслей, видов производств и производ­ственных процессов требует своевременной подготовки и обе­спечения предприятий соответствующей технической докумен­тацией по технике безопасности. В практике производственной деятельности наших предприятий все важнейшие наибо­лее технологически сложные виды работ, связанные с опас­ностью для работника процессы имеют такую документацию, с работниками проводится инструктаж, и они обеспечиваются

- 29 -

спецодеждой и средствами личной защиты. Наряду со всем тем положительным и большим, что делается в нашей стране по технике безопасности, у нас еще есть отдельные случаи, когда те или другие виды вспомогательных (неосновных) ра­бот на некоторых предприятиях не обеспечены соответствую­щими правилами по технике безопасности, что, в свою очередь, не может не отразиться и на состоянии охраны труда на таких предприятиях и на числе случаев производственного трав­матизма.

Формально понимая связь между юридическими фактами и нормами права, следовало бы безоговорочно отказывать в исках, заявленных рабочими на основании ст. 413 ГК, в тех случаях, когда обстоятельства, предусмотренные указанной статьей, имели бы место на том виде работ, для которых не имеется правил по технике безопасности. Формально это бы­ло бы правильно потому, что администрация ничего не нару­шила, так как ей нечего нарушать (правил нет). Однако с точки зрения существа и духа советского закона такой подход, к решению вопроса был бы более чем неправилен.

Приведем два гражданских дела, возбужденных рабочими одного из предприятий Свердловской железной дороги. 30 ноября 1954 г. при выгрузке угля из 4-осного вагона на возвышенном пути рабочий Жуков очищал вагон от угля, сбрасывая последний в донные люки. Одновременно с этим углеподъемный кран № 109 выбирал уголь из ямы около раз­гружавшегося вагона. Поскользнувшись, Жуков упал через люк вагона в яму на уголь, и в тот же момент рядом с ним опустился грейфер углеподъемного крана, который придавил упавшему ногу, от чего произошел перелом бедра. В результа­те травмы Жуков признан инвалидом II группы, при утрате профессиональной трудоспособности на 100 процентов и об­щей на 60 процентов. ЕТу1у назначена пенсия в размере 285 руб. в месяц. Жуков обратился в народный суд с иском о возмещении ему понесенного вреда, поскольку причиненный вред не покрывается назначенной Жукову пенсией.

Ответчик иска не признал и суду пояснил, что истец сам виноват в происшедшем, так как он должен был более осто­рожно передвигаться по вагону. Со стороны администрации погрузо-разгрузочной конторы никаких нарушений по технике безопасности не было, так как правил по технике безопас­ности при разгрузке угля на возвышенных путях у них нет.

Рассмотрев материалы дела и заслушав объяснения сторон, суд пришел к выводу: «Несчастный случай произошел ввиду неправильной организации работ по выгрузке, ввиду отсутствия местной инструкции по технике безопасности при разгрузке угля на возвышенных пу­тях, что подтверждено заключением технического инспектора ЦК Союза. Кроме того, разгрузка угля и зачистка вагонов

- 30 -

вообще не должны производиться под краном. Отсутствовал также и бригадир, который должен следить за работой»³⁸.

Гр-н Триль работал в ремонтных мастерских этой же по­грузо-разгрузочной конторы Свердловской железной дороги. 26 апреля 1955 г. он был направлен на установку (вместе с тремя другими рабочими) противовесов на ремонтируемый в мастерских подъемный кран. В момент установки одного из противовесов (весом около 125 кг) сложной конфигурации произошел несчастный случай: противовес упал с высоты око­ло полутора метров. Во время падения рука Триль попала в одно из углублений противовеса, в результате чего была трав­мирована. В связи с тем, что после несчастного случая Триль был признан инвалидом III группы и назначенная ему пен­сия не покрывала понесенного ущерба, Триль предъявил в суде иск.

Как выяснилось в ходе судебного разбирательства, Триль был слесарем по должности и по профессии арматурщиком (монтаж паропроводов, установка аппаратуры, наладка арма­туры и т. д.), но 26 апреля, в день несчастного случая, он ис­пользовался на работах, ничего общего с его профессией не имеющих. При установке противовеса не было использовано необходимой техники. Хотя данная работа и не относится к числу тяжелых, но является опасной, и при ее выполнении должен присутствовать мастер. Однако мастера не было.

Представители ответчика не признавали иск, ссылаясь при этом на следующие обстоятельства:

1) истец работает в мастерских погрузо-разгрузочной кон­торы. При выполнении производственных работ рабочими конторы должна соблюдаться инструкция по технике безопас­ности при погрузо-разгрузочных работах. Администрация инструкции не нарушала; 2) с истцом не более как за полтора месяца до наступления несчастного случая был проведен ин­структаж по данной инструкции относительно безопасных приемов работы; 3) ремонт и использование подъемных кра­нов - новый вид работы, к тому же эти работы являются «вспомогательными», «не основными»; 4) истец сам виноват в том, что его рука попала в углубление противовеса, так как его предупреждали, чтобы он не стремился удержать падаю­щий противовес.

На первый взгляд может показаться, что доводы ответ­чика настолько серьезны, что истцу следует отказать в иске ввиду того, что происшествие имело место по вине самого потерпевшего. Не обсуждая вопроса о возможности или не-

- 31 -

обходимости установления в данном случае смешанной ответ­ственности (к которой склонился областной суд при рассмот­рении дела в своем производстве по первой инстанции), то есть, не останавливаясь на юридических последст­виях, обратимся к вопросу о юридических фактах и нормах права по данному спору.

Представители ответчика в качестве первого аргумента, приводимого в обоснование отказа в иске, выдвинули то, что инструкция по погрузо-разгрузочным работам администра­цией нарушена не была. Суд согласился с этим. Суд также. принял во внимание, что по указанной инструкции был про­веден инструктаж с Триль относительно безопасных приемов работы, что подтверждено как представителями ответчика (документально), так и истцом в ходе судебного разбира­тельства. Однако все дело в том, что данная инструкция и не могла быть нарушена, так как она содержит в себе пра­вила по технике безопасности при погрузо-разгрузочных работах, а не при ремонте подъемных кранов, используемых для погрузо-разгрузочных работ.

Следовательно, и первый, и второй доводы представителей ответчиков отпадают, поскольку данная инструкция не имеет отношения ни к ремонту кранов, ни к рассматриваемому су­дом спору. Что касается третьего аргумента (новый вид ра­боты), то он был, очевидно, не чем иным, как запасным на тот случай, если суд потребует представления надлежащей ин­струкции. А суд потребовал, и ее в данном случае не оказа­лось. Третий аргумент также не может быть принят, потому что хотя для погрузо-разгрузочной конторы ремонт кранов и является новым и более того «не основным» видом работ, но это не дает ей основания не иметь надлежащей на то ин­струкции по технике безопасности при производстве ремонт­ных работ. Известно, что подъемные краны имеют широкое применение и ремонтируются не только на железнодорожном транспорте.

Каким путем пошел суд в решении данного дела? Суд признал юридическое значение за действиями (в частности, упущениями) администрации, нарушившей безопасность ре­жима работ при ремонте кранов, хотя формально никаких конкретных правил по технике безопасности нарушено не было, так как юридически нечего было нарушать³⁹.

Приведенные два дела показывают, что судебная практи­ка подчас признает значение юридических фактов за теми обстоятельствами и фактами, которые по формальному пониманию связи между нормой права и юридическим фак­том, по строго формальному пониманию юридических фактов

- 32 -

(то есть фактов, с которыми нормы права связывают правовые последствия) последними не являются.

Подходя иначе к разрешению споров о праве граждан­ском в приведенных случаях, суды должны были бы отказать в исках рабочим за отсутствием нарушений со стороны адми­нистрации правил по технике безопасности. Суды, поступая совершенно справедливо, не только признали необходимость удовлетворения исковых требований истцов, но и пошли дальше. Как видно по делу Жукова, народный суд поставил в вину ответчику отсутствие соответствующих правил по тех­нике безопасности.

Из приведенных положений практики возникает следую­щий теоретический вопрос: изменяется ли соотношение юри­дического факта и нормы права в динамике гражданско-правовых отношений, сохраняется ли в прежнем виде опре­деление и само понятие юридического факта в силу того, например, что суды обращаются за отсутствием соответст­вующих узаконений к аналогии закона или, более того, ис­пользуют ст. 4 ГПК РСФСР.

Для того чтобы дать положительный или отрицательный ответ на поставленный вопрос, необходимо, хотя бы самым кратким образом, охарактеризовать способы регулирования общественных отношений в нормах советского гражданского права.

Применительно к рассматриваемому кругу вопросов пра­вовое регулирование социалистических общественных отно­шений может быть по способу его осуществления раздельно, с нашей точки зрения, на три следующих основных вида: 1) видовое, 2) родовое и 3) типовое. Отмечая условность тер­минологии вообще, и особенно в данном случае, скажем, что следует понимать под каждым из названных подразделений.

В тех случаях, когда тот или другой вид общественных отношений находит свое прямое регулирование в тех или других определенных нормах права (или их совокупности - в правовом институте), такое регулирование можно имено­вать видовым. При видовом регулировании охватывается именно данный определенный вид общественных отношений. Этот способ использован в регулировании таких видов отношений, как отношения по купле-продаже, имуще­ственному найму, страхованию и т. д. Разрешая споры, воз­никающие из такого вида отношений, суды в обоснование своих решений ссылаются на соответствующую статью Граж­данского кодекса или другого нормативного акта. Однако, как известно, не все виды имущественных отношений имеют соответствующее им видовое регулирование. Чем обосновы­вают свои решения суды, разрешая, например, споры, возни­кающие из договора хранения?

Приведем высказывание Судебной коллегии по граждан-

- 33 -

ским делам Верховного Суда СССР по одному из конкрет­ных дел: «Гевандиян сдала Галстян на хранение свои вещи в связи с временным отъездом ее из г. Еревана. Так как ответчица (Галстян) не возвратила всех вещей, сданных на хранение, то Гевандиян возбудила иск о взыскании стоимо­сти невозвращенных вещей. Гражданские правоотношения, сложившиеся между сторонами, вытекают из договора хра­нения. Хотя Гражданский кодекс и не предусматривает до­говора хранения, но этот вид договора часто встречается в быту, и, как всякий другой договор, должен регулироваться статьями Общей части раздела Гражданского кодекса об обя­зательствах, возникающих из договора (ст. ст. 130 - 151 ГК). Поэтому суд был обязан при рассмотрении настоящего дела руководствоваться ст. ст. 130 - 151 ГК, то есть выяснить, был ли заключен между сторонами договор хранения, на каких условиях, были ли сданы ответчице отыскиваемые истицей вещи, их стоимость и т. п.»⁴⁰.

Разрешая споры, возникающие из договоров хранения, суды также опираются на определенные нормы, зафиксиро­ванные в соответствующих статьях Гражданского кодекса. Однако способ регулирования общественных отношений в этом случае отличается от видового регулирования тем, что если последним охватывается только определенный вид отношений, то нормы права, содержащиеся в ст. ст. 130 - 151 ГК, охватывают целый род отношений, в ча­стности обязательственных отношений, возникающих из до­говоров. За недостатком специальных узаконений (норм пра­ва, которыми регулируется определенный вид отношений) суд, рассматривая споры из договоров хранения и иных «нерегу­лируемых договоров», должен в первую очередь использовать указанные нормы кодекса⁴¹.

Различие в способе регулирования, широте охвата пред­мета регулирования (данный вид или определенный род отношений) находит свое отражение в том, что при родовом регулировании в сфере действия норм права оказываются все отношения данного рода, и в то же время ни один из видов данного рода не имеет «индивидуального» регулирования. Здесь частности отодвинуты на второй план, и регулирова­ние отношений устанавливается применительно к характер­ным особенностям отношений данного рода в целом.

- 34 -

Большую сложность представляет разрешение споров о праве гражданском в тех случаях, когда общие положения Гражданского кодекса не дают ответа на тот или другой воп­рос, и суд должен прибегать к аналогии закона или к ана­логии права. В данном случае суд должен также найти опре­деленную нормативную основу; без нее решение суда не будет иметь законной силы.

Как в случаях применения закона по аналогии, так и в случаях разрешения спора о праве гражданском на основе общих принципов советского законодательства (аналогии права) суд, а равно и иной орган социалистического государ­ства, который применяет нормы права, должны указать нор­мативную основу, послужившую основанием движения соот­ветствующего гражданского правоотношения. Наиболее пока­зательно в данном отношении определение Судебной колле­гии по гражданским делам Верховного Суда СССР по делу Марцинюк. Напомним вкратце суть этого известного дела.

На одной из железнодорожных станций стояли два поез­да - пассажирский и товарный. Незадолго до отхода пас­сажирского поезда на товарном возник пожар, который бы­стро начал распространяться. Группа пассажиров бросилась на помощь поездной бригаде и работникам станции, уже ту­шившим пожар. Благодаря быстрым и решительным дейст­виям пожар был ликвидирован и государственное имущество спасено. Во время тушения этого пожара сильно обгорел один из пассажиров (он получил несколько ожогов на теле, что отразилось на его здоровье; одежда же, находившаяся на нем, во время тушения пожара сгорела). Пострадавший предъявил иск к железной дороге.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР, рассматривая дело Марцинюк, указала: «Хотя раздел XIII Гражданского кодекса РСФСР об обязатель­ствах, возникающих вследствие причинения другому вреда, не предусматривает прямо ответственности в таких случаях предприятия, однако отказ в иске Марцинюк по этому фор­мальному основанию является неправильным. Марцинюк действовал в данном случае не в личных интересах, а в ин­тересах охраны государственной социалистической собствен­ности, обязанность беречь и укреплять которую составляет долг каждого гражданина, согласно ст. 131 Конституции СССР»⁴².

В послевоенной практике Верховного Суда СССР имеется аналогичное дело по иску Бычковой-Гончаровой к спортобществу «Динамо»⁴³.

- 35 -

Из изложенного необходимо сделать следующий вывод. Понимание связи юридических фактов и нормы права в ди­намике гражданско-правовых отношений как частной основы и общей предпосылки не должно быть формальным. Юриди­ческое значение тех или других фактов действительности для движения гражданского правоотношения может оп­ределяться не только тем, что на данный факт указывает прямо конкретная норма права (видовое регулирование) или соответствующая «общая норма» предусматривает известный род юридических фактов (родовое регулирование). Правовое значение, по нашему мнению, должно быть признаваемо так­же и за фактами тех отношений, которые имеют лишь типо­вое регулирование или к этим отношениям применяются нор­мы права по аналогии (аналогия закона и аналогия права).

Таким образом, определяя юридическое значение тех или .других фактов реальной действительности, рассматривая связь этих фактов с нормами права, мы во всех случаях должны установить определенную нормативную основу, оп­ределенную норму права, которая предусматривает соответ­ствующее правовое регулирование данного рода, вида или в целом типа социалистических общественных отношений.

Различие в способах правового регулирования не должно влечь за собой ни формального подхода к установлению свя­зи между юридическим фактом и нормой права в практике применения последней, ни недооценки регулирующей роли общих норм гражданского и всего советского социалистиче­ского права в целом вплоть до норм основного закона (Кон­ституции) только потому, что они не содержат в большинстве случаев указаний на конкретные (видовые) юридические факты. Общие нормы отчасти для того и издаются, чтобы восполнить возможные пробелы в частных нормах, сообщить последним соответствующую политическую направленность.

В связи с развернувшейся за последнее время работой по подготовке проектов общесоюзных основ гражданского зако­нодательства и гражданских кодексов союзных республик вопрос о допустимости аналогии в гражданском праве при­обрел определенную актуальность. В высказываниях некото­рых практических работников предлагается отказаться от допущения аналогии в гражданском праве. В подтверждение этого соображения приводятся различные обоснования. В частности, указывают на необходимость строжайшего соблю­дения социалистической законности.

С нашей точки зрения с таким решением вопроса согла­ситься нельзя. Необходимость сохранения аналогии в совет­ском гражданском праве определяется тем, что законода­тельство, с одной стороны, не может, а с другой стороны, и не должно охватывать правовым регулированием абсолютно все виды общественных связей и отношений. Оно не может

- 36 -

это сделать по ряду причин, в том числе и потому, что обще­ственные отношения, в частности имущественные, не стоят на месте - одни отношения отпадают, другие изменяются, третьи возникают вновь. В то же время нет особой нужды в специальном правовом регулировании ряда существующих видов имущественных отношений. Если есть, например, необ­ходимость включить в Гражданский кодекс правовое регули­рование таких отношений, как отношения по договору по­ставки, государственной закупке сельскохозяйственных про­дуктов, хранению и др., то этого же нельзя сказать относительно таких договоров, как договоры безвозмездного предоставления имущества в пользование (договор имущест­венной ссуды), договор содержания и др. Нашему граждан­скому законодательству не нужен закрытый или исчерпы­вающий перечень договоров, равно как и иных имуществен­ных связей. Следует присоединиться к высказываниям проф. С. И. Вильнянского и проф. О. С. Иоффе относительно целесообразности сохранения в дальнейшем в нашем граж­данском праве и аналогии закона, и аналогии права⁴⁴.

Однако для правильного использования аналогии, в целях предотвращения возможности нарушения социалистической законности при рассмотрении гражданско-правовых споров. равно как и в иных случаях применения гражданско-право­вых норм, необходимо в Гражданском кодексе точно опреде­лить условия, при которых закон может быть применен по аналогии или может быть допущена аналогия права.