из электронной библиотеки / 283724254462868.pdf

3

Общая характеристика работы

Актуальность. Изучение истории культуры России в условиях многополярности мира помогает понять её целостность, а также сущность сложных историко-культурных и социальных процессов современности. Чем острее проблемы современности, тем чаще ученые обращаются к историческому прошлому России, которое позволяет не только воссоздавать логику историко-культурных процессов, но и обосновать теоретические модели развития культурного пространства, единство которого сопровождалось развитием региональных культур. Россия всегда формировалась как пространство различных национально-культурных традиций.

Многообразие этнических контактов, особенности социальноэкономических и природно-хозяйственных условий наложили отпечаток на все сферы жизни населения Восточной Сибири. Эти факторы, определившие своеобразие культурного пространства региона, вызывают сегодня интерес с точки зрения культурологии. Духовные и историко-культурные локусы региона, несущие в себе «неприкосновенный запас» ценностей культуры прошлого, в современном культурологическом исследовании могут рассматриваться через концепцию культурного пространства. Обоснование такой концепции требует комплексного изучения как пространственных, так и культурных взаимодействий разных традиций на территории Восточной Сибири. Кроме того, формы взаимной адаптации социальных групп, создание «внешней», материальной среды в культурном пространстве региона, также могут стать частью современных региональных культурологических исследований.

Обращение к исследованию культурного пространства Восточной Сибири (конец XVII – начало XX вв.) продиктовано создавшейся необходимостью изучения региона как историко-культурной целостности, где разные аспекты и проявления культуры даны, не изолировано от контекста общесибирских и общероссийских социально-культурных процессов. Тенденция культурной и социальной автономизации должна идти одновременно с укреплением целостности региона и страны.

Актуальность данного исследования также связана с проблемами сохранения наследия и развития национальных культур региона, решение которых является важным для формирования взаимопонимания, которое способствует преодолению различных кризисных явлений в современных межэтнических и межрегиональных отношениях. Понимание сложности этих социокультурных процессов позволяет определить приоритеты в региональной культурной политике, задача которой заключается в согласованности стратегии развития региона с общероссийской. В свою очередь, в формировании культурной политики России необходимо учитывать исторические корни регионального развития, особенности локальных культуроформирующих процессов.

4

Процессы регионализации в территориальном устройстве России и в дифференциации ее духовной жизни важны не только для анализа в региональной науки, но и для образования. Изучение своего региона и своей страны должно стать основой для познания более сложных объектов, явлений и понятий. Целесообразно и с образовательной, и с воспитательной точки зрения строить и вузовские, и школьные курсы на регионоведческой и родиноведческой основе.

Степень научной разработанности проблемы. Изучение Восточной Сибири имеет свою историю, поскольку научный интерес к региону формировался параллельно с его административно-хозяйственным освоением. Историография истории культуры региона рассматриваемого периода логически разделяется на следующие этапы: накопление эмпирических материалов о регионе, становление историко-культурных исследований региона и развитие систематического научного знания о культуре Восточной Сибири.

Первый этап - XVII-XVIII вв. – это время интенсивного накопления сведений о культуре и быте народов Восточной Сибири. Записи велись отдельными путешественниками, сибирскими экспедициями (Н.Витсен, Дж.Белл, Л.Ланге, Д.Мессершмидт, И.Гмелин, П.Паллас, И.Георги, Г.Миллер, И.Фишер, Г.Сарычев, и др.). Информация этнографического характера была в основном фрагментарной и описательной. Тем не менее, за этот период был собран значительный научный материал о быте, нравах, религиозных верованиях, обычаях сибирских народов.

Результатами первых сибирских экспедиций Академии наук стали первые научные описания Западной и Восточной Сибири. Это были личные наблюдения, непосредственные обследования природы и населения, большое собрание географических, этнографических и лингвистических сведений.

Второй этап – середина XVIII - первая половина XIX вв. В это время

формируется историческая наука в России, а также появляются исследования по локальной истории. Локальность Сибири и Восточной Сибири в частности, в исторических концепциях вписывается в контекст общероссийских процессов (В.Татищев, П.Словцов, и др.), в общеевропейскую историю (М.Щербатов, И.Болтин). Таким образом, Восточная Сибирь видится исследователям как неотъемлемая часть (регион) России не только в административнохозяйственном отношении, но и как органичная часть общероссийских историко-культурных процессов.

В это же время начинается формирование краеведческой традиции в изучении Восточной Сибири, которая отчасти была вызвана ростом духовных и светских учебных заведений, появлением приезжей и местной интеллигенции, политических ссыльных (Е.Авдеева-Полевая, Н.Бестужев, Г.Бильдзукевич, Ю.Гагемейстер, М.Геденштром, А.Гиллер, Д.Завалишин, В.Кюхельбекер, Г.Елисеев, М.Семевский, и мн. др.). Ценным является факт заинтересованности в описании истории культуры края, которую проявила интеллигенция. В этих, в

5

большей степени любительских исследованиях отмечается тенденция к формированию региональной идентичности у местного русского населения. Практически во всех исследованиях фиксируются региональные особенности, наложившие определенный отпечаток на жизнь населения Восточной Сибири (внешний вид и ментальность сибиряка, сохранение пространств традиционной культуры кочевников региона, город, который выступает местом взаимодействия культур (славянской и автохтонной), внешний вид городских построек, и др.).

На третьем этапе (вторая половина XIX – 20-30-е гг. XX вв.) в изучении Восточной Сибири продолжают развиваться общегосударственная (А.И.Герцен, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский) и краеведческая (В.Андриевич, С.Бахрушин, Н.Бурлаков, А.Васильев, В.Гирченко, Ф.Кудрявцев, Н.Кузнецов, В.Лапин, А.Линьков, Г.Попов, Н.Романов, И.Серебренников, Н.Токмаков, Н.Чарушин, и др.) традиции. К ним присоединяется собственно региональная традиция в лице сибирских областников А.Щапова, Н.Ядринцева, Г.Потанина, С.Шашкова, и мн. др. Итогом таких уже систематических исследований становится появление областной концепции во второй половине XIX века и концепции культурных гнезд 20-30-х гг. XX столетия (Н.Пиксанов).

Особый интерес вызывают дореволюционные исследования сибирской деревни, появившиеся в начале XX столетия. В своих работах А.А.Макаренко, Г.С.Виноградов подробно рассматривают особенности крестьянского образа жизни в Сибири. Однако, несмотря на ценность работ, необходимо отметить, что неравномерность обследования различных территорий Сибири и Восточной Сибири, в частности не позволяет составить наиболее полное представление об особенностях крестьянской жизни региона.

Советский период и современность можно рассматривать как этап актуализации региональных исследований на уровне конкретных этнографических изысканий и работ по истории отдельных областей культуры (религия, образование, театр, литература, музыка, архитектура, культурнопросветительная работа). Работы этого этапа характеризуются продолжением краеведческих традиций, введением в научный оборот нового архивного материала, результатов этнографических и археологических экспедиций в Восточной Сибири.

В последнее время стала осуществляться публикация и переиздание текстов и памятников духовной культуры сибиряков. Среди таких интересных исторических источников можно назвать серию «История Сибири. Первоисточники», которая подготовлена и выпущена Институтом истории СО РАН под редакцией Н.Н.Покровского. Публикуются сборники фольклорных текстов, которые составлены Ф.Ф.Болоневым и М.И.Мельниковым. Анализ текстов позволяет выявить процессы взаимодействия русских переселенцев с аборигенным населением Восточной Сибири.

6

Поскольку Восточная Сибирь является не только администрантивнотерриториальным образованием, но и специфическим историко-культурным пространством, то был необходим анализ имеющихся исследований и концепций культурного пространства. Тема «пространства», «культурного пространства» вызывает интерес многих ученых гуманитариев - философов, социологов, историков, географов, антропологов и лингвистов. Накопленный значительный аналитический материал по этой проблеме позволил определить специфику культурного пространства в многообразии его значений, что возможно сделать только в границах культурологического исследования.

В философии пространство и время выступают как предельно обобщенные понятия, в которых схватывается структурная организованность и изменчивость бытия. Осмысление пространства в границах философских категорий связано, прежде всего, с приданием ему онтологической сущности, высшего смысла организованной человеческой деятельности, которая лежит в основе любой культуры. В философии сформировались два подхода к анализу пространства: субстанциональный (Демокрит, Эпикур, Демокрит, Лукреций, Зенон, Платон, Евклид, Ньютон, Монтень, Макиавелли, Кузанский, Дж.Бруно, Декарт, Спиноза и др.) и атрибутивный (Аристотель, Лейбниц, Кант, Гегель, Эйнштейн и др.). Философия конца XIX – XX вв. привносит в понимание пространства, в котором находится человек, дифференциацию: «пространство жизни» - «жизненный мир» Э.Гуссерля, «пространство как способ протяженности» О.Шпенглера, «очеловеченное пространство» В.Вернадского, «пространство как место этоса» М.Хайдеггера, «пространство как самоорганизующаяся система» - И.Пригожина, «пространство как распределительная структура» - Ж.Бодрийяра.

Анализ социального пространства, предпринятый П.Сорокиным, показывает отличие этого пространтсва от геометрического – расстояние между людьми в географическом пространстве не сопоставимо с социальной дистанцией. Главным требованием появления социального пространства является человеческое сообщество. Такое социальное пространство многомерно. П.Сорокин считает, что определение социального явления в социальном пространстве зависит от отношения человека к другим людям и другим социальным явлениям.

Среди исследователей, разрабатывающих проблематику социального пространства можно назвать П.Бурдьё, который рассматривает его как некие структуры взаимоотношений между людьми как ансамбль невидимых связей, которые формируют пространство позиций, внешних по отношению друг к другу.

Социальное пространство создается в процессе реализации исторически сложившихся форм совместной деятельности людей, в типах социальной организации, формах коллективности, социальных институтах, материальной культуре. С этой точки зрения для диссертационного исследования был

7

необходим анализ исследований по истории России, в которых в той или иной степени отражено пространство в системе исторических понятий.

История России тесно связана с постоянно расширяющимся пространством во всех географических направлениях. Отсюда такой интерес к вопросу о роли пространства в судьбе государства, истоки которого можно отнести к работам по истории России (М.Ломоносов, Д.Менделеев, В.Семенов- Тян-Шанский, Н.Бердяев, И.Ильин, и др.).

Историки-«государственники» (Н.Карамзин, М.Погодин, К.Кавелин, Б.Чичерин, С.Соловьев и др.) были сторонниками концепции, которую можно условно назвать концепцией «государства-дома», где существует единство пространства для всех народов с выделением особой роли «великорусскому племени». Так например, С.М.Соловьёв дает исходные параметры социального пространства России, которое имеет «невозбуждённый», «жидкий», неразвитый характер. Такой характер социального пространства, является основанием для особой организующей роли государства в истории России. В.Ключевский, является одним из первых историков-«народников», который в отличие от историков-«государственников» избрал народ основным действующим лицом в социально-историческом пространстве. Именно народ являлся «этническим ядром истории» и заслуга в освоении географических пространств принадлежит тоже народу.

Рассмотрение прошлого России с точки зрения геополитических процессов предполагает выделение двух аспектов: пространственнополитического и духовно-идеологического. Так, евразийский подход к вопросу продвижения России на Восток позволяет понять важность роли имперской формы управления обширными территориями и многочисленными народами, их населяющими (Г.Вернадский, Л.Гумилев, П.Савицкий, и др.). В основе этой концепции – связь между социально-исторической средой и территорией, называемой «месторазвитием». Современные политологи выделяют три формы такого политического пространства: пространство как политическая, идеологическая предпосылка организации общества, пространство как цель политики, и пространство как среда протекания политических процессов (И.Алексеева, В.Бабурин, А.Венгеров, И.Зеленева, И.Кефели, Б.Миронов, Н.Нарочницкая, В.Якунин, и др.).

Антропогеография, этнография устанавливает характер взаимодействия между обществом, культурой и географической средой (К.Риттер, А.Гумбольдт, Ф.Ратцель, Л.Мечников, Н.Данилевский, Ю.Введенин, А.Дружинин, В.Каганский, Д.Н.Замятин, и др.). Понятие «географическое пространство» рассматривается как рефлексия одной из форм пространственного конструирования мира в сознании человека и как результат процесса описания, осознания и осмысления земного пространства. Феномен ландшафта, считает В.Л.Каганский, может быть выражен также общими категориями: пространство, место, масштаб, удаленность, форма, позиция и пр. Кроме того, пространство

8

служит средой жизни для огромного числа популяций живых организмов, в том числе человека.

Важным в понимании процессов формирования культурного ландшафта Восточной Сибири стало рассмотрение динамики распространения городских отношений и городского и деревенского образа жизни. Это позволило территориально дифференцировать городские пространства и пространство сибирской деревни региона. (Ю.Величко, М.Громыко, В.Гурьянов, С.Евдокимова, В.Затеев, В.Кочедамов, А.Лебедева, А.Люцидарская, Т.Мамсик, Н.Миненко, Н.Покровский, Г.Оглезнева, Е.Перцик, Д.Резун, М.Шиловский, и др.). В исследовании отмечается, что в последнее время сибирская урбанистка стала крупным научным направлением, в рамках которого исследователи большое внимание уделяют процессам формирования и развития городской культуры.

Культура, воспитывая человека, формирует пространство его обитания, среду, в которой он существует. Взаимосвязь пространственной организации, территориальности, типов расселения, стандартов поведения и культурных норм в традиционной культуре, а также пространственную характеристику элементов материальной культуры изучает антропология (А.Байбурин, А. ван Геннеп, Гребнер, Н.Жуковская, Роже Кайуа, К.Клакхон, А.Леруа-Гуран, Э.Лич, М.Мосс, Л.Фробениус, М.Элиаде, и др.). Пространственную организацию человеческих сообществ на основе пространственного распределения артефактов в различные исторические периоды исследует археология (П.Волков, А.Деревянко, Г.Лебедев, Л.Лбова, А.Окладников, А.Цыбиктаров, и др.).

Культурное пространство как форму существования культуры в человеческом сознании изучает лингвокультурология. Этот новое направление гуманитарной науки анализирует феномены, которые являются репрезентантами национальной культуры (Е.Верещагин, В.Костомаров, В.Телия, И.Брилева, Н.Вольская, Д.Гудков, И.Захаренко, В.Красных, и др.). С этой точки зрения национальное культурное пространство трактуется как форма существования культуры в сознании человека, или как бытие культуры в сознании и языке ее носителей.

В культурологии культурное пространство рассматривается как возможность и действительность существования и реализации культуры. Проблемы определения сущности, многомерности, динамики культурного пространства - эти вопросы рассматриваются в работах культурологов - В.Большакова, С.Иконниковой, М.Кагана, А.Кармина, Ю.Лотмана, А.Моля, П.Флоренского, А.Флиера, и др. Культура формирует и созидает единое пространство человека. С культурологической точки зрения культурное пространство предоставляет каждому человеку разнообразные возможности для ориентации и реализации в нем.

9

Источниковедческая база исследования. Сложность анализируемых в исследовании вопросов потребовала изучения различного вида источников: как опубликованных, так и архивных. Автором исследования были использованы архивные источники Российского государственного исторического архива (РГИА)1, отдела рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ), Государственного архива Иркутской области (ГАИО)2, Национального архива Республики Бурятия (НАРБ)3, Государственного архива Читинской области (ГАЧО)4.

Одним из источников изучения истории культуры Восточной Сибири является частная переписка, дневники, мемуары. В частности в исследовании были использованы записки С.Б.Броневского Отдела рукописей Российской национальной библиотеки, в которых содержатся воспоминания не только о художественных способностях сибиряков5.

«Живописный альбом» Г.Бильдзукевича также является бесценным источником описания Восточной Сибири конца 1850-х годов6. В нем автор описывает города, поселения, быт и культуру населения, иллюстрируя зарисовками с натуры видов сибирских городов, достопримечательных мест, архитектуры, а также уникального природного ландшафта от Читы до нижнего течения Амура.

Существенным видом источников для исследования стали справочные и статистические издания. В них содержится богатый фактологический материал

1 Ф.730, (Комиссия по учреждению народных училищ) оп. 1, д. 417; Ф. 730, (Комиссия по учреждению народных училищ) оп.2, д. 486; Ф. 759 (Опекунский совет с. е. в. канцелярия по учреждениям императрицы Марии Федоровны), оп. 1, оп. 5, оп. 6, оп. 14, оп. 23; Ф. 834, (Рукописи Святого Синода) оп. 2, д. 2626, д. 587; Ф. 834, (Рукописи Святого Синода) оп. 3, д. 2627, д. 2628, д.712, д. 983, д. 985, д. 990, д. 991; Ф. 834, (Рукописи Святого Синода) оп. 4, д. 712; Ф. 1264 (Первый Сибирский комитет) оп.1, д.129, д.149, д.525; Ф.1265 (Второй Сибирский комитет) оп.1, д.15, д.42, д.67, д.70, д.87, д.88, д.105; Ф.1265 (Второй Сибирский комитет) оп.5, д.77, д.221, д.264; Ф.1265 (Второй Сибирский комитет) оп. 6, д.255, д.281; Ф.1265 (Второй Сибирский комитет) оп.7, д.34, д.44.

2 Ф. 25 (Канцелярия Иркутского генерал-губернатора), оп. 1, д. 661, оп. 3, д. 2850, д. 1403; Ф. 50 (Иркутская духовная консистория), оп.1, д.6796, д.6515, д.6514, д.6512, д.6397, д.8420, д.2745, д.1242, д.389, д. 1142, д. 1302,

д.1944, д. 3939, д. 5028; Ф. 63 (Главный инспектор училищ Восточной Сибири), оп.1, д.151, д.152, д.153, д.522, д.523; Ф.197 (Общество распространения народного образования и народных развлечений Иркутской губернии), оп. 1, д. 4, д. 10, д. 13; Ф. 295 (Личный фонд писателя историка Николая Михайловича Ядринцева), оп. 1, д. 40,

д.41, д. 42.

3 Ф. 10 (Верхнеудинская городская управа) оп.1, д. 2955, д.526, д. 2737, д.2482, д.304, д.715, д.102, д.2955, д.1004, д.8; Ф.19 (Верхнеудинская мещанская управа) оп.1, д.15; Ф.56 (Верхнеудинское уездное училище) оп.1, д.2, д.605; Ф.83 (Мухоршибирская Николаевская церковь) оп.1, д.1; Ф.92 (Канцелярия Кяхтинского градоначальника) оп. 1, д.286; Ф.136 (Штатный смотритель училищ) оп.1, д.5, д.4, д.10; Ф.177 (Кяхтинская Воскресенская церковь) оп.1, д.382; Ф.190 (Троицкосавская полицейская управа) оп.1, д.138, д.191; Ф.111 (Инспектор народных училищ, Верхнеудинского и Баргузинского уездов) оп. 1, д. 157, д. 214, д. 43, д. 88, д.131, д.177; Ф.219 (Турунтаевская Спасская церковь) д.134; Ф.220 (Баргузинская Спасская церковь) оп. 1, д.156, д.1, д.79; Ф.262 (Селенгинский Троицкий монастырь) оп.1, д.544, д.432, д.197, д.201, д.15, д.232, д.415, д.10, д.15, д.463, д.255, д.440, д.232, д.447, д.429; Ф.464 (Итанцинская Спасская церковь) д.4, д.1.

4 Ф. 1 (Забайкальское областное управление) оп. 1, д. 966, д. 1396, д. 1435, д. 1285, д. 1529, д. 1440, д. 1285; Ф. 71, оп. 1, д. 497, д. 326, д. 328, д. 536, д. 328, д. 358, д. 536.

5 ОР РНБ. Ф. F IV 698 Записки. лл.332, 332 об., 333-334 об., 373-373 об, 374. 6 ОР РНБ. Ф.1000, оп.4, д.110, лл.1-43.

10

об общественной и культурной жизни Сибири и Забайкалья. В статистических источниках содержится разносторонний материал о времени постройки монастырей, церквей, открытии и количестве училищ и школ при епархиях и многое другое относящееся к вопросам формирования и развития культурного ландшафта и культуры региона. Интересны и другие издания статкомитетов, отделений РГО, архивных комиссий, такие как: «Сборники», «Труды», «Ежегодники», «Известия», «Записки», в которых печатались результаты научно-исследовательской работы7.

Одним из источников являются периодические издания. Определенный интерес для данного исследования составляли «Губернские ведомости», неофициальный отдел «Епархиальных ведомостей» (Иркутской, Енисейской, Якутской и Забайкальской епархий), где широко печатались материалы, освещавшие текущую жизнь региона, а также исторические работы членов местных статкомитетов, архивных комиссий и более широкого круга любителей-историков в регионе.

Широкое распространение в Восточной Сибири имели «Памятные книжки» и «Календари», содержавшие результаты исторических, археологических, этнографических, статистико-географических описаний и исследований местной интеллигенции8.

Хронологические рамки исследования ограничены началом интенсивного освоения русскими землепроходцами территории Восточной Сибири – (конец XVII века), и началом изменений в 20-30-е годы XX века общественно-политической жизни и в духовной культуре России.

Территориальные рамки исследования. В 1782-1783 гг. в Сибири были утверждены Тобольское и Иркутское наместничества. В состав Иркутского наместничества вошли территории, которые сегодня соответствуют современным – Иркутская область, Республика Бурятия, Читинская область, Республика Саха и Дальний Восток. В 1822 году эти наместничества стали основанием для разделения территории на Западно-Сибирское и ВосточноСибирское генерал-губернаторства.

В состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства вошли – Енисейская и Иркутская губернии и три особых управления: Охотское, Камчатско-Приморское и Троицкосавское пограничное. В период генерал-

7 Статистическое обозрение Сибири, составленное на основании сведений, почерпнутых из Актов Правительства и других достоверных источников. – СПб.: Тип. Шнора, 1810. – XVI, - 363 с.; Статистические сведения о ссыльных в Сибири в 1833-1834 годы. – СПб.: Тип. II Отд-ния ЕИВ Канцелярии, 1837. – [1], - 83 с.: табл.; Статистические данные по переселенческому делу в Сибири за 1897 г. – СПб.: Гос. Тип., 1899. – 143 с: табл.; Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев: Т.1: Сводные таблицы и краткие выводы. – СПб., 1912. -174, [2] с.; и др.

8 Памятная книжка Восточно-Сибирского учебного округа состояние по сведениям к 1 января 1880 года / Сост. Агапитовым.- Красноярск, 1880. –234 с.; Памятная книжка Иркутской губернии, 1881 г.: В 3-х отд./ Под ред. Д.Д.Ларионова. – Иркутск: Тип. Н.Н.Синицына, 1881. – 82, [1], 252, [3] с.; Памятная книжка Якутской губернии на 1891 г./ Под ред. А.Попова. – Якутск: Тип. обл. Правл., 1891. – VI, 197,[1], LXXVIII с.: табл.; и др.