2 курс 2 сем Чернов С А aka / Собрание сочинений. Диалоги философов

20На обычай совершать возлияние и возносить хвалу богу в конце первой части пиршества, т. е. когда все насытились едой и уносили стол, упоминают многие авторы. Бог этот, видимо, «благой демон»,

окотором говорит, ссылаясь на Феопомпа, схолиаст к «Осам» Аристофана (525): «Был обычай, когда собирались уносить стол, делать возлияния благому демону». Однако Атеней (XV 675а—с), ссылаясь на врача Филонида, таковым богом считает Диониса, принесшего виноградную лозу с Красного моря в Грецию и отождествляемого с «благим демоном». Возлияние Дионису делается несмешанным, чистым вином. Но когда приступают ко второй части пира, наслаждаясь вином и беседой, первую чашу смешанного с водой вина посвящают Зевсу Сотеру («спасителю»), посылающему с неба дождевую влагу на виноградные лозы. — 103.

21Павсаний — см. т. 1, «Протагор», прим. 21. У Ксенофонта («Пир» 8, 32) Сократ осуждает Павсания за его приверженность к чувственной, телесной любви. — 103.

22Аристофан (446—385 г. до н. э.) — знаменитый афинский комедиограф. См. т. 1, «Апология Сократа», прим. 9, 11. — 104.

23Федр — сын Питокла из аттического дема Мирринунта, филы Эгеиды. Ему посвящен Платоном диалог «Федр». По свидетельству оратора Лисия (XIX 15), он был «человек, впавший в бедность не по своей порочности». Большой поклонник красноречия и философии любви. Эллинистический комедиограф Алексид в комедии «Федр» (II фр. 245 Nauck) заставляет своего героя произносить речь, характеризующую Эрота как существо «ни женского, ни мужского рода, ни бога, ни человека, ни глупого, ни умного, но отовсюду всего набравшего, в одном лике объединяющего многие виды. Он дерзание мужчины, слабость женщины, неразумие безумца, разум мыслящего, сила зверя, неукротимая мука, стремление к божеству (daÐmonoc)». —

104.

24Имеется в виду трагедия Эврипида «Меланиппа мудрая», дошедшая во фрагментах (TGF фр. 484 Nauck — Snell). — 104.

25Пэан — см. т. 1, «Ион», прим. 19.

Эрот, или Эрос, — божество любви. У Гесиода одна из четырех первых космогонических потенций наряду с Хаосом, Геей и Тартаром («Теогония» 116—122). У Гесиода же «между вечными всеми богами — прекраснейший Эрос. Сладкоистомный, у всех он богов и людей земнородных душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает» (пер. В. Вересаева).

Автор древних генеалогий, мифограф V в. до н. э. Акусилай (9 В 1 D.) делает Эрота, Эфир и Метиду («Мысль») детьми супружеской пары Эреба и Ночи, происшедших из Хаоса. По свидетельству Климента Александрийского (9 A 4 D.), «историографы Эвмен и Акусилай изложили прозаически и выдали за собственные сочинения сведения, взятые из Гесиода». Однако, насколько мы видим в этом переложении, Акусилай вовсе не следует буквально за Гесиодом.

531

По Ферекиду (7 В 3 D.), «Зевс, намереваясь быть демиургом, превратился в Эроса, потому что, составивши, как известно, мир из противоположностей, он привел его в согласие и к любви и засеял все тождеством и единством, пронизывающим все». Парменид объявляет Эрота старейшим из созданий Афродиты; в своей космогонии он пишет: «Первым из всех богов она сотворила Эрота» (В 13 D.). Орфики в своей теогонии представляют «древнейшего, самосовершенного, многомудрого» (фр. 29, Kern) Эрота в нескольких ликах. Он — Фанет («явленный»), «сын прекрасного Эфира» (фр. 74 Кеrn), «великий демон. . . нежный» (фр. 83 К. ). Фанет же — Фаэтон («сияющий»), Протогон («перворожденный») (фр. 73 К.).

Эроту посвящен 58-й орфический гимн (Abel), где читаем: «Призываю тебя, великий, чистый, возлюбленный, сладостный Эрот. Ты — смелый стрелок, крылатый, огненношумный, с быстро бегущим, движеньем, играющий с богами и смертными людьми, многоискусный, с двойной природой, владеющий всеми ключами эфира, неба, моря, земли и даже той богини Реи, зеленоплодной, все породившей, которая питает смертные души, и даже той, которая царит над широким Тартаром и шумносоленым морем. Ты один властвуешь, как видно, над всеми. Но, благодатный, сопричислись к чистым мыслям посвященных в таинства и отгони от них стремления злые и неуместные» (пер. А. Тахо-Годи).

Об архаическом культе Эрота свидетельствует его каменное необработанное изображение в Феспиях (Павсаний IX 27, 1).

В классическую же эпоху это сын Зевса (Эврипид, «Ипполит» 533), изящный, «золотоволосый» (Анакреонт, фр. 5), «златокрылый бог» (Аристофан, «Птицы» 1738), «самый мощный из богов, которого породила прекраснообутая Ирида в объятиях златовласого Зефира» (Алкей, фр. 8), «подобный ветру» (Сафо, фр. 50). Он «влажно мерцающим взглядом из-под темных ресниц» завлекает своими чарами в сети Киприды (Ивик, фр. 7). Симонид Кеосский (фр. 24) обращается к нему так: «О дитя Афродиты, жестокое, хитроумное, которого богиня породила Аресу, отважному в битвах». Сила Эрота «необорима»), и ей Софокл посвящает в «Антигоне» III стасим (781—805). Образ Эрота в греческой поэзии см. F. Lasserre. La figure d’Eros dans la po´esie grecque, 1946; в искусстве — W. Strobel. Eros. Versuch einer Geschichte seiner bildlichen Darstellung, 1952; А. Лосев. Эрос у Платона. М., 1916 (в сб. «Г. И. Челпанову от участников его семинариев в Киеве и Москве»).

Похвальное слово (энкомий) — особый литературный жанр, распространенный в течение всей античности. Об отсутствии энкомия в честь Эрота ср. слова хора из трагедии Эврипида «Ипполит» (538— 540): «Эрота — владыку над людьми, хранителя ключей от милой опочивальни Афродиты — мы не почитаем». — 105.

26 Софисты — см. диалог «Протагор», общее примечание и прим. 13. Продик и его аллегория о Геракле — см. т. 1, «Апология Сократа»,

532

прим. 13. — 105.

27Покровитель театра Дионис и Афродита (любовь) — непременные сюжетные компоненты греческой драмы. — 105.

28О происхождении Эрота см. выше, прим. 25. Федр в своей речи приводит аргументы в защиту древнего происхождения могущественного Эрота. — 106.

29Хаос — в древнегреческой мифологии «зияющая бездна» (ср. глагол qaÐnw, qĹskw — «зиять, «разверзаться») в отличие от римского понимания хаоса — «беспорядка», «косной материи». Овидий (Met. I 5—9) называет хаос rudis indigestaque moles («сырая и грубая глыба»), nоn bene iunctarum discordia semina rerum («плохо связанные враждой семена вещей»). Об истории понимания хаоса в античном мире см. A. Lossew. Chaos antyczny («Meander», 1957, N 9).

Строки Гесиода — «Теогония» 119—121. — 106. 30 Об Акусилае см. выше, прим. 25. — 106.

30а Из поэмы «О природе» (В 13 D.). См. выше, прим. 25. — 104. 31 Тема любви мужчины к прекрасному юноше, которой так насыщен диалог «Пир», да и другие диалоги Платона, не должна казаться столь необычной, если подойти к ней исторически. Многие тысячелетия матриархата, отступившего в Греции только к началу II тысячелетия и оставившего заметные следы во всей греческой жизни вплоть до классической эпохи, обусловили своеобразную реакцию в мифологических представлениях греков и в их социальном бытии. Хорошо известны, например, миф о рождении Афины без матери из головы Зевса или трилогия Эсхила «Орестея», в которой молодые олимпийские боги Аполлон и Афина доказывают превосходство мужчины, героя и вождя рода. Известно также, как бесправна была женщина в греческом классическом обществе. Знаменитые гетеры, образованные, умные и пользовавшиеся полной свободой поведения, по сути

дела стояли вне официального общества.

С другой стороны, вся античность принципиально отличается от новой Европы еще недостаточно развитым сознанием неповторимости личности, задавленной сначала родовыми, а затем и полисными авторитетами, или на Востоке неограниченным владычеством деспота, перед которым миллионы людей были все на одно лицо и лежали ниц (ср. «Персов» Эсхила). В Персии особенно была распространена однополая любовь, и именно оттуда этот обычай перешел в Грецию, когда между этими странами завязались прочные отношения. Отсюда представление о высшей красоте, воплощенной в теле, причем неважно, в каком именно, в мужском или женском, даже скорее в мужском, так как мужчина — полноправный член государства, он мыслитель, издает законы, он воюет, он решает судьбы полиса, и любовь к телу такого юноши, олицетворяющего идеальную красоту и силу общества, тоже прекрасна. Вот почему Энгельс пишет: «Для классического поэта древности, воспевавшего любовь, старого Анакреонта, половая любовь в нашем смысле была настолько безразлична, что

533

для него безразличен был даже пол любимого существа» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 79).

Теперь понятно, почему собеседники «Пира» (см. 181cd) считают Афродиту Небесную («Уранию») покровительницей любви к юноше, в атлетически-прекрасном теле которого воплощена высшая красота. Афродита Пандемос («Пошлая» — букв. «Всенародная») помогает любви к женщине, существу низшему, способному лишь рождать детей (а это все-таки надо для продолжения рода), но не мысли и не идеи, которыми живет общество и ради которых мужчина-герой идет на подвиг и даже на смерть. — 106.

32Мысль о том, что взаимная любовь учит юношей стремиться к прекрасному и быть мужественным, развивается Критобулом в «Пире» Ксенофонта (Mem. 4, 10—18). В «Киропедии» (VII, 1, 30) Ксенофонт пишет: «Совершенно очевидно, что нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов». Та же мысль у Элиана (Var. hist. III, 9).— 106.

33У Гомера отвагу герою «вдыхают» Афина (Ил. X 482) и Апол-

лон (Ил. XV 262). Ксенофонт (Hell. VII 4, 32) пишет: «Если божеству угодно, оно может в один день прославить людей, вдохнув в них храбрость». — 107.

34 В трагедии Эврипида «Алкеста» героиня готова умереть вместо своего мужа, царя Адмета, но Геракл вырывает ее из рук Смерти. Существует иная версия (Apollod. I 9, 15), что Персефона, супруга Аида, возвращает Алкесту (Алкестиду) на землю, тронутая ее мужеством.

Отец Адмета — Ферет, мать — Периклимена. Сам Адмет — участник похода аргонавтов. — 107.

35Аид — см. т. 1, «Апология Сократа», прим. 32. — 107.

36Орфей — сын Эагра и музы Каллиопы, мифический фракий-

ский певец, муж нимфы Эвридики. О силе его пения говорят Эсхил (Agam. 1629) и Эврипид (Bacch. 561—565, Iphig. Aul. 1211). См. т. 1, «Ион», прим. 11.

Драматическая история о влюбленном певце красочно изображена Овидием (Met. I 1—85, XI 1—66) и Вергилием (Georg. IV 454—526). Аргумент Федра о наказании богами Орфея за его изнеженность, так как он не осмелился умереть за жену, встречается впервые у Платона. Однако аргумент этот не противоречит основной версии мифа, если понимать под изнеженностью неспособность Орфея совладать с охватившим его «безумием» (Georg. 488) увидеть Эвридику.

Женщины, растерзавшие Орфея, — вакханки. Об этом — у Вергилия, там же. — 107.

37Об Ахилле на Островах блаженных см. т. 1, «Горгий», прим. 82 (стр. 573). По одному из редчайших мифов (Apoll. Rhod. IV 811—815), Ахилл должен попасть после смерти в Елисейские поля и стать там мужем Медеи. — 107.

38Патрокл — сын Менетия, друг Ахилла, убитый Гектором с помощью Аполлона (Ил. XVI 791—863). — 108.

534

39 Намек на влюбленность Ахилла может быть в «Мирмидонянах» Эсхила (фр. 131, 135, N. — S.). Была сатировская драма Софокла «Возлюбленные Ахилла» (фр. 153—161, N. — S.), отзвук которой у Овидия в «Тристиях» (II 409—412). О том, что Ахилл моложе Патрокла, но знатнее его родом, говорит сам Менетий (Ил. XI 786 сл.).

— 108.

40 О двух Афродитах — Урании и Пандемос (см. прим. 31) — трактуют, например, Геродот (I 105 — о сирийском храме Афродиты Урании, 131 — о почитании ее персами, III 8 арабами и IV 59 даже скифами) и Ксенофонт («Пир» VIII 9). Павсаний (I 14, 6) указывает на храм Афины-Урании в Афинах, а также (I 19, 2) в «Садах» (ср. Лукиан. Imag. 4, 6). Афина-Пандемос тоже имела, по Павсанию, свой храм на Акрополе. Поклонение ей было введено Тесеем, «когда он свел всех афинян из сельских домов в один город» (I 22, 9). Здесь Павсаний подчеркивает общегосударственный, политический смысл имени Афродиты, объединяющей весь народ, в то время как обычно противопоставляется любовь идеальная, небесная любви чувственной.

О двух таких наслаждениях, т. е. о двух сторонах одного Эрота, говорит неизвестный трагический поэт: «Двойным дыханием ты дышишь, Эрот» (фр. 187 adesp.). Ксенофонт устами Араспа (Суrор. VI 1, 41) говорит о «двух душах» «лукавого софиста любви», так как одна душа не может быть «в одно и то же время хорошей и дурной, любить прекрасное и постыдное, одного и того же желать и не желать»; Сократ (Хеn. Convivium I 10) говорит о людях, «вдохновляемых целомудренным Эротом». Оратор Эсхин в речи «Против Тимарха» одобряет Эрота «справедливого» (136), «целомудренного и законного» (140), который вдохновлял тираноубийц. — 108.

41Об Афродите, рожденной от Урана (Неба), см. Гесиод, «Теогония» 195—250.

Диона — дочь (одна из трех тысяч) Океана и Тефии (Hesiod. Theog. 353) или (вместе с другими титанами) дочь Урана и Геи (Apollod. I 2). Гомер (Ил. V 370—417) знает ее как мать Афродиты. — 109.

42Об оценке чего-то как прекрасного или безобразного в зависимости от образа действия говорит не раз сам Платон («Менон» 88d, «Федр» 258d). Ср. у Аристотеля (Polit. VII 14, 1333а 9 сл.): «Ведь наши действия отличаются сами по себе не столько тем, имеют ли они в виду прекрасное или непрекрасное, сколько тем, какова их конечная цель, т. е. ради чего они совершаются». — 109.

43Элида — западная область Греции, Беотия — центральная, Иония — на Малоазиатском побережье. — 110.

44Аристогитон и Гармодий убили тирана Гиппарха (514 г. до

н.э.). Фукидид, полагая, что «люди перенимают друг от друга предания о прошлом. . . одинаково без всякой критики», уточняет этот старинный рассказ и выясняет, что Аристогитон и Гармодий вместо Гиппия, правителя Афин, вынуждены были убить его брата, так как

535

Гиппий был уже кем-то предупрежден и заговору грозил провал. Известна бронзовая группа работы Крития и Несиота, изображающая Гармодия и Аристогитона. — 110.

45Мысль Эриксимаха о любви, разлитой по всему миру растений и животных, типична для греческой натурфилософии. О любви, победившей «людей земнородных, в небе высоком летающих птиц и зверей всевозможных», знает уже автор гомеровского гимна к Афродите (IV 1—6). Тема эта постоянна у трагических поэтов. У Эврипида говорится: «Киприда шествует и в высях эфира, и в бездне моря, все из нее рождается. Она сеятельница и дает любовь, и все мы на земле произросли от нее [из семян Киприды]» (Hippol. 447—450). Ср. также

уЛукреция «О природе вещей» — обращение к Венере (I 1—40): «Под небом скользящих созвездий жизнью ты наполняешь и все судоносное море, и плодородные земли; тобою все сущие твари жить начинают, и свет, родившися, солнечный видят». — 114.

46Стремление непохожего к непохожему — идея, близкая пифагорейцу Филолаю («подобное постигается подобным», 44 А 29). — 115.

47О постоянном наполнении и опорожнении читаем в Гиппократовом подражании Гераклиту (22 С 1, 6): «Одно входит, чтобы взять, другое, чтобы дать. И берущие уменьшают, а дающие увеличивают». «Такова природа человека. Одно отталкивает, другое притягивает; одно дает, другое берет». Гиппократ пишет: «Медицина есть прибавление и отнятие: отнятие всего того, что излишне, прибавление же недостающего» («О ветрах» 1). — 115.

48Любовь, объединяющая начала, разделенные враждой, характерна для учения Эмпедокла. Он пишет: «Все, что теперь бродит между смертными вещами. . . склонно к взаимной любви, соединенное с Афродитой. . . Враждебно удаляется друг от друга как можно дальше не могущее быть смешанным ни по своему происхождению, ни по своему темпераменту, ни по выраженным формам» (В 22). Стихии в своем круговращении то «силою любви сходятся в одно стройное целое, то, наоборот, ненавистью Вражды несутся врозь друг от друга, пока, сросшись в единое вселенское целое, не потеряются в нем» (В 26). О смешении «противоположных первооснов», «от чего произошли все небо и все, что на небе, так же как и все животные и растения», — в «Законах» Платона 889 с. — 115.

49Асклепий — бог врачевания, сын Аполлона и нимфы Корониды (Horn. Hymn. XVI 2). За попытки воскрешать умерших был поражен «дымным перуном» Зевса (Hesiod, фр. 125), в ответ на что Аполлон перебил киклопов, выковавших Зевсу его громы и молнии. Отсюда семилетняя служба Аполлона пастухом у царя Ферета (Эврипид, «Алкеста» 1—9). Подробности об Асклепии, ученике мудрого кентавра Хирона, о его дерзости и его гибели от «пылающего перуна» см. у Пиндара (Pyth. III 24—62). — 115.

50О близости гимнастики к врачебному искусству и мусическому см. т. 1, «Критон», прим. 13, а также «Протагор», прим. 26. О врачеб-

536

ном искусстве и гимнастике, заботящихся о теле человека, — у Аристида Квинтилиана (Aristides Quintilianus. De musica, ed. WinningtonIngram. Lips., 1963, I 1). Земледелие связано с Эротом, так как благодаря любви земля рождает растения и плоды. См. выше, прим. 45. Платон в «Законах» пишет: «Из искусств только те порождают чтолибо серьезное, которые применяют свою силу сообща с природой, каковые, например, врачевание, земледелие и гимнастика» (889d). —

115.

51 Лук и лира — гераклитовские символы единства противоположностей. Гераклит (В 51 D.) пишет: «Расходящееся согласуется с собою, оно есть возвращающаяся к себе гармония подобно тому, что наблюдается у лука и лиры». Комментарии к этому фрагменту см. А. Маковельский. Досократики, ч. 1. Казань, 1914, а также Ph. Wheelwright. Heraclitus. Princeton, 1959.

О космической гармонии противоположностей хорошо знали античные теоретики, например Квинтилиан, у которого читаем: «Универсум построен по тем же самым принципам, подражая которым еще раньше была создана лира. Она издает звук не иначе, как с помощью тех колебаний, которые заключаются в согласии неподобных звуков, что именуют гармонией» (Quintiliani institutio, ed. Radermacher. Lips., 1907, I 10, 12). Понятия гармонии, созвучия, согласия, единомыслия, ритма, применявшиеся в музыке (см., например, Aristides Quintilianus. De musica. . . ), широко были распространены в философии, этике и политических учениях древних греков. Например, ритм понимался поэтом Архилохом (VII в. до н. э.) в чисто жизненном смысле. Он пишет: «Познавай тот ритм, который охватывает людей» (фр. 67a D.). Судя по тексту, ритм здесь — мерное чередование счастья и несчастья в судьбе человека.

По Платону, всему космосу присущи гармония и ритмика. Космос — хорошо настроенный музыкальный инструмент («Государство» X 616е—617с).

Определение гармонии и ритма встречается не раз у Платона («Филеб» 17с—е; «Законы» II 615а: «порядок в движении» — ритм, «порядок в звуках. . . при смешении высоких и низких тонов» — гармония; «Софист» 253b). — 116.

52−53 Платон прибегает здесь к аналогии: один Эрот — сын Афродиты Урании, а значит, и Музы Урании («Небесной»), другой Эрот — сын Афродиты Пандемос, а значит, и Музы Полигимнии («Многопоющей»). Может быть, Эриксимах понимает Полигимнию как «Поющую для многих, для всех». Тогда она в данном случае действительно идентична с Афродитой Пандемос — тоже Любовью «для всех».

Урания — Муза астрономии, Полигимния — Муза гимнической поэзии. Они, по Гесиоду (Theog. 75—80), в числе девяти муз, дочери Мнемосины — богини памяти — и Зевса. — 116.

54 Эриксимах рассуждает здесь, как натурфилософы, для которых весь мир был одним живым организмом, со своими влечениями

537

и отталкиваниями (ср. рассуждения Эмпедокла о Любви и Вражде В 26, 27, 29, 31, 33, 35 D.). — 117.

55Дж. Барнет в своем издании Платона следует за чтением Стобея — «любовные вожделения людей благочестивы» (eysebeian). Однако в кодексах BTW смысл противоположный — «нечестивы» (asebeian). Оба чтения правомерны. Первое чтение построено по принципу позитивного сближения: гадание определяет вожделения благочестивые и освященные обычаем. Второе чтение — по принципу негативного противопоставления: гадание определяет вожделения нечестивые и освященные обычаем. — 117.

56Речь комедиографа Аристофана представляет один из интереснейших образцов мифотворчества Платона. В мифе, созданном Платоном, переплетаются его собственная фантазия и некоторые общепринятые мифологические и философские воззрения. Люди, говорит Аристофан, некогда были трех полов: мужского — от солнца, женского — от земли и обоюдного (андрогины — «мужеженщины») — от луны, совмещающей оба этих начала. Ср. у Аристотеля: «Самцом мы называем животное, порождающее в другом, самкой — порождающее

всамом себе, поэтому и во вселенной природу земли считают обыкновенно женской и матерью; небо же, солнце и другие предметы подобного рода именуют родителями и отцами» (De generatione animalium I 2. Аристотель. О возникновении животных, пер. В. Карпова. М.; Л., 1940). Луна понималась в античности как «женское и мужское» вместе (Hymn. Orph. IX 4). Плутарх пишет, что «луну называют матерью космоса, так как полагают, что она совмещает в себе мужское и женское начало» (De Isid. et. Osirid. 43. Plut. Moralia, v. II. Lips., 1839, Bernardakis).

Представление о каких-то праисторических существах, созданных

врезультате различного воздействия Любви и Вражды, известно из Эмпедокла. «Существа с двойными лицами и двойной грудью», о которых он говорит (В 61) и которые напоминают платоновских первых людей, обречены на уничтожение природой, так как она щадила только то, что возникало для какой-нибудь цели, т. е. было целесообразным.

Эти платоновские люди мечтают завоевать Олимп и побороть богов наподобие Ота и Эфиальта, братьев Алоадов — великанов, которые громоздили гору Оссу на Пелион и хотели взять в жены Геру с Артемидой (Apollod. I 7, 4). Гомер, на которого здесь ссылается Платон, упоминает только историю Ареса, скованного братьями Алоадами (Ил. V 385—391), и умерщвление их еще в младенчестве богом Аполлоном, так как они «грозили дерзновенно весь заполнить Олимп суматохой войны многобурной» (Од. XI 305—320). Сама идея посягательства людей на небожителей хорошо сформулирована уже у Гомера:

Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось

538

От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом. . .

(Ил. V 383 сл.; пер. В. Вересаева)

Вся история мифологии насыщена борьбой между древними, хтоническими богами, титанами, гигантами, чудовищами вроде Тифона с богами олимпийскими и новым владыкой Зевсом, утверждающим принцип порядка, закона, соразмерности, разумной воли. Сюда же примыкают и мифы о посягательстве человеческого рода на господство Зевса. Интересно, что богам у Платона невыгодно уничтожить человечество вообще, так как они лишаются почитания и жертв. Однако дерзких следует наказать — рассечь пополам, сделать их слабыми, увеличив вместе с тем число людей, а значит, и количество жертвоприношений. Вспомним, что Эсхил тоже знает такой период в истории мифа, когда Зевс решил уничтожить жалких людей, живших в пещерах, как муравьи, и «насадить новый род» (Prom. 230—233).

Красивый, соразмерный и целесообразный облик человеку, рассеченному Зевсом, придает Аполлон, любящий во всем гармонию и стройность. Ср. эпитеты Аполлона — «сплетающий порядок» (Orph. hymn. anon. II 11 Abel), «гармония мира», «всемудрый. демон» (Lactantii divinarum, institutiones I 7, 9—10 = L. С. Lactantii Firmiani opera omnia rec. G. Walchius, v. I. L. Mosquae, 1851).

Стремлением половинок человека в зависимости от их происхождения (мужской пол, женский, андрогины) объясняются здесь три типа любви.

По словам Аристофана, вполне оправданна любовь мужчины к прекрасному юноше, так как в этой любви есть память о некогда едином существе мужского пола, рассеченном Зевсом пополам. Очевидно, что романтическое толкование этого мифа как мифа о стремлении двух душ к взаимному соединению не имеет ничего общего с платоновским мифом о чудовищах, разделенных пополам и вечно испытывающих жажду физического соединения.

Скорее всего при толковании этого мифа можно согласиться с К. Рейнгардтом, который видит в нем, во-первых, этиологический миф, как в «Протагоре» и «Горгии» (см. т. 1, «Протагор» 320d—322d; «Горгий» 523а—527а), и, во-вторых, стремление к древней целостности и единству человека чисто физическому вместо божественно-пре- красной целостности с ее восхождением от тела к духу, от земной красоты к высшей идее (К. Reinhardt. Platons Mythen. Bonn, 1927, 60—61). — 119.

57Гефест —см. т. 1, «Кратил», прим. 40а. — 122.

58Лакедемоняне в 385/4 г. разрушили аркадский город Мантинею и переселили ее жителей. Эпаминонд в 371 г. восстановил город. Здесь характерный для Платона анахронизм, ввиду которого диалог датируется между 385 и 371 гг. — 122.

539

59Значки гостеприимства (проксении) — игральные кости, распиленные половинки которых гость и хозяин при расставании оставляли

усебя, чтобы они или их потомки при встрече могли доказать свое право на гостеприимство. — 122.

60Для иллюстрации слов Агафона о том, что Эрот ненавидит старость, можно привести стихи Анакреонта, в которых Эрот, бросив в поэта «пурпурный мяч», возбудил в нем любовь к «прекраснообутой деве», а она презирает «седые волосы» Анакреонта и «глазеет на другого» (фр. 5 D.). — 125.

61Ср. Бог, известно, всегда подобного сводит с подобным. . .

(Од. XVII 218; пер. В. Вересаева). — 125.

62Иапет — см. т. 1, «Протагор», прим. 34а; Крон (Кронос) — см.

т.1, «Кратил», прим. 24а. — 125.

63Имеется в виду поэма Гесиода «Теогония». У Парменида поэмы о происхождении богов не было, но, может быть, их история входила в поэму «О природе», дошедшую до нас лишь в отрывках.

Необходимость (Ананке) — мать Мойр, богиня судьбы (см. о веретене Ананке у Платона в «Государстве» X 616c—617d), по орфической теогонии, вместе о Кроносом порождает Эфир, Хаос и Мойр (фр. 54 Kern). — 125.

64Ата — ослепление, приводящее к гибели, богиня несчастья. По Гомеру — дочь Зевса, которая ввела в заблуждение своего отца, за что и была сброшена им с Олимпа (Ил. XIX 90—133). Ее вред людям стараются исправить дочери Зевса Мольбы (Просьбы), защитницы людей (Ил. IX 502—512). По Гесиоду, Ата дочь Эриды — Раздора

(Theog., 230). — 125.

64а «Илиада» XIX 92—93. — 125.

65«Законы, эти владыки государства», — ср. Аристотель, «Ри-

торика» III 3 1406а 18—23 со ссылкой на ритора Алкидаманта. — 126.

66Слова не дошедшей до нас трагедии Софокла «Фиест» (фр. 235 N.—S.) о власти любви над богом войны Аресом. См. историю об Аресе и Афродите, рассказанную певцом Демодоком на пиру, где присутствовал Одиссей (Од. VIII 266— 366). — 127.

67«Дотоле он и был чужд Музам» — слова из трагедии Эврипида «Сфенебея» (фр. 663). — 127.

68Искусство Зевса «править людьми и богами» — реминисценция из Гомера (Ил. II 205 сл., IX 98 сл.). — 127.

69Авторство этих стихов не установлено. Может быть, они принадлежат самому Агафону. — 128.

70Горгий — см. т. 1, «Апология Сократа», прим. 13, а также диалог «Горгий». Голова Горгия — перефразировка известных гомеровских строчек из рассказа Одиссея о его путешествии в царство мертвых:

. . . Бледный объял меня ужас, что вышлет Голову вдруг на меня чудовища, страшной Горгоны,

540