ЖУРНАЛИСТИКА 1880-1890

познакомиться с условиями жизни заключенных в тюрьмах и бытом переселенцев, он единолично произвел перепись сахалинского населения. «Я объездил все поселения, заходил во все избы, — писал Чехов Суворину, — вставал каждый день в пять часов утра, ложился поздно и все дни был в сильном напряжении от мысли, что мною многое еще не сделано».

Проводя перепись жителей, он обращается к методу анкетирования. В книге очерков о Сахалине Чехов приводит составленную им анкету: «1. Селение; 2. Двор №; 3. Звание; 4. Имя, отчество, фамилия, отношения к хозяину; 5. Лета; 6. Вероисповедание; 7. Где родился; 8. С какого года на Сахалине; 9. Главное занятие; 10. Грамотен, неграмотен, образован; 11. Женат на родине, на Сахалине; вдов, холост; 12. Получает ли пособие от казны? Да, нет; 13. Чем болен». Вопросы анкеты были призваны выяснить, насколько перспективна инициированная правительством насильственная колонизация Сахалина. Ответы десяти тысяч сахалинцев позволили автору сделать выводы по 8-му пункту: переселенцы не приживаются на сахалинской земле; по 12-му пункту: колония не в силах прокормить себя и т. п.

Общий итог проведенного Чеховым социологического исследования гаков: насильственная колонизация Сахалина бесперспективна.

Чехов выделяет ■ населении острова конкретные социальные группы и всесторонне их изучает: чиновники, ссыльнокаторжные, аборигены и др. Чиновники Сахалина, как свидетельствует автор, ничем не отличаются от петербургских и московских. «В новой истории Сахалина, — замечает он, — играют заметную роль представители позднейшей формации, смесь Держиморды и Яго, — господа, которые в обращении с НИЗШИМИ не признают ничего, кроме кулаков, розг и извозчичьей брани, а высших умиляют своею интеллигентностью и даже либерализмом». Устами тюремного инспектора он добавляет: «Если в конце концов из ста каторжных выходит 15-20 порядочных, то ЭТИМ мы обязаны не столько исправительным мерам, которые мы употребляем, сколько нашим русским судам, присылающим на каторгу так много хорошего, надежного элемента».

Чехов избегает развернутых портретных характеристик каторжан, отказывается от описания сенсационных фактов из их биографий. Он персонифицирует каторгу, показывает ее обыденное, будничное существование.

Единственная из 23 глав очерков — «Рассказ Егора» — посвящена личной судьбе каторжанина. Егор-дровосек «из уважения» прислуживает чиновнику. Ему лет под сорок, он простодушен, трудолюбив. «За что тебя прислали на Сахалин? — За убийство», — так начинается рассказ Егора, из которого явствует, что тот ни в чем не виноват. Рисуя портрет каторжанина, описывая его судьбу и характер, Чехов одновременно ставит социальную проблему. Как Сахалин во многом типичен для России, так и Егор для Сахалина. Не случайно глава «Рассказ Егора» композиционно предшествует описанию каторги. «Преступления, — пишет Чехов, — почти у всех ужасно неинтересны, ординарны... и я нарочно привел выше Рассказ Егора, чтобы читатель мог судить о бесцветности и бедности содержания согни рассказов».

Один из вопросов чеховской анкеты касался семейного положения сахалинцев. Многое из увиденного автором на острове потрясало воображение, прежде всего детская проституция. Женщины-каторжанки сразу по прибытии на остров распределялись между смотрителями тюрем, палачами, примерными каторжанами. Сахалинские дети, по словам писателя,

— особенные: они говорят о розгах, плетях; знают, что такое палач, кандальные, сожитель; они бледны, худы, вялы, одеты в рубища и всегда хотят есть.

Быт каторжан, условия их труда заставляют Чехова вспомнить о положении русских крестьян и рабочих на материке. Национальные

меньшинства на Сахалине обречены, но мысли автора, на вымирание: «Если верить цифрам, через 5-10 лет на Сахалине не останется ни одного гиляка».

Чехов рисует картину телесных наказаний, привычную для каторги. Наказывают бродягу Прохорова за побег из Воеводской тюрьмы. Присутствующие ведут себя буднично: «Смотритель равнодушно поглядывает в окно, доктор прохаживается». Палач берет плеть и не спеша расправляет ее. «Ра-аз!» — говорит надзиратель дьячковским голосом. Передавая отношение окружающих к экзекуции, Чехов делает вывод: «От телесных наказаний грубеют и ожесточаются не одни только арестанты, но и те, которые наказывают и присутствуют при наказании». Один из смотрителей говорил со злорадством во время экзекуции: «Всыпь ему, всыпь! Жигани его!»

«Это не каторга, а крепостничество» — к такому заключению приводит Чехов читателя. Портрет каторги написан художником, озабоченным судьбой отчизны, глубоко страдающим от несовершенств жизни и мечтающим о том, чтобы на островах и материках люди жили счастливо.

Показывая типичность картин сахалинской жизни для русской действительности, Чехов одновременно подчеркивает своеобразие природных, климатических условий острова. Пейзаж в очерках выполняет разнообразные функции. Он определяет тональность повествования, создает фон, на котором происходит действие. С пейзажа начинается описание мест, которые посетил автор. Мрачным, серым краскам городов, где расположены тюрьмы, противопоставлен детализированный деревенский пейзаж — символ вольной жизни. Чехов искусно использует цветовые эпитеты. Пейзаж дается в динамике, он сливается с описанием событий, фактов. Щедрая природа острова и легендарные исторические судьбы первооткрывателей Сахалина создают оптимистический настрой очерков.

Сахалинские очерки Чехова впервые были напечатаны в№ 1012 журнала «Русская мысль» на 1893 г. и № 2, 3, 5 - 7 на 1894 г. С 1892 г. писатель входил в состав редакции журнала. Публикация включила в себя начальные девятнадцать глав. Двадцатую и двадцать первую главы не пропустила цензура. Чехов поместил их в книге, которая появилась в 1895 г. в издании «Русской мысли» без предварительной цензуры. Сюда же вошла последняя, двадцать третья, глава и ранее опубликованная в сборнике «Помощь голодающим» двадцать вторая.

Чеховские очерки, в которых социальные и нравственные вопросы рассматривались в тесной связи с правовыми, привлекли внимание современников. На Сахалин отправилась специальная комиссия под

руководством начальника Главного тюремного управления, которая нашла положение на каторжном острове неудовлетворительным во всех отношениях. Последовали частичные послабления: запрещение телесных наказаний женщин, финансовая поддержка детских приютов, отмена пожизненной каторги. Среди читателей чеховских очерков объявились желающие отправиться на Сахалин, чтобы оказать носильную помощь несчастным.

Сахалинские наблюдения легли в основу чеховских рассказов «Гусев», «В ссылке», «Убийство», тесно связана с ними

«Палата № 6». Чехов намеревался обратиться к социологическим методам для создания новой книги, подобной «Острову Сахалину». Он участвовал в народной переписи 1897 г., читал лекции переписчикам и писал в эту пору Суворину: «Я готовлю материал для книги вроде „Сахалина", в которой изображу все 60 земских школ нашего уезда».

Сахалинские впечатления пронизывают творческую деятельность писателя последних десяти лет жизни. В его рассказах, повестях, пьесах незримо присутствуют образы и мысли, вынесенные из пребывания на каторжном острове. Гуманистический настрой чеховской прозы неотделим от его гражданской жизненной позиции той поры. Во время эпидемии холеры 1892 г. он вел подвижническую врачебную работу. Как земский врач, получил участок — 25 деревень, 4 фабрики, монастырь, сообщал он в одном из писем. Напряженная работа отнимала силы и время. «Литература давно уже заброшена, и я нищ и убог, так как нашел удобным для себя и для своей самостоятельности отказаться от вознаграждения, какое получают участковые врачи», — признавался он в письме.

В 1895 г. Чехов подписался под петицией Николаю II в защиту свободы слова, в 1902 г. отказался от звания академика в связи с отменой царем избрания М. Горького в почетные члены Академии наук. В письме А. Плещееву Чехов писал: «Мое святая святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались». Русская литература и журналистика унаследовали гуманистические традиции творчества писателя и публициста Чехова.

§ 10. Провинциальная печать

Одним из самых существенных изменений, произошедших в системе журналистики в ХО-х годах, было усиленное развитие провинциальной печати. В России — огромной по плошали державе — в организации информационной службы большое значение всегда имел

территориальный типологический признак. Это хорошо осознавали руководители страны, налаживая в каждой губернии официальный печатный орган, сосредоточивая в своих руках информирование регионов и возможность с помощью периодики воздействовать на общественное мнение на местах. В то же время управление Россией стремилось сдерживать развитие провинциальной журналистики, о чем свидетельствуют постоянные отказы со стороны Главного управления по делам печати на просьбы открыть новый журнал или газету в провинции: из 500 просьб, поступивших в цензурное ведомство на издание местных газет, было удовлетворено лишь 122. На запрос начальника Кубанской области о возможном характере изданий, допускаемых в провинции, министр внутренних дел Д. А. Толстой ответил: «Вообще относительно периодических изданий, особенно же поли i ическо-общественных и литературных, необходимо заметить, что увеличение их количества и расширение программ нежелательно, главным образом по затруднительности цензурования в местностях, где нет штатных цензоров».

Неравноправное положение провинциальной прессы было закреплено законодательно во Временных правилах цензуры и печати от 6 апреля 1865 г., по которым от предварительной цензуры освобождалась только столичная периодика, составлявшая в то время подавляющее большинство изданий страны. Вопрос о местной журналистике тогда не был столь актуален, да и цензурный аппарат был сосредоточен в основном в центре. По свидетельству одного из видных юристов, занимавшихся проблемами законодательства в области журналистики, К. К. Арсеньева, «провинциальная печать вполне бесправна — так бесправна, как никогда, в самые худшие минуты, не была столичная подцензурная печать. Она состоит, в большинстве случаев, под цензурой не особых цензоров, более или менее приготовленных к исполнению своих обязанностей, а чиновников, назначаемых губернатором и смотрящих на свои цензурные функции как на всякое другое заурядное поручение начальства. Известны случаи, когда цензурный просмотр газеты возлагался на лицо, живущее в другом, отдаленном городе, вследствие чего становилось невозможным дальнейшее издание газеты».

Такая практика цензурования активно использовалась именно по отношению к провинциальной журналистике. Когда газета «Донской голос» (1880-1883, Новочеркасск) в 1883 г. попыталась выступить за предоставление донской печати таких же прав, как и столичной, ее цензурование было переведено в Москву. При этом газете, чтобы пройти контрольную процедуру, требовалось 16 дней. Сообщив о том.

что в таких условиях выпускать «Донской голос» невозможно, редакция прекратила его издание. Точно так же цензурное ведомство поступило с владикавказской частной газетой «Терек» (1882-1884). переведя ее цензурование в Тифлис, когда местному начальству надоела газета с «вредным направлением». И «Терек» закончил свой путь.

Еще в 1875 г. в журнале «Дело» в статье «Печать в провинции» известный деятель культуры Д. Л. Мордовцев писал о бесперспективности местной периодики и о ее закономерной гибели, обосновывая свою точку зрения так называемой теорией централизации, но которой пресса должна сосредоточиваться лишь в крупных центрах. Получалось, что в состоянии местной журналистики виновата не цензура, а «закон центральной силы, закон роста центров, закон роста больших городов».

В ходе развернувшейся в прессе полемики этим взглядам был дан решительный отпор. Многие газеты и журналы («Санкт-Петербургские ведомости», «Отечественные записки», «Неделя», «Голос» и др.) отстаивали интересы провинциальной печати. Особенно остро реагировали на теорию Мордовцева в самой провинции. Публицист А. С. Гациский, постоянно выступавший но проблемам местной прессы, ощущавший и фиксировавший в своих произведениях культурный подъем в регионах России, в 1876 г. выпустил в Нижнем Новгороде статью «Смерть провинции или нет? Открытые письма Д. Л. Мордовцеву. Письмо 1», получившую повсеместно большой резонанс. В ней он назвал «неуместной» претензию Мордовцева «на централизацию духовной жизни страны». «Петербург без провинции — модная шляпа без туловища», — заметил Гациский. В Казани тогда же вышел литературный сборник «Первый шаг», где в главе «Местный патриотизм и доктрина ходячего космополитизма» К. В. Лаврский писал: «Литература должна возродиться посредством превращения ее из „петербургской" и „московской" в провинциальную, то есть русскую, но не всероссийскую, а областную литературу».

Проблема свободы слова и печати привлекала и в 80-е годы внимание на разных уровнях общества. В 1882 г. в Москве вышла брошюра преосвященного Амвросия, епископа Дмитревского «Два публичные чтения о свободе печати, с точки зрения Православной церкви». В том же году в Тифлисе по этой же теме выступил крупный сановник князь Дондуков-Корсаков, который коснулся более подробно неравного в юридическом отношении положения столичной и провинциальной печати,

заметив, что «обе они принадлежат одной стране, а различие их положения и прав таково, что нельзя и догадаться о том». Он высказался за то, чтобы закон 6 апреля 1865 г. был распространен

г

и на провинциальную периодику. И позднее дискуссия о провинциальной литературе и журналистике, культурной жизни на местах находила отражение в региональной печати. С. А. Цирульников в своей статье 1891 г. в «Ставропольских губернских ведомостях» подчеркивал, что «существование местной периодической печати всегда будет являться крайнею необходимостью не только для нашего молодого и обширного края, но даже и для каждого благоустроенного города».

Однако и к началу XX столетия положение провинциальной печати не изменилось к лучшему. Ее цензурованием в большинстве случаев занимались но поручению губернаторов доверенные их лица-чиновники. Они действовали по своему усмотрению, без всякого контроля, что обыкновенно вело при цензуровании к крайнему субъективизму. Boi а-гый в этом отношении материал дают дневники В. Г. Короленко — внимательного читателя провинциальной печати, ее публициста: «15 сентября 1894 г. Несколько слов о казанской цензуре... В первой половине 80-х годов „общая цензура" обращала внимание цензоров на то обстоятельство, что российская печать часто злоупотребляет словом „народ". В этом усматривалась весьма тонко некая высшая опасность». В казанской периодике слово «народ» исчезло, вместо него стали использовать слова «люди», «русские люди». Особенно оригинально это звучало при передаче международной информации. Короленко приводит примеры: «Французские люди ясно выразили свою преданность ресиублике», «Немецкие люди, гак еще недавно раздробленные на местные народности...» Публицист иронизирует над тем, что слово «народность» употреблять «можно, хотя и сомнительно». В местной прессе лев не мог называться царем зверей, а носил необычный титул короля зверей. «В с гатьях. где говорилось о растительном царстве и царстве животных, — неизменно появлялся цензорский значок „L", что означало „заменить слово"». В текстах прессы замелькали необычные словосочетания — «животное королевство», «растительное королевство». Дело дошло до замены слов «в собрании царила тишина» словами «тишина королевствовала в собрании». Наконец, цензор осознал, что это перебор, и глагол «царить» был восстановлен в данном контексте в своих нравах.

Стилистическая цензура имела явно социальную направленность. В голодный год проф. Дохман отдал в «Казанские вести» статью «Физиологические последствия голода». Каково же было его удивление, когда он увидел после ее выхода в свет ее заголовок «Физиологические последствия недорода хлебов». Оказалось, существовало распоряжение губернатора, запрещавшее печати слово «голод», — и по местному стилю люди умирали от недорода хлебов.

Непрофессионализм местной цензуры был понятен даже руководм гелям журналистки. В 1889 г. К. П. Победоносцев в письме начальнику Главного управления по делам печати Е. М.

Феоктистову высказывает неудовлетворенность местной цензурой: «Право, пора обратить внимание на провинциальные газеты. Нельзя оставлять их на ответе невежественных или безграмотных вице-губернаторов».

По-прежнему вся провинциальная журналистика, за исключением газет, получивших от правительства льготу за лояльность, — «Ви-ленский вестник», «Киевлянин», «Южный край», — проходила предварительную цензуру. При нарушении цензурных правил столичные издания приостанавливались после трех предварительных предостережений, местные — сразу же. Приостановка выхода в свет цензурой столичных изданий могла быть сроком не более чем на 6 месяцев, провинциальных

— до 8. При этом, как замечает в статье о провинциальной прессе видный ее публицист Я. В. Абрамов, более половины приостановок цензурой провинциальных газет падает именно на 8 месяцев — самую суровую для них кару, так как она «обыкновенно влекла за собою прекращение самого издания вообще»: читатель за такой срок привыкал к чтению другой газеты.

Однако информационные потребности общества выросли настолько, что никакие цензурные препоны не могли остановить поступательную эволюцию журналистики российских регионов. Если столичная (петербургская и московская) печать на протяжении большей части XIX в. количественно доминировала, то к началу XX в. она составляла только половину всех изданий, другая половина приходилась на провинциальную печать, хотя она и была в значительно худших условиях. Во многих губерниях частная журналистика стала численно преобладать. Так, на юге страны — в Приазовье, Ростове-на-Дону, Краснодаре, Кубани, Ставрополье, Одессе — частных изданий выходило в 3-4 раза больше, чем официальных.

Одним из важнейших факторов развития местной журналистики стала капитализация экономики страны, приток капитала в издательское дело. Число типографий, литографий и типолитографий возросло с 846 в 1881 г. до 1047 в 1895 г. К производству печатной продукции подключалось все больше городов и городков: в 1890 г. их было 141, в 1895 г. — уже 172. Эта материальная база уже позволяла налаживать на местах выпуск изданий разного типа.

Реформы 60-х годов способствовали развитию экономики страны, промышленности, освоению ее богатств. В связи с этим росла потребность в разносторонней экономической информации, в более интенсивном изучении регионов России, их возможностей в этом плане, что привело к активизации деятельности губернских статистических коми-

тетов, созданных еще в 1858 г.; земских учреждений, появившихся в 1864 г.; общественных и научных организаций и комиссий (географических, археологических, архивных, филолого-исторических). Их работа сопровождалась накоплением информации, ее обменом и издательской деятельностью. Выходят разного тина труды и ученые записки — в Воронеже («Филологические записки», с 1860 г.), Харькове («Записки Императорского Харьковского университета», 1874-1882), Казани («Известия общества археологии, истории и этнографии», 1878-1882), Нежине («Известия историко-филологического института им. князя Безбородко», 1888-1909), Гельсингфорсе («Журнал Финно-угорского общества», 1885-1890; затем «Труды», с 1901 г. — «Сборник»), «Записки Общества изучения Амурского края» (1887-1917), в Казани и Киеве («Вестник славянства», 1888-1896) и др.

Вряде губерний статистические комитеты не только выполняли свои прямые обязанности, но превратились также в центры краеведения и издательской деятельности.

В80-е годы во многих губерниях организуются ученые архивные комиссии. В 1884-1886 гг. приступили к работе такие комиссии в Нижнем Новгороде, Пензе, Самаре, Саратове, Тамбове и др. Направления их деятельности были достаточно разнообразны: 1) архивное, 2) археологическое, 3) этнографическое, 4) популяризаторское, включавшее в себя издательскую деятельность, выпуск «Трудов», «Известий» и т. и.

Земская реформа 1864 г., «Положение о земских учреждениях» способствовали организации в регионах страны самоуправления, земств, которые к концу века вели огромную просветительную и культурную работу. Одной из важных сторон деятельности земств была пропаганда знаний, особенно в области сельского хозяйства. В связи с этим земства постоянно делали попытки выпускать свои периодические органы. Сначала стали издаваться сборники земств Херсонского (с 1868 г.). Черниговского (с 1869 г.). Владимирского (с 1872 г.), Вестник Псковского земства (с 1879 г.). Такого типа издания не имели выхода на массовую аудиторию и не могли соответствовать целям земства как органа самоуправления.

К 90-м годам относится зарождение земских газет. Впервые этот вопрос был решен в Вятской губернии. В 1893 г. в местном губернском собрании слушался доклад о сельскохозяйственном печатном органе, где подчеркивалось: «Говорить о значении сельскохозяйственной прессы в деле сельскохозяйственного прогресса не приходится. Это факт бесспорный, незыблемо установленный. Земская газета будет иметь в виду читателя из деревни и будет касаться сельского хозяйства, наиболее существенного промысла Вятской губернии...

Несомненно, сельскохозяйственная газета, рассчитанная на читателей из крестьян, отвечающая их требованиям и запросам, имеет громадную будущность».

«Вятская газета» вышла 31 марта 1894 г., издавалась два раза в месяц, с 1895 г. — еженедельно, пытаясь паи га читателя в среде крестьян — аудитории, не привыкшей к чтению газет вообще. Газета расходилась тиражом в 6 тыс. экземпляров, в основном бесплатно: в библиотеки, в школы, в волостные правления, гласным, корреспондентам-крестьянам, к которым на первых порах редакция относила даже учителей и писарей. Число платных подписчиков было незначительным и имело тенденцию к уменьшению.

Вероятно, уменьшение подписки не может характеризовать отношение аудитории к газете, так как у нее была определенная возможность прочесть ее бесплатно. Проведенный в 1895 г. губернской земской управой анкетный опрос учителей и агрономов дал осенью более 500 ответов, подтвердивших, что «Вятская газета» читается в деревнях и школах. При пом ее номера передаются от одного читателя к другому, проводятся их читки на сходах. Но многие крестьяне были недовольны газетой, поскольку ее статьи по сельскому хозяйству и ремеслам носили характер наставлений, которые утомляли непривычного читателя. И в целом газета была им скучна. Вот мнение одного из крестьян (старосты общества): «...не интересна газета для нас, мужиков... она большею частью господская и употребляется в ней много таких слов, каких мы не слыхали от роду и понять их не можем, или и понятно иногда написано, но самый склад-то нам не нравится и не интересует нас».

В1898 г. редакция снова разослала «вопросные листки» и получила уже более тысячи ответов от крестьян, отмечавших сдвиг газеты к лучшему: «„Вятская газета" за последнее время приняла вид самой обыкновенной серьезной газеты, хотя и предназначенной для читателя из народа». 21% ответов свидетельствовал о том, что крестьяне используют на практике советы газеты по улучшению ведения хозяйства. «Сами крестьяне заявляют, что во многих случаях газета может заменить им техника и агронома».

Опыт издания «Вятской газеты» в то время был достаточно уникальным явлением. Для земской печати были характерны сборники и журналы, хотя земские деятели планировали развить целую сеть газет, которые, однако, как более массовый тип издания прокладывали путь к читателю с большим трудом. В начале XX в. в стране выходило лишь 3 земские газеты — в Вятке, Нижнем Новгороде и Казани. Первый издательский опыт земства был обобщен в «Трудах Император-

ского Вольного экономического общества» в 1899 г. в виде модели, предложенной в качестве рекомендации издателям земства, названной «Программа и проект издания земской народной газеты», которая но этому документу должна быть «еженедельной с приложением тетрадей по сельскому хозяйству и ремеслам: крестьяне свободны для чтения только по воскресным и праздничным дням и тогда читают». Газета должна быть иллюстрированной, с приложениями, дешевой. Корреспондентам предлагалось выплачивать «небольшой гонорар, который привлекает крестьян». Давалась программа отделов, примерная смета расходов и т. д.

Основной рост периодических местных изданий, несмотря на тенденцию его сдерживания со стороны управления страной, цензурного ведомства, уже к концу XIX в. давала частная инициатива. К этому времени провинциальная печать накопила достаточно богатый опыт, и во многих регионах страны выходили содержательные газеты.

Впровинциальной прессе этого времени были сосредоточены большие культурные силы, поскольку помимо местных талантов и самородков в ней сотрудничали интеллигенты, оказавшиеся в ссылке и за чертой оседлости, те, кому было запрещено проживать в столицах и крупных центрах России. Только в Иркутской губернии, по сведениям «Тюремного вестника», в конце 90-х годов оказалось более 71 800 ссыльных, что, конечно, сказывалось на авторском составе местной журналистики. «Московские ведомости» 25 января 1886 г. опубликовали записку-донос на «Восточное обозрение», присланную из Сибири, в которой говорилось: «Политические ссыльные не только чувствуют себя в Сибири свободными гражданами, но даже задают тон в местном обществе, занимают видные служебные места и исполняют роль „общественного мнения" в сибирской прессе». Действительно, многие ссыльные (В. Г. Короленко, В. Г. Тан-Бого-раз, С. И. Мицкевич, М. С. Ольминский и др.) участвовали в провинциальной периодике, публикуясь, как правило, под самыми экзотическими псевдонимами.

Одновременно с количественным ростом провинциальной журналистики происходило и ее качественное улучшение.

В1884 г. в Ставрополе вышла частная общественная и литературная газета «Северный Кавказ». Ее редактор Д. И. Евсеев ставил задачу сделать ее «органом отражения экономической и общественной жизни Северного Кавказа, органом изучения этой жизни во всех ее положительных и отрицательных проявлениях». Поскольку эта задача была не под силу одним организаторам издания, «редакция считала безусловно необходимым привлечь к участию в нем наибольшего числа

местных умственных сил». Однако из-за недостатка средств и просчетов редакции в ведении дела Евсееву пришлось на время прекратить издание газеты. Секретарь ее редакции С. Л. Цирульников в 1891 г. написал статью, появившуюся сначала в «Ставропольских губернских ведомостях», а затем в виде брошюры «Несколько слов о возобновлении „Северного Кавказа''». Анализируя причины приостановки газеты, Цирульников замечал: «Чем больше станет отвечать орган печати на запросы местной жизни, тем отзывчивее он будет на настоятельные нужды края, тем более и более надо надеяться на расширение круга его читателей И, весьма возможно, его сотрудников. Равным образом орган должен вполне оправдывать свое название, уделяя равное место интересам каждого умственного центра известного района, а не заниматься исключительно интересами

одной какой-либо области, губернии или уезда, чтобы быть действительно органом всего Северного Кавказа, а не Ставропольским или Кубанским листком. И это вполне достижимо при сознании читателями, что орган этот — общее достояние сочувствующих его руководящей задаче».

Обобщив опыт губернской печати, С. А. Цирульников предложил модель региональной общественно-литературной газеты, включавшую в себя 15 разделов: 1. Правительственные распоряжения; 2. Телеграммы Северного телеграфного агентства; оба отдела должны иметь «близкое отношение к краю»; 3. Передовые статьи «по вопросам экономической и общественной жизни всего края или отдельной его области, или злобе дня одного из центров умственной жизни края»; 4. Хроника — с подотделами: общие известия, касающиеся всего края, городские происшествия, известия из губернии; 5. Корреспонденции со всего Северного Кавказа и из Тифлиса, отличающиеся от хроники аналитичностью; 6. По Кавказу; 7. По России; 8. Из заграницы — «связный рассказ новостей и очерков заграничной жизни»; 9. Фельетон. «В фельетоне могли бы быть помещаемы беллетристические произведения и статьи общественно-житейского и научно-практического содержания, причем, главным образом, должно быть уделено место статьям по сельскому хозяйству и земледелию, составляющим главное занятие жителей нашего обширного края», публикация краеведческих материалов; 10. Судебная хроника. «Отчеты о выдающихся судебных процессах заключают в себе немало интереса для читателей, а потому и помещение их, хотя и в сокращенном виде, мы считаем нелишним»; 11. Библиография. «Заметки провинциального читателя». Не критика, а «заметки досужего человека, желающего отчасти рассказать в кратких словах о лучшем из прочитанного им, нежели выпало на долю менее досужих людей, или просто ука-

зать на это лучшее, избавляя их от чтения мало интересных вещей, отчасти поделиться вынесенными из чтения впечатлениями с другими такими же, как он, читателями»; 12. Вопросы и ответы. Отдел, существующий в некоторых специальных изданиях, но «весьма желателен» и в других, «чтобы дать возможность читателям иметь больший обмен мыслей как с редакцией), так и между собой». Особо приглашались участвовать сельские хозяева-практики; 13. Кален-дарно-справочно-торговый отдел; 14. Адрес-календарь городов Северного Кавказа; 15. Объявления.

Издатель-редактор Д. И. Евсеев, возобновляя «Северный Кавказ», поддержал предложения секретаря редакции. Этот случай из журналистской практики показывает; что в 90-е годы уже созрело более точное представление о типе региональной газеты, о важности в ней местной темы, местной информации и сотрудничества местной аудитории. Фактическое воплощение этот тип изданий получил лишь к концу века в практике некоторых нровинциальных газет («Приазовский край», «Восточное обозрение» и др.). «Приазовский край» вышел в Ростове-на-Дону в 1891 г. как ежедневная крупноформатная газета. По воспоминаниям ее читателей, уже первый номер газеты произвел на них большое впечатление: «Это было нечто совершенно новое, но тем временам даже прямо исключительное. В одном номере читатели нашли сразу несколько газет. Газета ростовская, со статьями о Ростове, хроникой и прочими отделами. Газета нахичеванская, в отделе „Нахичевань" были статьи и хроника нахичеванской жизни. Новочеркасская — со статьями и хроникой этого города. Таганрогская — с полной картиной таганрогской жизни. И корресионденциями из обширного Донского края и Северного Кавказа. Читатель сразу приобщался к жизни всего края, всего Приазовья и Донской области». «Восточное обозрение», зародившееся в Петербурге и опиравшееся на опыт столичной печати, в своей программе 1882 г. заявило приверженность местной проблематике: «Область — вот девиз, с которым мы выходим среди других органов печати». В 1898 г. газета стала ежедневной, ее объем был увеличен, тематика расширена, больше места стало отводиться коррес-понденциям из регионов, историческим, этнографическим, литературным материалам, критическим очеркам о писателях и поэтах и др.

Таким образом, сравнивая программы изданий разных лет, можно видеть развитие типа провинциальной газеты, ее становление, ее движение к читателю.

Заметной была в этот период эволюция официального органа — губернских ведомостей. Изменения в экономической, социально-политической жизни страны, рост культурных сил и числа читателей в

г

провинции, появление конкурентов в лице частных газет — все это заставило местные влас га думать об улучшении своих изданий, а их редакционные коллективы толкало к творческому поиску.

Губернские ведомости проводили немалую культурную работу, будучи норой единственным печатным органом в регионе. Они способствовали становлению местной аудитории, приучая ее к чтению газеты. Неофициальная часть ведомостей обычно концентрировала вокруг себя силы местной интеллигенции. Уже в 90-е годы осознавалось важное историко-эгнографическое и краеведческое значение этих изданий. В феврале 1885 г., например, в «Киевской старине» появилась статья Н. Ф. Сумцова с характерным заголовком «Губернские ведомости как пособия при изучении русской истории и этнографии». В определенное время губернские ведомости нередко отходили от утвержденной Главным управлением но делам печати программы и ставили новые проблемы, давали информацию более широкого диапазона. Чаще всего эти изменения были связаны с субъективным фактором: появлением нового редактора-профессионала и мастера своего дела, приходом в редакцию талантливого литератора-публициста. Но к концу XIX в. сложились такие объективные условия, которые заставляли совершенствовать деятельность официального печатного органа. Редакции добивались расширения программы газеты, что позволяло обогатить ее содержание и информацию. Это произошло с Пензенскими, Саратовскими, Терскими, Оренбургскими. Иркутскими и другими губернскими ведомостями.

В 1880 г. редактором «Терских ведомостей» становится известный литератор Н. А. Благовещенский. Уже на следующий год в объявлении о подписке на газету говорилось, что редакция собирается уделять больше внимания «новейшим исследованиям и материалам по статистике, этнографии, истории края», «сообщениям о текущих новостях и нуждах разных местностей области, кратким сведениям о всех важнейших событиях и новостях как в России, так и за границей, частным объявлениям». Редакция подчеркивала, что она будет стараться сделать более интересной и разнообразной неофициальную часть ведомостей, просила читателей «помочь ей в исполнении этой задачи сообщениями о местной жизни». Действительно, через некоторое время у газеты образовалась своя корреспондентская сеть. Преемник Благовещенского на посту редактора Е. Д. Максимов, продолжив его традиции и развив их, поставил «Терские ведомости» «на уровень лучших российских газет». Он добился в 1892 г. разрешения на выход газеты три раза в неделю и на расширение ее программы.

Редакция «Иркутских губернских ведомостей» сообщила читате-

лям 20 января 1882 г., что она постарается, «насколько это позволят обстоятельства и сочувствие публики, в пределах программы, указанной законом и распоряжениями Правительства», расширить неофициальный отдел. Редакция «Оренбургских губернских ведомостей» также постоянно выходила за рамки такого рода программы, что касалось и ее проблематики, и объема ее информации.

«Саратовские губернские ведомости» в 80-е годы, особенно при редакторе Н. Ф. Хованском, становятся, как их тогда называли, «народной газетой», в которой сотрудничают демократические слои населения, публикуются рассказы из народной жизни, разнообразная местная информация. Тираж газеты, получившей признание у аудитории, рос: 1888 г. — 2500, 1890 г. — 3500 экземпляров.

Приведенные примеры из газетной практики свидетельствуют о проходившем в системе журналистики конца XIX в. процессе качественного становления провинциальной печати, о появлении и утверждении в ней новых типов изданий, о преобладании газет, об укреплении ее связей с аудиторией. Но этот процесс мало коснулся одного из типов печатных органов, выходивших в регионах, — епархиальных ведомостей Русской православной церкви, издание которых налаживалось с 1860-х годов. В целом к началу XX в. они играли важную роль, поскольку но данным Всероссийской переписи населения в России к 1897 г. было 70% православных.

Епархиальные ведомости, во-первых, выполняли служебную функцию, публикуя официальную информацию Церкви, Синода, церковных иерархов, тексты и материалы, необходимые для богослужения, отчеты церковных ведомств, местных организаций и учреждений и др. Во-вторых, они в той или иной степени вели духовное воспитание паствы, определенную культурную, просветительскую работу. Они имели утвержденную Синодом программу и не могли от нее отступать. При этом над ними был установлен строгий, фактически двойной контроль духовной цензуры. «Церковно-общественный вестник» 21 мая 1889 г. писал о том, что «некоторые епархиальные преосвященные предварительно самолично просматривают каждую статью и каждую перепечатку», а цензор остается «лишней спицей в колеснице епархиального издания». В провинции духовная цензура отличалась крайней субъективностью и просто самодурством. Результатом такого контроля было то, что изменения, происходившие в жизни и журналистике, мало затронули вплоть до революции 1905 г. содержание и форму епархиальных ведомостей.

Они, как и губернские ведомости, состояли из двух частей: официальной и неофициальной, обычно выходивших поочередно раз в не-

делю. По сравнению с официальном некоторое разнообразие наблюдается в их неофициальной части, где помещались материалы о распространении христианства, миссионерской деятельности, борьбе с расколом, о поверьях, обрядах и обычаях, по истории местных приходов, епархий, монастырей, церквей и др. В 90-е годы эта часть церковных газет организовывалась более основательно. Так, у «Владикавказских епархиальных ведомостей» она состояла из 5 отделов: 1. Поучения, речи и беседы; 2. Статьи общебогословские и церков-но-исторические; 3. Статьи религиозно-нравственного содержания; 4. Статьи и заметки по вопросам пастырской практики (богослужебной, миссионерской, школьной и проч.); 5. Церковно-религиозная жизнь Владикавказской епархии.

Таким образом, провинциальная журналистика к концу XIX в. обладала большими возможностями для информирования населения огромных российских пространств. Официальная сеть местных печатных органов стабилизировалась; отвечая растущим разным информационным потребностям читателя, везде возникли частные издания разного типа. Но не вся аудитория регионов страны получила в этом отношении равные возможности. Россия всегда была многонациональной страной. Вместе с развитием национальной культуры, экономики регионов, под воздействием русской культуры шло становление национального самосознания народов. Но национальный срез в дифференциации журналистики был своеобразен и не получил развития. Власть в этом отношении проводила довольно жесткую политику, в результате которой многие народы не имели своей письменности, не говоря уже о периодике.

В 1894 г. в стране выходило 785 периодических изданий, в том числе на русском языке — 638, далее по убыванию: на латышском — 79, польском — 64, немецом — 41, эстонском — 11, армянском — 11, французском — 8, грузинском — 6, еврейском — 3, финском — 1.

И только XX век начнет решать назревшую задачу: создание такой журналистики, которая бы отразила национальное своеобразие российского общества.

§ 11. Эмигрантская и нелегальная пресса

Разгром нелегальной печати в России в 80-х годах вновь выдвинул на передний план заграничные издания. Одним из первых к изданию листовок и брошюр приступил заграничный отдел общества Красного Креста «Народной воли», образованный в 1882 г. Организация пользовалась услугами Вольной русской типографии в Женеве.

В1882-1883 гг. по инициативе Л. Г.Дейча при участии В. И. Засулич было выпущено три публицистических сборника «На родине».

Оказавшиеся в эмиграции руководители «Народной воли» активно искали возможности для издания периодического органа.

Подготовка первого номера началась после приезда из России членов исполнительного комитета «Народной воли» Л. А. Тихомирова и М. Н. Ошаниной. Большую часть работы но организации издания взял на себя П. А. Лавров. Еще в начале 80-х годов он сблизился с партией «Народная воля», которую признал реальной политической силой, хотя и отвергал террористические методы борьбы, использовавшиеся народовольцами.

Вобъявлении об издании «Вестника Народной воли» руководители определили различие между нелегальными изданиями в России и эмигрантской печатью. Российские, по их мнению, являются «непосредственными возбудителями к деятельности». Дело эмигрантских изданий — преимущественно выработка теории.

«Вестник» издавался в Вольной русской типографии, всего в 1883-1886 гг. вышло пять номеров. Секретарем редакции была М.Н. Ошанина. В журнале принимали участие Л. К. Бух, В. К. Дебогорий-Мокриевич, Н. С. Русанов. В 1-м номере были опубликованы статьи Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода, в 5-м письмо К. Маркса в редакцию «Отечественных записок». Оно

было написано Марксом в ноябре 1877 г. и выражало его взгляд на возможные пути исторического развития России. Эта была первая публикация «Письма», которое до этого ходило в России в рукописных копиях. Интерес народников к произведениям Маркса объяснялся их стремлением извлечь из его критики капитализма аргументы для народнической пропаганды. Разобравшись в теоретической сущности марксизма, либеральные народники 90-х вступили с ним в ожесточенную борьбу.

Редакция «Вестника» находилась в Париже. Одной из главных задач было установить связи с Россией. Такие связи вскоре были налажены. Народовольческое подполье поставляло в «Вестник» информацию о репрессивной политике самодержавия, о преступлениях царской администрации, о народных волнениях и борьбе революционеров. Одним из информаторов был чиновник Министерства финансов П. А. Булгаревич.

Издание выпускалось с большим трудом. Той финансовой поддержки, которую редакция получала от партии из России и от живших за границей политических эмигрантов, было явно недостаточно. Не покрывали расходов и скромные средства членов редакции. К этим уже привычным трудностям прибавились террористические акты охран-

ки, надеты на типографию. Так, в ноябре 18X6 г. был совершен ночной налет на женевскую типографию «Народной воли», в ходе которого было уничтожено 6 тыс. экземпляров книг, брошюр и периодических изданий, в том числе отпечатанные листы 5-го номера «Вестника Народной воли», а также вынесено на типографии и разбросано но улицам Женевы около 6 пудов шрифта.

Действия полиции вызвали всеобщее возмущение. Почти все эмигрантские круги оказали поддержку типографии. В январе 1887 г. был подготовлен новый тираж ЭТОГО номера «Вестника». После второго налета на типографию в феврале 1887 г. были уничтожены сотни экземпляров различных изданий и более 10 пудов шрифта. Этот удар и последовавший затем отъезд Тихомирова в Россию привел к прекращению выпуска «Вестника Народной воли».

Среди эмиграции конца 1880-х — начала 1890-х годов продолжался процесс идейного размежевания. Все четче определялись три основных направления: социал-демократическое, народническое и либерально-конституционное.

В Вольной русской типофафии в 1887 г. было предпринято издание серии «Библиотека социальных знаний». Первый выпуск, озаглавленный «Колокол», включал в себя избранные статьи А. И. Герцена. Опираясь на Вольную русскую типографию

вЖеневе, энергичную издательскую деятельность развернул созданный в 1887 г. Цюрихский кружок народовольцев, который ставил своей целью «продолжать террористическую борьбу и одновременно издавать и пересылать в Россию социалистическую литературу». Помимо книг и брошюр Цюрихским кружком было подготовлено в 1889 г. политическое соци- ально-революционное обозрение «Социалист», в котором приняли участие как народники (Лавров, Кашинцев, Русанов, Серебряков), так и деятели lpyinibi «Освобождение труда». Редактировал выпуск Ю. Г. Раппопорт. Он предполагал, что это будет орган нескольких политических групп, и вел переговоры с Плехановым и Лавровым. Однако попытки соединить в одном печатном органе представителей различных политических течений не удались и летом 1889 г. были прекращены.

Последней значительной издающей народовольческом организацией того периода была созданная в 1891 г. в Париже группа старых народовольцев, которую возглавлял П. А. Лавров. В нее входили ветераны народовольческого движения — Ошанина, Русанов, Рубанович, Серебряков и Чернявская. Издательская деятельность составляла главную задачу группы. Начали они с выпуска брошюр. Одним из наиболее активных авторов стал Н. С. Русанов. В брошюрах и прокламациях («Голод

вРоссии», «Хроника революционной борьбы» и т. д.) они

старались откликаться на важнейшие актуальные события в России. После организации выпуска брошюр и прокламаций они приступили к изданию непериодического сборника «Материалы для истории русского социально-революционного движения», а в виде приложения к нему было решено выпускать сборник «С родины на родину», которому предполагалось придать характер журнала. Объявляя о нем, группа сообщала, что она вовсе не намерена «придать ему роль издания руководящего», что стремится лишь «собирать материал сведений, годных для борьбы с абсолютизмом, преимущественно на социалистической почве». Всего в 1893-1896 гг. вышло 7 сборников. Издания 1руппы старых народовольцев стали завершающими в издательской деятельности шш рантов-народовольцев.

Кроме народовольцев в 1880-1890-х годах за границей были представлены народнические организации и других направлений, которые выпускали свои издания. С перерывами до 1890 г. продолжало выходить либеральное «Общее дело». В 1887 г. в Швейцарии появился журнал «Самоуправление» (1887-1889), орган так называемых социалистов-федералистов. В редакцию входили А. С. Белевский, О. Н. Фроловская-Фигнер, П. Ф. Николаев, позднее Н. К. Михайловский. Поначалу предполагалось издавать журнал подпольно в России, однако после неудавшейся попытки организовать типографию в Москве было решено печатать журнал в Женеве. При подготовке журнала в редакции возникли разногласия. Они касались как типа издания (издавать журнал или газету: одни из соображений удобства транспортировки настаивали на газетном варианте, другие, считая, что это должен быть теоретический орган, отстаивали издание журнала), так и программных установок. Одним из главных пунктов расхождения стало отношение к террору. Для согласования позиций были предприняты переговоры с Дебогорием-Мокриевичем, Лавровым и Плехановым. Плеханов отказался от участия в «Самоуправлении» ввиду идейных расхождений; Лавров, ознакомившись с материалами первого номера, дал согласие на сотрудничество. Вышло в свет всего четыре номера. Его сменил другой журнал, появившийся в феврале 1889 г. там же, в Женеве, — «Свободная Россия» (февраль — май 1889 г.). Редактировали журнал В. А. Бурцев и В. К. Дебогорий-Мокриевич. Редакция стремилась привлечь широкий круг авторов, однако буржуазно-либеральный характер издания оказался чуждым как для членов группы «Освобождение труда», так и для многих народников. Было выпущено всего три номера журнала.

В Женеве в 1888-1889 гг. выходила также газета «Свобода», заявленная как «политический орган русской интеллигенции». Редактировали

ее С. Княжнин (С. М. Коган) и К. М. Турекий, бывший приверженцем идей Ткачева. Б. Николаевский писал, что издание газеты было предпринято «как будто бы нарочно для того, чтобы демонстрировать бесславную смерть старого русского „якобинства"». Большинство статей были написаны самими редакторами. Со статьей «Реакционные жрецы искусства» в ней выступил Плеханов. Это было его единственной публикацией не в социал-демократической печати тех лет. Всего было выпущено 16 номеров газеты. В том же 1889 г. Турский выпустил в Париже сдвоенный номер газеты «Борьба» (от 15 марта/1 апреля) с подзаголовком «политическая и общественная газета».

Неудачные попытки в создании периодических органов были следствием проявления кризиса, охватившего народничество в 1880-х — начале 1890-х годов. Наиболее авторитетной организацией, занимавшейся издательской деятельностью в 1890-х годах, стал Фонд вольной русской прессы, созданный в Лондоне в 1891 г. под руководством СМ. Степняка-Кравчинского. На протяжении 10 лет его существования в разное время в руководство Фонда входили Ф. В. Волховский, Л. Э. Шишко, Л. Б. Голь-денберг, М. В. Войнович и Е. Е. Лазарев. Создание Фонда было еще одной попыткой объединить с помощью печатного слова различные силы освободительного движения. Фонд брался издавать и переправлять в Россию литературу всех оппозиционных направлений для «удовлетворения ощущаемой в настоящую минуту в России потребности в свободном печатном слове».

Успешный выпуск книг и брошюр позволил в 1893 г. приступить к выпуску «Летучих листков, издаваемых Фондом вольной русской прессы» под редакцией Ф. В. Волховского. Выходили они не регулярно. В течение 1893-1899 гг. вышло 46 номеров. В первый период издания печатались тиражом 4 тыс. экземпляров. В «Листках» помещались сообщения из России и из иностранной прессы, публиковались тайные циркуляры правительства, давалась информация о деятельности Фонда. В подготовке «Листков» принимали участие С. Степняк-Кравчинский, Ф. Волховский, Н. Чайковский, М. Войнович, Е. Лазарев, Л. Гольденберг и Л. Шишко. Либеральная эмигрантская оппозиция стремилась наладить с Фондом сотрудничество. Совместными усилиями им удалось приступить к выпуску и распространению брошюр, их издание продолжалось до конца века. Однако попытка издать журнал «Земский собор» оказалась нереализованной.

Значительная часть литературы Фонда расходилась среди русских эмигрантов, наиболее успешно во Франции, Швейцарии и Болгарии, где были сосредоточены многочисленные колонии русских эмигрантов. В Россию издания попадали как по суше, так и морским путем,

отлаженными каналами: рассылались по почте из разных европейских городов, переправлялись через границу при помощи различных революционных организаций. В 1896 г., например, совместно с Союзом русских социалистов-революционеров Фонд переправил через границу 500 экземпляров «Летучих листков». В России основная часть изданий попадала в Петербург, Москву и южные города. Отдельные экземпляры доходили и до Сибири.

Несмотря на все усилия Фонда наладить связи с различными оппозиционными движениями через издательскую деятельность, ему не удалось стать объединительным центром. Это было связано с разными причинами. Во-первых, участники Фонда, как правило, стояли на народнических позициях, и их попытки примирить разные взгляды приводили к невыразительным эклектичным программам. Во-вторых, уровень и характер общественно-политического движения в России не способствовал консолидации различных сил. В конце 80-х — первой половине 90-х годов эмигрантским организациям не удалось организовать сколько-нибудь регулярный теоретический орган. Основную массу изданий составляли в этот период листовки, воззвания, брошюры. Время от времени появлялись журналы и газеты, носившие информационный характер.

В ряду русских заграничных изданий 1880-х годов особое место принадлежит газетам «Вольное слово» и «Правда», связанным с деятельностью «Священной дружины», тайной монархической организации, созданной русским правительством для борьбы с революционным движением.

Газета «Вольное слово» была заявлена как еженедельное издание, выходила же два раза в месяц (1 и 15 числа) в Женеве с августа 1881 г. до мая 1883 г. Всего вышло 62 номера. Была создана но инициативе агента монархической организации «Священная дружина» А. П. Мальшинского с провокационной целью отвлечь молодежь от революционной деятельности и держать под контролем эмигрантские круги. Редакторами газеты были А. П. Мальшинский и М. П. Драгоманов. Привлечение к редактированию Драгоманова, известного и авторитетного в эмигрантских кругах украинского общественного деятеля, очевидно, имело целью внести раскол в эмигрантскую среду.

«Вольное слово», являясь официально либеральным органом, было предназначено для информирования о проектах государственных преобразований, которые вынашивались в недрах «Священной дружины» ее идеологами П. П. Шуваловым, И. И. Воронцовым и Р. А. Фадеевым, и для привлечения на свою сторону либерально-настроенной части эмиграции, а также для выяснения реакции на такого рода проекты импера-

торского двора. На страницах «Вольного слова» помещались, однако, не только статьи, отражавшие либеральную программу издания, но и выступления радикальной части эмиграции, например П. Б. Аксельрода, для удовлетворения именно демократической части эмиграции. Газета публиковала также проекты государственных преобразований земско-славянофильского направления; дезинформацию, исходившую от «Дружины», а также реальные корреспонденции, поступавшие из России и от эмигрантов.

Другой газетой, организованной «Священной дружиной», была «Правда», выходившая в Женеве с 8 августа 1882 но 13 февраля 1883 г. на 4 или 8 страницах и заявленная как еженедельная политическая и литературная газета. Вышло всего 20 номеров. «Правда» именовала себя органом «социалистов-общинников». Редактором газеты был И. Климов, как выяснилось впоследствии, агент «Священной дружины».

Те, кто финансировал «Вольное слово» и «Правду», предполагали со временем обнародовать историю создания этих газет и тем самым скомпрометировать тех, кто сотрудничал в них. Истинный характер «Правды» раскрылся довольно скоро, тайные же связи «Вольного слова» долгое время оставались для современников загадкой.

С начала 1890-х годов русская эмигрантская журналистика с европейского континента начинает распространяться и в Америку. Вслед за пионерами русской прессы — газетами Агапия Гончаренко «Вестник Аляски» и «Свобода», выходившими в Сан-Франциско в 1870-х годах, в 1891 г. в Нью-Йорке появляется еженедельная газета «Прогресс», издававшаяся до 1894 г. группой русских политических эмигрантов. Всего вышло 29 номеров, газета выходила нерегулярно, что было характерной чертой для эмигрантских изданий. В газете сотрудничали Агапий Гончаренко, В. Л. Бурцев, В. К. Дебогорий-Мокрие-вич, И. Н. Кашинцев, Б. Н. Кричевский и др. Она была рассчитана прежде всего на русских читателей в Америке. В ней освещалась экономическая и общественно-политическая жизнь в России, Европе и Америке. Большое место занимал отдел «Русское собрание», в котором помещался разнообразный материал из России: о голоде, о крестьянских волнениях, о преследовании сектантов и т. д. В газете выступали представители самых разных течений политической эмиграции. На ее страницах публиковался и литературный материал, в частности, в № 11-15 был помещен очерк В. Г. Короленко «Чудная». В 1893 г. в Нью-Йорке выходила также еженедельная газета «Русские новости», тираж которой составлял 2 тыс. экземпляров.

Таким образом, в 1890-е годы география свободной русской прессы за границей расширяется до Америки, что связано с новыми ме-

стами расселения русских эмигрантов. Если в 1860-1870 гг. это были в основном европейские города (Берлин, Дрезден, Лейпциг, Женева, Лондон, Париж, Брюссель), то в 1890-х годах происходит значительное переселение русских в Америку и соответственно появляются издания в Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско.

Русскую антимонархическую оппозицию по разным причинам поддерживали писатели, журналисты и общественные деятели Европы и Америки. Это взаимодействие ощущалось в издательском деле, в организации периодических органов. Оно проявлялось в характере и содержании изданий, которые, с одной стороны, развивались в традициях российской прессы, с другой — впитывали в себя и трансформировали опыт зарубежной печати.

Русская журналистика за границей представляла весь спектр политической, а к концу XIX в. — и экономической эмиграции, которая менялась по своему составу, но сохраняла российские традиции литературной и культурной жизни. Чувство связи с Родиной поддерживалось контактами с другими центрами эмиграции. Очевидно поэтому практически во всех изданиях широко представлены материалы не только из России, но и из различных эмигрантских центров.

Более чем за сорок лет существования русская эмигрантская пресса XIX в. накопила богатейший опыт развития. Если говорить о влиянии герценовских идей, то наиболее сильное отражение они получили в изданиях Долгорукова и в народнической журналистике, особенно в изданиях Лаврова. Именно развитие политической традиции в истории общественной мысли и становлении свободной печати Лавров считал главным в деятельности Герцена. Столь же заметным было влияние Герцена в области теории и на издания Плеханова, Аксельрода, Дейча, Засулич. Однако не только идеи Герцена оказали влияние на формирование вольной русской прессы за границей. Не менее ценным оказался его профессиональный издательский и редакторский опыт, который был использован последующими поколениями эмигрантов в деле организации, постановки изданий, их распространения, налаживания связей с читательской аудиторией в России и за границей. Герценовская традиция обнаруживается и в облике, типе многих эмигрантских изданий, что проявляется в структуре, верстке, формате, в адресе обращения: к России, Европе и русским эмигрантам.