Становление западной политической психологии

История политической психологии пока довольно короткая. Но очевидно, что предыстория этой науки богата выдающимися именами политических мыслителей. Наиболее значительные идеи Аристотеля, Сенеки, Н. Макиавелли, Ж.Ж. Руссо, Т. Гоббса, А. Смита, Г. Гегеля и множества других великих об отношении личности и власти, свойствах человека в политике, воспитании хорошего гражданина, о том, каким надлежит быть правителю, легли в основание новой дисциплины.  Однако все эти мыслители работали в иных теоретических рамках, которые не нуждались в специальном психологическом подходе к политике. Впрочем, психологии как науки в современном смысле слова тоже не было во времена Ж.Ж. Руссо или Т. Гоббса. Только во второй половине XIX в. стали появляться концепции, которые можно было бы назвать непосредственными предшественниками современных политико-психологических работ. Историки и философы, социологи и политологи обратили внимание на то, что в самой политике появилось совершенно новое явление: помимо вождей, королей, президентов и прочих представителей политической элиты заметное место в политике стали играть массы. Одним из первых уделил внимание этой теме французский исследователь Г. Лебон, автор книг «Психология народов и масс», «Психология толпы» и «Психология социализма». В этот же период были изданы «Преступная толпа» итальянца С. Сигеле, «Социальная логика» француза Г. Тарда и ряд других работ, в том числе и «Герои и толпа» русского социолога Н.К. Михайловского1. Появление на политической авансцене массы как нового субъекта было связано с развитием промышленности, ростом городов и сопровождалось серьезными социальными и политическими потрясениями, революциями, забастовками. Резко негативная оценка первых проявлений массовой политической активности может свидетельствовать о том, как напуганы были современники этих событий. И Г. Лебон и Н. Михайловский увидели в массе угрозу индивидуальности, силу, нивелирующую личность. Выделив несколько видов массы, они в первую очередь исследовали толпу как наиболее спонтанное проявление неорганизованной активности. Выявленные ими психологические характеристики толпы: агрессивность, истеричность, безответственность, анархичность, — вполне справедливы и сегодня. Однако если в работах конца XIX — начала XX вв. была отмечена лишь негативная сторона массового поведения, его опасные последствия, то в дальнейшем исследователи, напротив, уделяли внимание позитивным аспектам массовых форм политического участия в развитии демократии. Так, современная политическая психология много внимания уделяет массовым движениям (от движения за права женщин до экологических движений). Другой темой, вызывавшей интерес у ранних политических психологов, была психология народов и рас, национальный характер. Опираясь на идеи антропологической школы Ф. Боаса и Б. Малиновского, психологи пытались соединить знания о личности с анализом более широких социальных и культурных феноменов, в частности политики. При этом сама культура трактовалась как «спроецированная крупным планом на экран психология индивида, имеющая гигантское измерение и длительно существующая»2. Таким экраном, на который отбрасывается слепок с психологии индивида, является, прежде всего, национальный характер (см. гл. 7). Еще одним источником формирования современной западной политической психологии стали идеи психоанализа. Г. Лассвелл справедливо утверждает в своей знаменитой книге «Психопатология и политика», что «политология без биографии подобна таксидермии — науке о набивании чучел»3. Действительно, описание политического процесса без его творцов — скучно, да и неверно. Жанр политического портрета использовали самые разные авторы. Например, в начале XX в. в России большой популярностью пользовалась книга психиатра П.И. Ковалевского «Психиатрические эскизы из истории»4, где представлена галерея портретов политических деятелей — от царя Давида до Петра I, от Суворова до пророка Мохаммеда, от Жанны д'Арк до Наполеона. Однако именно психоаналитическое движение придало политическому портрету широкую известность. Мы уже упоминали об одном из первых исследований, принадлежащем 3. Фрейду и У. Буллиту, объектом которого был Вудро Вильсон. Большой вклад в создание таких портретов внес последователь 3. Фрейда, чикагский политический психолог Г. Лассвелл. В качестве материала для анализа личностей американских политиков он использовал их медицинские карты. При этом он исходил не из того, что политики, как все люди, могут иметь те или иные отклонения, которые и представляют интерес и для биографа. Г. Лассвелл искал прежде всего скрытые бессознательные мотивы поступков политических деятелей и находил их в особенностях детского развития, в тех конфликтах, которые стали причиной психологических травм будущего политика. Власть же, согласно Г. Лассвеллу и его предшественнику А. Адлеру, является средством, которое компенсирует эти травмы, что и объясняет ее притягательность.