§ 2. В чем же именно заключается «внешнее», «отраженное» действие обязательственных прав?

Прежде всего, следует провести известное подразделение. Некоторые элементы «внешнего действия» присущи (по крайней мере, как общее правило) всем обязательственным правам, другие — только отдельным обязательственно-правовым институтам. В связи с этим, известные участки обязательственного права оказываются, с этой точки зрения, более «укрепленными», чем все остальные.

К числу тех элементов «внешнего действия», которые свойственны лишь некоторым видам обязательственных прав, принадлежат: 1) «право следования», 2) «преимущественный» (в частности, перед залоговыми правами) характер, 3) «право старшинства». В отношении всех этих трех моментов ограничимся лишь ссылкой на сказанное по этому поводу выше^li.

Что же касается элементов «внешнего действия», свойственных, как общее правило, всем обязательственным правам, то здесь следует, в свою очередь, различать: 1) действие обязательственного права против других кредиторов того же должника и 2) действие обязательственного права против всех «третьих» лиц.

Первое сказывается, главным образом, при несостоятельности или вообще недостаточности имущества должника для удовлетворения всех обращенных на это имущество разными кредиторами претензий. Каждая такая претензия имеет не только «внутреннее» (между кредитором и должником), но и «внешнее» действие — на другие претензии. Они все «ломают» друг друга. Непосредственной правовой связи между конкурирующими кредиторами нет, но «отраженное» влияние права каждого из них на положение других сказывается ощутительным образом. — Еще более усложняется внешнее действие обязательственного права, когда, при несостоятельности должника, имеет место зачет требования к нему одного из кредиторов взаимным требованием должника. Здесь «отраженное» действие претензии этого кредитора (А) к несостоятельному должнику (Б) на претензии других кредиторов (В, Г, Д…) еще усиливается «отраженным», по отношению к тем же кредиторам, действием взаимной претензии несостоятельного должника (Б) к кредитору (А). Здесь другие кредиторы (В, Г, Д…) получат еще меньше, чем они получили бы, если бы, напр., претензия несостоятельного должника (Б) была направлена против постороннего лица (не кредитора): тогда она не имела бы этого неблагоприятного действия на их собственные претензии к должнику.

С другой стороны, «отраженное» неблагоприятное действие претензий прочих кредиторов (В, Г, Д…) на претензию кредитора А к несостоятельному должнику Б (каковое, при иных условиях, повлекло бы известную «ломку» претензии А к Б, уравновешивается и парализуется в данном случае благоприятным, «восстановительным» для этой последней претензии, действием претензии Б к А, «отражающимся», следовательно, в том же направлении, т.е. против В, Г, Д….

Но, как упомянуто уже выше, действие всякого обязательственного права проявляется вовне не только против конкурирующих кредиторов, но и против всех «третьих» лиц. Это сказывается, внешним образом, в том, что и обязательственное право, как и вещное, может быть нарушено любым третьим лицом (а не только должником), а в соответствии с этим защищается и против нарушений со стороны третьих лиц. Так, уже на почве римского права actio doli влекла ответственность за убытки от деликтного воздействия третьего лица на обязательство^lii, а во 2-й главе закона Аквилия приведен случай долозного нарушения чужого обязательственно-правового интереса^liii.

Далее, и деликтные нормы современных законодательств, думается нам, охватывают и случаи причинения вреда путем нарушения третьим лицом чужих обязательственных прав.

Так, напр., Герм. Гр. Уложение (§ 823) устанавливает обязанность возмещения убытка в случаях неправомерного нарушения, умышленного или неосторожного, указанных в § 823 личных благ, а также «собственности или иного права» другого лица. Это понятие «иного права» («ein sonstiges Recht»), несомненно, настолько широко, что свободно вмещает в себе и право обязательственное^liv.

Точно также и Австр. Гр. Уложение (§ 1293) определяет, в главе о деликтах, убыток, как «всякий ущерб, причиненный кому либо в имуществе, правах или его личности». Далее, французский Code civil (art. 1382) устанавливает, что всякое действие лица, причиняющее другому ущерб («qui cause à autrui un dommage»), обязывает виновного в нем к возмещению этого ущерба. И здесь формула достаточно широкая для охвата случаев причинения ущерба чужим обязательственным правам.

Наконец, и ст. 401 Гр. Код., говоря о причинении вреда «личности или имуществу» другого лица, несомненно, охватывает и занимающие нас случаи. Это вытекает из того, что понятие «имущества» обнимает не только «вещи», но и «права», и, в частности, долговые требования (ср. ст. 87 ГК), и что не имеется решительно никаких — ни догматических, ни правно-политических — оснований съуживать это понятие имущества для ст. 403^lv.

§ 3. Возможность вредоносного воздействия третьего лица на чужое обязательственное право настолько очевидна, что ее не могут совершенно отрицать даже те, кто принципиально отвергает способность обязательственного права быть нарушенным третьим лицом и защиту его от этих нарушений.

В поисках выхода некоторые из них обращаются к построениям. имеющим в достаточной мере туманный и схоластический характер.

Так, в частности, Windscheid (а за ним Thon и Fuchs) следующим образом отводит указание Neuner'a на возможность нарушения обязательственного права 3 лицом. Если 3 лицо сделает невозможным осуществление обязательственного права, то, говорит Windscheid, это «не является, как таковое, правонарушением» («nicht als solches Unrecht»), а обязывает к возмещению убытка, лишь если действие, коим это причинено, «уже само по себе неправомерно»; «таким образом, право требования» (осуществление коего сделано невозможным 3 лицом — В.Р.) «рассматривается здесь не как волевое господство, а как имущественная ценность» («nicht in seiner Elgenschaft als Willensherrschaft, sondern in seiner Elgenschaft als Vermögenswert»).

По этому поводу уже Staub выражает недоумение: что это за действие, неправомерное «само по себе» («an und fur sich»)? Действие становится неправомерным в силу того, что оно нарушает право^lvi. Вполне присоединяясь к этому замечанию Staub'a, мы, со своей стороны, полагаем, что приведенные выше рассуждения Windscheid'a ведут много далее своей цели, к доказательству чрезмерно большего, чем то, что они призваны доказать, и уже поэтому ничего не доказывают (qui nimium probat, nihil probat).

В самом деле, разве все эти рассуждения не применимы, с тем же основанием, и к случаям, когда сам должник сделает невозможным осуществление своей обязанности, а также и к тем случаям, когда 3-ье лицо сделает невозможным осуществление вещного права? Ведь и здесь, употребляя фразеологию Windscheid'a, можно сказать, что не всякое действие, создавшее такое положение, а только неправомерное «an und fur sich» будет правонарушением, как таковым («Unrecht, als solches»), пригвождающим совершившего его к ответственности. Равным образом, думается, обязательственное право и по отношению к должнику, а также и вещное право можно рассматривать, как «имущественную ценность» («Vermögenswert»).

Поэтому, если считать, что приведенными Windscheid'ом соображениями доказывается неспособность обязательственного права быть нарушенным 3-м лицом, то следовало бы признать, что ими доказывается еще заодно: 1) неспособность обязательственного права быть нарушенным со стороны должника; 2) неспособность вещного права быть нарушенным 3-м лицом.

Возражения Windscheid'а не учитывают, наконец, должным образом того обстоятельства, что, кроме деликтных воздействии третьих лиц на чужие обязательственные права, возможны и воздействия не-деликтного характера, от коих также существует защита.

Достаточно ограничиться, в этой области, сделанными уже в литературе указаниями на римские actiones praejudiciales, а, в современном праве, и на т. наз. Prätendentenstreit (см. Герм. Уст. Гражд. Судопр., 1924 г., § 75) и право оспаривания («Anfeshtungsrecht») кредитором сделок, заключенных его должником с 3-ми лицами, как направляющееся отчасти против таких 3-х лиц, в поведении коих нельзя установить чего либо «an und für sich» неправомерного.

Нe подлежит сомнению, что и на почве советского права вполне допустима исковая защита обязательственных прав и от не-деликтных воздействий третьих лиц, напр. в споре между двумя претендентами на одно и то же обязательственное право (ст. 2 ГК), в случаях оспаривания кредитором сделок должника с 3-ми лицами (ст. 336 п.п. ,,б" и „в" ГПК) и т. д.

§ 4. Итак, отраженное внешнее действие относительных прав, — установленное выше в качестве априорного положения, вытекающего из социального характера права, — подтверждается и апостериорно, на относящемся сюда положительном правовом материале. Правда, приведенный выше материал относится лишь к правам обязательственным. Но доказывать «внешнее» действие т. наз. ограниченных вещных прав (jura in re aliena), конечно, не требуется: здесь, напротив, приходится, вопреки традиционному учению, отстаивать наличие, кроме «внешнего», также и «внутреннего» действия этих прав, наиболее для них существенного и проявляющегося во взаимоотношениях между двумя (или несколькими) отдельными субъектами.

Таким образом, в вопросе о внешнем действии разница между отдельными видами относительных прав — количественная, а не качественная.

Этому как нельзя более соответствует и то обстоятельство, что целый ряд правовых институтов (напр. суперфиций, эмфитевзис, французские rentes foncières, наем имущества, залоговые права), сохраняя в неизменности субъектную структуру соответствующих правоотношений, все же в зависимости от исторической эпохи или от различия одновременных положительных законодательств — либо целиком передвигается из «обязательственной» группы в группу т. наз. «ограниченных вещных прав» и обратно, либо проникается, в той или иной мере, характером «инородной» группы.