Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика для юристов № 4, апрель 2018

— Мы помогаем растущим компаниям, стартапам превращать их идеи в бизнес, предоставляя

им разнообразные сервисы. Речь идет не только о предоставлении помещений или выдаче гранта, но еще и о помощи в обеспечении доступа к оборудованию. В технопарке уже сейчас размещено около 20 центров коллективного пользования с оборудованием, с помощью которого проводятся испытания, изготавливаются прототипы и т. д.

Это менторская поддержка: от помощи в составлении бизнес-плана до разнообразных образовательных программ. Индустриальная акселерация, то есть поиск индустриальных партнеров или клиентов. Наконец, помощь в привлечении инвесторов.

Это защита интеллектуальной собственности, таможенная поддержка. То есть мы предоставляем тот спектр услуг, который необходим компаниям, работающим в технологической сфере и начинающим свой бизнес.

Как результат, капитализация многих из этих компаний со временем исчисляется десятками миллионов долларов, некоторые выходят работать на международные рынки. Сейчас из 1800 сколковских компаний более 200 работают на международном рынке и имеют выручку за рубежом, некоторые даже являются мировыми лидерами в своих нишах.

Для решения задачи взращивания стартапов и внедрения новых технологий в реальное производство многие стартапы, индустриальные партнеры и исследовательский университет сосредоточены в одном месте — на территории инновационного центра. Из 90 индустриальных партнеров, которые обязались открыть у нас исследовательский центр, 30 уже сделали это. Из 1800 компаний порядка 25 процентов находятся на территории «Сколково». Есть университет со своими исследовательскими центрами, который активно коллаборирует как с индустриальными партнерами, так и со стартапами.

—Какие задачи стоят перед «Сколково» в сфере правовых инноваций?

—Все наши компании классифицированы по определенным направлениям: финтех, ритейл, телеком, медицина. Как раз одно из таких направлений — LegalTech. Как ни странно, эта тема вызывает большой интерес. Хотя говорят, что юристы консервативны по своей природе, тем не менее они тянутся к новым технологиям и с удовольствием принимают участие в разного рода дискуссиях.

В общем-то LegalTech интересен и людям с инженерным образованием. Они тоже хотят к этой теме «прислониться», потому что считают, что право может быть переведено в машиночитаемую форму, алгоритмизировано.

Цель, которую преследуют и те и другие, — упростить общение человека с правом при помощи технологий. Сейчас юристам непросто, они теряются в большом массиве информации, противоречиях законодательства.

Направление LegalTech объединяет около 20 компаний, которые решают задачу упрощения работы юриста, а мы поддерживаем стремление создавать такого рода стартапы. Но здесь все упирается в наличие спроса. Никто не будет развивать ту или иную технологию без четкого понимания, есть ли спрос. Мы стараемся параллельно стимулировать и спрос, и предложение.

Направление LegalTech объединяет около 20 компаний, которые решают задачу упрощения работы юриста, а мы поддерживаем стремление создавать такого рода стартапы

—В июле 2017 года Правительство утвердило программу «Цифровая экономика России». Какие задачи стоят перед «Сколково» в рамках ее реализации? Чего стоит ожидать в ближайшем будущем?

—В рамках этой программы «Сколково» определено центром компетенции по направлению «нормативное регулирование». Наша задача — собрать предложения бизнеса о том, как адаптировать законодательство к существующим технологиям, чтобы бизнес, который на них построен, мог успешно развиваться.

При этом нельзя забывать, что такие изменения законодательства должны повышать качество жизни людей. Поэтому важно, чтобы выиграли обе стороны — и бизнес, и рядовой потребитель.

Предполагается принятие около 50 пакетов законопроектов. Половина из них должны быть приняты уже в этом году. Мы координируем разработку таких законопроектов, дальше они пойдут уже своим чередом.

И государство либо согласится с предложениями бизнеса, либо как-то их подкорректирует, либо посчитает преждевременными.

Игорь Александрович Дроздов

В 1999 году с отличием окончил юридический факультет СПбГУ.

С2004 по 2005 год — советник министра экономического развития и торговли РФ.

С2005 года — руководитель секретариата председателя ВАС РФ.

С2006 по 2010 год — руководитель аппарата — администратор ВАС РФ.

В декабре 2010 года назначен директором по правовым вопросам, в ноябре 2011 года — вице-президентом, а в сентябре 2012 года — старшим вице-президентом по правовым и административным вопросам Фонда «Сколково».

С июня 2016 года — председатель правления Фонда «Сколково».

Член Совета по вопросам интеллектуальной собственности при Совете Федерации.

сложно представить, что это за явление с точки зрения частного права: право требования, форма его выражения, средство платежа или новая денежная единица. Как Вы думаете, можно ли встроить этот инструмент в нашу экономико-правовую действительность? И в каком виде?

— Я думаю, встроить можно. Просто надо обсуждать это с теми, кто умеет встраивать и может вновь возникающие явления облекать в форму, которой требует законодательство, а не плодить новые сущности без надобности. В этом, наверное, задача юриста.

А что касается конкретно криптовалюты, очевидно, что законопроект «О цифровых финансовых активах» не дает ответа на Ваш вопрос. Предложенная в нем формулировка — «имущество в электронном виде» — не дает ответа и на многие другие вопросы. Потому что дальше неясно, как мы будем защищать права на это имущество, какие это права, каков порядок оборота такого имущества, возможен ли его залог, наследование и т. п.

Сейчас Гражданский кодекс регулирует довольно обширный спектр отношений, и нам нужно либо «приспособить» понятие криптовалюты к уже существующему регулированию, либо все это многообразие отношений прописать применительно к этому абсолютно новому институту.

—Давайте теперь о глобальном — о цифровизации права. Знаю, что у сторонников инноваций есть идея описать право программным кодом, то есть создать машиночитамое право. В качестве преимуществ называют оперативный анализ многих вопросов, предоставление точных ответов, снижение издержек работы судебных органов. Как Вы к такой инициативе относитесь? Полагаете, что это возможно с учетом того массива противоречивых норм, из которого состоит наше законодательство?

—Я, естественно, активно поддерживаю инновационные технологии. Странно, если бы было иначе. Но, как юрист, честно скажу: не верю в столь масштабную цифровизацию права. Но это не означает, что такого рода технологии не могут применяться вообще. Как минимум определенные виды договоров могут быть спокойно алгоритмизированы.

В свое время на стадии обсуждения реформы законодательства о юридических лицах предлагалось утвердить типовые формы уставов, которые могли бы использовать учредители при создании юридического лица. Это освободило бы многих от необходимости разрабатывать устав, а значит, как правило, обращаться к юристу при создании юрлица.

Пользуясь такой же логикой, я бы перенес эту идею в сферу цифровизации. Мне кажется, что можно было бы создать алгоритмизированные типовые договоры для потребительской сферы. К ним же могла бы быть приложена технология смарт-контрактов. Это позволит потребителю при заключении договора не думать о том, насколько последний защищает его права и интересы.

Сейчас вы приходите в магазин и вам дают 20-страничный документ. Надо в нем разобраться, хорошо или плохо там все написано. Если бы еще обеспечивалось его самоисполнение, вам бы не пришлось волноваться, что договор не будет исполнен. Технология может быть посредником между человеком и правом и заменять в этом смысле юристов. Это сократит количество споров и уменьшит нагрузку, в том числе на судебную систему.

Сложнее с алгоритмизацией законов. Искусственный интеллект способен как минимум проанализировать наше законодательство на непротиворечивость. Однако алгоритмизировать многие нормы права вряд ли возможно. Для этого пришлось бы отказаться от норм, предполагающих дискрецию правоприменителя, поскольку она не алгоритмизируется. В то же время право без дискреции становится ригидным институтом, не способным эффективно регулировать все разнообразие общественных отношений.

Искусственный интеллект способен как минимум проанализировать наше законодательство на непротиворечивость

—Я думаю, здесь есть еще одна мечта: ты подходишь к какой-нибудь машине, отдаешь ей исковое заявление, она его сканирует и выдает готовое решение. (Смеется.)

—Здесь, наоборот, многие боятся. Не хочется иметь дело с «черным ящиком».

Вот сейчас Верховный суд собирается разрешить изготавливать решения без мотивировочной части. В принципе вот он, первый шаг к тому, о чем Вы говорите. Тут различие между тем, что тебе ответит машина или суд в одной лишь резолютивной части, становится небольшим.

Я не придерживаюсь позитивистского подхода. В ряде случаев понятие справедливости, цели, с которой закон принимался, просто нельзя игнорировать.

На мой взгляд, машине будет очень сложно предлагать решения на основании этих принципов. Как можно дать представление о справедливости или добросовестности машине?

Но даже если допустить такую возможность, обучать машину будут люди на основе своих представлений о справедливости. И строго говоря, в этой ситуации машина будет субъективна в той же мере, что и любой судья. Поэтому даже такое масштабное обучение машин не решит проблемы ошибок или неверного толкования.

—В общем, юридическая профессия не умрет никогда.

—Естественно, что она перерождается со временем. Сейчас в помощь юристу — компьютерные технологии. Но если сравнивать с тем, что было 30 лет назад, сейчас законодательство стало более сложным, разветвленным, очень динамично изменяющимся. С одной стороны, легче — стало больше технологических помощников, с другой — законодательство и практика усложнились.

То, на что ориентируются сейчас наши стартапы, — рутинная работа. Они, по сути, стараются

оптимизировать такую работу, экономить время юриста. Машина должна подносить снаряды, а принимать решения — это задача юриста.

—Ну и последний вопрос — искусственный интеллект. Существуют уже какие-то разработки для права?

—За рубежом активно рекламируют систему IBM Watson, которая, по сути, якобы способна давать полноценные юридические консультации.

Если говорить о российских разработках, возможно, я еще не все видел, но пока не знаю ничего такого, что действительно могло бы заменить юриста. Да, существуют более продвинутые поисковики судебных актов или практики в целом, анализ вероятности выигрыша или проигрыша дела. Есть разные программы, которые представляют собой нечто большее, чем помощь в систематизации документооборота. Но решений, которые могли бы создавать ощущение диалога с юристом, я пока не видел. Это требует очень больших вложений. Но тут дело даже не в этом — нужен спрос на подобного рода продукт.

—Сервис Pravoved.ru скорее об этом?

—Да, скорее об этом. «Правовед» решает задачу, о которой я говорил в самом начале, — облегчить взаимоотношения человека и права. Этот сервис ориентирован на потребительские отношения. Думаю, именно это перспективно.

Когда Вы задаете вопрос о границах возможного, у меня в голове всплывает другой кейс: я работаю в юридической фирме, у меня есть сложный вопрос, и я хочу получить по нему квалифицированное мнение. Вот такого в сфере искусственного интеллекта я не видел.

Требуется глубокий анализ, а не бытовая консультация. Безусловно, последнее тоже ценно. Например, вы купили товар, а он оказался некачественным. Вы идете на сайт, заполняете опросник, вам предоставляется краткий ответ. Уже неплохо. Но вряд ли это то, что нужно юристу. Удовлетворение его профессиональных потребностей — это другой уровень задач.

—Но здесь возникает проблема с субъектом, который предоставляет подобные юридические консультации. Наше будущее за тем, что появится еще один субъект гражданского права — машина?

—В этом году предполагается подготовить некую комплексную концепцию регулирования искусственного интеллекта. Рассчитываю, что там будут ответы на эти вопросы.

—Игорь Александрович, большое спасибо за интересный диалог!

КРИТИКА

Криптовалюта. Вопросы правовой квалификации

Павел Смирнов

член попечительского совета НКО «Уральский фонд правосудия и частного права “Паритет”», м. ч. п.

Виртуальные валюты стали одним из наиболее привлекательных способов инвестирования и расчетов. Они позиционируются как элемент будущего финансового мироустройства. Однако их использование сегодня сопряжено с высокими рисками, в том числе правовыми. Как квалифицировать криптовалюты с точки зрения права — читайте в статье.

В феврале 2018 года опубликован подготовленный Минфином проект федерального закона о криптовалютах (цифровых финансовых активах). Таким образом, государство признало необходимость

правовой защиты в этой сфере. Несовершенство понятийного аппарата в законопроекте извинительно, ведь это только отправная точка для обсуждения и понимания вопроса. Для того чтобы данный институт вошел в правовое поле окончательно, попробуем разобраться в его правовой природе.

Криптовалюта как объект гражданского права

Появление криптовалют вызвано стремлением частных субъектов проводить безналичные расчеты без участия государства и банков, освободить расчеты от налогового регулирования. Мечта о частных деньгах, о расчетах без посредничества банков родилась давно и имеет рациональные основания. Правда, обойтись вообще без посредников в криптосфере пока не получается.

Криптовалюта — не безналичные деньги. В правовом смысле мы не можем называть криптовалюту безналичными деньгами. Этот термин используется учеными-экономистами для решения экономических задач и в гражданском праве не прижился. Безденежные расчеты, производимые банками и межбанковскими расчетными центрами путем обмена финансовыми сообщениями (документами/

информацией) без пересылки наличных денег, начали именовать в XX веке безналичными расчетами. Этот термин и перешел из советского законодательства в ГК 1994 года. «Безналичные деньги» есть просторечное, ставшее уже привычным название безналичных расчетов, то есть действий (деятельности) специальных субъектов — банков — по учету долгов (прав/обязанностей) на основании договора банковского счета.

Криптовалюта — запись о правах. Материальная реальность криптовалюты есть материальная

реальность записи о правах. Становится ли лицо, совершившее запись, ее собственником? Ответ на этот вопрос поможет нам понять основания и саму возможность возникновения права собственности на виртуальную валюту, на виртуальные записи.

Криптовалюта — иное имущество. А. И. Савельев, продолжая тему внутриигровых валют, методом исключения приходит к выводу об отнесении криптовалют к категории «иное имущество», отмечая, что такая квалификация не решает проблему правового режима, применимого к соответствующим договорам*. Иначе говоря, если мы не знаем, каковы права «из бумаги», мы не сможем вполне понять, каковы права «на бумагу».

Автор отрицает взгляд на криптовалюту как на некую «новую сущность» и оценку майнинга (технологии эмиссии криптовалют) как товаропроизводства в споре о налогообложении криптовалютных операций.

Криптовалюта как юридическая конструкция

Разберемся, из чего состоит юридический феномен криптовалют с точки зрения гражданско-правового регулирования.

Гражданское право строится на основополагающих категориях: лица — субъекты права взаимодействуют по поводу объектов права — вещей/имущества, своими действиями (сделками и деликтами) создавая, изменяя и прекращая обязательства (права, обязанности, долги). Возможен также переход обязательств в объект права, когда по поводу них совершаются сделки.

Какое же место в гражданско-правовой системе координат принадлежит новому явлению — криптовалюте? Что это за «иное имущество»? Однородно ли оно в юридическом смысле? Или это синергетическое соединение, динамическая комбинация разнородных элементов, давшая новое качество?

Очевидно, что криптовалюта не есть лицо, так как не действует от своего имени. Держатели криптовалюты решают ряд вопросов голосованием. Но объединение лиц не образует новый субъект права.

Криптовалюта не является вещью, ибо не обладает сущностью, физическими характеристиками. Ее невозможно вручить, изъять и т. п.

Также она не является обязательством, так как никого не связывает, никаких прав не предоставляет, обязанностей не налагает.

Люди используют криптовалюты при платежах и расчетах за товары, работы, услуги в сети Интернет вместо денег, как денежный заменитель — денежный суррогат. Применяется бытовая терминология: «кошелек», «монета».

Криптовалюта функционально есть альтернатива государственной денежной системе. Платежной системе. Можно сказать, что «крипторубль» есть замена не рублю, а системе SWIFT. А денежная система государства включает в себя и лиц, и вещи, и правовые связи — обязательства, и необходимость систематического совершения определенных действий (сделок).

Лица — это не только национальный эмиссионный центр, но и банковская система в целом. Это обязательно физические и юридические лица — держатели национальной валюты, обязанные по закону расплачиваться ею и принимать ее в оплату. Держатели криптовалюты, майнеры, биржи и обменники (платформы, площадки) благодаря анонимности могут, в отличие от участников существующих платежных систем, и не видеть, управляет ли ими кто-то. Может быть, и нет, так как отсутствует «кредитор последней инстанции» — эмиссионный центр, обязанное лицо.

Вещи в этой системе тоже присутствуют: сейфов нет, но без сетей, компьютеров, серверов, иных гаджетов и девайсов, а также оплаченных и работающих подключений к сети Интернет криптовалюта невозможна, она не существует чисто технически.

Есть и обязательства участников. Правила участия в системе устанавливаются технологически. Не любая криптовалюта «майнится» на любом оборудовании, тут масса рукотворных тонкостей. «Размер блока», «время решения» — нормы, которые кем-то заданы. Пользовательский интерфейс тоже диктует правила поведения, возможности пользователя. Нарушения «караются» технологически неотвратимо.

В упрощенном виде конкретная криптовалюта есть и абстрактная единица измерения прав и обязанностей (обязательств) для расчета ценности и цены, и средство платежа, то есть средство прекращения обязательств, и экономический эквивалент, условная ценность.

Для сравнения: метр есть и абстрактная единица измерения длины/ширины/высоты/глубины, и характеристика объекта права (предмета сделки) — количество товара, например труб, ткани. Но метр

как единица измерения и длина в метрах как результат измерения не используются как «эквивалент» или «ценность», что присуще только деньгам и денежным суррогатам — в силу закона или договора.

Почему бы какому-нибудь государству не признать какую-нибудь известную криптовалюту, например биткойн, своей национальной валютой? В этом случае в России на нее автоматически распространится правовой режим иностранной валюты (валютной ценности). Но только на нее одну. А что с другими криптовалютами? К тому же это едва ли случится, ведь такой правовой режим нивелирует все выгоды и преимущества от использования криптовалют.

Криптовалюта как средство платежа

ОАО КБ «Стройкредит» доказало, что было лишено права ссылаться на доводы, указанные в новом

заявлении об установлении старшинства залогов. Поэтому вывод о старшинстве права залога АКБ «Славянский банк» (ЗАО) может быть пересмотрен не только потому, что он не является обстоятельством с точки зрения ч. 2 ст. 69 АПК, но и потому, что сделан в отсутствие принципиально важных доводов, которые не были предметом разбирательства в деле № А54-5704/2013.

АРГУМЕНТ 3

Суд вправе пересмотреть выводы другого суда, указанные в мотивировочной части решения

Пересмотреть вывод АС Рязанской области о старшинстве залогов было бы невозможно, если бы он содержался в резолютивной части судебного акта, а не в мотивировочной. В таком случае нарушается

не только ст. 16 АПК об обязательности судебного акта, но и порядок пересмотра/обжалования судебных актов.

Именно поэтому в анализируемом деле ОАО КБ «Стройкредит» не преследовало цель пересмотреть вступивший в силу судебный акт, поскольку установленные в резолютивной части правоотношения не были затронуты. С этой точки зрения даже можно сказать, что рассматриваемые судебные акты не противоречат друг другу.

Таким образом, возможность пересмотреть установленные судебным актом правовые выводы или обстоятельства по делу так, чтобы это не противоречило ч. 2 ст. 69 АПК и ст. 16 АПК, зависит от следующего.

Во-первых, была ли сторона лишена права представить суду определенные доводы и доказательства, которые могли повлиять на итоговый судебный акт (в силу пропуска срока исковой давности, признания иска ответчиком, неопределения судом необходимых обстоятельств, подлежащих доказыванию, и норм права, подлежащих применению, и т. д.).

Во-вторых, в какой части судебного акта содержатся установленные выводы и обстоятельства по делу (если в резолютивной, то пересмотр в другом деле невозможен ввиду нарушения порядка пересмотра/ обжалования судебного акта; если в мотивировочной — пересмотр возможен, если по существу не влияет на принятое судом решение).

ТЕОРИЯ

Контрагент отказался заключать договор. Как признать его недобросовестным

Андрей Гасилин

юрист Юридического бюро Владимира Механикова

Практика по ответственности за недобросовестное ведение переговоров только начинает складываться. О том, когда контрагент, сорвавший сделку, будет признан недобросовестным, почему важно разобраться в правовой природе такой ответственности и как минимизировать риски потерь на стадии переговоров, читайте в статье.

Ответственность сторон на преддоговорной стадии может быть связана с недобросовестной конкурентной борьбой в процессе формирования договорных отношений. Такая ответственность выражается, например, в ведении переговоров с целью получить информацию, составляющую коммерческую тайну, или с целью помешать конкуренту заключить выгодный контракт.

Как указывается в юридической литературе, сам факт вступления в переговоры знаменует собой событие, которому следует придать юридическое значение, с ним право должно считаться. Возможность прекращения переговоров допускается только в том случае, если это оправдывается экономическими мотивами, во всех же остальных случаях отказ является самовольным актом, возможным с точки зрения полной автономии воли, но влекущим за собой ответственность.

Основой ответственности служит гарантия справедливого и добросовестного ведения переговоров. Однако для признания наличия преддоговорной ответственности необходимо установить причинную связь между понесенным имущественным ущербом одной из сторон переговоров и добровольным согласием другой

стороны на вступление в них1. Разберемся в этом подробнее. Главное в статье Скрыть

Два условия, которые подтверждают добросовестность контрагента

1

п. 5 ст. 10 ГК