учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

Статья 166

2.2. Дополнительное условие для аннулирования оспоримой сделки.

Помимо условий для аннулирования оспоримой сделки, предусмотренных нормами, устанавливающими конкретные основания оспоримости, абз. 2 комментируемого пункта вводит еще одно условие права на удовлетворение соответствующего иска: оспоримая сделка «нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку, в том числе повлекла неблагоприятные для него последствия».

Соображения, по которым было введено такое дополнительное условие, отсутствующее в прежнем законодательстве, не вполне понятны. Согласно традиционным представлениям, если имеет место состав оспоримой сделки, то этого уже достаточно для того, чтобы такую сделку оспорить в суде и добиться ее аннулирования (именно потому, что сделка является оспоримой). Действительно, для большинства оснований оспоримости рассматриваемое требование явно излишне, а его реализация привела бы к необоснованным препятствиям в реализации цели соответствующих норм.

Так, если лицо совершило сделку под влиянием заблуждения, обмана, насилия или угроз, то уже сам по себе соответствующий порок воли или волеизъявления (опечатка, описка, обмолвка), казалось бы, исходя из целей правового регулирования, оправдывает аннулирование сделки, и требовать от потерпевшего еще и доказывания обстоятельств, на которые указывает комментируемая норма, противоречило бы целям установления оспоримости таких сделок. Пришлось бы прийти

кабсурдному выводу, что если некто, например, заключил договор вследствие обмана со стороны своего контрагента, но этот договор объективно, с точки зрения оборота, не является для него невыгодным, то он не может его оспорить.

Аналогичные соображения действуют и в иных случаях. Так, например, если совершена сделка, нарушающая императивную норму закона, но при этом не посягающая ни на публичный интерес, ни на права или интересы третьих лиц (когда в силу п. 2 ст. 168 ГК РФ имеет место ничтожность), такая сделка является оспоримой в силу п. 1 ст. 168 ГК РФ. Данная норма прямо не говорит о том, какой именно интерес должна нарушать такая сделка, однако ее систематическое толкование в совокупности с п. 2 этой же статьи позволяет сделать однозначный вывод о том, что речь может идти только о частном интересе одной из сторон этой сделки (подробнее см. комментарий

кст. 168 ГК РФ). Для признания такой сделки недействительной суд, следовательно, должен установить, что нарушенная сделкой норма направлена на охрану именно частного интереса оспаривающей сделку стороны. Однако при буквальном понимании комментируемого

385

положения этого было бы еще недостаточно для аннулирования сделки: стороне, оспаривающей последнюю, нужно было бы еще доказать, что ее интерес на самом деле, фактически нарушен сделкой, а также в чем именно состоит это нарушение. Подобный «двойной фильтр» для оспаривания незаконных сделок представляется явно излишним и ничем не оправданным.

Интересно в связи с этим заметить, что применительно к отдельным основаниям оспоримости Пленум ВС РФ уже разъяснил, что рассматриваемое требование о необходимости доказывания нарушения «прав или охраняемых законом интересов» лица, оспаривающего сделку, излишне: согласно абз. 2 п. 71 Постановления от 23 июня 2015 г. № 25 «не требуется доказывания наступления указанных последствий в случаях оспаривания сделки по основаниям, указанным в статье 173.1, пункте 1 статьи 174 ГК РФ, когда нарушение прав и охраняемых законом интересов лица заключается соответственно в отсутствии согласия, предусмотренного законом, или нарушении ограничения полномочий представителя или лица, действующего от имени юридического лица без доверенности». Думается, что необходимость принятия этого разъяснения, ограничивающего сферу действия комментируемой нормы, свидетельствует о явной непродуманности последней, и из этой сферы на практике необходимо изъять и иные ситуации оспоримости сделки. Установление законодателем любого состава недействительности,

втом числе к которой может привести оспоримость сделки, уже само по себе означает, что он изначально признаёт нарушенными такой сделкой те или иные интересы, что делает установление дополнительного условия оспоримости, предусмотренного комментируемой нормой, явно избыточным.

Кроме того, нарекания вызывает редакция анализируемого положения. Охраняемые законом интересы, если, конечно, понимать их

вкачестве самостоятельной правовой категории (в отличие от интересов, опосредуемых присвоением их носителям субъективных прав), просто не могут быть нарушены в принципе, ибо само их возникновение связано именно с предоставлением их носителям средств правовой защиты, реализация которых и означает защиту этих интересов. Так,

врассматриваемом случае закон, признавая за конкретным лицом право на оспаривание сделки, тем самым признает его обладателем охраняемого законом интереса в аннулировании этой сделки, защищаемого соответствующим иском. Нарушить такой интерес невозможно. При ином понимании данного термина становилось бы непонятно,

вчем отличие обозначаемого им понятия от понятия субъективного права. Таким образом, в данном случае (равно как и в ряде других: ср.,

386

Статья 166

например, п. 2 ст. 168 ГК РФ) речь должна идти, по-видимому, о не вполне корректном использовании правовой терминологии авторами нововведения.

2.3.Дополнительное условие для аннулирования оспоримой сделки

винтересах третьего лица. Абзац 3 комментируемого пункта содержит

положение, сходное с только что рассмотренным, но рассчитанное на случаи, когда «в соответствии с законом сделка оспаривается в интересах третьих лиц»: в этих случаях необходимо, чтобы сделка нарушала права или интересы этих третьих лиц. Гипотетически возможны два варианта толкования данной нормы:

(а) в силу закона на оспаривание сделки управомочено третье по отношению к сторонам этой сделки лицо, т.е. лицо, в сделке не участвовавшее, которое оспаривает сделку в суде. При данном толковании, однако, рассматриваемое положение выглядит излишним, ибо предположенная ситуация полностью охватывается рассмотренным ранее абз. 2 комментируемого пункта. Ведь именно это третье лицо

иявляется упомянутым в нем «лицом, оспаривающим сделку»;

(б)в силу закона сделку оспаривает лицо, управомоченное на это законом, но не имеющее собственного материального интереса в оспаривании, иными словами, делающее это в интересах другого лица – стороны сделки или третьего по отношению к сделке субъекта: такое лицо имеет не материальный, а процессуальный интерес в иске и действует в качестве процессуального истца (это может быть прокурор, иное должностное лицо, государственная либо общественная организация или орган, а также частное лицо, наделенные в силу закона соответствующим процессуальным правом), в то время как «третье лицо», в интересах которого оно выступает в суде, именуется материальным истцом (подробнее см. подп. «в» п. 2.1 комментария к настоящей статье). Однако и при таком толковании комментируемая норма была бы излишней, ибо в силу общих положений процессуального права для удовлетворения иска необходимо, чтобы в отношении материального истца было доказано все то, что требовалось бы, если бы он сам предъявил иск в суде в защиту своих прав или охраняемых законом интересов. Поскольку при подобном предположении пришлось бы прийти к выводу о необходимости аналогичным образом дублировать абсолютно все нормы гражданского права, вообще устанавливающие притязания, специально на случай предъявления иска процессуальным истцом, что выглядело бы абсурдным, данный вариант толкования также должен быть отвергнут.

Таким образом, смысл рассматриваемого нововведения остается неясным.

387

2.4. Подтверждение оспоримой сделки. Абзацем 4 комментируемого пункта в российское гражданское право введена новая норма о подтверждении оспоримой сделки. Хотя в ней прямо не говорится о том, что речь идет именно об оспоримой сделке, это вытекает как из содержания всего комментируемого пункта, так и из систематического толкования данной нормы в совокупности с положением п. 5 комментируемой статьи (см. далее). Именно такое толкование официально принял и Пленум ВС РФ, указав в п. 72 своего Постановления от 23 июня 2015 г. № 25, что перед нами случай, когда из поведения лица «явствует воля сохранить силу оспоримой сделки» (курсив наш. – Д.Т.).

Аналогичные положения о подтверждении оспоримых сделок содержатся в актах международной унификации частного права. Согласно ст. 3.12 Принципов УНИДРУА, «если сторона, имеющая право аннулировать договор, явно или подразумеваемым образом подтвердит этот договор после того, как начнет течь срок для уведомления об аннулировании, аннулирование договора исключено». Почти такое же положение закреплено в ст. II.-7:211 Модельных правил европейского частного права: «Оспаривание договора не допускается, если после начала установленного для направления соответствующего уведомления срока сторона, обладающая на основании настоящего Раздела правом оспорить договор, прямо или косвенно подтверждает его действительность».

Подтверждение оспоримой сделки означает устранение (или «исцеление») порока, приводящего к ее оспоримости: например, уже после осознания своего заблуждения (ст. 178 ГК РФ) лицо вместо того чтобы оспаривать сделку в суде, производит приготовления к ее исполнению, исполняет ее или требует исполнения от другой стороны.

Ранее (см. подп. «б» п. 1.4 комментария к настоящей статье) уже упоминалось, что в редких случаях закон допускает «исцеление» (конвалидацию, подтверждение) ничтожной сделки, которая таким образом из недействительной превращается в действительную. Исцеление же оспоримой сделки представляет, с точки зрения его последствий, качественно иное явление. Хотя и в том, и в другом случаях происходит «исцеление» пороков, вследствие чего сделка рассматривается как свободная от них с самого начала, последствием исцеления оспоримости, в отличие от исцеления ничтожности, выступает не придание сделке юридической силы (ибо она и так действительна с момента ее совершения), а просто отпадение у подтвердившего сделку лица права на ее дальнейшее оспаривание, погашение этого права.

Такой эффект не вступает в противоречие с идеей оспоримости (в отличие от эффекта исцеления ничтожной сделки, находящегося

388

Статья 166

вявном конфликте с «чистой» идеей ничтожности), а потому не имеет исключительного характера: исцеление оспоримости, состоящее в устранении дефектов сделки возможно всегда и по логике даже не требует специального указания на это в законе (в противоположность исключительному характеру исцеления ничтожности). Поэтому и до появления рассматриваемого нововведения суду при подобных обстоятельствах следовало отказывать в иске об аннулировании сделки на том основании, что попытка осуществить соответствующее притязание означает, по сути, злоупотребление правом (п. 2 ст. 10 ГК РФ)

вформе непоследовательного, противоречивого поведения. Сказанное следует иметь в виду также и в будущем, при рассмотрении споров из отношений, к которым комментируемая статья должна применяться

вее старой редакции.

Действия по подтверждению оспоримой сделки чаще всего являются конклюдентными, т.е. лишь косвенно свидетельствующими о воле создать определенные правовые последствия (например, исполнение условий сделки, принятие исполнения, предъявление требований по качеству поставленного товара и т.п.). Тем не менее возможно подтверждение оспоримой сделки и прямым волеизъявлением. В любом случае все такие действия по своей природе представляют собой одностороннюю сделку.

Правовым последствием этих действий является то, что совершившая их сторона «не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли». Хотя комментируемое положение ГК РФ не уточняет, проявление какой воли имеется в виду, речь идет, бесспорно, о проявлении воли «на сохранение сделки» (что прямо разъясняется п. 72 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25), а не на ее совершение или оспаривание.

Из данного положения вытекает также относительность эффекта подтверждения: устраняется конкретный порок сделки, о котором сторона знала или должна была знать, что не всегда может означать также исцеление сделки в целом, ибо не исключено наличие в ней и иных, скрытых пороков.

Далее, как следует из комментируемой нормы, действия по подтверждению могут считаться проявлением воли на сохранение оспоримой сделки только в том случае, если лицо знало в момент проявления этой воли, т.е. в момент совершения указанных действий, о пороке сделки, делающем ее оспоримой, или, хотя и не знало о нем, но должно было знать, т.е. не знало по своей небрежности. При этом если в первой части («лицо знало») рассматриваемое положение вполне согласуется

389

с природой конклюдентных действий и вообще сделки, то во второй («должно было знать») представляет с точки зрения теории сделок известную натяжку, фикцию: действия считаются проявлением воли там, где на самом деле такой воли нет, так как нет осознания порока сделки. Подобная натяжка оправдывается, однако, необходимостью защиты интересов контрагента лица, подтверждающего сделку, а значит, и интересов оборота в целом, которые не должны страдать от небрежности того, кто управомочен на оспаривание.

В комментируемом пункте прямо не оговаривается ситуация, когда сторона совершает соответствующие действия, хотя и осознавая порок сделки, однако при воздействии тех же самых обстоятельств, которые обусловили этот порок: например, совершив сделку под влиянием угроз, она исполняет ее, все так же опасаясь осуществления угроз. Подобные действия не могут, очевидно, рассматриваться в качестве подтверждения, ибо нельзя сказать, что из них «явствует воля сохранить силу сделки».

Не исключена ситуация, когда сделка имеет одновременно и порок, приводящий к ее ничтожности, и порок, являющийся основанием оспоримости, который в отсутствие первого порока делал бы ее, таким образом, оспоримой (например, сделка, совершенная под влиянием заблуждения с нарушением формы, требуемой по закону под страхом ничтожности). Основание оспоримости в таких случаях не имеет самостоятельного значения. Однако если основание ничтожности таково, что ничтожная сделка может быть исцелена путем судебного признания ее действительной, то после такого исцеления не исключена постановка вопроса об оспоримости этой сделки и, следовательно, ее аннулировании как оспоримой. Представляется, что суду следует отказать в возможном требовании заинтересованного лица об аннулировании подобной сделки, заявленном после того, как она была исцелена судом по иску этого же лица при осознании им оснований оспоримости, поскольку заявленное ранее требование о ее исцелении, если оно соответствует гипотезе комментируемой нормы, следует рассматривать одновременно и как подтверждение оспоримой сделки. До появления рассматриваемой новеллы в ГК РФ оспаривание сделки при подобных обстоятельствах следовало бы считать злоупотреблением правом с последствием в виде отказа в судебной защите соответствующего охраняемого законом интереса (п. 2 ст. 10 ГК РФ), т.е. в удовлетворении иска об аннулировании оспоримой сделки1.

1 Если сделка оспаривается участниками корпорации или членами коллегиального органа управления такой корпорации от имени корпорации по правилам ст. 173, 174

390

Статья 166

1 июня 2015 г. в ГК РФ появилась норма п. 2 ст. 431.1, устанавливающая особенности подтверждения договора в форме принятия исполнения. Толкование данной нормы выходит за рамки настоящего комментария, но следует обратить внимание на то, что она не вполне согласована с комментируемым положением1.

3. Особые положения о ничтожных сделках.

3.1. Активная легитимация по иску о применении «последствий недействительности» при ничтожности сделки. Под «применением по-

следствий недействительности сделки» (о неудачности этого термина см. подп. «г» п. 2.1 комментария к настоящей статье) применительно к ничтожности следует понимать удовлетворение судом реституционных притязаний, возникших в связи с осуществлением по ничтожной сделке имущественных предоставлений. Хотя к «последствиям недействительности» относится также обращение полученного по сделке в доход государства (ст. 169 ГК РФ), которое возможно в случаях, прямо предусмотренных в специальных нормах закона (о понятии «последствий недействительности» вообще см. подп. «б» п. 1.1 комментария к ст. 167 ГК РФ), оно явно не охватывается комментируемым положением, ибо у стороны недействительной сделки не может быть, очевидно, никакого интереса в осуществлении этой меры в отношении полученного или, наоборот, переданного ею по такой сделке имущества (стоимости иного предоставления).

Поскольку произведенные по недействительной сделке предоставления затрагивают интересы, как правило, лишь самих сторон сделки, то вполне логично, что только последние и признаются, по общему правилу, обладателями соответствующих притязаний. Напротив, согласно прежней редакции данной нормы требование о «применении последствий недействительности ничтожной сделки» (в частности реституции) могло быть предъявлено «любым заинтересованным лицом»;

ГК РФ или правилам специальных законов о крупных сделках и сделках с заинтересованностью (т.е. в связи с теми или иными злоупотреблениями со стороны руководства корпорации), подтверждение такой сделки, совершенное тем же руководством или иными уполномоченными лицами при сохранении данного руководства, не имеет правового значения. В то же время логично исходить из того, что подтверждение оспоримой по указанным основаниям сделки, исходящее от нового директора корпорации, пришедшего на смену тому, кто допустил злоупотребление, может заблокировать возможность аннулирования сделки. – Примеч. отв. ред.

1 Подробнее о толковании п. 2 ст. 431.1 ГК РФ см.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 945 и далее (автор комментария – А.Г. Карапетов).

391

кроме того, суд был вправе применить указанные «последствия» и по собственной инициативе (абз. 2 п. 2 старой редакции ст. 166 ГК РФ). Обоснованность подобных положений вызывала серьезные сомнения, на которых здесь не место подробно останавливаться.

Вместе с тем комментируемый пункт устанавливает возможность исключения из общего правила об активной исковой легитимации лишь сторон ничтожной сделки, допуская, что в предусмотренных законом случаях соответствующее требование может принадлежать также иному лицу. По поводу этого допущения можно повторить почти все то, что было сказано ранее в отношении активной легитимации третьего лица на иск о применении «последствий недействительности» оспоримой сделки, в связи с чем отсылаем к соответствующим местам комментария (см. подп. «г» п. 2.1 комментария к настоящей статье). (Однако не является указанным исключением из общего правила наделение прокурора согласно ч. 1 ст. 52 АПК РФ правом на иск о применении «последствий недействительности» ничтожных сделок, совершенных органами государственной власти РФ и ее субъектов, органами местного самоуправления, государственными и муниципальными унитарными предприятиями, государственными учреждениями, а также юридическими лицами, в уставном капитале или фонде которых есть доля участия Российской Федерации, ее субъектов или муниципальных образований: прокурор действует в качестве процессуального истца, а это предполагает также участие в процессе фигуры истца «материального», т.е. стороны сделки, в пользу которой и будут применяться соответствующие «последствия».)

Но ВС РФ в своем толковании пошел дальше указанного ранее исключения, установленного самим законом. Согласно абз. 2 п. 78 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25, «исходя из системного толкования пункта 1 статьи 1, пункта 3 статьи 166 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ иск лица, не являющегося стороной ничтожной сделки, о применении последствий ее недействительности может также быть удовлетворен, если гражданским законодательством не установлен иной способ защиты права этого лица и его защита возможна лишь путем применения последствий недействительности ничтожной сделки». При этом в соответствии с абз. 3 того же пункта Постановления Пленума ВС РФ «в исковом заявлении такого лица должно быть указано право (законный интерес), защита которого будет обеспечена в результате возврата каждой из сторон всего полученного по сделке. Отсутствие этого указания в исковом заявлении является основанием для оставления его без движения (статья 136 ГПК РФ, статья 128 АПК РФ)».

392

Статья 166

Данное разъяснение ВС РФ, допускающее в отдельных случаях иск о применении «последствий недействительности» ничтожной сделки также и иного лица, не стороны сделки и не указанного прямо в законе, следует понимать ограничительно: акт толкования не может отменить недвусмысленного законодательного предписания; подобное допущение вопреки букве закона может иметь лишь характер исключения1.

Следует также обратить внимание на то, что, как сказано в приведенном разъяснении, иск не участвующего в сделке лица при наличии у него обоснованного интереса «может быть удовлетворен». Однако комментируемое положение закона буквально говорит о том, кто «вправе предъявить» требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки. Если это словоупотребление соответствует ее общепринятому процессуальному значению (см. подп. «в» п. 2.1 комментария к настоящей статье), то речь должна идти о праве на предъявление (а не удовлетворение) иска. Из этого следует, что при заявлении подобного требования лицом, не являющимся стороной сделки, не указанным прямо в законе в качестве субъекта такого иска и не имеющего права на подачу такого иска в силу исключения, установленного в абз. 2 п. 78 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25, в принятии его искового заявления должно быть отказано (п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 127.1 АПК РФ), а если производство по делу уже начато, оно должно быть прекращено (абз. 2 ст. 220

ГПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ) без вынесения решения по существу.

3.2. Негационный иск.

(а) Самостоятельность негационного иска. Часто требования о признании ничтожности сделки и о применении «последствий ее недействительности» предъявляются одновременно, в одном исковом заявлении, и разрешаются судом в одном процессе. Тем не менее даже

вэтих случаях они отличаются друг от друга по предмету и основа-

1 Классический пример – это распространенные на практике случаи «внеконкурсного оспаривания» сделок должника. В таких ситуациях кредитор должника требует признать в качестве ничтожной по причине мнимости или злоупотребления правом сделку должника, направленную на вывод в преддверии удовлетворения иска кредитора из-под предстоящего взыскания ценного актива, и требует применения реституции и возвращения выбывшего имущества в имущественную массу должника для целей обращения на нее взыскания. В подобных случаях лицо, требующее применения реституции, не является стороной сделки и прямо не управомочено на подачу таких исков в законе. Тем не менее устойчивая судебная практика высших судов такие иски допускает (см., например, определения КГД ВС РФ от 1 декабря 2015 г. № 4-КГ15-54

иот 19 апреля 2016 г. № 83-КГ16-4, Определение КЭС ВС РФ от 13 июня 2017 г. № 301- ЭС16-20128). Подробнее о таких случаях см. комментарии к ст. 168 и 170 ГК РФ. –

Примеч. отв. ред.

393

нию, да и субъекты их, как будет показано далее, могут не совпадать. Поэтому нет никаких оснований для исключения возможности раздельного предъявления и разрешения судом этих требований; если же они заявляются одновременно, необходимо четко разграничивать их

врамках одного искового заявления в качестве самостоятельных, хотя и взаимосвязанных элементов.

Сама по себе ничтожная сделка, не будучи исполненной, еще не нарушает субъективных прав ни сторон, ни третьих лиц именно потому, что она юридически иррелевантна: она не производит правового эффекта, а значит, не может каким-либо образом повлиять на существующие правоотношения. Она представляет собой как бы лишь «намерение» на совершение дальнейших действий по исполнению, и лишь этими последними могут быть нарушены субъективные права.

Однако ее совершение уже само по себе способно создать видимость действительной сделки и ее правового эффекта, а значит, породить неопределенность в правоотношениях. В связи с этим у сторон или третьих лиц может возникнуть интерес в устранении этой неопределенности, который требует защиты путем судебного признания сделки ничтожной.

Вподобных случаях обычно говорят об охраняемом законом интересе: объектом судебной защиты могут выступать не только субъективные права, но и охраняемые законом интересы, что, в частности, и имеет место при признании ничтожности сделки. Охраняемые законом интересы, понимаемые в качестве самостоятельной правовой категории (и противопоставляемые интересам, опосредуемым наделением их носителей субъективными правами, а потому не имеющим самостоятельного значения), не могут быть нарушены на уровне материального права, поскольку само их возникновение связано с предоставлением лицу того или иного средства защиты (см. п. 2.2 комментария к настоящей статье), в чем, собственно, и выражается их «охраняемость» со стороны закона.

Внашем случае, при совершении ничтожной сделки, независимо от того, произведены ли по ней имущественные предоставления, речь должна идти не о нарушении этой сделкой субъективных прав (последние, как уже отмечено, могут быть нарушены предоставлением как таковым, но не самой сделкой), а лишь о возникновении охраняемого законом интереса в устранении правовой неопределенности, возникшей вследствие совершения сделки, и, следовательно,

всудебном признании сделки ничтожной. Последнее направлено, таким образом, на защиту охраняемого законом интереса лица в определенности правовых отношений, поставленной под сомнение со-

394