учебный год 2023 / Kommentariy-k-normam-GK-o-nedeystvitelnosti-izvlechenie-iz-vtorogo-toma-Glossyi

как представляется, подход имел место, например, при определении реституционной обязанности пользователя жилых помещений или земельного участка: последний был признан обязанным оплатить за фактическое пользование не рыночную цену, а цену, согласованную сторонами в недействительном (ничтожном) договоре (см., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 7 июня 2011 г. № 1744/11; Постановление Президиума ВАС РФ от 4 декабря 2012 г. № 9443/12).

В связи с рассматриваемым вопросом требует взвешенной оценки официальное разъяснение, данное комментируемому пункту в п. 80 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25: «По смыслу пункта 2 статьи 167 ГК РФ взаимные предоставления по недействительной сделке, которая была исполнена обеими сторонами, считаются равными, пока не доказано иное».

Может сложиться впечатление, что тем самым – в части определения сторонами цены предоставления – недействительной сделке как бы придается юридическое значение. На самом деле это не так. Соглашение сторон о взаимной оценке предоставлений рассматривается как всего лишь нечто фактическое (quid facti) и как таковое приводит в действие механизм презумпции, которая является опровержимой. Об опровержимости рассматриваемой презумпции прямо высказывались как ВАС РФ (см., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 26 марта 2013 г. № 15327/12), так и ВС РФ (см., например, Определение КЭС ВС РФ от 9 июня 2016 г. № 308-ЭС14- 9028). Такая презумпция по вполне понятным причинам не должна вообще иметь места в случаях, когда основанием недействительности сделки является порок воли одной из сторон, использованный ее недобросовестным контрагентом именно для получения таким образом односторонней выгоды (насилие, угрозы, обман), а также существенное заблуждение относительно таких аспектов сделки, которые имеют значение для эквивалентности обмена. На это обстоятельство обратила внимание КЭС ВС РФ, рассматривая конкретное дело: «формирование цены отчуждения происходило с пороками, не позволившими выявить экономически обоснованную стоимость имущества, что, в свою очередь, исключало возможность применения к спорным отношениям презумпции о равенстве взаимных предоставлений» (см. вышеупомянутое Определение).

Далее, даже при отсутствии подобных обстоятельств эквивалентность лишь предполагается как факт и может быть опровергнута сторонами, при этом само по себе то обстоятельство, что стороны достигли соглашения о равноценности предоставлений, не имеет – именно в силу недействительности сделки – никакого юридического значения,

435

за исключением рассматриваемого презумптивного. Ибо в противном случае имело бы место неосновательное обогащение одной из сторон, которое должно быть предотвращено (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 26 марта 2013 г. № 15327/12), а недействительной сделке придавалось бы, по сути, юридическое значение.

Доказанность же неэквивалентности влияет не только на содержание реституционных прав и обязанностей сторон недействительной сделки, но также влечет применение к стороне, получившей предоставление большей ценности, ответственности за неисполнение денежного обязательства в соответствии со ст. 395 ГК РФ. Согласно п. 55 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7, «когда доказано, что полученная одной из сторон данной сделки денежная сумма явно превышает стоимость переданного другой стороне, к отношениям сторон могут быть применены нормы о неосновательном обогащении (п. 1 ст. 1103, ст. 110 ГК РФ). В таком случае на разницу между указанными величинами начисляются проценты, предусмотренные ст. 395 ГК РФ, с момента, когда приобретатель узнал или должен был узнать о неосновательности получения или сбережения денежных средств».

(б) Специфика материально-правовой двусторонности реституции.

Вместе с тем согласно господствующему пониманию реституционного правоотношения от иных охранительных обязательств, в частности из неосновательного обогащения или деликтного, оно отличается тем, что если эти последние представляют собой безусловно одностороннюю правовую связь между должником и кредитором, в которой праву одного корреспондирует обязанность другого, то реституция по общему правилу является двусторонней: возвратить все полученное по недействительной сделке в силу комментируемого пункта обязана каждая из сторон. Однако означает ли эта двусторонность, что в реституционном правоотношении права и обязанности являются встречными, взаимными, как в синаллагматических договорах (п. 2 ст. 308 ГК РФ), как иногда полагают?

Представляется, что подобная трактовка реституционного обязательства была бы ошибочной. Реституционные права и обязанности сторон недействительной сделки не соответствуют такому признаку синаллагмы, как взаимная обусловленность прав и обязанностей, их эквивалентность (хотя бы формальная).

С одной стороны, реституция, как известно, не всегда является двусторонней. При недействительности некоторых сделок обязанность по возврату полученного лежит только на одной стороне. Таковы сделки, по которым предоставление производит лишь одна сторона, – заем,

436

ссуда, дарение и др. Таковы, далее, сделки, хотя и предполагающие (при их действительности) взаимность предоставлений, но исполненные полностью или частично только одной стороной. Наконец, в некоторых случаях, несмотря на реальную взаимность предоставлений, реституция в отношении одной из сторон сделки может быть исключена в принципе (в специально указанных в законе случаях, как предусмотрено ст. 169 ГК РФ). Во всех таких ситуациях имеет место односторонняя реституция, которая уже по своему существу не может быть синаллагматической.

Но и если, с другой стороны, имеет место так называемая двусторонняя реституция, то и в этом случае неверно было бы считать реституционное правоотношение взаимным, синаллагматическим. Стороны недействительной сделки обязаны передать друг другу в порядке реституции некоторое имущество или уплатить определенные денежные суммы не потому, что получают или ожидают получить взамен в качестве эквивалента какое-либо встречное предоставление, как во взаимных договорах. Каждая сторона обязана совершить соответствующее действие исключительно в силу того, что без правовых оснований удерживает имущество другой стороны, неосновательно получила за счет последней какую-либо имущественную выгоду, а также в силу некоторых иных обстоятельств.

Следовательно, в реституционных обязательствах отсутствует главное, что характеризует синаллагматическое правоотношение, – взаимообусловленность субъективных прав и обязанностей сторон, их встречный характер. Объясняется это тем, что установление реституционных правоотношений связывается не с взаимным договором (договор недействителен, да и самого по себе его заключения еще, как известно, недостаточно для применения реституции), а с совершением сторонами недействительной сделки имущественных предоставлений, т.е. с отдельными, самостоятельными юридическими фактами, которые часто могут не совпадать даже во времени: сначала, как правило, возникает реституционная обязанность только одной стороны, принявшей предоставление, причем ее существование и обязательность исполнения никак не зависят от того, что еще не возникла одноименная обязанность другой стороны. Эта последняя может и вовсе не возникнуть, если, например, первая сторона не исполнит сделку либо по закону в отношении этой стороны реституция будет исключена (ст. 169 ГК РФ). При таких обстоятельствах было бы весьма трудно понять, каким образом реституционная обязанность одной стороны, изначально безусловная, затем, в случае последующего возникновения одноименной обязанности другой стороны, вдруг попадает в зави-

437

симость от исполнения этой последней, как неизбежно вытекает из господствующей концепции «двусторонней реституции»1.

Таким образом, хронологическое несовпадение и возможность обособленного существования реституционных обязанностей не позволяют говорить об их взаимности и встречности. То, что обычно понимают под двусторонней реституцией, с точки зрения материального права является реализацией двух самостоятельных, взаимно не обусловленных обязательств, односторонних по своей структуре. Каждое из них имеет место само по себе, не сообщаясь с другим. Связь между ними, в отличие от синаллагмы, лишь внешняя, а не внутренняя, не функциональная; она не имеет характера эквивалентности. Более того, о ней вообще не приходится говорить, если в силу специфики конкретного случая реституционная обязанность лежит лишь на одной стороне.

Соответственно, даже при так называемой двусторонней реституции неприменимы правила ст. 328 ГК РФ о встречном исполнении обязательства, рассчитанные исключительно на обязательства, возникающие из взаимных (синаллагматических) договоров, в то время как реституционное обязательство не является договорным2. Вместе

1 Отечественная концепция двусторонней реституции напоминает ту, которая в зарубежной юридической литературе отстаивается некоторыми авторами применительно к реституционным обязанностям сторон расторгнутого договора. Согласно же позиции противников этой концепции, она представляет собой лишь доктринальную уловку, при помощи которой идут навстречу потребности связать между собой соответствующие обязательства и применить принцип, действующий в обязательствах из неосновательного обогащения, в соответствии с которым должник по такому обязательству должен иметь возможность вычесть из своего долга сумму, на которую он уже не может считаться обогатившимся, оставаясь должным, следовательно, лишь так называемое сальдо (теория «сальдо» – Saldotheorie). Конечно, применение принципа теории «сальдо» не исключено и в российском праве, для чего может служить инструмент зачета. Это не дает, однако, основания говорить о том, что реституционные обязательства образуют синаллагму. Речь идет лишь об общем принципе, применимом практически к любым однородным требованиям, принципе, который, следовательно, не должен составлять специфики «применения последствий недействительности сделок».

2 Хотя, как было показано выше, в данном случае нет синаллагмы, все же на стадии исполнительного производства можно было бы говорить о некоторой «квазивстречности» с вытекающим из этого применением п. 2 ст. 328 ГК РФ по аналогии закона на стадии исполнительного производства с возможностью для одной стороны приостановить исполнение своей реституционной обязанности вплоть до исполнения соответствующей обязанности другой стороной. Иначе могло бы, например, получиться, что после вынесения судом решения о двусторонней реституции одна сторона исполнила бы решение в своей части под давлением судебных приставов, а другая – нет, и впала бы в банкротство. Во избежание такой ситуации при двусторонней реституции суд мог бы в решении определять порядок его исполнения обеими сторонами. Например, суд может указать, что сначала с расчетного счета одной из сторон списывается причитающаяся с нее сумма и зачисляется на депозитный счет судебных приставов, и только

438

стем к отношениям сторон, имеющих друг перед другом реституционные обязанности, вполне могут, думается, применяться правила о прекращении обязательств зачетом (ст. 410 ГК РФ), если речь идет о двух однородных требованиях компенсационной реституции (см. п. 2.5 комментария к настоящей статье), а также – если стороны являются предпринимателями и одна из них должна вернуть в порядке реституции владения индивидуально-определенную вещь (см. п. 2.4 комментария к настоящей статье) – правила об удержании (абз. 2 п. 1 ст. 359 ГК РФ).

(в)Мнимая процессуальная двусторонность реституции. Хотя комментируемый пункт возлагает обязанности по реституции на каждую сторону сделки, само по себе это еще не означает, если понимать данное правило как материально-правовое, необходимость их реализации судом в их единстве. И тем не менее господствующая концепция двусторонней реституции наиболее ощутимо проявляет себя именно на процессуальном уровне, при судебной реализации соответствующих правоотношений. Поскольку двусторонняя реституция составляет разновидность более общего средства, а именно «применения последствий недействительности сделки», понимаемого как нечто единое

спроцессуально-правовой точки зрения, то и сама она мыслится, как и прежде, при формировании ее концепции в советском праве, в смысле двусторонней, комплексной меры, подлежащей реализации в одном процессе и обращенной одновременно против обеих сторон, причем независимо от того, какая из них предъявляет иск и заявляет ли соответствующее требование другая сторона.

Очевидно существенное отличие данного подхода от реституционного правила, закрепленного в ст. 3.17(2) Принципов УНИДРУА (где реституция, как и в зарубежном национальном праве, означает кондикцию). Действительно, в этом акте единообразного права имеется в виду лишь необходимость произвести (или предложить) добровольный возврат полученного в пользу контрагента для того, чтобы возникло право требовать возврата в свою пользу. Это правило имеет, скорее, ма- териально-правовое значение, положительно обусловливая само воз-

после этого и у другой стороны забирается имущество. Для обоснования такой взаимозависимости и можно было бы прибегнуть к применению ст. 328 ГК РФ по аналогии закона на стадии исполнительного производства. Впрочем, КГД ВС РФ высказалась против возможности определить в судебном решении очередность исполнения сторонами недействительной сделки своих реституционных обязанностей, обосновав это тем, что комментируемый пункт не предусматривает такой возможности (Определение КГД ВС РФ от 6 октября 2015 г. № 5-КГ15-124). С таким решением нельзя согласиться. – Примеч. отв. ред.

439

никновение реституционного притязания одной стороны добровольным исполнением ею своего реституционного обязательства в отношении другой стороны или, по крайней мере, ее заявлением о готовности произвести такое исполнение (например, в случае, когда оно становится фактически неосуществимым в добровольном порядке вследствие отказа контрагента принять обратно переданное им имущество, или если есть опасность злоупотреблений с его стороны, когда, соглашаясь принять указанное имущество обратно, он не проявляет в то же время готовность возвратить, в свою очередь, то, что было получено им).

В отличие от изложенного подхода отечественная конструкция «применения последствий недействительности сделки» предполагает, по существу, принудительное осуществление судом двусторонней реституции, т.е. реституции не только в пользу самого истца, но и в пользу ответчика.

Руководствуясь таким, напрямую не основанном на законе, пониманием реституции в процессуальном аспекте, указанному пути следует и судебная практика. Так, согласно п. 80 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25, «при удовлетворении требования одной стороны недействительной сделки о возврате полученного другой стороной суд одновременно рассматривает вопрос о взыскании в пользу последней всего, что получила первая сторона, если иные последствия недействительности не предусмотрены законом».

Из этого, если следовать господствующему мнению, можно было бы сделать вывод, что суд, рассматривая реституционное требование истца, должен, в случае его обоснованности, уже по своей инициативе, ex officio присудить не только ответчика в пользу истца, но и истца в пользу ответчика. Более того, если требования сторон окажутся однородными и при этом «сальдо» будет в пользу ответчика, то, как ни парадоксально, решение об удовлетворении (!) иска о реституции окажется, по сути, против самого истца и только против него.

Подобное понимание двусторонней реституции не учитывает, однако, того обстоятельства, что целью любого иска является защита прав или охраняемых законом интересов только истца и никого более. Заявляя иск, лицо требует защиты только своих прав или интересов (если не рассматривать здесь довольно специфическую фигуру процессуального истца), но в любом случае не прав или интересов ответчика. При применении же двусторонней реституции в изложенном понимании получалось бы, что истец инициирует не только принудительное осуществление собственного реституционного притязания, но и – независимо от своей воли – реализацию обращенного против него самого притязания ответчика, причем безотносительно

440

к желанию этого последнего. Подобная процессуальная «взаимность» не характерна даже для тех исковых требований, которые вытекают из подлинно синаллагматических правоотношений, основанных на двусторонне-обязывающих договорах, и вступает в противоречие с основами процессуального права, в частности с принципом диспозитивности гражданского процесса. К тому же, как уже было отмечено, прямо она законом не предусмотрена и утверждать о ее существовании можно было бы, лишь прибегая к более чем сомнительному толкованию.

Итак, признание за судом права и даже обязанности вынести решение как против ответчика, так и против истца одновременно, присудив их к «взаимной» реституции, противоречит принципу диспозитивности гражданского процесса, а также процессуальному положению сторон. Система гражданского судопроизводства не рассчитана на применение мер принуждения вопреки воле заинтересованных лиц. Ведь если управомоченный сам не заинтересован в защите своих прав или охраняемых законом интересов, то принудить его к этому не в состоянии никакой суд. При вынесении подобного решения оно не может быть исполнено вопреки воле заинтересованного лица, без инициативы которого не может быть начато исполнительное производство.

Исходя из изложенного представляется, что как с доктринальных позиций, так и согласно принципам действующего законодательства для присуждения к реституции обеих сторон, а не только ответчика, самого по себе предписания комментируемого пункта недостаточно; необходимо предъявление ответчиком встречного иска, и тогда каждая сторона будет добиваться реституции в свою пользу, действуя в качестве истца. Например, сторона, истребующая проданную по недействительному договору купли-продажи и переданную покупателю вещь, может отвечать по встречному иску последнего, будучи обязанной возвратить ему полученное от него встречное предоставление в виде уплаченной покупной цены, которое составляет неосновательное обогащение продавца. Если же встречный иск не будет заявлен, ничто не препятствует тому, чтобы предъявить то же требование в качестве первоначального иска в новом процессе. Таким образом, вопреки сложившемуся подходу («освященному», как мы видели, официальным разъяснением ВС РФ) думается, что каждое из противостоящих друг другу реституционных притязаний должно осуществляться посредством самостоятельного иска: все равно, первоначального или встречного, одновременно ли с притязанием другой стороны в рамках одного судебного разбирательства или же в двух разных процессах.

441

Вместе с тем нельзя не заметить, что присуждение к реституции отдельно в отношении каждой из сторон может создать существенные риски для одной из них. Добровольный возврат имущества, полученного по недействительной сделке, другой стороне (потенциальному ответчику), которого требуют Принципы УНИДРУА в качестве условия удовлетворения судом требования первой стороны о реституции в свою пользу, сложно себе представить практически в условиях российской действительности. Введение правила о таком добровольном возврате могло бы блокировать подачу исков о реституции, поскольку возлагало бы на истца большой риск того, что, первым вернув полученное им имущество, впоследствии он остался бы ни с чем, так как, во-первых, часто исход спора о недействительности сделки неочевиден, а во-вторых, потому что даже при положительном для истца исходе процесса не было бы никакой гарантии того, что он сможет добиться исполнения вынесенного судом решения о реституции в свою пользу из-за банкротства другой стороны или иных причин. Кроме того, первое из уже отмеченных обстоятельств – неочевидность исхода спора о недействительности сделки – чаще всего является причиной незаявления другой стороной (ответчиком) встречного иска о реституции в свою пользу: ибо если она не согласна с тем, что сделка недействительна, такой встречный иск противоречил бы ее собственной позиции по первоначальному иску. Необходимость же рассмотрения ее реституционных требований в новом судебном процессе создавала бы риск того, что по прошествии достаточно длительного времени, которое займут два судебных процесса, ответчик (бывший истец, ранее получивший удовлетворение по своему иску о реституции) окажется несостоятельным или взыскание с него по иным причинам будет затруднено. Все эти обстоятельства, казалось бы, говорят в пользу рассматриваемой процессуальной двусторонности реституции, в известном смысле обеспечивающей процессуальную экономию и минимизирующей риски сторон, которые те несли бы, если бы реституция в отношении каждой из них осуществлялась независимо от реституции в отношении другой.

Данные соображения, безусловно, не лишены оснований, однако они имеют более общее значение, выходящее за пределы сферы действия реституции. Прежде всего, установленные законом реституционные обязанности, как и все иные внедоговорные обязательства, возникают в тот момент, когда совершается соответствующее действие (в нашем случае – когда производится предоставление по недействительной сделке, что недвусмысленно вытекает из содержания комментируемого пункта), а не в тот момент, когда суд выносит решение о присуждении

442

(реституции)1. Из этого следует, что они могут и должны исполняться добровольно, по требованию управомоченного лица, а в случае неисполнения к сторонам применимы меры судебного принуждения. То соображение, что вряд ли сторона недействительной сделки будет добровольно исполнять свою обязанность по возврату полученного по этой сделке имущества, можно высказать относительно любой иной внедоговорной (охранительной) обязанности, как и то, что может быть – и чаще всего бывает – неочевидным исход любого дела по любому иску, а не только по иску в связи с недействительностью сделки. Конечно, существует риск того, что добровольно исполнившая свою реституционную обязанность сторона не получит удовлетворения. Но это – более общая проблема исполнения обязательств и судебных решений, не составляющая исключительной особенности реституции. Тот факт, что у сторон недействительной сделки могут быть взаимные претензии в связи с недействительностью, не характеризует лишь эту категорию дел. Взаимные претензии могут быть и чаще всего бывают также у субъектов (действительного) синаллагматического договора или договора, исполненного полностью или частично обоими контрагентами, но впоследствии расторгнутого. В то же время допущение для реституции механизма процессуальной двусторонности – помимо того, что представляет собой паллиативное и, так сказать, «точечное» решение более общей проблемы, – приводит к искажению сущности гражданского процесса, ибо если ответчик (он же потенциальный истец) сам не требует чего-то, то он и не обосновывает в суде свое возможное требование, не представляет доказательств, собственных соображений, расчетов; при этом суд, присуждая в его пользу возврат имущества, действует исключительно по собственному разумению относительно содержания и объема обязанностей последнего, и дело, таким образом, в этой части решается без участия как управомоченного, так и обязанного лица.

Одним из возможных средств разрешения рассматриваемой проблемы могло бы быть вынесение судом условного решения о присуждении одной из сторон к реституции, в котором указывалось бы, что оно

1 Не составляют, по общему правилу, исключения и реституционные правоотношения при оспоримости сделки: сначала, до тех пор, пока сделка не аннулирована, произведенные по ней предоставления имеют правовое основание, однако в момент вступления в силу судебного решения о ее аннулировании они – в силу ретроактивности такого решения – считаются не имевшими правового основания с самого начала, а значит, реституционные правоотношения также считаются возникшими «задним числом», в момент совершения предоставлений; и только если сделка аннулируется судом на будущее время, реституционные правоотношения возникнут в момент, с которого сделка будет аннулирована.

443

подлежит принудительному исполнению только в том случае, если истец добровольно удовлетворит притязания ответчика и вернет ему полученное. Недостатком этого варианта является, однако, то, что

издесь содержание и объем реституционной обязанности истца или останутся неопределенными, что приведет к новому спору, или же должны будут определяться в том же судебном решении, и тогда против этого варианта можно высказать все те же возражения, которые были высказаны против процессуальной двусторонности реституции.

Другой возможной альтернативой для процессуальной двусторонности могла бы быть, на наш взгляд, возможность приостановления исполнения решения суда о присуждении одной из сторон к реституции по заявлению этой стороны с того момента, когда решение получит исполнительную силу. Ответчик, присужденный к реституции, но не согласный с тем, что сделка недействительна, исчерпав возможность обжалования судебного решения, не вступившего в законную силу, мог бы предъявить иск о реституции в свою пользу и ходатайствовать о приостановлении исполнения решения по первому делу вплоть до рассмотрения дела по его иску. При этом, чтобы гарантировать исполнимость первого решения, к соответствующему имуществу ответчика применялись бы обеспечительные меры (арест, внесение в депозит приставов и т.д.).

При этом для реализации обоих альтернативных решений проблемы – как модели условного решения суда, так и модели приостановления исполнения судебного акта – необходимы, видимо, либо изменения процессуального законодательства, либо разъяснения по ряду процессуальных вопросов со стороны ВС РФ.

(г)Виды реституции. Комментируемый пункт предусматривает, по существу, две юридические ситуации: (i) по недействительной сделке передана вещь, и она находится во владении другой стороны,

и(ii) переданная по недействительной сделке вещь выбыла из владения другой стороны, иным образом не сохранилась у него в натуре (потреблена, погибла) либо предоставление по сделке выразилось в пользовании имуществом, выполнении работы или оказании услуги. Описание этих ситуаций (явно выраженное или подразумеваемое) образует, соответственно, гипотезы двух различных правовых норм, на основании которых при наступлении предусмотренных данными гипотезами юридических фактов возникают самостоятельные притязания. Первое из них направлено на восстановление утраченного владения вещью, второе служит охране интереса стороны недействительной сделки в восстановлении ее имущественного состояния. Осуществление

итого, и другого принято называть одним термином – «реституция»,

444