учебный год 2023 / Тузов Ничтожность и оспоримость

§ 16. Проблема форм оспаривания

же общий срок исковой давности, которому будут подлежать требования, вытекающие из этого правоотношения, составляет во всяком случае три года. Поэтому вполне может сложиться ситуация, когда контрагент управомоченного на оспаривание лица предъявит к последнему иск об исполнении сделки уже после того, как истечет давность по иску об оспаривании, вследствие чего аннулирование сделки окажется практически неосуществимым. Резонно также предположить, что недобросовестный контрагент, знающий об основании оспоримости, скорее всего будет намеренно выжидать истечения давности по иску об аннулировании, чтобы затем реализовать основанное на оспоримой сделке правоотношение, не опасаясь уже предъявления встречного иска.

Для решения этой проблемы, казалось бы, достаточно просто изъять встречные иски об аннулировании оспоримых сделок изпод действия исковой давности. Однако подобное решение было бы искусственным, ибо иск об аннулировании, по сути, один и его природа не зависит от того, предъявляется ли он как встречный или как первоначальный. Было бы поэтому непонятно «привилегированное» положение встречного иска по сравнению с аналогичным первоначальным иском, обусловленное лишь процессуальной позицией сторон. Да и с этой последней точки зрения между данными исками по существу нет разницы, ибо ответчик, заявивший встречный иск, выступает по нему уже не как ответчик, а как истец.

Другим возможным вариантом мог бы стать переход на германскую систему внесудебного оспаривания, суть которой кратко была изложена выше. При этой системе оспаривание хотя и требует от управомоченного лица проявления инициативы, однако выполнение данного требования совершенно необременительно, поскольку не связано даже с соблюдением установленной для оспариваемой сделки формы (§ 144, II BGB). Однако и такое решение было бы вряд ли оправданным, ибо поставило бы под угрозу определенность правовых отношений и усложнило бы рассмотрение в судах и без того непростых споров о недействительности сделок, так как можно предположить, что все ответчики начали бы ссылаться на то, что они уже оспорили сделку и что она, сле-

131

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

довательно, недействительна, приводя в подтверждение этого какие угодно доводы.

Напротив, проблема решается совершенно естественно путем признания за ответчиком права на возражение об аннулировании, ибо на возражения, как уже отмечалось, исковая давность не распространяется. Именно так подходит к вопросу, например, итальянский ГК, устанавливающий правило о том, что оспаривание может быть осуществлено не только посредством предъявления иска об аннулировании, но и путем выставления одноименного возражения (eccezione di annullamento) стороной, против которой предъявлен иск об исполнении оспоримой сделки, независимо от того, погашен ли давностью иск об аннулировании, причем на данное возражение исковая давность не распространяется (art. 1442, co. 4: «Оспоримость может быть противопоставлена стороной, к которой предъявлен иск об исполнении договора, даже если погашен давностью иск для ее реализации»). Такое решение обосновывается в итальянской доктрине тем, «что было бы неуместно возлагать на заинтересованную сторону бремя проявить во что бы то ни стало в течение пяти лет1 инициативу аннулирования сделки, в то время как другая сторона не претендует на ее исполнение: до тех пор, пока другая сторона молчит, нет причины, чтобы заинтересованное в аннулировании лицо действовало»2.

Возражение об аннулировании предусматривал и проект русского Гражданского уложения, ч. 2 ст. 65 которого устанавливала: «Возражение о недействительности сделки может быть предъявлено до тех пор, пока существует право требовать исполнения основанных на сделке обязательств». Здесь под возражением «о недействительности» составители Проекта понимали именно возражение об аннулировании, учитывая, что ст. 65 помещена в гл. III об оспоримых сделках («Принуждение, ошибка, обман), а Проект, как было показано выше, уже четко различал ничтожные и оспоримые сделки, хотя и не использовал соответствующую терминологию. Вместе

стем термин «возражение о недействительности» является неточ-

1Срок давности по искам об аннулировании оспоримых сделок в итальянском праве (co. 1 art. 1442 Codice civile).

2Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 466 s.

132

§ 16. Проблема форм оспаривания

ным, поскольку создает почву для смешения рассматриваемой эксцепции преобразовательного характера, приводящей к аннулированию сделки, с обыкновенным возражением о недействительности ничтожной сделки, выставление которого ответчиком представляет простое отрицание основания иска и может иметь место независимо от того, предусмотрено ли такое возражение законом.

Допущение возражения об аннулировании, не подверженного действию давности, в значительной мере подрывает строгость разграничения между ничтожностью и оспоримостью, существенно сближая эти категории1. «Действительно, – отмечал Бетти, – оспоримость приводит к тому, что само правило частной автономии… не имеет бесспорного связующего значения, но в существе своем несостоятельно и прекарно, обречено на исчезновение по заявлению заинтересованного лица, даже находящегося в положении ответчика. В самом деле, уже сама возможность выставления эксцепции об оспоримости… обличает и доказывает потенциальное отсутствие эффекта, которым сделка страдает сама по себе, еще до того, как будет произведено аннулирование»2, и «которое может при необходимости преобразоваться из потенциального в реальное по заявлению заинтересованного лица. В итоге на оспоримость сделки можно ссылаться в порядке эксцепции до тех пор, пока длится то отношение, которому аннулирование сделки положило бы конец»3.

Таким образом, управомоченное на оспаривание лицо может, по сути, игнорировать оспоримую сделку, не исполнять ее, относиться к ней как к несуществующей, даже не заботясь о ее аннулировании до тех пор, пока ему не будет предъявлен иск об исполнении, который оно сможет легко парализовать возражением. Оспоримость при этом значительно приближается к относительной недействительности (относительной ничтожности) в установленном выше смысле: пока сделка не аннулирована, она действительна для всех, кроме субъекта права оспаривания. Точнее, формально она остается дейст-

1См.: Alpa G. Op. cit. P. 787.

2Betti E. Teoria generale del negozio giuridico. P. 458, также 466.

3Ibid. P. 467. См. также: Tommasini R. Invalidità (Diritto privato) // Enciclopedia del Diritto. T. XXII. S. l. (ma Milano): Giuffrè, 1958. P. 585: «Эффект оспоримого акта, поскольку он является прекарным, не определяет бесспорной и окончательной юридической трансформации (отношения. – Д. Т.)…».

133

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

вительной и для него (в этом и состоит ее отличие от собственно относительно недействительной сделки)1, но с практической точки зрения значение такой действительности, если сделка еще не исполнена, сведено к минимуму.

Думается, что институт возражения об аннулировании, хотя и несколько сглаживает разграничение между ничтожностью и оспоримостью, все же не является несовместимым с классическим учением, которое, если вспомнить, развилось благодаря интерпретации прежде всего такого преторского средства как exceptio2. Но и независимо от этого, как вполне адекватно решающий рассматриваемую проблему, он вполне может быть воспринят и в нашем гражданском праве. Однако допустить его было бы целесообразно лишь для тех случаев, в которых контрагент управомоченного на оспаривание сделки лица действует недобросовестно, используя насилие, угрозы, обман, затруднительное положение другой стороны, или, во всяком случае, знает в момент совершения сделки о наличии в ней порока, например о недееспособности или несовершеннолетии контрагента, об ограничении полномочий органа юридического лица или представителя на совершение сделок от имени другого лица и т. п. При добросовестном же незнании контрагента о пороке сделки (в частности, в сделках, совершенных под влиянием заблуждения) введение этого правила создало бы неоправданный дисбаланс в положении сторон, и для таких случаев должна быть сохранена исключительно исковая форма оспаривания.

1Следует иметь в виду, что оспоримая сделка становится недействительной не вследствие самого факта оспаривания, а именно в силу судебного решения, независимо от того, каким образом заинтересованное лицо оспаривает сделку – посредством иска или эксцепции. «С материально-правовой точки зрения, – пишет М. Бьянка, – судебное решение, принимающее возражение об оспоримости, есть все же решение об аннулировании, поскольку оно окончательно лишает договор действительности» (Bianca C. M. Op. cit. P. 644). Практическое значение данного положения состоит, в частности, в том, что ответчик, ограничившийся возражением об оспоримости, не может на этом основании претендовать на возмещение ущерба, для чего ему будет необходимо предъявить соответствующий иск (см. ibid.). Таким образом, институт эксцепции об аннулировании, значительно cближающий фигуру оспоримости с ничтожностью, не лишает ее, тем не менее, самостоятельности.

2См. выше, § 4, 5.

134

§ 17. Проблема природы оспаривания

Учитывая изложенное, для введения в российское законодательство института возражения об аннулировании можно предложить следующие изменения и дополнения ГК РФ.

Во-первых, абз. 1 п. 1 ст. 166 следует дополнить предложениями: «Такое требование реализуется путем предъявления иска или выставления возражения об аннулировании. Возражение об аннулировании может быть противопоставлено иску об исполнении оспоримой сделки в случае, если другая сторона знала или должна была

знать об основании оспоримости».

Во-вторых, в содержащихся в ст. 173–179 и других нормах ГК, а также иных законов формулировках, использованных для указания на случаи оспоримости, таких как «сделка может быть признана судом недействительной по иску…», слова «по иску» следует заменить словами «по заявлению». Это позволит, не нарушая существенно материю ГК, подвести под указанные нормы также и возражение об аннулировании.

Наконец, в-третьих, ст. 181 ГК необходимо дополнить, по аналогии со ст. 65 проекта русского ГУ и co. 4 art. 1442 итальянского ГК, пунктом 3 следующего содержания:

«3. Возражение об аннулировании оспоримой сделки может быть выставлено независимо от истечения давности по иску о ее аннулировании».

§ 17. ПРОБЛЕМА ПРИРОДЫ ОСПАРИВАНИЯ

Иск об аннулировании оспоримой сделки (ресциссорный иск), или, как его называет закон, «иск о признании оспоримой сделки недействительной» (п. 2 ст. 181 ГК), является по своей природе преобразовательным1. В отличие от негационного иска, он направлен не на констатацию недействительности, а на уничтожение правового

1 См.: Брагинский М. Указ. соч. С. 108; Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право: Общие положения. М.: Статут, 1997. С. 153; Брагинский М., Ярошенко К. Гражданский кодекс РФ с учетом изменений и новых законодательных актов // Хозяйство и право. 1998. № 2. С. 8; Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. С. 17 сл., 65 сл.; он же. К теории права на иск. Ярославль, 1995. С. 39; Тузов Д. О. Иски, связанные с недействительностью сделок. С. 36–51.

135

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

эффекта сделки, вследствие чего сделка становится недействительной. Таким образом, решение суда выполняет здесь функцию мате- риально-правового юридического факта, с которым закон связывает аннулирование порочной, но до этого действительной сделки и прекращение возникшего из нее правоотношения.

Данное положение классической доктрины иногда пытаются опровергнуть, утверждая, что оспоримая сделка недействительна с самого начала, независимо от решения суда, что суд лишь выявляет такое свойство сделки как объективно существующее, а следовательно, его решение имеет декларативный (установительный), а не преобразовательный характер. Эта позиция не вызывает удивления, когда ее выражают авторы, отрицающие конститутивные (преобразовательные) иски и судебные решения в принципе1, но объяснить ее с точки зрения тех, кто признаёт их существование2, достаточно сложно. При таком подходе практически стирается грань между ничтожными и оспоримыми сделками, и единственным критерием их разграничения становится круг лиц, управомоченных на предъявление иска. А это возвращает нас на почву все той же теории права оспаривания, отвергавшей классическое деление порочных сделок как таковое.

Сторонники рассматриваемого подхода обычно указывают, что «признание сделки недействительной означает признание ее несуществующей с момента совершения», что «невозможно преобразовать то, чего не существует в правовой действительности»3. Однако то обстоятельство, что судебное решение об аннулировании оспоримой сделки действует с обратной силой (ex tunc), не меняет его правовой природы. «Несмотря на обратную силу оспаривания, – писал И. Б. Новицкий, – нельзя оставлять без внимания, что юри-

1См., напр.: Добровольский А. А. Исковая форма защиты права (Основные вопросы учения об иске). М., 1965. С. 162 сл., 173.

2См., напр.: Гойхбарг А. Г. Указ. соч. С. 89; Осокина Г. Л. Проблемы иска и права на иск. Томск, 1989. С. 76, 78; она же. Иск (теория и практика). М.: Городец, 2000. С. 76 сл.. Непоследователен в этом отношении был и М. А. Гурвич, в одних случаях признавая рассматриваемый иск преобразовательным (см.: Гурвич М. А. Учение об иске (состав, виды). М., 1981. С. 39), а в других – установительным (см. там же. С. 14 слл.).

3См.: Осокина Г. Л. Иск (теория и практика). С. 76 сл.

136

§ 17. Проблема природы оспаривания

дические последствия сделки до момента оспаривания существуют и только в результате акта оспаривания отпадают»1. Если бы оспоримой сделки не существовало в правовой действительности, как утверждает Г. Л. Осокина, то невозможно было бы объяснить право суда прекратить ее действие лишь на будущее время, оставив в силе те правовые последствия, которые из этой сделки уже возникли (п. 3 ст. 167 ГК)2. Неясен был бы и смысл п. 1 ст. 166 ГК, согласно которому оспоримая сделка недействительна в силу признания ее таковой судом, тогда как ничтожная – независимо от такого признания. Очевидно, здесь имеются в виду не способы процессуального установления факта недействительности, а ее материаль- но-правовые условия3.

Преобразовательному характеру ресциссорного иска не соответствует, однако, используемая легальная терминология. Говоря об оспоримости, закон указывает, что сделка «может быть признана недействительной…», а в числе способов защиты гражданских прав называет «признание оспоримой сделки недействительной» (ст. 12 ГК). Слово «признание» может навести на мысль, что речь идет не о прекращении сделки и возникшего из нее правоотношения, как это имеет место в действительности, а о констатации их отсутствия, что составляет предмет негационного иска, разновидности отрицательного иска о признании. Такая терминология нежелательна, поскольку в определенной мере способствует смешению оспоримых сделок с ничтожными. Представляется, что существу оспо-

1Новицкий И. Б. Недействительные сделки. С. 32, сн. 1.

2Г. Л. Осокина не отрицает конститутивного характера решения, которым действие оспоримой сделки прекращается только на будущее время. Однако принятие такого решения возможно как раз потому, что сделка до ее оспаривания существует и порождает правовые последствия. На это указывает и само выражение «прекращает действие», употребленное в п. 3 ст. 167 ГК.

3По замечанию Тура, оспаривание само есть юридическая сделка, а сделки, как известно, приводят не к выяснению, а к изменению правового состояния (Tuhr A. Der Allgemeine Teil des Deutschen bürgerlichen Rechts. Bd II. 1. Berlin, 1914. S. 24, Anm. 9; цит. по: Новицкий И. Б. Недействительные сделки. С. 32, сн. 1). В российском праве оспаривание является процессуальным актом, поскольку, в отличие от оспаривания по германскому праву, осуществляется посредством иска. Однако это не влияет на его материаль- но-правовую природу как действия, направленного на прекращение гражданских прав

иобязанностей, т. е. преобразовательного юридического акта.

137

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

римости более всего отвечает термин «аннулирование» («отмена»), уже использовавшийся в предыдущих параграфах, в том числе при формулировании законодательных предложений. Его использует, например, итальянский ГК, употребляя в главе об оспоримости договоров (dell'annullabilità del contratto) такие выражения, как l'annullamento del contratto – аннулирование договора (art. 1427 сл.), l'azione di annullamento – иск об аннулировании (art. 1442), устанавливая, что контрагент, действовавший под влиянием ошибки, насилия или обмана, «может требовать аннулирования договора» (art. 1427), и т. д. В этом же смысле термин «аннулирование» иногда используется в отечественной научной литературе. Учитывая соответствие данного термина природе оспоримых сделок, целесообразно было бы его закрепление и в российском гражданском законодательстве1.

Ресциссорный иск является средством осуществления одноименного притязания, возникающего вследствие пороков оспоримой сделки и направленного на защиту охраняемого законом интереса истца в ее аннулировании. Поскольку данное притязание может быть реализовано только в судебном порядке, ему корреспондирует обязанность государства в лице его судебного органа2 аннулировать сделку при наличии всех условий ее недействительности, установленных законом. Исторически появление этой обязанности было важным этапом эволюции экстраординарной restitutio in integrum, применявшейся претором не в силу закона, а по собственному усмотрению (arbitrium), в современное оспаривание. Как уже отмечалось3, данная эволюция характеризуется, в частности, утратой реституцией элемента арбитрарности и превращением

еев исковое средство защиты. Это означает, что суд, установив

1Как это недавно сделал, например, эстонский законодатель (ст. 90–101 Закона об общей части ГК 2002 г.).

2В литературе встречается также точка зрения, что носителем обязанности, корреспондирующей конститутивному притязанию, выступает сам суд (см., напр.: Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. С. 21). Согласиться с этим мнением препятствует то обстоятельство, что решение об аннулировании сделки, как и всякое судебное решение, будучи актом правосудия, принимается именем Российской Федерации (п. 1 ст. 194 ГПК РФ, п. 1 ст. 167 АПК РФ).

3См. § 4.

138

§ 17. Проблема природы оспаривания

основание недействительности оспоримой сделки, обязан аннулировать ее по иску заинтересованного лица. Той свободы усмотрения, которой в этом вопросе обладал римский магистрат, современному суду не предоставлено.

Но сегодня такой характер оспаривания некоторыми авторами ставится под сомнение. Так, М. И. Брагинский, сопоставляя формулировку ст. 57 ГК РСФСР 1964 г. об оспоримости сделки, совершенной под влиянием заблуждения («сделка… признается судом недействительной по иску…»), и ст. 178 ныне действующего ГК («сделка… может быть признана судом недействительной по иску…»), приходит к выводу, что последняя «стала более гибкой» по сравнению с предыдущей: «Теперь суду предоставлена возможность пренебречь ссылкой стороны на имевшее место ее заблуждение…»; «…налицо явная уступка интересам оборота (обязательность признания договора недействительным по требованию стороны превратилась в возможность)»1. О праве, а не об обязанности суда аннулировать оспоримую сделку по иску заинтересованного лица пишет и Н. Д. Шестакова, отмечая, что в данном случае имеет место не полноценное право на защиту, а лишь «вероятность защиты, осуществление которой зависит от воли суда»2.

С подобными толкованиями согласиться трудно. Прежде всего, рассматриваемая формулировка использована не только в ст. 178 ГК, но и в других статьях гражданского законодательства, устанавливающих основания оспоримости сделок. Поэтому, если следовать М. И. Брагинскому, необходимо было бы признать, что «более гибкими» стали все нормы об оспоримых сделках и что суд может, например, по своему усмотрению отказать в иске лицу, заключившему договор под влиянием обмана, насилия или

1Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 137 сл.

2Шестакова Н. Д. Недействительность сделок. СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. С. 18. Однако, в отличие от М. И. Брагинского, автор оценивает указанную формулировку ст. 178 и других статей ГК об оспоримых сделках в качестве «абсолютно неоправданных… ограничений права на судебную защиту посредством судебного усмотрения» (с. 19) и de lege ferenda предлагает закрепить в законе в несколько измененном виде прежнюю формулировку (с. 20).

139

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

угрозы (ст. 179 ГК). Непонятно, однако, какими соображениями при этом суд должен руководствоваться. Очевидно, не «интересами оборота» (читай: недобросовестного контрагента), «явная уступка» которым нашла, по мнению автора, отражение в тексте ст. 178 ГК.

Представляется, что несмотря на словесное видоизменение «формулы» оспоримости ее смысл остался прежним. Слова «может быть признана» указывают только на саму возможность того, что сделка будет аннулирована, а не на дискреционную власть суда признать или не признать ее недействительной по своему усмотрению. Эта возможность может преобразоваться в действительность, а может остаться нереализованной, но это зависит только от управомоченного на оспаривание лица. Речь, следовательно, идет в конечном счете о праве заинтересованного лица требовать или не требовать аннулирования сделки, т. е. о возможности ее аннулирования только при условии предъявления в суд соответствующего требования. Тем самым подчеркивается, что оспоримая сделка, в отличие от ничтожной, не является недействительной в силу закона. Она «может быть признана недействительной», а может и нет (если не будет оспорена). Следовательно, диспозитивность формулировки «может быть признана» адресована не суду, а указанным в законе заинтересованным лицам1.

Вместе с тем, во избежание недоразумений, в ст. 173–179 и иных нормах ГК, а также других законов, указывающих на оспоримость сделки, было бы целесообразно вернуться к более корректной формулировке ст. 32 ГК РСФСР 1922 г., установив, что «лицо вправе

1 На то, что подобные формулировки не должны вводить в заблуждение, указывают и другие авторы. Так, К. Е. Чистяков совершенно справедливо отмечает, что «в правовых нормах управомочивающие конструкции типа “может быть”, “вправе” иногда выполняют функции, не связанные с предоставлением правоприменителю права выбора… В частности, в нормах о недействительности сделок с помощью конструкции “может быть”… проводится разделение оспоримых… и ничтожных сделок…» (Чистяков К. Е. Влияние изменения обстоятельств на договорные обязательства. Красноярск, 2001. С. 103, сн. 6, со ссылкой на: Абушенко Д. М. Судебное усмотрение в гражданском процессе: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 1998. С. 11).

140