Учебный год 2023 / Кузьмичёва. Отказ от исполнения договоров должника
.pdf
144
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
реализации предусмотренного соглашениями права на обратную уступку прав (требований) и потребовал их оплаты.
В связи с назначением в Банке «Таврический» временной администрации (в лице АСВ) представитель последней заявил об отказе от исполнения обязательств по соглашениям, поскольку оно препятствовало бы восстановлению платежеспособности Банка «Таврический» и могло повлечь за собой для него убытки по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах. Банк инвестиций обратился с иском к Банку «Таврический» о признании односторонних отказов от исполнения соглашений недействительными, а Банк «Таврический» заявил встречный иск о признании недействительными самих соглашений как заключенных председателем правления в отсутствие одобрения кредитного комитета и не учтенных в отчетности Банка «Таврический».
Решением суда первой инстанции первоначальный иск удовлетворен со ссылкой на определение ВС РФ от 17.05.2016 № 307-ЭС15-18994, а также на то, что «не представлено доказательств того, что исполнение Соглашений с истцом могло привести к возникновению убытков у ответчика <…>. Банку «Таврический» (ОАО) предоставлена финансовая помощь в виде займа <…>, требования по оспариваемым соглашениям не могли повлиять на восстановление платежеспособности Банка, и следовательно, отказы от их исполнения являются неправомерными»150. В удовлетворении встречного иска отказано, поскольку Банк инвестиций не мог знать об установленных положением о кредитном комитете Банка «Таврический» ограничениях полномочий председателя правления.
Судом апелляционной инстанции указанное решение отменено, в удовлетворении первоначального иска отказано, встречный иск удовлетворен. Суд пришел к выводу о том, что «спорные соглашения, принимая во внимание их стоимость <…>, а также финансовое положение заемщиков по кредитным договорам, безусловно препятствовали восстановлению платежеспособности ответчика, что прямо следовало из его финансового положения. В результате заключения спорных соглашений на условиях, изложенных в данных соглашениях, ответчик приобретал неликвидную задолженность и, кроме того, был обязан сформировать по указанным задолженностям резервы <…>. Так как у Банка отсутствовали денежные средства для формирования резервов, соответствующие обязательства не могли быть исполнены в случае выполнения спорных соглашений. Таким образом, исполнение соглашений с истцом могло привести к необходимости увеличения финансовой помощи, необходимой Банку для восстановления платежеспособности. При указанных обстоятельствах действия временной администрации по отказу от исполнения спорных соглашений полностью соответствовали положениям статей 189.39 и 102 Закона о банкротстве»151. Также суд обратил внимание на ошибочность ссылки суда первой инстанции на правовую позицию, изложенную в определении ВС РФ от 17.05.2016 № 307-ЭС15-18994, поскольку «позиция применима исключительно к безвозмездным сделкам, дает толкование о невозможности отказа от исполнения сделки банковской гарантии --- обеспечительной, безвозмездной, односторонней. Между тем, спорные сделки, от исполнения которых отказался представитель временной Администрации, не являются ни безвозмездными, ни обеспечительными, ни односторонними. Коллегия судей не может согласиться с истцом, утверждающим, что спорные сделки являются сделками, обеспечивающими исполнение обязательства».
150Решение АС города Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 11.08.2016 по делу № А56-34713/2015.
151Постановление 13 ААС от 29.12.2016 по делу № А56-34713/2015.
|
145 |
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
Суд кассационной инстанции поддержал решение апелляционного суда, согласившись с ним в том, что «исполнение по Соглашениям препятствует восстановлению платежеспособности должника» и что позиция Верховного Суда «касается отказа временной администрацией банка от исполнения безвозмездной сделки --- банковской гарантии, которая является одним из видов обеспечения исполнения обязательств по иной сделке кредитной организации. В настоящем же деле предметом спора является отказ от договоров цессии --- сделок, не отвечающих указанным выше признакам» 152.
При вынесении перечисленных судебных актов суды сосредоточились на таких критериях допустимости отказа от исполнения договоров должника, как препятствие к восстановлению его платежеспособности и отсутствие обеспечительного и безвозмездного характера сделок. Вместе с тем судами не уделено внимания двум весьма важным обстоятельствам:
1)противоречивости поведения ответчика (Банка «Таврический»), заявившего сначала об отказе от исполнения соглашений (тем самым, по существу, признавая их действительными), а затем --- о недействительности соглашений;
2)наличию между первоначальными договорами уступки и соглашениями об обратной уступке тесной связи, позволяющей рассматривать их в качестве единой сделки, направленной на достижение общей экономической цели.
В контексте поиска критериев допустимости отказа от исполнения договоров должника интерес представляет, безусловно, второе обстоятельство.
Ни Закон о банкротстве, ни правоприменительная практика не устанавливают каких-либо ограничений на отказ от договора, являющегося не самостоятельной сделкой, правовые последствия которой сами по себе представляют интерес для сторон, а лишь частью более масштабной (включающей себя и иные соглашения) сделки, ценность которой обеспечивается ее комплексным исполнением. Подобный подход недостаточно гибок. В случае установления между сделками неразрывной связи и общей экономической цели более справедливым является предоставление управляющему возможности отказаться лишь от сделки целиком, но не от отдельных ее составляющих. Возможность же отказа от всей сделки, в свою очередь, должна оцениваться исходя из объема исполненного по ней сторонами к моменту отказа и итогового экономического результата.
Врассматриваемом деле это означало бы, что первоначальные договоры уступки и соглашения об обратной уступке должны рассматриваться как единая сделка, в рамках которой первые не были бы заключены в отсутствие вторых. При этом часть сделки исполнена обеими сторонами (права (требования) по первоначальным договорам уступки переданы цессионарию и оплачены им), а часть --- полностью исполнена одной стороной (права (требования) по соглашениям об обратной уступке возвращены цеденту на основании заявления цессионария, но не оплачены цедентом). В таких обстоятельствах временная администрация Банка «Таврический» (цессионария) не имела права отказываться от исполнения соглашений об обратной уступке независимо от их невыгодности для должника.
Вделах № А43-19978/2014 и № А43-19982/2014 суды трех инстанций признали неправомерным отказ временной администрации банка от исполнения второй части (обратного выкупа инвестиционных паев ЗПИФ) заключенного с негосударственным пенсионным фондом договора репо. Решение судов в конкретной ситуации оказалось верным, однако в его основу было положено лишь то, что «суд установил, что уведомление
152 Постановление АС СЗО от 12.05.2017 по делу № А56-34713/2015.
146
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
об отказе от договора <…> не соответствует закону (статье 102 Закона банкротстве), поскольку ответчик не доказал, что сделка по выкупу акций препятствуют восстановлению платежеспособности должника или повлечет за собой убытки для должника по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах, в связи с чем обоснованно признал недействительной сделкой заявление об отказе <…> от исполнения договора»153.
Такая мотивировка выглядит неполной, поскольку в данном случае нужно констатировать наличие даже не единой цели, на достижение которой направлено совершение различных сделок, а единственной сделки, исполнявшейся с разных сторон в рамках заемного отношения (первая часть договора репо должна расцениваться как предоставление займа, вторая --- как его возврат). Следовательно, отказ от исполнения второй части договора репо недопустим, равно как недопустим отказ заемщика от возврата предоставленного займа, по той причине, что такой договор уже не является неисполненным.
5.4. Еще одной проблемой, стоящей перед правоприменительной практикой, является соотношение права управляющего на отказ от договора (на основании ст. 102 Закона о банкротстве) и возможности одностороннего немотивированного отказа от договора, предоставленной самим договором, в том числе при условии внесения платы за такой отказ (п. 3 ст. 310 ГК РФ).
Решение проблемы уже в 2016 году выработано Верховным Судом и заключается в том, что, если право на односторонний отказ от исполнения обязательства установлено императивной нормой, то включение в договор условия о выплате денежной суммы в случае осуществления стороной этого права не допускается (п. 1 ст. 422 ГК РФ). Такое условие договора является ничтожным, поскольку оно противоречит существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства (п. 2 ст. 168 и ст. 180 ГК РФ)154. Распространяя эту идею на отказ от договора должника на основании ст. 102 Закона о банкротстве, правильнее исходить, однако, не из ничтожности условия о плате за отказ, а из его неприменимости в случае банкротства, поскольку ничтожность означала бы невозможность его реализации и в добанкротный период, что было бы явно несправедливым (в отсутствие банкротства никакой императивной нормы таким условием не нарушается).
Вместе с тем нижестоящие суды ошибочно допускают возможность применения договорного условия о плате за отказ и в случаях отказа от договора на основании ст. 102 Закона о банкротстве.
В деле № А40-166251/2016 судом первой инстанции предпринята попытка обосновать невозможность взимания платы за отказ (в виде удержания обеспечительного депозита) тем, что отзыв лицензии у банка-арендатора и, как следствие, попадание его в банкротство является обстоятельством непреодолимой силы, которое арендатор не мог ни предвидеть, ни предотвратить, ни принять в расчет при заключении договора, в то время как договором на случай действия непреодолимой силы предусмотрено освобождение от ответственности за неисполнение обязательств. Плата за отказ при этом была названа судом «по своей
153Постановления АС ВВО от 26.08.2015 по делу № А43-19978/2014 и от 04.09.2015 по делу № А43-19982/2014.
154Абз. 2 п. 15 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении».
147
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
правовой природе <…> мерой ответственности, к которой применительно к процедуре банкротства истец не может быть привлечен ответчиком в одностороннем порядке»155.
Таким образом, правильное по существу решение о неприменении условия о плате за отказ от договора принято с абсолютно неверным обоснованием. Однако судами апелляционной и кассационной инстанций допущена не менее серьезная ошибка --- признание правомерности взимания платы за отказ от договора, заявленный на основании ст. 102 Закона о банкротстве. Пересматривая и отменяя решение суда первой инстанции, апелляционный суд со ссылкой на свободу договора указал, что «вывод суда первой инстанции о том, что у банка была отозвана лицензия на осуществление банковской деятельности, что является форсмажорным обстоятельством, освобождающим его от исполнения обязательства перед арендодателем, не состоятелен. Поскольку между сторонами достигнуто соглашение о том, что в связи с досрочным расторжением договора арендодатель имеет право на удержание обеспечительного взноса, апелляционный суд соглашается с тем, что денежная сумма, составляющая обеспечительный взнос в установленном в договоре размере, должна перейти в собственность арендодателя, неосновательное обогащение с его стороны в указанном случае не доказано»156.
Поддерживая указанное постановление, суд кассационной инстанции добавляет, что «заключая договор аренды в целях реализации принципа свободы договора, арендодатель и арендатор предусмотрели в нем условие об ответственности за досрочное расторжение договора в виде удержания 50% обеспечительного депозита <…> в качестве штрафа; доказательства, свидетельствующие о том, что данное условие было включено в договор под влиянием обмана или принуждения, не представлены»157.
В деле № А40-166768/2016 Арбитражный суд Московского округа (принимая постановление практически в то же время и в составе, в который входили два из трех судей состава, принявшего постановление по предыдущему делу) поддерживает возможность взимания платы за отказ: «право на односторонний отказ от исполнения обязательства, связанного с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности может быть обусловлено по соглашению сторон необходимостью выплаты определенной денежной суммы другой стороне обязательства, при этом в данном случае стороны при заключении договора определили сумму компенсации, которая должны быть выплачена одной из сторон при отказе от договора, и договор, содержащий спорное условие, подписан сторонами без замечаний и возражений со стороны арендатора»158.
Таким образом, правоприменительная практика допускает грубую ошибку в вопросе соотношения императивного права на отказ от договора должника, предоставленного управляющему ст. 102 Закона о банкротстве, и договорного условия о взимании платы за реализацию возможности одностороннего отказа от договора. Очевидно, что в силу особенностей, связанных с отказом от договора в условиях банкротства, применение соответствующих договорных условий должно блокироваться.
В деле № А46-10286/2017 арендатор (АО «Мираф-Банк» в лице конкурсного управляющего АСВ) обратился в суд с требованием к арендодателю (индивидуальному предпринимателю) о возврате обеспечительных депозитов, предоставленных по договорам аренды.
Условия договоров в случае отказа от них со стороны арендатора предусматривали компенсацию арендодателю в виде удержания обеспечительных платежей, в связи с чем
155Решение АС города Москвы от 26.12.2016 по делу № А40-166251/2016.
156Постановление 9 ААС от 04.04.2017 № 09АП-7321/2017 по делу № А40-166251/2016.
157Постановление АС МО от 03.07.2017 по делу № А40-166251/2016.
158Постановление АС МО от 13.07.2017 по делу № А40-166768/2016.
148
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
арендодатель отказывался от возвращения депозитов арендатору. АСВ указывало на осуществление отказа от договоров на основании ст. 102 Закона о банкротстве, что исключает возможность какой-либо компенсации вследствие данного отказа.
Суды трех инстанций поддержали АСВ и подтвердили неправомерность удержания обеспечительных депозитов арендатором. Судами установлено, что стороны при заключении договоров предусмотрели возможность их досрочного расторжения по соглашению сторон либо по основаниям, предусмотренным действующим законодательством (гл. 29 ГК РФ), и что АСВ воспользовалось правом на отказ от исполнения договоров и иных сделок кредитной организации, предоставленным ст. 189.39 Закона о банкротстве. Суд кассационной инстанции указал, что «толкуя условия договоров аренды в порядке статьи 431 ГК РФ, суды посчитали, что стороны предусмотрели ответственность арендатора за расторжение договоров только при расторжении договоров по соглашению сторон и при расторжении договоров по инициативе арендатора в судебном порядке. Положения <…> об обеспечивающем депозите не устанавливают возможность одностороннего отказа арендатора от договора и, как следствие, возможность оставления депозита в распоряжении арендодателя в случае подобного отказа»159.
Судами сделан правильный вывод о приоритете предоставленного законом императивного права на отказ от договора над положениями договора, обусловливающими возможность отказа от него внесением соответствующей платы. Однако к этому выводу суды привело странное (и неверное) логическое заключение: «отказ от исполнения договоров аренды заявлен не АО «Мираф-Банк» в качестве арендатора, а специальным субъектом, наделенным специальными полномочиями, --- руководителем временной администрации по управлению кредитной организацией, в связи с чем такой отказ не относится к случаям, предусмотренным соглашением сторон в качестве основания для отказа в возврате обеспечивающего депозита <…>. В связи с признанием истца банкротом и передачей функций управления временной администрации необходимо учитывать <…> специфику правового регулирования, установленного Законом о банкротстве, для целей возбуждения дела о банкротстве. По смыслу статей 102, 189.39 Закона о банкротстве временная администрация действует от имени кредитной организации. Вместе с тем, заявленный отказ от исполнения договоров не связан с конкретными обязательствами по договорам АО «Мираф-Банк» с ИП Проценко П.А., а направлен на восстановление платежеспособности должника и предотвращение возникновения у должника убытков по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах. Из материалов дела не усматривается воля сторон на удержание депозита в случае, если отказ от исполнения договора заявлен специальным субъектом в порядке статей 102, 189.39 Закона о банкротстве».
Причисление конкурсного управляющего к «специальному субъекту, наделенному специальными полномочиями» никак не отражает правовой природы отношений между управляющим и должником. Безусловно, отказ от договоров заявлен самим должником в лице его законного представителя --- конкурсного управляющего (АСВ), который воспользовался императивно предоставленным ему законом правом. Вопрос о статусе конкурсного управляющего по отношению к должнику выходит за рамки предмета настоящей статьи, но детальное представление о нем можно получить в докторской диссертации В.А. Рясенцева160, который указывает, что «органы конкурса действуют фактически от имени должника (а нередко это прямо указано в законе), объем их
159Постановление АС ЗСО от 31.01.2018 по делу № А46-10286/2017.
160Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М.: Статут, 2006. С. 377-392.
149
Журнал РШЧП |
Выпуск №3 / ноябрь -- декабрь / 2018 |
полномочий установлен соответствующими постановлениями, права и обязанности из сделок, заключенных ими, возникают для должника»161.
А.В. Егоров также полагает, что «наиболее адекватное действительности объяснение статуса арбитражного управляющего (объяснение, равно охватывающее внешнего и конкурсного управляющего) может быть предложено с использованием конструкции представительства. <…> [П]о своей природе внешний управляющий <…> является законным представителем должника»162 и что «эта теория позволяет объяснить, почему правовые последствия действий, совершаемых конкурсным управляющим, возникают для должника»163.
161Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М.: Статут, 2006. С. 384.
162Егоров А.В. Реабилитационные процедуры в деле о банкротстве // Денисов С.А., Егоров А.В., Сарбаш С.В. Реабилитационные процедуры в деле о банкротстве: Постатейный комментарий к главам V, VI, VIII Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». М.: Статут, 2003. С. 31. Другими авторами также поддерживается точка зрения на конкурсного управляющего как представителя должника. См., например: Дорохина Е.Г. Арбитражное управление в системе банкротства: Монография. М.: Новый индекс, 2008 // СПС «Консультант Плюс»; Космачева Т.К. Обеспечительные восстановительные мероприятия на этапе внешнего управления // Юрист, 2010, № 4. С. 40-46 // СПС «Консультант Плюс».
163Егоров А.В. Комментарий к делу «Конкурсный управляющий ООО «Удмуртский промышленно-строительный банк» против ООО «Можгинский мясокомбинат» о возбуждении дела о банкротстве // Правовые позиции Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: Избранные постановления за 2007 год с комментариями / Под ред. Иванова А.А. М.: Статут, 2012. С. 135.