учебный год 2023 / Назариков. Причинно-следственная связь в контексте деликтной ответственности_OPTIMIZED

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

Харт и Оноре признают возможным и полагают его очень полезным для анализа практики.

Что касается использования судами метафор при объяснении возникающих на первый взгляд девиаций в приемлемом для стороннего наблюдателя порядке развития событий, то, как уже упоминалось, это вызвано неудачными попытками судов переложить интуитивнопонятную связь между событиями на бумагу, т.е. в читаемую форму.

Особенно ярко это видится в делах, где случаются интервенции сторонних факторов в причинную связь между первоначальным действием и пока еще не наступившими последствиями. Здесь мыслимы две ситуации. Первая – причинная связь приобретает негативный характер (можно сказать, разрывается) с первоначальным «деликвентом», если инвазивный фактор включает действие лица, выбивающееся из привычного хода событий (abnormal occurrence)1. В качестве примера можно вернуться к казусу с поджигателем. Вторая – причинная связь между поступком и последовавшим вредом продолжает сохраняться, несмотря на вмешивающийся фактор, который также удовлетворяет признаку conditio sine qua non, а первоначальный деликвент начинает нести ответственность за так называемый скрытый вред (ulterior harm). Для ясности можно смоделировать следующие ситуации: лицо Х, управляя автомобилем, по небрежности заезжает на тротуар. Лицо Y отпрыгивает в сторону и падает в овраг, получая телесные повреждения, или, например, Y пытается спасти третье лицо от наезда автомобиля, или Х совершает наезд на Y, а тот получает дополнительный ущерб здоровью в результате небрежного медицинского лечения. Здесь мы видим, что если действия лица обусловлены сохранением своей безопасности либо моральными соображениями (помочь лицу, попавшему

вопасность)2, то их просто-напросто недостаточно для придания причинности негативного характера с точки зрения как здравого смысла, так и сущности правоотношений, охватываемых нормами деликтного права. Но в ситуации, когда лицо совершает по своей воле действие

вусловиях отсутствия дефицита информации, с целью использования созданной ответчиком ситуации, первоначальная причинная связь разрывается.

Следующим аспектом, на который авторы обратили внимание, явились доктрины предвидимости и риска в контексте причинности,

1  Hart H.L.A., Honore Т. Op. cit. P. 133.

2  При условии, конечно, что действия не отвечают признаку грубой неосторожности.

207

С.В. Назариков

а также возложения ответственности за совершенный деликт. Харт и Оноре были вынуждены признать, что существует ряд дел, в которых правоприменитель не усматривал основания для разрыва цепочки причинности. Решение таких казусов основывается исключительно на убеждениях судьи, что справедливо, а что нет, либо на некой формуле риска или предвидимости. Исследовав данные споры, авторы собственно и пришли к выводу о наличии иного, отличного от привычного понимания и смыслового наполнения причинности, которое выше мы отнесли ко второй и третьей группе. Наиболее ярко это выражалось в делах, где вред был причинен случайно. В казусах с небрежностью для судов становится более или менее ясно, что ответственность может быть основана на факте того, что ответчик создал возможность для других лиц причинить вред как умышленно, так и по чисто случайному совпадению.1 Например, уже упоминавшийся пример с гостем, оставившим открытой входную дверь дома, чем воспользовались воры2. Отнесение последствий на гостя в данном случае обосновывается не с позиции придания/непридания негативного характера причинной связи в результате действий воров, но с точки зрения риска, созданного гостем, что делает его поступок противоправным3. Можно назвать это «случайно наступившим вредом в результате материализации риска».

Во всех подобного рода делах вменение последствий в вину может быть с достаточной степенью предвидимо исходя из теории риска. В соответствии с наиболее строгой ее формой рамками ответственности может охватываться тот ущерб, риск наступления которого формирует причину для такого возложения (harm within the risk). Следовательно, ответственность может даже выйти за рамки разумно предвидимого ущерба, при условии прохождения им conditio sine qua non теста.

Со случайным вредом Харт и Оноре связывают особый вид причинности, менее требовательный, нежели привычное его наполнение с позиции здравого смысла, который при определенных обстоятельствах начинал пониматься как достаточное основание для возложения ответственности. В таких случаях хотя и нельзя сказать, что ответчик непосредственно причинил вред, тем не менее он создал (упростил) возможность причинить его другими лицами. Такой причинной связи достаточно для ответственности, поскольку наступивший вред явился «особым» видом риска, который придает признак противоправности

1  Hart H.L.A., Honore Т. Op. cit. P. 133, 194.

2  Дело Stansible v. Troman.

3  Ibid. P. 81.

208

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

поступку ответчика. Но такие случаи носят скорее исключительный характер.

Исходя из приведенных доводов авторы приходят к выводу, что не может быть в принципе выработано единого принципа причинной связи для объяснения всех обстоятельств, где ответственность возлагается за небрежность. Однако если представить, что есть какое-то центральное, универсальное решение, которое способно было бы объяснить все трудности причинности, то это явно не решение, которым решается вопрос об ответственности за случайно причиненный вред1. Как правило, суды приходят к выводу, что как последующее умышленное действие, совершенное третьим лицом, так и выбивающееся из привычного хода вещей событие исключают ответственность первого «деликвента».

Харт и Оноре также отвергают аргументы, что доктрины риска и предвидимости должны создавать общий принцип деликтной ответственности. Они отдают эту нишу честности и справедливости (fairness)2. Когда вред является результатом не непосредственно действий ответчика, а умышленного поступка третьей стороны, одно дело – допустить возможность возмещения в случае, когда такая интервенция придает статус противоправности поступку ответчика (как в случае ограбления дома), другое – допустить такую возможность, когда нет причинной связи в подлинном смысле (например, если грабитель поджигает дом). Авторы говорят, что в последнем случае привлечение к ответственности противится нашему интуитивному пониманию справедливости. В таком случае можно поставить вопрос о переложении ответственности за ущерб на третье лицо, даже если предвидимо использование ситуации третьим лицом и риск такого использования создан первым. Объяснение этому видится в том, что простое понимание справедливости ограничивает последний случай до степени определенного вида вреда и не распространяется на дела, где поступку ответчика придается признак противоправности исходя из порожденного им риска возможности причинения любого вреда.

Остается лишь сожалеть, что еще один аспект, который безусловно волнует любого занимающегося вопросами не только деликтного права, но и ответственности в целом, остался лишь посредственно упомянутым в работе авторов – влияние политико-правовых аргументов на причинность. Тем не менее даже тезисность проблематики

1  Ibid. P. 204, 284, 289.

2  Ibid. P. 276–277.

209

С.В. Назариков

позволяет развить дальнейшую аргументацию, которая, бесспорно, заслуживает отдельного изучения. Во введении ко второму изданию Харт и Оноре в ответ на прозвучавшую в их сторону критику по итогам первого издания отмечали четыре аспекта влияния политических соображений, сводившиеся к: 1) установлению законодателем оснований для ответственности; 2) определению сферы действия нормы, ограничивающей ответственность; 3) установлению того вида вреда, который может быть взыскан под рубрикой отдаленности убытков (remoteness of damages), а также 4) правилам распределения бремени доказывания и формирования презумпций. Из перечня видно, что проблематика скорее циклится на вопросах ответственности, что еще раз подтверждает тесную взаимосвязь всех конституирующих ее элементов.

Таким образом, авторы показывали невозможность выработки универсальной теории, удовлетворяющей каждый казус в отыскании события, лежащего в основе последствий. Отталкиваясь от их рассуждений, можно лишь говорить о некоторых общих соображениях, которые суд в каждом конкретном случае примеряет, но исключительно по своему усмотрению делает вывод о привязке одного события к другому.

Подводя итог разд. 2, следует отметить, что проблематика причинности отняла немало времени и сил у ученых по всему миру. Привлекая научное сообщество своими философскими зачатками, а также возможностью экспериментировать на зыбкой метафизической почве причины и следствия, проблематика то угасает, то вновь поднимается на страницах научных изданий. Трудно себе представить иной аспект теории гражданско-правовой ответственности, который бы вобрал в себя столь большое количество теорий его изучения. Тем не менее среди множества представленных мнений можно выделить общие точки соприкосновения, которые вроде бы не вызывают сопротивления.

Для всех теорий, представленных как на континенте, так и в странах общего права, общая проблема зиждется в попытках разграничения идеалистического и материального начала причинности. Отсюда, как представляется, и пошло деление подходов к причинности на те, которые, как замечательно отметил А.Г. Гойхбарг, кладут в основу ответственности начало вины или начало причинения. Более широко их можно охарактеризовать как школы реализма и идеализма соответственно. Тем не менее, проведя условно-разграничительную линию, теории не смогли автономизироваться друг от друга, зачастую прибегая к инструментарию своего vis-à-vis. Вряд ли это может показаться удивительным. Здесь обнаруживается второй аспект, который,

210

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

на наш взгляд, трудно отрицать: причинно-следственная связь не может существовать сама по себе, тем более в идеальном мире правовых конструкций. Казусы и политико-правовые аргументы, социальные и экономические факторы так или иначе обусловливают принятие судами решений связать поступок с наступившими последствиями или оставить в стороне. Однако, безусловно, этот тезис менее бесспорный, чем приведенный до, поскольку одни ученые говорят о сугубо философском и универсальном понятии причинности для всех дисциплин, другие смотрят на него как на правовую категорию. Между двумя лагерями нам трудно найти себе место, поскольку и та, и другая позиция находит свое подтверждение в практике. Тем не менее проблематично отрицать и то, что суд при возникновении трудностей установления причинной связи прибегает к анализу иных составляющих гражданского правонарушения, не придерживаясь какого-то алгоритма. Ярким примером может служить практика применения французскими судами положений Французского гражданского кодекса о внедоговорной ответственности. Такой прием позволяет возложить ответственность на лицо при отсутствии убедительных доказательств, что именно его действия повлекли последствия для потерпевшего. Хотя говорить о том, что суды возлагают ответственность на лицо в отсутствие вообще каких-либо связей, не приходится.

Здесь мы можем нащупать следующую точку: ближайшим соседом причинности является вопрос ограничения ответственности. Некоторые авторы, как указывалось выше, напрямую связывают ограничители с причинно-следственной связью, другие, наоборот, говоря о неподдельной чистоте данного понятия в силу его универсальности, относят их к вопросам противоправности, вины на примере предвидимости, в странах общего права – к duty of care. Здесь, как представляется, все смешалось самым худшим образом. В основе путаницы, судя по всему, лежало вполне разумное желание создать понятный механизм либо скорректировать, улучшить сложившиеся подходы, позволяющие придать одному или нескольким условиям, так или иначе причастным к возникшему результату, статус причины. Однако на выходе это привело к каучуковым понятиям адекватности, эквивалентности, предвидимости, рисковости и т.п. Причем не совсем ясно, какому из них в том или ином случае следует отдать предпочтение. Именно эти трудности вызвали альтернативные взгляды на причинность, да и на деликтное право в целом. В крайней форме это проявилось у сторонников инструментализма, идеи которых, собственно говоря, уничтожают на корню большинство проблем, связанных с причинностью. Идея

211

С.В. Назариков

аллокации невозвратных убытков не восприимчива к перечисленным категориям, а «превентивная причинность», с которой Г. Калабрези начинал свои рассуждения, строго говоря, содержит совсем иное наполнение. Менее радикальный, а точнее, особый подход к причинности, предпринятый Г. Хартом и Т. Оноре, не ломал сложившийся, но и не строил новый концепт ввиду банальной бесполезности таких попыток. Эта идея очень подкупает своей простотой: каждый судья знает и чувствует в каждом конкретном казусе, кто и за что заслуживает наказания. А результаты градации мотивов, почему они (судьи) так думают, позволят лишь просто продвинуться в понимании проблематики и в некоторых случаях направить правовой дискурс в нужное русло. Тем самым авторы показали набор инструментов, которыми правоприменитель в том или ином случае может воспользоваться, но как – все зависит от конкретных обстоятельств. Выработка теории после таких идей кажется простой тратой времени.

3.Теории причинности, нашедшие отражение

вотечественном праве

3.1.Период дореволюционной России

Предваряя изложение подходов дореволюционного периода, стоит отметить, что какой-либо полноценной теории о вопросах причинности применительно к гражданскому праву разработано не было. Освещение проблематики на данном этапе заключалось в том, что несколько параграфов в главе учебника гражданского права, посвященных внедоговорным обязательствам, либо небольшая статья концентрированно отражали аспекты развития юридической мысли в этом направлении тех или иных авторов. Однако даже среди немногочисленных работ единого мнения не наблюдалось1. Практически все наработки ученых в этом направлении были отражены в пояснительных записках к проекту Гражданского уложения 1913 г. Позиции отечественных цивилистов пересекались, а в какой-то степени были заимствованы из западных юрисдикций. Для пояснения подходов обширно использовались научные труды германских, австрийских,

1  Гражданское уложение (проект). Кн. 5: Обязательства. Том 5 с объяснениями. СПб.: Государственная типография, 1899. С. 437. Далее приводятся мнения цивилистов, принимавших непосредственное участие в разработке текста Уложения и его критике. Во многом мнения ученых, приведенные далее по тексту, повторяли слово в слово текст пояснительных записок.

212

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

французских ученых. Таким образом, можно прийти к выводу, что

вцелом тенденции развития гражданского законодательства, в том числе применительно к ответственности за противоправные действия,

вИмперии шли в ногу с Западом, ассимилируя подходы и впитывая лучшие наработки. Однако прямых предложений о необходимости инкорпорации подходов западных коллег нами обнаружено не было.

Касаясь вопроса причинности, И.М. Тютрюмов отмечал, что «чтобы существовала ответственность за причиненный деянием вред, необходимо, чтобы между недозволенным деянием и вредом была именно внешняя причинная связь. Но не всегда легко найти эту связь, так как вред может быть результатом нескончаемого ряда событий, вытекающих одно из другого или присоединяющихся к первоначальным событиям»1. Ссылаясь на решения Сената, автор указывает, что хотя судебный орган и требовал, чтобы в каждом иске о взыскании убытков была прежде всего установлена непосредственная причина вреда, но тем не менее признавал юридическое значение и за более отдаленными причинами, лишь бы между отдаленной причиной и происшедшим вредом существовала необходимая связь2. В связи с этим им выделялись прямые убытки, когда вред имуществу причинен непосредственно и исключительно данным деянием, а также косвенные, когда убытки являются результатом не только данного недозволенного деяния, но и других сопутствующих обстоятельств, неожиданно увеличивающих вред. В качестве примеров прямых убытков автор приводит случай поджога дома для получения страховой премии, при пожаре в котором сгорает соседний дом, или когда автомобиль разбивает извозчичий экипаж и лошадь, причиняя тем самым извозчику непосредственный вред, состоящий в лишении того определенной ценности. Косвенные убытки применительно к последнему примеру можно увидеть в лишении извозчика возможности обычного заработка.

Подводя итог своим небольшим замечаниям, автор делает вывод, что дореволюционное право придерживается принципа ответственности за непосредственные, прямые убытки, допуская ответственность и за косвенные, более отдаленные лишь в том случае, если лицо имело намерение причинить их3.

1  Тютрюмов И.М. Гражданское право. Юрьев: Типография К. Маттисена, 1922. С. 109.

2  Там же. Автор ссылается на решение Сената 1878 г. № 112.

3  Там же. Автор ссылается на положения Свода законов, т. Х, ч. 1, ст. 644, 645: ответственность и за более отдаленные убытки, если они действительно с намерением причинены.

213

С.В. Назариков

Другой дореволюционный цивилист, известный своими консервативными взглядами, К.П. Победоносцев, лишь вскользь касается вопросов причинности. В частности, он отмечает, что «обязанность не нарушать чужого юридического состояния есть общая, не предполагает особливого юридического отношения между лицами, но лежит на каждом, относительно каждого. Кто именно обязан, это обнаруживается лишь вследствие нарушения». Автор отмечает, что истец должен доказать наступление вреда и то, что он последовал именно от недозволенного действия, а не от иной причины. Нет необходимости во всех случаях доказывать, что от конкретной причины вред последовал необходимо и исключительно. Признавая правильность разграничения убытков на прямые, вызванные непосредственно деянием,

икосвенные, наступлению которых содействовали факультативные обстоятельства, К.П. Победоносцев отмечает, что данные обстоятельства напрямую влияют на размер ответственности лица. Однако ввиду проблематичности разграничения прямых и косвенных убытков такое разграничение применялось лишь в немногих законодательствах (например, в прусском). Рассматривая вопрос ответственности за случай, автор отмечает, что за возникший при таких обстоятельствах вред никто не отвечает. Владелец имущества несет риск его утраты

иповреждения (casum sentit dominus). Однако в случае, когда «внешнее обстоятельство в совокупности своих последствии было вызвано или в качестве своем определилось действием лица, это лицо не устраняется от соразмерной ответственности»1.

Г.Ф. Шершеневич, как и другие ученые, затрагивает вопросы причинности исключительно в контексте рассмотрения видов убытков, возникших в результате недозволенного поведения, разделяя их на прямые и косвенные и характеризуя их ровно таким же образом, как

иИ.М. Тютрюмов2. Далее он заключает, что действующее законодательство обязывает виновника к возмещению только прямых убытков. Однако в том случае, если будет доказано, что преступление или проступок совершены с намерением причинить потерпевшему убытки, виновный обязан вознаградить последнего не только за убытки, непосредственно происшедшие от такого действия, но и за все отдаленные, «которые им действительно с этим намерением причинены (т. Х ч. 1 ст. 645)»3.

1  Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Ч. 3: Договоры и обязательства. М.: Статут, 2003. С. 559–560.

2  Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. 9-е изд. М.: Изд. Бр. Башмаковых, 1911. С. 578.

3  Там же.

214

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

Наряду с изложенными соображениями применительно к размеру возмещения Г.Ф. Шершеневич акцентирует внимание читателя на процессуальном аспекте доказывания причинности. Указывая на трудность установления причинной связи и возлагая бремя ее доказывания на истца, он полагал, что установления простой последовательности фактов недостаточно1.

Другие ученые только лишь «между прочим» останавливались на вопросах причинности, будто отдавая дань максиме о необходимости доказывания таковой при взыскании убытков от совершения противоправных действий. К их числу, как ни удивительно, можно отнести И.А. Покровского, согласившегося с позицией разработчиков проекта Гражданского уложения в том, что «ввиду невозможности дать какое-либо точное правило о распознании причинной связи между данным деянием и вредом ст. 1065 проекта указывает лишь на необходимость такой связи словами «причиненный этим деянием вред», так что от суда будет зависеть установить в каждом конкретном случае, является ли приводимое истцом деяние причиною понесенного им вреда или нет». И.А. Покровский отмечает, что с таким подходом едва ли можно не согласиться, поскольку «как ни спорен вопрос о достаточной причинной связи в теории, закону в этом вопросе делать более нечего»2.

Окаких спорах в теории идет речь, автор, к сожалению, не уточнил. Выше упоминалось, что в целом дореволюционная наука граждан-

ского права старалась впитать наработки западных соседей и использовать их при кодификации. В пояснительных записках к проекту Уложения приводится позиция Ферстера со ссылкой на Preuss. Privatrecht т. 1 § 90, указывающего, что не требуется, чтобы вред был необходимым последствием данного деяния или чтобы деяние было единственной причиной вреда. Причинная связь существует и тогда, когда вред мог произойти и вследствие других событий. Но она отсутствует, если вред последовал бы непременно и независимо от деяния, причинившего его. Вопрос о том, было ли в данном случае известное деяние причиной вреда, может быть разрешен большей частью довольно просто, когда речь идет об определении положительного ущерба в имуществе (damnum emergens), но труднее доказать лишение выгоды (lucrum

1  Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. 9-е изд. М.: Изд. Бр. Башмаковых, 1911. С. 578.

2  Покровский И.А. Обязательства из деликтов в проекте гражданского уложения / Доклад чл. О-ва И.А. Покровского, читанный в собрании О-ва 27 ноября 1899 г. (Приложение к протоколам собраний Киевского юридического общества за 1899 г.). Киев: Тип. имп. Ун-та св. Владимира, 1901.

215

С.В. Назариков

cessans), так как здесь приходится основываться на более или менее произвольных умозаключениях1.

В продолжение этой позиции приводится мнение Вентига2, пояснившего, что делаемое различие между необходимыми и случайными последствиями не совсем правильно, так как связь между причиной

ипоследствием по своей сути всегда необходима. Если же последствие деяния иногда представляется случайным, то такой взгляд основан обыкновенно на недостатках человеческой познавательной способности, которая не в состоянии обозреть общую взаимную связь событий

иубедиться в необходимости появления данного последствия. Это обстоятельство может иметь значение при разрешении вопроса об ответственности лица за известные последствия его деяния (imputatio juris), но не касается вопроса объективной связи между деянием и вредным последствием (imputatio facti). В качестве примера приводится случай, при котором А бросает камень в ворону, сидящую на крыше, но вследствие сильного порыва ветра брошенный камень перелетает через крышу и убивает человека, находящегося во дворе на другой стороне дома. В этом случае деяние А, без всякого сомнения, должно считаться причиной смерти, несмотря на то, что таковая произошла лишь вследствие стечения несчастных обстоятельств. Наличность причинной связи должна быть признана во всех подобных случаях, когда известное последствие является общим результатом деяния лица

идругих сопровождающих его событий, безразлично, заключались эти события в проявлении сил природы или в деянии других лиц. Исходя из этого воля лица, побудившая другое лицо к совершению вредного деяния, представляется первоначальной (хотя и не непосредственной) причиной вреда3.

Применительно к практике применения норм об ответственности в части причинной связи в Пояснительной записке к проекту Гражданского уложения отмечается, что Кассационный департамент в основном требует, чтобы в каждом деле была установлена непосредственная причина вреда, но не исключает юридическое значение и за более отдаленными причинами. Таким образом, допускается привлечение к ответственности «за вред не только непосредственных виновников деяния, но и таких лиц, которые своими действиями или упущениями

1  Гражданское уложение. Проект. Высочайшее учреждение Редакционной Комиссии по составлению Гражданского Уложения. Т.5. С объяснениями. С-Пб. 1899 г. С. 438.

2  Wäntig H. Über die Haftung für unerlaubte Handlungen. Leipzig, 1875. S. 13.

3  Гражданское уложение. Проект. Высочайшее учреждение Редакционной Комиссии по составлению Гражданского Уложения. Т.5. С объяснениями. С-Пб. 1899 г. С. 439.

216