учебный год 2023 / Назариков. Причинно-следственная связь в контексте деликтной ответственности_OPTIMIZED

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

Для наглядности можно привести уже упоминавшееся «дело охотников» Summers v. Tice. Взаимодействие охотников и путника включает в себя риск причинения вреда здоровью последнего. Охотники, как и путник, оценивают свое поведение. Реальная угроза понести издержки обосновывает ответственность, предусмотренную законом, которая предоставляет путнику квази-гарантию не быть раненым в результате неосмотрительных действий охотников, и это должно являться хорошим стимулом для последних быть бдительнее. Напротив, можно предположить, что эффективным положением дел будет то, когда охотники не будут озабочены безопасностью путника, что позволит исключить их ответственность в случае причинения вреда путнику выстрелом. В таком случае риск наступления вреда возлагается на путника. Но кто обременен этим риском изначально? – вопрос политикоправовых соображений законодателя.

Так какое же место в таких рассуждениях отводилось причинной связи? Не все пропагандисты каузального минимализма подробно останавливались на анализе причинности. Например, рассуждения В. Ландеса и Р. Познера в этой части ограничились немногословными утверждениями, что «причинность в праве является невнятным «нащупыванием» экономически правильного решения»1. Акцентированными работами в этой области отметились Г. Калабрези («Concerning Cause and the Law of Torts: An Essay for Harry Kalven, Jr.») и С. Шейвел («An Analysis of Causation and the Scope of Liability in the Law of Torts»).

В своей работе Г. Калабрези показал, что видит разное лингвистическое наполнение понятия причинности, выделяя в ней трехзвенную компоненту. Первое звено ему виделось на стадии до совершения поступка, оно им было названо «причинная связь». Она обнаруживается в том случае, если мы на основе доступных доказательств приходим к выводу, что деятельность увеличивает шансы возникновения негативных последствий в будущем безотносительно того факта, наступили они в данном конкретном случае или нет. Причинная взаимосвязь событий является не более чем эмпирической производной, основанной на убеждении, что определенное поведение / действие, если оно произойдет вновь, увеличит вероятность наступления вреда. Второе звено характерно для самого поступка, в него он вкладывал классическое понятие conditio sine qua non причины. И третье звено связывалось им с юридически значимой причиной (пресловутой proximate cause/legal cause/ cause in law). Эта причина склоняет к необходимости обсуждения,

1  Цит. по: Stapleton J. Causation in the Law. P. 665.

197

С.В. Назариков

как правило, сопутствующих обстоятельств, если таковые могут быть помыслены в казусе, которые сообразно с целями экономанализа позволяют прийти к выводу о наличии признака юридически значимой причины у конкретного действия.

Выделенные категории Г. Калабрези соотнес с двумя аксиоматичными целями деликтного права: компенсаторной, которую он рассматривал через призму распределяющего (spreading) и дистрибутивного (distributional) равенства1, и превентивной, которую он связывал со специальной либо коллективной, а также общей либо рыночной превенциями.

Сообразно рассуждениям автора если бы деликтное право основывалось исключительно на компенсаторной цели, то как таковая причинность в смыслах первого и второго звеньев не нужна вовсе, поскольку задача стояла бы в аллокации уже наступивших последствий. Тесты на выявление причинной связи вряд ли помогут выявить «Deep Pocket» среди лиц, вовлеченных в круг деликтного правоотношения, хотя такую возможность в принципе исключить нельзя, привязав ее не более чем к случайному совпадению. Что касается практической реализации применительно к распределяющему равенству, то потребовался бы лишь правильно функционирующий фонд социального страхования, подпитываемый налогами2. Однако не так все однозначно с третьим звеном, которое способно впитывать факторы, влияющие на решение о возложении ущерба и не исчерпывающиеся каким-то набором.

Абсурдность but-for теста для выявления причинности в таком случае заключается в том, что вместо «действия» нам бы пришлось связывать с «последствиями» богатство, статус, положение лица в обществе. «Требование наличия причинной связи, – говорит Г. Калабрези, – могло бы быть сформировано следующим образом: для того чтобы возложить ответственность, мы должны сказать, что если бы не богатство лица, вред никогда бы не наступил», либо «мы полагаем, что его богатство увеличило шансы его вовлеченности в деятельность [создающую опасность], что в свою очередь увеличило вероятность возникновения

1  Распределяющее равенство автор видел в переложении бремени компенсации наступившего вреда на всех членов определенной группы, в то время как дистрибутивное равенство виделось им в возложении такого бремени на одного из участников деликтного правоотношения по принципу «Deep Pocket», т.е. на лицо, для которого возмещение ущерба составило бы меньше трудностей, чем для иных участников.

2  Calabresi G. Concerning Cause and the Law of Torts: An Essay for Harry Kalven, Jr. // University of Chicago Law Review. 1975. Vol. 43. P. 74.

198

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

такого вреда в будущем»1. Но такой вариант развития событий вряд ли возможен. Проще поступиться привычной категорией.

Превентивная цель деликтного права виделась Г. Калабрези в отыскании баланса между расходами на возмещение вреда и расходами на его предотвращение посредством создания стимулов, подталкивающих людей избегать наступления последствий «в мире, где безопасность не бесплатный товар, а вред не всегда плохо»2. Если исходить из превентивной функции, то причина в смысле первого звена играет крайне важную роль, поскольку общество склонно к ограничению либо исключению поведения, повышающего риск наступления неблагоприятных последствий. Вырабатывается некая презумпция причинной связи между таким поведением и последствиями. В то же время о какой-либо значимости причины в смысле второго звена говорить не приходится3. Возможность замены третьего звена обнаруживается в вине, поскольку именно из внутреннего, субъективного отношения лица к складывающейся ситуации очерчивается критерий предвидимости убытков, которого достаточно для возложения негативных последствий на деликвента. Эксплицитные коллективные выводы по поводу того, какая деятельность повышает риски негативных последствий, явились бы хорошим подспорьем юридически значимой причине, а недвусмысленное обозначение сурового наказания за такое поведение будет конкретнее воздействовать на участников оборота. В этом заключалась коллективная превенция.

Превенция рынка, несмотря на разницу в методологии с коллективной, преследует ту же цель – отыскание баланса между расходами на безопасность и расходами в результате повреждений, предотвращая только те, вред от которых оправдывает затраты на его пресечение. Но если коллективная превенция использует политическое, совокупное взвешивание расходов на предотвращение и последствия, то рыночная фундируется на индивидуальном решении4. Существуя в рамках несовершенного рынка, идеальная модель функционирования которого вряд ли когда-то сможет материали-

1  Calabresi G. Op. cit. P. 77.

2  Цит. по: Calabresi G. Op. cit. P. 77.

3  Автор отмечает, что дело Wagon Mound No. 1 по сути расправилось с требованием but-for теста именно в контексте коллективной превенции: отвечаешь за вред, который предвидел. Данный казус, собственно говоря, поменяло восприятие причинности как обязательного условия ответственности. Именно противоправное поведение становится объектом оценки в зависимости от его «склонности» порождать последствия.

4  Calabresi G. Op. cit. P. 84.

199

С.В. Назариков

зоваться, рыночная превенция перелагает вред на то лицо, которое лучшим образом может решить, является ли предотвращение более дешевым, нежели несение бремени таких расходов (cheapest cost avoider)1. Такое лицо должно обладать лучшими знаниями о задействованных рисках и о способах их минимизации, оно должно быть

влучшей позиции, использовать эти знания эффективно для выбора более дешевой альтернативы и обладать лучшими способностями индуцировать дивергенции в поведении в целях минимизации отыскания более дешевого способа снизить расходы от инцидента и на его предотвращение.

Но может ли найти себе место причинность в контексте такой превенции? Вряд ли будет результативно вырабатывать механизм воздействия на поведение лиц для минимизации издержек, пока нет уверенности, что такое поведение влечет негативные последствия. Следовательно, исключать первое звено вряд ли возможно, чего нельзя сказать о втором. Функционал but-for причины сводится к тому, что

впричинной связи будут cheapest cost avoider и расходы, но только те, которые относимы к выбору между вредом и сохранностью. Создание актуарного базиса, исходя их которого актуарий может решить, что дешевле – расходы от вреда или превенции, оставляет but-for тест не у дел. Тем не менее будущие расходы от вреда, которые формируют основу расчета относительных расходов от двух полярностей (вред и превенция) для будущих cheapest cost avoider, определяются путем возложения на лицо наступившего вреда, с которым он состоит в but-for связи. Тем самым можно сказать, что but-for тест не несет той нагрузки, которую

внем видят догматики деликтного права, а является лишь одним из способов выработки механизма отыскания оптимального поведения для расчета страховых премий.

Следует отметить, что даже если сторона не могла предвидеть негативные последствия, это автоматически не исключает ее из числа cheapest cost avoider. Непредвиденные риски могут по статистике быть присущи определенному роду деятельности, придавая ей характер рисковой, а лица, осознанно принимающие в ней участие, – перелагать их на себя. Следовательно, помимо предвидимости следует принимать во внимание сопутствующие осуществляемой субъектом деятельности обстоятельства.

Таким образом, Г. Калабрези предпринял попытку посредством придания особого содержания привычным целям деликтного права

1  Calabresi G. Op. cit. P. 84.

200

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

обосновать «второстепенную» значимость причинной связи, а в некоторых аспектах полностью говорить об ее отсутствии за ненадобностью. Однако приведенный подход оставляет некоторые сомнения. Следует ли вообще поднимать вопрос причинности применительно к превентивной функции деликтного права? Ведь для того чтобы точечно настроить механизм ответственности, скорректировав при этом движение экономических благ в обороте в нужную сторону, сообразно политике, проводимой тем или иным субъектом, требуется эмпирический базис. Достигнув определенной критической массы, этот базис задаст вектор движения для совершенствования правовых механизмов, сделает осязаемыми правила игры, причем не только в сфере гражданского права, но и в соседних областях, например административного и уголовного. Следовательно, говорить о причинности с ориентиром на превенцию вряд ли уместно.

Сложнее обстоит дело с компенсаторной целью деликтного права. Решение того или иного казуса будет зависеть в большей мере от того, какой линии рассуждений придерживается правоприменитель: следует догматическому, традиционному видению причинности как неотъемлемого аспекта ответственности либо на инструменталистский манер занимается поисками наиболее эффективного решения. Но, даже находясь на позиции традиционного восприятия причинности в деликтном праве, не стоит забывать о делах, где восприятие причинности настолько эфемерно, что тот же самый but-for тест просто бесполезен. Например, Р. Познер приводит казус, где налицо неопределенность потерпевшего. Из-за преступной небрежности ядерный реактор производит выброс радиации, приведший к дополнительным 10 смертям от рака в окрестностях реактора в последующие 20 лет. В течение этого периода 100 человек все равно умерли бы от рака, теперь это число – 110. Но мы никогда не узнаем, кто из этих 110 человек не умер бы, если бы не эта авария. Далее автор рассуждает, что если считать данную причину 10%-ного увеличения вероятности смерти доказанной, то каждый из 110 человек будет иметь право на компенсацию, но если не признать – права лишатся все, резонно заключая: ни один из вариантов не является удовлетворительным, а «вместо того, чтобы играть с концепциями причинности, право вполне может попытаться определить как ущерб увеличение риска смерти от рака, а не сам рак»1. Справедливость в таком случае требует, чтобы жертвы получили

1  Познер Р. Экономический анализ права. Т. 1 / Пер. с англ.; под ред. В.Л. Тамбовцева. СПб.: Экономическая школа, 2004. С. 250.

201

С.В. Назариков

удовлетворение. Если привычные механизмы не могут справиться с задачей, почему бы не прибегнуть к помощи экономанализа? Разумные препятствия трудно себе представить.

Тем не менее жаркие дискуссии не утихают по данному поводу. Например, подход Г. Калабрези критиковал Р. Райт, обвиняя его в манипулировании концептом причинности в условиях существующих трудностей разграничения cause in fact и cause in law, а также во включении в него применимых ограничителей ответственности, рассматривая их как юридически значимую причину, которая ровным счетом никак не влияла на статус поступка ответчика1. Кроме того, он видел серьезный недостаток в рассуждениях в том, что сторонники не могут разумно обосновать требование причинности в доктрине права, а сводят ее к банальной биполярной структуре, т.е. обе стороны рассматриваются как причина наступивших последствий2. Д. Степлетон, поддерживая Р. Райта, указывала, что акцентирование на ex ante анализ причинности (с позиции превентивной функции деликтного права) не способно обосновать то, что ответственность, как правило, ограничивается контекстом той ситуации, в которой вред был причинен. В целом резолютивную черту критики данной теории сторонниками догматического подхода к праву можно подвести к тому, что цель деликтного права никак не может быть направлена на максимизацию социального благосостояния, но только лишь на достижение справедливости в конкретной ситуации.

Нетрудно заметить, что выпады в сторону инструменталистов чемто напоминают диалог глухого с немым. Представляется, что это изначально чуждый догматике гражданского права концепт, представляющий собой альтернативный устоявшимся мнениям подход. Тот же Р. Познер, предваряя свои соображения о причинности, говорит, что «и снова мы найдем, что право в значительной степени не согласуется с экономическим анализом ситуации»3. A priori взгляды по многим вопросам идут вразрез, что признают все участники дискуссии. Но если классический подход к причинности не может решить проблему без схоластических манипуляций вроде выдумывания «размытой», «ослабленной», «невидимой» причинной связи, почему стоит пренебрегать обоснованными рассуждениями сторонников экономанализа?

1  Wright R. The New Old Efficiency Theories of Causation and Liability // Journal of Tort Law. 2015. Vol. 7. No. 1–2. P. 73 (ssrn.com).

2  Ibid. P. 70. Автор в качестве примера приводит: Brown J.P. Toward An Economic Theory of Liability. P. 326.

3  Познер Р. Указ. соч. С. 248.

202

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

В целом, как представляется, инструменталисты ориентируются на превентивную модель поведения участников оборота, генерируя стимулы для будущего поведения, а инструментарий деликтного права

ипричинности, в частности, является не более чем вспомогательным средством достижения желаемых результатов в этом направлении. Однако при условии успешной выработки модели поведения и грамотного распределения наступивших расходов (которые скорее всего идеологи стараются изжить и прийти лишь к чистой модели координации, ошибки в которой исключены) решаются многие проблемы деликтного права: проблематика причинности (альтернативной, опережающей и т.п.), смешение вопросов причинности и ограничителей ответственности, причинности и вины.

2.2.2.Лингвистический анализ Герберта Харта и Тони Оноре

Особой реакцией на решение судами вопросов ответственности

ипричинности, в частности, явился magnum opus одного из самых известных в мире философов и теоретиков права, сторонника аналитической теории права и юридического позитивизма профессора Герберта Харта и его менее именитого, но не менее известного коллеги профессора Тони Оноре – «Causation in Law» 1959 г. Второе дыхание труд получил в 1985 г., после широко развернувшейся в системах общего права дискуссии о проблематике причинности. Исследование феномена данной категории в праве ими было основано на использовании приемов лингвистического анализа практики рассмотрения судами споров, где решающим вопросом возможности привлечения лица к ответственности являлась причинная связь, а точнее, ее наличие либо отсутствие. Примененная авторами методология получила достаточную популярность в 50-60-х годах ХХ в.

Очень досадно, что данный труд прошел мимо отечественных цивилистов, занимающихся деликтным правом, в отличие от другой работы Г. Харта – «The Concept of Law», получившей свою рефлексию среди теоретиков права.

Следует отметить, что работа авторов в первую очередь ориентирована и основывается на анализе практики судов общего права. Тем не менее универсальность используемых категорий не приписывает ее к определенной территории, хотя может (да и должна) восприниматься с учетом национально-правовых особенностей.

Своим трудом Харт и Оноре пытались показать, может ли способствовать использование «словаря причинности» в повседневной жизни построению некой модели, концепта рассуждений, способных дать

203

С.В. Назариков

приемлемые ответы на вопросы, так или иначе связанные с проблематикой причинно-следственной связи. Это послужило своего рода первой ступенью на пути выявления особенностей понятия причинности в сфере права, поскольку многие судьи используют при решении вопросов причинности метафоры, такие как «ослабление причинной связи», «угасание», «разрыв», что свидетельствует о простом, ненаучном понимании данной категории.

Причинность исходя из этого наполнялась содержанием, привычным для обывателя, но не для философа или ученого. Именно такая смысловая нагрузка, по мнению авторов, должна быть инкорпорирована правом1. Суды, говорили они, как правило, не ошибаются

всвоих оценках относительно причины происшедшего. Убеждения правоприменителя уходят своими корнями в разумное, общее понятие того, что заслуживает упрека, наказания или, наоборот, компенсации. Неудачные попытки использования причинностных метафор далеко не ширма, за которую суды прячут свои политико-правовые аргументы, а всего-навсего неудачное стремление облечь приемлемое с точки зрения закона понятие причины в удобную, воспринимаемую форму, которое не было адекватно сформировано в теории2. Что интересно, авторы при всем этом не утверждали, что вырывание из текстов судебных актов и дальнейшая попытка компиляции схожих между собой мотивов судов приведут к формированию неких понятных правил, которыми можно было бы руководствоваться при возникновении сложной ситуации. Однако такая работа поможет лучше понять направление движения и развития правовой мысли

вэтой области3.

Всвязи с этим причинность ими виделась в трех смысловых нагрузках, пляшущих от дела к делу. Первая и, пожалуй, довлеющая над всеми остальными акцентировалась непосредственно на причине и результате, «обусловливании» результата. Среди всех факторов, отвечающих признаку conditio sine qua non, только те виделись как причины сквозь призму повседневной речи, которые выбивались из привычного хода развития событий, т.е. мы можем распознать девиацию. Все остальные являются не более чем ординарными, сопутствующими условиями. Причем причиной могут быть как действия лица (умышленные либо по неосторожности), так и банальные совпадения,

1  Hart H.L.A., Honore Т. Op. cit. P. xxxiii. 2  Ibid. P. xxxiii–xxxiv, xlix.

3  Ibid. P. 3.

204

Аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности

случайности, обладающие потенциалом для разрыва уже существующей причинной связи между каким-то событием, происшедшим до их материализации. В этом случае первопричина из бинарного набора приобретает негативный характер1. Именно данные рассуждения вылились в идею «причинно-относимого условия»2, лежащего в основе NESS-теста, усовершенствованного после Ричардом Райтом, о котором говорилось выше.

Второй вид причинной связи обнаруживается там, где лицо Х создает предпосылки для Y совершить что-либо. В таком межличностном взаимодействии побуждения к действию, как правило, выливаются в советы и в некоторых случаях в провокации.

Третий вид причинной связи различается в том случае, когда Х создает для Y возможности сделать что-либо. В данной категории казусов неблагоприятные последствия приобретают скорее случайный характер. X может действовать неумышленно, например, по случайности оставить незапертой дверь дома и создать тем самым возможность для воров совершить кражу имущества3.

Практически любое дело, по мнению авторов, попавшее в суд и возникшее из деликтных правоотношений, можно отнести к одной из трех категорий.

Факультативно и параллельно выявлению смысловых окрасок при- чинно-следственной связи они показывали несостоятельность взглядов так называемых каузальных минималистов, которые, опираясь на неясные формулировки судов, пытались показать невозможность выделения общих начал по выявлению причинности. Сообразно их подходу следует выявлять и довольствоваться только sine qua non тестом, поскольку после того как условие минует его порог, вопрос с дальнейшим приданием ему статуса юридически значимой причины неразрывно связан с политико-правовыми соображениями и сводится скорее к вопросу ограничения ответственности в русле доктрины сферы действия нормы права. Объяснение этому минималисты видели в том, что суды придают причинности второстепенное значение, иногда вообще ее игнорируя, и выносят решения, будучи движимыми неуловимыми стороннему наблюдателю мотивами либо используя суррогаты причинности, например доктрины риска и предвидимости ущерба4.

1  Hart H.L.A., Honore Т. Op. cit. P. 71.

2  Ibid. P. 107.

3  Ibid. P. 59.

4  Ibid. P. 5, 131.

205

С.В. Назариков

Видя в таких рассуждения порок, Харт и Оноре считали, что conditio sine qua non может не всегда дать искомый результат, даже безотносительно осложненных случаев причинности, а proximate cause поддается категоризации. Если вопрос преодоления порога conditio sine qua non уже был разрешен, то во всех оставшихся вопросах юридически значимой причинности можно увидеть два аспекта: один касается непосредственно вопросов причинности, другой полностью подвластен политико-правовым соображениям. Эти техники ограничения ответственности радикально отличаются друг от друга1. Иначе говоря, после того как условие преодолевает but-for тест, снова возникают вопросы: сперва фактического порядка – наличествует ли причинная связь, требуемая соответствующей нормой права? Определенность с данным вопросом сообразно мыслям авторов подвержена влиянию факторов, производных от разумного понимания причинности, и безразлична к инвенциям политики права, влияющим на представления судьи о правильности и честности2. После этого возникает вопрос: следует ли правоприменителю исходя из политических соображений

вконкретном случае расширить либо, наоборот, сузить ответственность безотносительно причинной связи, основываясь лишь на «сфере действия нормы»?3 В качестве примера, проясняющего дихотомию Харта и Оноре в этом вопросе, можно привести следующий казус. Х по небрежности развел огонь, и, когда тот уже было потух, Y раздул его так, что он уничтожил соседский дом. В этом случае X не будет нести ответственность за ущерб, даже несмотря на то, что его действия являются conditio sine qua non условием наступивших последствий. Это возможно, поскольку за пределами conditio sine qua non остался

вподлинном смысле искомый вопрос причины – «явился ли Х причиной последствий?». Очевидно, что нет. Критерий ответа на данный вопрос целиком и полностью охватывается здравым смыслом. Но попробуем, говорят авторы, сравнить приведенный казус с ситуацией, когда пожар произошел в Нью-Йорке и сгорела целая линия домов. По законодательству штата лицо, по небрежности которого начался пожар, возмещает ущерб, причиненный только лишь первому дому из цепочки. Исключение ответственности в отношении иных домов

вданном случае основывается на сфере действия нормы, т.е. полити- ко-правовом решении. Такое деление юридически значимой причины

1  Hart H.L.A., Honore Т. Op. cit. P. 307.

2  Ibid. P. 92.

3  Ibid. P. 304–307.

206