Учебный год 2023 / Кузьмичева. Отказ от исполнения договоров должника

143

4.8. В деле № А50-10330/2017 перед судами стоял вопрос о том, распространяются ли на процедуру реализации имущества гражданина предоставленные управляющему п. 7 и 11 ст. 213.9 Закона о банкротстве полномочия на отказ от сделок должника-граж- данина в течение трех месяцев с даты введения реструктуризации долгов.

Суд первой инстанции исходил из того, что «круг обязанностей финансового управляющего в процедуре реализации имущества, ограничивается полномочиями, обозначенными в п. 6 ст. 213.25 Закона о банкротстве.

В данном случае, в нарушение положений Закона о банкротстве, о применении процедуры банкротства умершего гражданина-должника, предусматривающей стадию процедуры банкротства – реализация имущества гражданина, финансовый управляющий Драчев В.Л. совершил действия, направленные на оспаривание и расторжение сделок должника, не предусмотренные положениями п. 6 ст. 213.25 Закона о банкротстве»138.

Суды апелляционной и кассационной инстанций не согласились с подобной позицией.

«Права и обязанности финансового управляющего определены положениями ст. 213.9 Закона о банкротстве и направлены на достижение цели процедуры реализации имущества гражданина – соразмерное удовлетворение требований кредиторов… <…>

Поскольку Законом о банкротстве не установлено, что предусмотренные п. 7 ст. 213.9 права финансового управляющего могут быть реализованы только в ходе процедуры реструктуризации долгов гражданина и не могут быть реализованы в ходе процедуры реализации имущества должника (данные права имеются у финансового управляющего вне зависимости от того, в какой процедуре банкротства находится гражданин), вывод суда первой инстанции об отсутствии у финансового управляющего права на отказ от договора аренды на основании ст. 102 Закона о банкротстве обоснованно признан судом апелляционной инстанции неверным, основанным на неверном толковании норм материального права.

Исходя из того, что процедура реструктуризации долгов гражданина в отношении Довженко В.В. не вводилась, суд апелляционной инстанции правомерно признал отказ финансового управляющего от спорной сделки в пределах трех месяцев с момента признания Довженко В.В. банкротом заявленным своевременно и в пределах полномочий финансового управляющего» (постановление АС Уральского округа от 13.02.2018 № Ф09-8149/17 по делу № А50-10330/2017).

В ситуации, когда процедуры реструктуризации долгов в принципе не вводилось, ответ на вопрос о том, возможен ли отказ от договора в ходе реализации имущества, достаточно очевиден. Более интересной проблема становится в случае последовательного введения обеих процедур (или перехода от реализации имущества к реструктуризации долгов139). Поскольку п. 1 ст. 213.1 Закона о банкротстве предусмотрено субсидиарное

138  Решение АС Пермского края от 05.07.2017 по делу № А50-10330/2017.

139  Допущенного, например, судом первой инстанции в деле № А41-631/2016 (определение АС Московской области от 02.11.2016 о введении реструктуризации долгов было отменено постановле-

144

применение правил о конкурсном производстве к банкротству гражданина, и нужно согласиться с тем, что «по своим целям, содержанию, сроку и последствиям процедура реструктуризации долгов гражданина сопоставима с процедурами наблюдения… финансового оздоровления и внешнего управления (…в части полномочий финансового управляющего, например, по отказу от исполнения сделок должника). Процедура реализации имущества по целям, содержанию, сроку и последствиям сопоставима

спроцедурой конкурсного производства, по содержанию также сопоставима и с некоторыми мероприятиями процедуры внешнего управления»140, а также принять аргумент суда о том, что предоставленные финансовому управляющему права могут быть реализованы в любой процедуре банкротства гражданина, то, безусловно, право на отказ от невыгодного договора должника может осуществляться финансовым управляющим и в процедуре реализации имущества. В случае перехода от реализации имущества к реструктуризации долгов вопрос должен решаться по аналогии

сситуацией перехода от конкурсного производства к внешнему управлению: п. 4 ст. 146 Закона о банкротстве прямо допускает возможность заявления отказа внешним управляющим.

5. Частичный отказ от неисполненных договоров

Проблема частичного отказа от неисполненного договора, а также допустимости внесения в него изменений в одностороннем порядке в зарубежных правопорядках (в том числе Германии и США) решается достаточно единообразно: частичный отказ или внесение изменений не допускаются, решение об отказе от договора или его сохранении должно приниматься по принципу «все или ничего», или cum onere (со всеми выгодами и невыгодами).

Конкурсный управляющий вправе либо принять договор к исполнению в том виде, в каком он был заключен между должником и контрагентом141 (в этом случае все условия договора продолжают действовать в неизменном виде как для должника, так и для контрагента), либо полностью отказаться от его исполнения по причине экономической нецелесообразности для должника (в последнем случае возможно также предложить новый вариант договора с правом контрагента принять или отказаться от него, но по сути это будет уже другой договор, а не прежний).

Применение избирательного подхода (так называемого «cherry-picking») возможно только в отношении отдельных договоров целиком, но не их частей, иначе это нарушало бы тонкий баланс интересов должника и его контрагентов. Ф.Р. Вуд (Philip R. Wood) отмечает, что, разумеется, управляющий не вправе отказаться от уплаты цены товара

нием 10ААС от 26.12.2016, оставленным без изменения постановлением АС Московского округа от 29.03.2017, однако это связано, скорее, с фактическими обстоятельствами конкретного дела и не должно означать принципиальной невозможности перехода от реализации имущества к реструктуризации долгов).

140  Подмаркова А.С. Особенности банкротства индивидуального предпринимателя по сравнению с банкротством граждан и организаций // Правовое регулирование несостоятельности в России и Франции: Сборник статей / НИУ ВШЭ и университет Ниццы – Софии Антиполис. М.: Юстицинформ, 2016 (СПС «КонсультантПлюс»).

141  Kroth H. Op. cit. § 103. Rn. 57 (приводится по: Treatment of Contracts in Insolvency / D. Faber, N. Vermunt, J. Kilborn, K. van der Linde (eds.). P. 205–206); Kreft G. Op. cit. § 103. Rn. 41. S. 22–23.

145

и по-прежнему требовать его поставки или исключить арбитражную оговорку, не отказавшись от содержащего ее договора в целом142.

5.1. В Германии управляющий праве принять обязательства по договору в той форме и с тем содержанием, которые существуют в момент осуществления им выбора в пользу исполнения договора. В частности, должны быть исполнены дополнительные или гарантийные обязанности, сохраняется право на отказ от договора (независимо от того, предоставлено оно законом или договором), а те сроки, которые уже начали исчисляться, соразмерно продлеваются143.

В особых случаях некоторые обременительные для должника положения договора могут подвергаться иным формам контроля (в том числе судебного), в частности признаваться недействительными144. К ним относятся несправедливые общие условия сделок145, положения, являющиеся обходом закона146, и условия, недействительные по другим основаниям в соответствии с общими положениями обязательственного права.

Что касается условий о запрете уступки прав по неисполненному договору, то Положение Германии о несостоятельности в принципе не предусматривает их аннулирования (за исключением положений, влияющих на личные доходы физических лиц в части облегчения бремени оставшегося долга после банкротства147), однако общие нормы ГТУ148 не позволяют избежать такой уступки путем установления договорного запрета (исключение делается только для банковских кредитов).

5.2. В США управляющий или должник во владении даже при наличии в договоре условий, предусматривающих автоматическое прекращение договора, запрещающих или ограничивающих уступку в банкротстве, вправе принять решение о сохранении договора или уступке прав по нему (указанные ограничители не теряют своей силы и продолжают существовать в качестве договорных условий, но не подлежат принудительной реализации в банкротстве). Должник не вправе модифицировать или изменять условия неисполненного договора или неистекшей аренды. Тем не менее зачастую он имеет возможность диктовать свои условия, используя иные средства с целью «убедить» контрагента в необходимости изменения договора.

Например, если должник является арендатором по договору аренды, заключенному на длительный срок, он вполне может выговорить понижение арендной платы, поставив арендодателя перед выбором: сохранить договор на менее выгодных усло-

142  Wood Ph.R. Principles of International Insolvency (= The Law and Practice of International Finance Series. Vol. 1). 2nd ed. P. 424.

143  Ahrendt A. Op. cit. § 103. Rn. 30. S. 1103-1104.

144  Параграфы 129 и сл. Положения Германии о несостоятельности.

145  Параграфы 305 и сл. ГГУ устанавливают такие же ограничения в части несправедливых договорных условий для предпринимательских договоров, как и ст. 3 Директива 93/13/ЕЭС Совета ЕС от 5 апреля 1993 г. о нечестных условиях в потребительских договорах для договоров с потребителями.

146  Параграф 119 Положения Германии о несостоятельности. 147  Абзац 2 § 287 Положения Германии о несостоятельности. 148  Параграф 354a ГТУ.

146

виях или вовсе лишиться арендатора и получить только необеспеченное реестровое требование к нему149.

5.3. В свете описанного выше подхода уместно также рассмотреть такой аспект допустимости отказа от исполнения договоров должника, как отказ от нескольких сделок, заключенных как самостоятельные, но тем не менее представляющих собой единую сделку. В российской правоприменительной практике, сложившейся к настоящему моменту, подобные случаи редки, однако судебные акты, выносимые по результатам их рассмотрения, демонстрируют, что суды не всегда верно толкуют возможности, предоставленные ст. 102 Закона о банкротстве.

В деле № А56-34713/2015 судами оценивалась возможность отказа от исполнения соглашений об обратной уступке прав (требований), заключенных одновременно с первоначальными договорами уступки.

Банком «Таврический» были уступлены Банку инвестиций права (требования) по кредитным договорам с рядом заемщиков. Также между банками были заключены соглашения, по условиям которых Банк инвестиций при наступлении определенных событий, в том числе в случае просрочки заемщиками платежей, получил право возвратить Банку «Таврический» права (требования) по кредитным договорам. Поскольку заемщиками были просрочены платежи по кредитным договорам, Банк инвестиций уведомил Банк «Таврический» о реализации предусмотренного соглашениями права на обратную уступку прав (требований) и потребовал их оплаты.

В связи с назначением в Банке «Таврический» временной администрации (в лице АСВ) представитель последней заявил об отказе от исполнения обязательств по соглашениям, поскольку оно препятствовало бы восстановлению платежеспособности Банка «Таврический» и могло повлечь за собой для него убытки по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах. Банк инвестиций обратился с иском к Банку «Таврический» о признании односторонних отказов от исполнения соглашений недействительными, а Банк «Таврический» заявил встречный иск о признании недействительными самих соглашений, как заключенных председателем правления в отсутствие одобрения кредитного комитета и не учтенных в отчетности Банка «Таврический».

Решением суда первой инстанции первоначальный иск удовлетворен со ссылкой на определение ВС РФ от 17.05.2016 № 307-ЭС15-18994, а также на то, что «не представлено доказательств того, что исполнение Соглашений с истцом могло привести к возникновению убытков у ответчика. …Банку «Таврический» (ОАО) предоставлена финансовая помощь в виде займа…

…Требования по оспариваемым соглашениям не могли повлиять на восстановление платежеспособности Банка, и следовательно, отказы от их исполнения являются неправомерными»150. В удовлетворении встречного иска отказано, поскольку Банк

149  Epstein D.G. Bankruptcy (including BAPCPA): 21st Century Debtor-Creditor Law. 2nd ed. Thomson; West, 2006. P. 227.

150  Решение АС г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 11.08.2016 по делу № А5634713/2015.

147

инвестиций не мог знать об установленных положением о кредитном комитете Банка «Таврический» ограничениях полномочий председателя правления.

Судом апелляционной инстанции указанное решение отменено, в удовлетворении первоначального иска отказано, встречный иск удовлетворен. Суд пришел к выводу о том, что «спорные соглашения, принимая во внимание их стоимость… а также финансовое положение заемщиков по кредитным договорам, безусловно препятствовали восстановлению платежеспособности ответчика, что прямо следовало из его финансового положения.

В результате заключения спорных соглашений на условиях, изложенных в данных соглашениях, ответчик приобретал неликвидную задолженность и, кроме того, был обязан сформировать по указанным задолженностям резервы. <…> Так как у Банка отсутствовали денежные средства для формирования резервов, соответствующие обязательства не могли быть исполнены в случае выполнения спорных соглашений.

Таким образом, исполнение соглашений с истцом могло привести к необходимости увеличения финансовой помощи, необходимой Банку для восстановления платежеспособности.

При указанных обстоятельствах действия временной администрации по отказу от исполнения спорных соглашений полностью соответствовали положениям статей 189.39 и 102 Закона о банкротстве»151. Также суд обратил внимание на ошибочность ссылки суда первой инстанции на правовую позицию, изложенную в определении ВС РФ от 17.05.2016 № 307-ЭС15-18994, поскольку «позиция применима исключительно к безвозмездным сделкам, дает толкование о невозможности отказа от исполнения сделки банковской гарантии – обеспечительной, безвозмездной, односторонней.

Между тем, спорные сделки, от исполнения которых отказался представитель временной Администрации, не являются ни безвозмездными, ни обеспечительными, ни односторонними.

Коллегия судей не может согласиться с истцом, утверждающим, что спорные сделки являются сделками, обеспечивающими исполнение обязательства».

Суд кассационной инстанции поддержал решение апелляционного суда, согласившись с ним в том, что «исполнение по Соглашениям препятствует восстановлению платежеспособности должника» и что позиция Верховного Суда РФ «касается отказа временной администрацией банка от исполнения безвозмездной сделки – банковской гарантии, которая является одним из видов обеспечения исполнения обязательств по иной сделке кредитной организации. В настоящем же деле предметом спора является отказ от договоров цессии – сделок, не отвечающих указанным выше признакам» 152.

151  Постановление 13ААС от 29.12.2016 по делу № А56-34713/2015.

152  Постановление АС Северо-Западного округа от 12.05.2017 по делу № А56-34713/2015.

148

При вынесении перечисленных судебных актов суды сосредоточились на таких критериях допустимости отказа от исполнения договоров должника, как препятствие к восстановлению его платежеспособности и отсутствие обеспечительного и безвозмездного характера сделок. Вместе с тем судами не было уделено внимания двум весьма важным обстоятельствам:

1)противоречивости поведения ответчика (Банка «Таврический»), заявившего сначала об отказе от исполнения соглашений (т.е. тем самым по существу признавшего их действительными), а затем о недействительности соглашений;

2)наличию между первоначальными договорами уступки и соглашениями об обратной уступке тесной связи, позволяющей рассматривать их в качестве единой сделки, направленной на достижение общей экономической цели.

В контексте поиска критериев допустимости отказа от исполнения договоров должника интерес представляет, безусловно, второе обстоятельство.

Ни Закон о банкротстве, ни правоприменительная практика не устанавливают какихлибо ограничений на отказ от договора, являющегося не самостоятельной сделкой, правовые последствия которой сами по себе представляют интерес для сторон, а лишь частью более масштабной (включающей себя и иные соглашения) сделки, ценность которой обеспечивается ее комплексным исполнением. Подобный подход недостаточно гибок. В случае установления между сделками неразрывной связи и общей экономической цели более справедливым является предоставление управляющему возможности отказаться лишь от сделки целиком, но не от отдельных ее составляющих. Возможность же отказа от всей сделки, в свою очередь, должна оцениваться исходя из объема исполненного по ней сторонами к моменту отказа и итогового экономического результата.

Врассматриваемом деле это означало бы, что первоначальные договоры уступки и соглашения об обратной уступке должны рассматриваться как единая сделка, в рамках которой первые не были бы заключены в отсутствие вторых. При этом часть сделки исполнена обеими сторонами (права (требования) по первоначальным договорам уступки переданы цессионарию и оплачены им), а часть – полностью исполнена одной стороной (права (требования) по соглашениям об обратной уступке возвращены цеденту на основании заявления цессионария, но не оплачены цедентом). В таких обстоятельствах временная администрация Банка «Таврический» (цессионария) не имела права отказываться от исполнения соглашений об обратной уступке независимо от их невыгодности для должника.

Вделах № А43-19978/2014 и № А43-19982/2014 суды трех инстанций признали неправомерным отказ временной администрации банка от исполнения второй части (обратного выкупа инвестиционных паев ЗПИФ) заключенного с негосударственным пенсионным фондом договора репо. Решение судов в конкретной ситуации оказалось верным, однако в его основу было положено лишь то, что «суд установил, что уведомление об отказе от договора… не соответствует закону (статье 102 Закона банкротстве), поскольку ответчик не доказал, что сделка по выкупу акций препятствуют восстановлению платежеспособности должника или повлечет за собой убытки для должника по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых

149

обстоятельствах, в связи с чем обоснованно признал недействительной сделкой заявление об отказе… от исполнения договора…»153.

Такая мотивировка выглядит неполной, поскольку в данном случае нужно констатировать наличие даже не единой цели, на достижение которой направлено совершение различных сделок, а единственной сделки, исполнявшейся с разных сторон в рамках заемного отношения (первая часть договора репо должна расцениваться как предоставление займа, вторая – как его возврат). Следовательно, отказ от исполнения второй части договора репо недопустим, равно как недопустим отказ заемщика от возврата предоставленного займа, по той причине, что такой договор уже не является неисполненным.

5.4. Еще одной проблемой, стоящей перед правоприменительной практикой, является соотношение права управляющего на отказ от договора (на основании ст. 102 Закона о банкротстве) и возможности одностороннего немотивированного отказа от договора, предоставленной самим договором, в том числе при условии внесения платы за такой отказ (п. 3 ст. 310 ГК РФ).

Решение проблемы уже в 2016 г. выработано Верховным Судом РФ и заключается в том, что если право на односторонний отказ от исполнения обязательства установлено императивной нормой, то включение в договор условия о выплате денежной суммы в случае осуществления стороной этого права не допускается (п. 1 ст. 422 ГК РФ). Такое условие договора является ничтожным, поскольку оно противоречит существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства (п. 2 ст. 168 и ст. 180 ГК РФ)154. Распространяя эту идею на отказ от договора должника на основании ст. 102 Закона о банкротстве, правильнее исходить, однако, не из ничтожности условия о плате за отказ, а из его неприменимости в случае банкротства, поскольку ничтожность означала бы невозможность его реализации и в добанкротный период, что было бы явно несправедливым (в отсутствие банкротства никакой императивной нормы таким условием не нарушается).

Вместе с тем нижестоящие суды ошибочно допускают возможность применения договорного условия о плате за отказ и в случаях отказа от договора на основании ст. 102 Закона о банкротстве.

В деле № А40-166251/2016 судом первой инстанции предпринята попытка обосновать невозможность взимания платы за отказ (в виде удержания обеспечительного депозита) тем, что отзыв лицензии у банка-арендатора и, как следствие, попадание его в банкротство являются обстоятельством непреодолимой силы, которое арендатор не мог ни предвидеть, ни предотвратить, ни принять в расчет при заключении договора, в то время как договором на случай действия непреодолимой силы предусмотрено освобождение от ответственности за неисполнение обязательств. Плата за отказ при этом была названа судом «по своей правовой природе… мерой ответственности,

153  Постановления АС Волго-Вятского округа от 26.08.2015 по делу № А43-19978/2014 и от 04.09.2015 по делу № А43-19982/2014.

154  Абзац 2 п. 15 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении».

150

к которой применительно к процедуре банкротства истец не может быть привлечен ответчиком в одностороннем порядке…»155.

Таким образом, правильное по существу решение о неприменении условия о плате за отказ от договора принято с абсолютно неверным обоснованием. Однако судами апелляционной и кассационной инстанций допущена не менее серьезная ошибка – признание правомерности взимания платы за отказ от договора, заявленный на основании ст. 102 Закона о банкротстве. Пересматривая и отменяя решение суда первой инстанции, апелляционный суд со ссылкой на свободу договора указал, что «вывод суда первой инстанции о том, что у банка была отозвана лицензия на осуществление банковской деятельности, что является форс-мажорным обстоятельством, освобождающим его от исполнения обязательства перед арендодателем, не состоятелен.

Поскольку между сторонами достигнуто соглашение о том, что в связи с досрочным расторжением договора арендодатель имеет право на удержание обеспечительного взноса, апелляционный суд соглашается с тем, что денежная сумма, составляющая обеспечительный взнос в установленном в договоре размере, должна перейти в собственность арендодателя, неосновательное обогащение с его стороны в указанном случае не доказано»156.

Поддерживая указанное постановление, суд кассационной инстанции добавляет, что, «заключая договор аренды в целях реализации принципа свободы договора, арендодатель и арендатор предусмотрели в нем условие об ответственности за досрочное расторжение договора в виде удержания 50% обеспечительного депозита… в качестве штрафа; доказательства, свидетельствующие о том, что данное условие было включено в договор под влиянием обмана или принуждения, не представлены…»157.

В деле № А40-166768/2016 Арбитражный суд Московского округа (принимая постановление практически в то же время и в составе, в который входили два из трех судей состава, принявшего постановление по предыдущему делу) поддерживает возможность взимания платы за отказ: «право на односторонний отказ от исполнения обязательства, связанного с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности может быть обусловлено по соглашению сторон необходимостью выплаты определенной денежной суммы другой стороне обязательства, при этом в данном случае стороны при заключении договора определили сумму компенсации, которая должны быть выплачена одной из сторон при отказе от договора, и договор, содержащий спорное условие, подписан сторонами без замечаний и возражений со стороны арендатора…»158.

Таким образом, правоприменительная практика допускает грубую ошибку в вопросе соотношения императивного права на отказ от договора должника, предоставленного управляющему ст. 102 Закона о банкротстве, и договорного условия о взимании платы за реализацию возможности одностороннего отказа от договора. Очевидно,

155  Решение АС г. Москвы от 26.12.2016 по делу № А40-166251/2016.

156  Постановление 9ААС от 04.04.2017 № 09АП-7321/2017 по делу № А40-166251/2016. 157  Постановление АС Московского округа от 03.07.2017 по делу № А40-166251/2016. 158  Постановление АС Московского округа от 13.07.2017 по делу № А40-166768/2016.

152

с ИП Проценко П.А., а направлен на восстановление платежеспособности должника и предотвращение возникновения у должника убытков по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах.

Из материалов дела не усматривается воля сторон на удержание депозита в случае, если отказ от исполнения договора заявлен специальным субъектом в порядке статей 102, 189.39 Закона о банкротстве».

Причисление конкурсного управляющего к «специальному субъекту, наделенному специальными полномочиями» никак не отражает правовой природы отношений между управляющим и должником. Безусловно, отказ от договоров заявлен самим должником в лице его законного представителя – конкурсного управляющего (АСВ), который воспользовался императивно предоставленным ему законом правом. Вопрос о статусе конкурсного управляющего по отношению к должнику выходит за рамки предмета настоящей статьи, но детальное представление о нем можно почерпнуть из докторской диссертации В.А. Рясенцева160, который указывает, что «органы конкурса действуют фактически от имени должника (а нередко это прямо указано в законе), объем их полномочий установлен соответствующими постановлениями, права и обязанности из сделок, заключенных ими, возникают для должника»161.

А.В. Егоров также полагает, что «адекватное действительности объяснение статуса арбитражного управляющего (объяснение, равно охватывающее внешнего и конкурсного управляющего) может быть предложено с использованием конструкции представительства… <…>

<…>

…По своей природе внешний управляющий является законным представителем должника…»162 и что «эта теория позволяет объяснить, почему правовые последствия действий, совершаемых конкурсным управляющим, возникают для должника…»163.

160  Рясенцев В.А. Представительство в советском гражданском праве. Том II // Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М.: Статут, 2006. С. 377–392.

161  Там же. С. 384.

162  Егоров А.В. Реабилитационные процедуры в деле о банкротстве // Денисов С.А., Егоров А.В., Сарбаш С.В. Реабилитационные процедуры в деле о банкротстве: Постатейный комментарий к главам V, VI, VIII Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». М.: Статут, 2003. С. 30, 31. Другими авторами также поддерживается точка зрения на конкурсного управляющего как представителя должника (см., например: Дорохина Е.Г. Арбитражное управление в системе банкротства: Монография. М.: Новый индекс, 2008 (СПС «КонсультантПлюс»); Космачева Т.К. Обеспечительные восстановительные мероприятия на этапе внешнего управления // Юрист. 2010. № 4. С. 40–46 (СПС «КонсультантПлюс»)).

163  Егоров А.В. Комментарий к делу «Конкурсный управляющий ООО «Удмуртский промышленностроительный банк» против ООО «Можгинский мясокомбинат» о возбуждении дела о банкротстве // Правовые позиции Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: Избранные постановления за 2007 год с комментариями / Под ред. А.А. Иванова. М.: Статут, 2012. С. 135.