учебный год 2023 / RSHCHP-1-2018-4 С Громов приобретение и предоставление предмета лизинга

97

Указанные задачи представляется правильным начинать решать со второй. Вначале нужно определить, следует ли:

1)признать за лизингополучателем в конечном счете ряд прав и обязанностей, которые он будет осуществлять и исполнять в отношении продавца непосредственно от собственного имени, или, напротив,

2)обойтись конструкциями вроде представительства и возложения (ст. 313 и 403 ГК РФ), когда лизингополучатель будет для продавца не обязанным или управомоченным лицом в ряде правовых связей, а лишь тенью истинного и полноценного покупателя – лизингодателя.

Второй вариант решения этой задачи неприемлем. С одной стороны, он лишает носителя интереса основного инструмента его реализации – субъективного права. С другой стороны, этот вариант без какой-либо потребности в усложнении заставляет прибегать по существу к использованию фикции, состоящей в том, что носителем прав и обязанностей объявляется одно лицо (лизингодатель), а их фактическое осуществление во всех случаях должно отвечать воле и интересам, а также совершаться силами другого лица (лизингополучателя).

Поэтому более оптимальным представляется первое решение – наделить непосредственно лизингополучателя правами и обязанностями, необходимыми для реализации его интересов в отношениях с продавцом.

Порядок наделения лизингополучателя правами и обязанностями покупателя

Предложенное выше решение не дает ответов на все вопросы. Ключевой из них – каким образом (в результате какого юридического факта или системы (состава) юридических фактов) лизингополучатель приобретает ряд прав и обязанностей, которые в рамках традиционной модели купли-продажи закрепляются за покупателем?

Следование классическим образцам предполагает, что изначально весь комплекс прав и обязанностей покупателя из договора купли-продажи возникает в лице лизинговой компании, а уж она для закрепления ряда прав и обязанностей за лизингополучателем совершает в его пользу уступку части прав и перевод на него части обязанностей.

И вот здесь возникает вопрос: если это нужно будет делать пусть не во всех, но в подавляющем большинстве лизинговых операций, зачем всякий раз возлагать на ее участников бремя несения трансакционных издержек, связанных с совершением цессии и делегации?

Цессия и делегация суть распорядительные сделки. У сделок в нормальном гражданском обороте есть важная миссия – служить юридическим фактом, состоящим в волеизъявлении, которое одновременно воплощает автономию воли и служит импульсом к достижению правового эффекта, заключающегося в возникновении, изменении или прекращении прав и обязанностей.

98

Если формулировать проще, то сделка нужна тогда, когда никто (даже законодатель), кроме ее участников, не может – без нарушения принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела (п. 1 ст. 1 ГК РФ) – решить, что у определенного субъекта оборота должны возникнуть определенные права и обязанности.

Рассматриваемый здесь случай – совершенно не такой. Здесь на основе обобщения четвертьвекового опыта развития отрасли представляется ясным, что у лизингополучателя должны быть определенные права и обязанности, в обычной ситуации принадлежащие покупателю, а у лизингодателя их, напротив, быть не должно.

Коль скоро это ясно, то зачем юридический состав, приводящий к достижению нужного эффекта, отягощать дополнительным юридическим фактом – распорядительной сделкой?

Ведь что за собой повлечет включение в механизм правового регулирования этого элемента? На совершение сделки у представителей обеих сторон должны быть надлежащие полномочия, на перевод обязанностей (например, по принятию товара13, по его приемке на ответственное хранение) нужно получать согласие управомоченного лица – продавца, к такому согласию будут применяться правила об односторонних сделках, включая опять же необходимость наличия у представителя продавца полномочий. Отсутствие полномочий повлечет сложности с признанием сделок совершенными не участниками лизинговых операций, а представителями, вышедшими за пределы полномочий (п. 1 ст. 183 ГК РФ). Во избежание этих сложностей сторонам нужно будет заняться проверкой полномочий, тогда как в редких доверенностях даже руководящим работникам субъектов лизинга такие полномочия указываются отдельно. У неисправного продавца при уступке лизингодателем прав лизингополучателю всегда будет соблазн выразить сомнение в действительности уступки. На перевод обязанностей продавцы будут давать согласие «со скрипом» – больше из вредности, чем ввиду разумных мотивов.

Кроме того, совершение сделок там, где порождаемый ими эффект может быть достигнут и без них, приведет к необходимости соблюдения требований к форме и возможности применения правил об оспаривании.

Дальше – больше. Встанет вопрос о возмездности уступки, характере и соразмерности встречного предоставления, подозрении на дарение, рисках признания ничтожными по мотивам нарушения запрета дарения.

И вся эта нагрузка, и все эти риски – без какого-либо выигрыша в эффективности регулирования отношений и тем более в эффективности хозяйственной деятельности участников лизинговых операций!

Кроме того, если необходимые именно лизингополучателю права закрепляются за ним не прямым указанием закона в связи с его статусом в лизинговой операции,

13  Обязанность покупателя принять товар имеет все признаки кредиторской (п. 1 ст. 406 ГК РФ), но по букве закона урегулирована практически как содержание полноценного обязательства: право продавца потребовать от покупателя принять товар выглядит как частный случай присуждения к исполнению обязанности в натуре (абз. 8 ст. 12, п. 1 ст. 308³ ГК РФ).

99

а уступаются лизингодателем, то по общему правилу они уступаются бесповоротно. В случае расторжения договора лизинга для возврата прав лизингодателю потребуется их уступка лизингополучателем, на что рассчитывать в ходе конфликтного этапа лизинговой операции, как правило, не приходится. Между тем в данной ситуации (т.е. при расторжении договора лизинга) представляется правильным вернуться – также автоматически – к классической модели купли-продажи, в которой фигура лизингополучателя игнорируется, а вся совокупность прав и обязанностей покупателя оказывается у лизингодателя.

Какие-то из этих проблем будут решаться включением в стандартные или примерные формы договоров шаблонных формулировок, которые помогут заранее благословить такие уступки прав и переводы обязанностей. А ведь это было бы похоже на ситуацию с первоначальной редакцией ст. 317¹ ГК РФ, когда все участники оборота стали включать во все свои договоры условие о том, что к отношениям из данной сделки правила указанной статьи не применяются: тотальное отторжение оборотом этой нормы стало явным подтверждением ее, мягко говоря, недостаточной продуманности.

И все эти сложности – по существу в отсутствие какой бы то ни было потребности в волеизъявлении, поскольку необходимость изъятия ряда прав и обязанностей покупателя у лизингодателя и их закрепления за лизингополучателем диктуется логикой лизинговой операции и соотношением интересов ее участников.

Таким образом, в законе следует учесть особенности интересов сторон лизинговой операции, установив, что непосредственно в силу заключения договора лизинга и связанного с ним договора купли-продажи на долю лизингодателя причитается та часть правового статуса покупателя, которая связана с обязанностью оплатить товар, являющийся предметом лизинга, с получением титула собственника и с контролем за действием договора, включая право на отказ от него. Все остальные права и обязанности (включая кредиторские и информационные), которые обычно образуют правовой статус покупателя, разумно признать за лизингополучателем.

Само собой разумеется, что предложенное правило должно быть диспозитивным, дабы участники лизинговой операции могли распределить права и обязанности более тонко, а самые отчаянные затейники могли, например, реализовать идею с уступками прав и переводом обязанностей.

Представляется правильным все гражданско-правовое регулирование лизинга в рамках посвященной ему главы (как предполагается) разд. IV ГК РФ с юридикотехнической точки зрения построить по модели регулирования бербоут-чартера. В содержащей правила о нем гл. XI КТМ РФ сразу после дефиниции указывается: «Правила, установленные настоящей главой, применяются, если соглашением сторон не установлено иное» (ст. 212). При необходимости закрепить сверхимперативное правило можно прибегнуть к приему, использованному в § 3 «Залог» гл. 23 ГК РФ, – точечно указать на недопустимость и ничтожность отступлений от предписаний отдельных норм.

Решение, подобное изложенному (в части распределения прав и обязанностей), по большому счету уже закреплено в действующей редакции правил о лизинге.

100

Так, лизингодатель обязан уведомить продавца о том, что имущество предназначено для передачи его в финансовую аренду определенному лицу (лизингополучателю) (ст. 667 ГК РФ). Исполнение лизингодателем этой информационной обязанности служит предпосылкой комфортного взаимодействия продавца с лизингополучателем непосредственно.

Скорее гипотетический, нежели практический интерес (ввиду почти тотального соблюдения ст. 667 ГК РФ) может представлять ситуация, когда лизингодатель нарушает информационную обязанность уведомить продавца о том, что имущество предназначено для передачи его в финансовую аренду.

Один из возможных подходов к определению последствий такого нарушения может состоять в признании за продавцом возможности отказать лизингополучателю в удовлетворении его требований с последующим обращением лизингополучателя к лизингодателю и возложением на последнего бремени исполнения притязаний лизингополучателя.

Другой подход заключается в обязании продавца по получении подтверждения от лизингодателя удовлетворить притязания лизингополучателя с последующим возмещением за счет лизингодателя всех убытков продавца, обусловленных изначальной неосведомленностью о лизинговой цели приобретения товара.

Более обоснованным представляется второй вариант, поскольку, с одной стороны, он приводит к достижению нужной хозяйственной цели с меньшими суммарными издержками, а с другой – соответствует традиционным представлениям о последствиях нарушения информационной обязанности, заключающихся в возложении на нарушителя (в данном случае – лизингодателя) обязанности возместить убытки потерпевшего (в данном случае – продавца, ибо именно он является носителем права, которое корреспондирует нарушенной информационной обязанности).

В свете рассматриваемой нормы далее логично устанавливается, что арендатор (лизингополучатель) имеет права и несет обязанности, предусмотренные Кодексом для покупателя, кроме обязанности оплатить имущество, являющееся предметом договора финансовой аренды, как если бы он был стороной договора купли-продажи, однако арендатор (лизингополучатель) не может расторгнуть договор купли-продажи с продавцом без согласия арендодателя (лизингодателя) (абз. 1 п. 1 ст. 670 ГК РФ).

Последняя оговорка иногда интерпретируется как невозможность расторжения договора купли-продажи без согласия лизингодателя даже в судебном порядке. Такое толкование является неверным. В системе гражданского права принципиально не может быть договора, который нельзя было бы расторгнуть в судебном порядке ввиду возражений против расторжения одной из сторон.

В отношениях с продавцом арендатор и арендодатель выступают как солидарные кредиторы (абз. 2 п. 1 ст. 670 ГК РФ).

Само имущество, являющееся предметом договора финансовой аренды, передается продавцом непосредственно арендатору (лизингополучателю) в месте нахождения последнего (п. 1 ст. 668 ГК РФ).

101

В момент передачи имущества лизингополучателю к нему переходит риск случайной гибели или случайной порчи актива (ст. 669 ГК РФ). Это положение является специальным как по отношению к общей норме о несении подобного риска собственником (ст. 211 ГК РФ), так и по отношению к правилу о переходе риска от продавца к покупателю (ст. 459 ГК РФ).

Последние два правила (о передаче имущества и о переходе риска) являются диспозитивными, что представляется логичным. Вместе с тем они применяются, если иное не предусмотрено договором лизинга, тогда как затрагивают интересы продавца, не являющегося стороной этого договора. В свете относительного характера обязательств (п. 3 ст. 308 ГК РФ) видится более обоснованным содержание диспозитивного законодательного регулирования заменять договорным на основании соглашения всех трех участников лизинговой операции.

Солидаритет

В приведенном комплексе норм серьезное сомнение вызывает лишь одна норма – о солидаритете лизингодателя и лизингополучателя в требованиях к продавцу (абз. 2 п. 1 ст. 670 ГК РФ). С одной стороны, у этой нормы есть важный эффект, значение которого трудно переоценить: из нее разумно и справедливо следует, что во всех обязательствах, связанных с передачей имущества лизингополучателю, лизингодатель (в отличие от обычной аренды) является не должником лизингополучателя, а таким же, как и сам лизингополучатель, кредитором.

Из этого в свою очередь следует, что лизингополучатель по общему правилу не вправе предъявлять лизингодателю какие-либо требования, связанные с нарушением этих обязательств.

Исключение составляют случаи, когда:

1)имущество, являющееся предметом договора финансовой аренды, не передано арендатору (лизингополучателю) в срок, если просрочка допущена по обстоятельствам, за которые отвечает арендодатель (лизингодатель) (п. 2 ст. 668 ГК РФ);

2)ответственность за выбор продавца лежит на арендодателе (лизингодателе) (п. 2 ст. 670 ГК РФ).

С другой стороны, норма о солидаритете отсылает к правилам ст. 326 ГК РФ, применение которых к лизингу не является правильным. Распределению интересов участников лизинговой операции более соответствовало бы более конкретное распределение отдельных прав и обязанностей покупателя между лизингодателем и лизингополучателем.

Кроме того, установление солидаритета создает иллюзию возможности предоставления продавцом как должником любому из кредиторов суррогата взамен надлежащего исполнения и прекращения обязательства при принятии такого суррогата любым из солидарных кредиторов. Такое развитие событий может вступить в очевидное противоречие с основными интересами сторон договора лизинга, а потому не должно

104

Например, первичный рынок легковых автомобилей выстроен производителями таким образом, что у автосалона (продавца) практически никогда нет права собственности на товар (автомобиль, находящийся в салоне и своим местоположением создающий у приобретателей иллюзию наличия у салона распорядительной власти) до того момента, пока салон не получит его полную цену от покупателя и не уплатит ее производителю (импортеру). Таким образом, производитель (импортер) полностью перекладывает риск неисправности с автосалона на покупателя.

Еще одна широко распространенная ловушка для лизингодателя и лизингополучателя – это приобретение товара у продавца-посредника, когда товар (в большинстве случаев – оборудование) изготавливается производителем на заказ в ходе лизинговой операции, а продавец-посредник расплачивается за актив с производителем денежными средствами, полученными от лизингодателя. В такой конструкции продавец настаивает на внесении основной части цены имущества «по получении уведомления о готовности товара к отгрузке на заводе-изготовителе». В лучшем случае оплату можно поставить в зависимость от демонстрации лизингодателю или лизингополучателю готового оборудования, однако и этот прием не спасает от риска того, что платеж лизингодателя продавцу-посреднику уйдет от последнего «налево» либо оборудование не будет отгружено производителем или не будет доставлено продавцом-посредником по иным причинам.

Более того, даже когда салон, получив цену и уплатив ее производителю, наконец-то становится собственником автомобиля, последний зачастую оказывается заложенным производителю либо банку, кредитующему производителя или салон. Особую пикантность всей этой истории придает установление на часть товаров залога, в отношении которого из записи в залоговом реестре на сайте Федеральной нотариальной палаты нередко нельзя с определенностью понять, идет ли речь о практически несмываемом «тотальном» залоге (абз. 2 п. 2 ст. 339 ГК РФ) или о залоге товаров в обороте (ст. 357 ГК РФ).

И даже если по реестру видна запись об «обычном» залоге, лизингодатель оказывается перед дилеммой: оплачивать имущество или приостановить исполнение обязательства по оплате до прекращения залога и исключения залоговых записей из реестра.

Представляется, что выявление в ходе исполнения договора залоговых записей в реестре в отношении еще только подлежащего оплате и передаче товара нельзя считать наличным нарушением обязательств продавца (абз. 2 п. 1 ст. 460 ГК РФ), однако вполне можно квалифицировать в качестве предвидимого нарушения (абз. 1 п. 2 ст. 328 ГК РФ).

При этом сам факт предоставления покупателю права требовать расторжения договора купли-продажи при выявлении прав третьих лиц на товар (абз. 2 п. 1 ст. 460 ГК РФ) свидетельствует о признании законодателем подобного нарушения существенным (подп. 1 п. 2 ст. 450 ГК РФ).

На основании правила о приостановке встречного исполнения ввиду предвидимого существенного нарушения обязательств продавцом за любым покупателем следует признать право приостановить исполнение обязательства по оплате товара и даже отказаться от договора (абз. 1 п. 2 ст. 328 ГК РФ).