Экзамен зачет учебный год 2023 / Talalaev_Pravo_mezhdunarodnykh_dogovorov-1

ется действительным, поскольку он не является недействительным», на что указали многие члены комиссии 1.

В результате на XVII и XVIII сессиях была принята новая формулировка ст. 30, ставшей ст. 39, в которой говорилось: «ДейJ ствительность договора может оспариваться только на основе приJ менения настоящих статей. Договор, недействительность которого установлена на основании настоящих статей, является ничтожным

(void)».

Как видно, эта статья носила общий характер, устанавливая презумпцию действительности всех международных договоров, за исключением тех, которые являются недействительными. В ней не имелось в виду устанавливать конкретные последствия недействиJ тельности: этим вопросам были посвящены специальные статьи. ГлавJ ная задача ее состояла в том, чтобы увязать действительность с обязательной силой международного договора, принципом pacta sunt servanda, и в этом отношении она представляла собой шаг вперед по сравнению с прежней формулировкой.

Не случайно на Венской конференции ст. 39 как ключевая в концепции действительности, выраженной в проекте Комиссии межJ дународного права, подверглась ожесточенным нападкам западных государств. Роль основной ударной силы против нее должны были сыграть швейцарские поправки. В них предлагалось заменить терJ мин «действительность» терминами «признание недействительносJ ти» или «оспаривание» международного договора и так же назвать весь разд. 2 ч. V проекта. В то же время исключалось важное положеJ ние проекта ст. 39, что «договор, недействительность которого устаJ новлена, является ничтожным».

Таким образом, швейцарские поправки коренным образом меJ няли подход к проблеме действительности, подрывали всю систему проекта, выработанного Комиссией международного права. Они исJ ключали из него понятие «абсолютная недействительность», или «ничтожность», международного договора и сводили все случаи неJ действительности к относительной недействительности, или оспаJ риванию, в то время как проект в ст. 48, 49 и 50 для противоправных договоров устанавливал абсолютную недействительность договоров ab initio. Принятие швейцарских поправок означало бы, что договоJ ры, заключенные под влиянием принуждения или в нарушение норм

1 Doc. A/CN.4/SR.823. Р. 8–9.

jus cogens, были бы поставлены по своим последствиям в то же положение, что и договоры, заключенные, скажем, под влиянием ошибки или в нарушение полномочий представителем государства, с чем никак нельзя было согласиться и на что указала советская делегация на конференции 1. Статья 39 создавала определенные гаJ рантии законности в международных отношениях, что препятствоJ вало попыткам сильных империалистических держав диктовать усJ ловия договоров более слабым партнерам — развивающимся странам Африки, Азии и Латинской Америки.

Не случайно швейцарские поправки встретили единодушное одобрение западных государств. Основное внимание при обсуждеJ нии этого вопроса они сосредоточили на необходимости установлеJ ния международной обязательной юрисдикции, посредством котоJ рой должна устанавливаться недействительность международных договоров во всех случаях. Это было второй важной целью швейJ царских, а также перуанских и австралийских поправок, согласно которым материальное понятие «действительность» заменялось проJ цессуальной формой, процедурой, посредством которой должна опJ ределяться недействительность. Авторы поправок этого не скрываJ ли. Швейцарский представитель так и заявил, что «оспаривание означает процедуру, которая должна осуществляться одним или больJ шим числом беспристрастных органов». До тех пор пока такая проJ цедура не начата, договор, по мнению авторов поправок, должен считаться действительным. Приводились разные аргументы в пользу поправок. Швейцарский представитель говорил, что недействительJ ных договоров меньшинство, что нужно заботиться о стабильности договорных отношений. Представители США, Англии, Франции, Швеции, Италии, Японии, Австралии и других западных стран говоJ рили о необходимости процессуальных гарантий, которые якобы не предоставляет ни ст. 39, ни ст. 62. Указывали на противоречия между первым и вторым предложениями п. 1 ст. 39. Все эти доводы были необоснованными, что было убедительно показано в выступлеJ ниях представителей социалистических, а также многих развиваюJ щихся государств Африки, Азии и Латинской Америки.

В результате обсуждения на Венской конференции поправки Швейцарии, Перу и другие, им подобные, были отклонены. По устJ

1 См.: United Nations Conference on the Law of Treaties. First Session. N.Y., 1969. Р. 220–221.

3. Венская конвенция ограничивает основания недействительJ ности (и прекращения) международных договоров рамками статей конвенции. Иначе говоря, основания для недействительности (и прекращения), предусмотренные в ч. V, являются исчерпывающиJ ми. Это также укрепляет принцип стабильности международных договоров, так как исключает возможность произвольного прекраJ щения или объявления недействительными договоров.

4. Статья 42 конвенции проводит четкое разграничение между действительностью договоров (п. 1) и действием договоров (п. 2) и разграничивает основания недействительности и прекращения межJ дународных договоров. Это подтверждает положение, высказанное многими представителями государств на Венской конференции, в том числе делегатом Советского Союза, что не всякий международJ ный договор, который вступил в силу и не прекратился, юридически обязателен, а лишь законный договор. Нераспространение на недейJ ствительные договоры принципа pacta sunt servanda не только не ослабляет, но, напротив, укрепляет этот принцип.

3.Действительность международного договора

иделимость его положений

При рассмотрении вопросов действительности международных договоров иногда возникает вопрос о делимости договорных полоJ жений. Этот вопрос мало разработан в теории международного праJ ва1. На Венской конференции он вызвал много споров.

Некоторые западные государства, особенно Англия и ФинлянJ дия, добивались безграничного применения принципа делимости ко всем случаям противоправных договоров. Их поправки предусматJ ривали исключение из конвенции ссылок на недопустимость делиJ мости в случаях, когда международные договоры противоречат норJ мам jus cogens. Другие государства, напротив, пытались вообще исключить принцип делимости в случаях недействительности догоJ воров. Эту цель преследовала поправка Аргентины. Противники принципа делимости ссылались на то, что он якобы разрушает целоJ стность соглашения в международном договоре и подрывает принJ цип pacta sunt servanda.

1 См.: Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956. Кн. 2. Гл. XV;Оппенгейм Л. Международное право. Т. I. П/т. 2. С. 466–467; Щерба Г.А. Делимость положений международного договора в случае его неделимости // В кн.: СЕМП, 1977, М., 1979.

Обе позиции являются крайними и ошибочными.

Как справедливо отмечали юристы ГДР И. Кирстен и М. КемJ пер, проблема делимости договорных постановлений имеет много общих черт с проблемой оговорок к многосторонним договорам. Это сравнительно новое явление в праве международных договоров. ТольJ ко в начале нашего века в связи с усложнением содержания и струкJ туры, многообразием объектов международных договоров в них стаJ ли включаться постановления об их делимости или неделимости. Как и оговорки, проблема делимости тесно связана с вопросом о целостности международного договора, о том, нарушает ли разделеJ ние договорных положений целостность соглашения участников в международном договоре. Как и оговорки, применение делимости может при известных условиях содействовать осуществлению принJ ципа универсальности общих многосторонних договоров, а следоJ вательно, мирному сосуществованию и сотрудничеству государств 1. В то же время делимость международных договоров существенно отличается от института оговорок.

В то время как право заявлять оговорки является суверенным правом каждого государства и не зависит от согласия других договаJ ривающихся государств, возможность разделения договорных полоJ жений зависит от согласия договаривающихся государств. Чтобы исключить споры на этот счет, государства иногда включают в догоJ вор постановления о его делимости или неделимости. Так, в ст. 65 Лондонской декларации 1909 года о праве морской войны говориJ лось, что постановления этой декларации «должны рассматриваться как целое и не могут быть разделены». В ст. 92 Устава ООН говоритJ ся, что Статут Международного Суда «образует неотъемлемую часть настоящего Устава». Часто в договорах указывается, что то или иное приложение к нему составляет неотъемлемую часть данного договоJ ра. Таковы приложения о статусе торгпредств СССР за границей к торговым договорам, заключенным Советским Союзом, где обычно указывалось, что эти приложения составляют «неотъемлемую часть» соответствующих договоров. Могут быть и другие приложения таJ кого характера. Например, в советскоJпольском Договоре об обмене участками государственных территорий от 15 февраля 1951 г. прямо указывается, что протокол по имущественным вопросам является

1 См .: Kemper M., Kirsten J. Teilbarkeit vo!lkerrechtlicher Vertra!ge // Staat und Recht. 1965. Nr. 4.

его неотъемлемой частью. Во всех этих случаях постановления догоJ воров неотделимы друг от друга, поскольку таково соглашение их участников.

Однако согласие государств не является единственным критеJ рием для решения вопроса о делимости международного договора. В нем может отсутствовать какоеJлибо указание на его неделимость (кстати, так чаще всего и бывает), и все же он будет неделим вследJ ствие особенностей характера его объекта.

Характер объекта международного договора является вторым важным условием для делимости его постановлений. Иначе говоря, для делимости международного договора необходимо, чтобы был делим сам его объект. Существуют договоры, объект которых недеJ лим. В качестве примера можно привести соглашения об установлеJ нии дипломатических или консульских отношений, соглашения в форме обмена нотами по одному какомуJлибо вопросу. Часто они имеют только одно постановление и не делятся даже на статьи, так что вопрос об их делимости не может быть поставлен. Но возможны и более сложные, но тем не менее неделимые договоры. В этом случае критерием для установления делимости договора должно быть наличие возможности самостоятельного применения отдельJ ной части международного договора. Но, конечно, и при этих объекJ тивных условиях для делимости международного договора необхоJ димо согласие его участников (явно выраженное или молчаливое) на делимость1.

Вп. 3 ст. 44 Венской конвенции о праве международных догоJ воров говорится по этому вопросу, что договор делим, если его «положения отделимы от остальной части договора в отношении их применения» и «принятие этих положений не составляло сущеJ ственного основания согласия другого участника или других участJ ников на обязательность всего договора в целом». В этих случаях отдельные несущественные постановления договора могут быть приJ знаны недействительными, прекращены или приостановлены без ущерба для оставшихся существенных его частей, которые продолJ жают действовать.

Вст. 44 Венской конвенции был включен новый п. 3 (с), котоJ рый делимость международного договора ставит в зависимость от принципа справедливости. Этот подпункт был принят на основе американской поправки. Советский Союз выступил против нее, поJ

1 См.: Kemper M., Kirsten J. Op. cit. S. 606.

скольку принцип делимости не связан непосредственно с принциJ пом справедливости.

Делимость положений международного договора является важJ нейшей предпосылкой его делимости в целом в случае спора о дейJ ствительности. Понятно, что если договор неделим по характеру своего объекта или вследствие соглашения сторон, то и в случае его недействительности он не может быть разделен и быть недействиJ тельным только в части. В этом случае он недействителен в целом. Однако из этого нельзя сделать обратный вывод, а именно, что если международный договор делим как таковой, по указанным выше причинам, то он всегда будет делим и в случае недействительности.

Делимость связана не только с характером международного договора, но и с качеством его недействительности.

Впервые вопрос о делимости недействительных международJ ных договоров был поставлен на научную основу В. И. Лениным в его Заключительном слове по Докладу о мире 8 ноября 1917 г.

В. И. Ленин сказал: «Мы отвергаем все пункты о грабежах и насилиJ ях, но все пункты, где заключены условия добрососедские и соглаJ шения экономические, мы радушно примем, мы их не можем отверJ гать»1. Недействительные договоры изJза своих пороков в воле их субъектов или в объекте договора настолько существенно отличаютJ ся от действительных договоров, что условия делимости последних не могут быть достаточными для решения вопроса о делимости недействительного договора.

Прежде всего сами основания недействительности должны отJ носиться только к отделимой части договора, которая в этом случае недействительна. Но и здесь эта часть может иметь такое существенJ ное значение для всего договора, его объекта и целей, что весь договор в целом не может быть действительным.

При решении вопроса о делимости международного договора в случае спора о его действительности исключительное значение имеJ ет характер противоправности. Договор может носить противоправJ ный характер, быть в таком вопиющем противоречии с основными принципами международного права, что о делимости его действиJ тельности не может быть речи. Нельзя себе представить, как может быть действителен, даже в части, агрессивный военный союз, сами цели которого носят преступный характер, или договор, устанавлиJ вающий колониальный режим в той или иной стране. Если междуJ

1 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 20.