Тема 10. Политическое и эстетическое поведение человека - биологические и социальные факторы в представлениях биополитики и биоэстетики

Семинар 2. Тема 10. Политическое и эстетическое поведение человека: биологические и социальные факторы в представлениях биополитики и биоэстетики.

Поляков Сергей Владимирович Юридический факультет МГУ, 319 8 октября 2019

Задание 10. Опишите один из современных подходов к роли биологических факторов в развитии общества.

В книге «Богатство и бедность народов» (The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and Some So Poor) экономический историк Дэвид Лэндис исследует факторы, которые порождают разницу в экономическом развитии разных стран.

По открытым источникам ознакомьтесь с содержанием книги. Отходя от традиции приписывать все различия исключительно культуре, он рассматривает институты, характеризующие общество, как смесь форм поведения, обусловленных культурой и находящихся под влиянием генетических факторов.

1. Какие генетические основы социального поведения описывает автор?

2. Какие биологические механизмы влияния на социальное поведение?

3. От чего зависит разнообразие поведенческих реакций представителей вида Homo sapiens?

Письменный ответ

Перед попыткой дать ответы на поставленные вопросы представляется необходимым дать комментарий относительно утверждений, содержащихся в тексте задания. Так, согласно программе дисциплины профессор Лэндис якобы «рассматривает институты, характеризующие общество, как смесь форм поведения, обусловленных культурой и находящихся под влиянием генетических факторов», отходя от традиционного культурологического подхода. Это заявление, впрочем, представляется неверным. Несмотря на то, что в рамках настоящей работы было необходимо лишь ознакомиться с отдельными положениями исследования Д. Лэндиса, мне удалось поработать с полным текстом публикации в оригинале. Так, целью исследования проф. Лэндиса является объяснение цивилизационного успеха европейских наций в контексте экономики, однако, автор не проводит анализ никаких генетических факторов. Напротив, Лэндис обращается к ряду классических объяснений:

• «Протестантская этика» Макса Вебера, согласно которой драйвером экономического роста стала этика, навязываемая протестантскими религиозными институтами и поощрявшая тяжелый труд и предпринимательскую деятельность;

• «Ирригационная теория» Карла Виттфогеля, объясняющая появление сильных государств через контроль оросительных систем;

• «Климатическая теория», предполагающая, что тропические и экваториальные зоны представляют из себя факторы, сдерживающие развитие;

• Концепции Адама Смита, в частности, по вопросам частной собственности и частной экономической инициативы.

Так или иначе, через всю книгу прослеживается значительная осторожность в вопросах биологических характеристик. Так, Лэндис критикует географические тезисы Хантингтона» «Yet in spite of much useful and revealing research, Huntington gave geography a bad name. He went too far. He was so impressed by the connections between physical environment and human activity that he attributed more and more to geography, starting with physical influences and moving on to cultural. In the end, he was classifying civilizations hierarchically and assigning the best — what he defined as best — to the favors of climate. Huntington taught at Yale University and not coincidentally thought New Haven, Connecticut, had the world's most invigorating climate. Lucky man. The rest of the world went down from there, with the lands of the peoples of color toward or at the bottom of the heap»¹.

Общее опасение связывать экономические успехи наций с генетикой прослеживается через всю работу. Даже не чисто генетические, а культурные тезисы сопровождаются традиционной для современной западной науки негативной коннотацией, когда дело касается генов: «If we learn anything from the history of economic development, it is that culture makes all the difference. (Here Max Weber was right on.) Witness the enterprise of expatriate minorities — the Chinese in East and Southeast Asia, Indians in East Africa, Lebanese in West Africa, Jews and Calvinists throughout much of Europe, and on and on. Yet culture, in the sense of the inner values and attitudes that guide a population, frightens scholars. It has a sulfuric odor of race and inheritance, an air of immutability»².

Даже если бы профессор Лэндис и не делал через всю работу подобных ремарок, важно заметить, что, будучи профессором экономики и истории, он не является специалистом в области биологии, генетики, бихевиоризма или каких бы то ни было смежных естественно-научных дисциплин. Единственные тезисы Дэвида Лэндиса, которые хоть в малой степени могут быть связаны с указанными предметными областями – положения географического детерминизма, в рамках которых он обозначает ряд климатических зон в качестве малопригодных для экономического развития.

Таким образом, использование публикации профессора Лэндиса в качестве основания для ответа на поставленные вопросы возможным не представляется в силу того, что тезис, положенный в их основу, ошибочен.

Однако же, исследования влияния на общественное поведение генетических факторов также существуют и лежат в области социобиологии и биополитики. Последняя в нашем случае представляет особенный интерес, так как одним из вопросов, изучаемых биополитикой являются эволюционно-биологические корни политических систем. Социальное поведение Homo Sapiens согласно концепциям биополитики находится под влиянием тех же биологических законов, которые регулируют межличностные и групповые взаимодействия у других видов.

В рамках политического общения (использование античного термина тут представляется более чем оправданным) важную роль играют эволюционно консервативные, закрепленные формы поведения, такие как агрессия, конкуренция, кооперация, доминирование, подчинение. Действительно, тезисы профессора Лэндиса могут быть приложены к концепции бихевиоризма и биополитике в частности. Так, одной из причин успеха Европы автор называет политическую раздробленность европейских политических режимов (в отличие от, например, Китая, где была сформирована единая политическая система). В рамках конкуренции друг с другом политические сообщества можно описать как расширенные (значительно) популяционные группы. Тогда становится понятным, что в рамках достаточно острого разделения «свой-чужой» европейские сообщества были вынуждены (в том числе, и биологически) конкурировать друг с другом за пространство. Эта конкуренция между группами в свою очередь стала двигателем прогресса (некоторой социальной и технической эволюции), которая позволяла отдельным группам конкурировать с большей эффективностью, обеспечивая для себя лучшие условия для выживания. Негативные характеристики, мешавшие конкуренции, так или иначе были отброшены в силу того, что социумы, характеризовавшиеся таковыми, оказались неспособны поддерживать себя в условиях борьбы.

При этом, политическое сообщество несоизмеримо более сложное, нежели группа приматов, что порождает в нем неоднородность. Разделение «свой-чужой», основанное на эгоистичных интересах каждого отдельного индивида, появляется внутри него, ведя к образованию меньших, зачастую переплетенных групп. Как итог конкурентная борьба проявляется не только на уровне политических сообществ, но и отдельных групп, существующих в рамках каждой нации, что позволяет сообществу имплементировать наиболее выгодные изменения, подобно тому, как происходит в биологической эволюции. При этом, отношение людей к политике можно охарактеризовать через биологическую призму как совместные усилия группы, направленные на выживание.

До сих пор электоральные процессы в демократиях (в особенности, в наиболее популистских) существуют на чисто биологической основе – электоральное преимущество получает наиболее харизматичный индивид. Практика показывает, что большая часть электората обращает внимание не на программы кандидатов, а на их личные качества, важные — в контексте биологической группы — для выживания.

При этом, поведенческие реакции Homo Sapiens во многом усложнились в сравнении с теми, которые могут быть обнаружены у других приматов. Во многом это следствие усложнившейся социальной структуры, что, в свою очередь, обусловлено увеличившимся мозгом наших предков. Появление публичного права, прошедшего путь от кровной мести до государственных институтов закрепления законов есть ритуализация, позволяющая направить или купировать внутривидовую агрессию. Многие явления современного политического процесса могут также быть восприняты как ритуалы, служащие для создания ощущения предсказуемости, «знакомости» ситуации, тем самым, снижая уровень напряженности, которая неизбежно сопровождает живые существа в ситуации неопределенности – как чисто биологический механизм защиты от опасности. В силу этого для человека становится принципиально важна форма явлений – выборы должны проходить по одной и той же процедуре, закон должен применяться универсально, общественное взаимодействие – происходить по устоявшимся правилам.

Хотя человеческие реакции отличаются значительным разнообразием, они все равно очерчиваются биологическими факторами – отсутствием запрета на внутригрупповую агрессию, базовыми правилами полового отбора, стремлением к выживанию и т. д.

ИсточникИ

1. David Landes. The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and Some So Poor. W.W. Norton & Company. New York & London. 1998.

2. Брызгалина Е.В. Концепции современного естествознания. М.: Проспект, 2013.

3. Брызгалина Е. В. Биология и современные политологические исследования // Биология и культура / под ред. И. К. Лисеева. М.: Канон+, 2004.

4. Олескин А. В. Биополитика. М., 2001.

1 David Landes. The Wealth and Poverty of Nations: Why Some Are So Rich and Some So Poor. W.W.Norton & Company. New York & London. 1998. p. 3-4

2 See ibid. p. 516

4