2. Правовые позиции Конституционного Суда
О создании политических партий по признакам национальной или религиозной принадлежности.
Одно из сомнений экспертов Совета Европы связано с положением статьи Федерального закона «О политических партиях», не допускающей создание политических партий по признакам национальной или религиозной принадлежности. Конституционность данного законоположения была поставлена под сомнение в жалобах Православной партии, а также членов партий «Российская Христианско-Демократическая партия» и «Русский Общенациональный Союз». При оценке конституционности данной нормы Конституционный Суд исходил из того, что применительно к конкретно-историческим реалиям России как многонациональной и многоконфессиональной страны «конституционный принцип демократического и светского государства не допускает создание политических партий по признакам национальной или религиозной принадлежности».
При этом Суд опирался на п. 11-b. резолюции ПАСЕ «Ограничения для политических партий в государствах-членах Совета Европы», согласно которому «ограничение деятельности или роспуск политических партий следует рассматривать как исключительную меру, применимую лишь в тех случаях, когда та или иная партия прибегает к насилию или угрожает гражданскому миру и демократическому конституционному устройству страны». Конкретизация этого тезиса в Руководящих принципах БДИПЧ и Венецианской комиссии содержится в положениях о том «ограничения на свободу объединения могут накладываться только в том случае, если они предусмотрены законом и если они необходимы в демократическом обществе» (п. b) и что эти ограничения «должны быть по существу своему соразмерны конкретной преследуемой цели и действенны именно для её достижения» (п.d).
Очевидно, что интерпретация этих положений, а также непосредственно связанного с ними принципа светского государства должна осуществляться с учетом конкретно-исторических условий жизни той или иной страны. Так, в странах Западной Европы с их моноконфессиональным и мононациональным устройством общества и с развитыми традициями религиозной терпимости и плюрализма вполне возможно было допустить существование политических партий, включающих в свое название определение «христианская». В данном случае это понятие далеко выходит за конфессиональные рамки и обозначает прежде всего принадлежность к европейской системе ценностей.
Иная ситуация в многонациональной и многоконфессиональной России. Вынося свой вердикт, Конституционный Суд был обязан учесть, что в многонациональной и многоконфессиональной России такие понятия, как «христианский», «православный», «мусульманский», «русский», «татарский» и т.п. в массовом общественном сознании ассоциируются прежде всего с конкретными конфессиями и отдельными этносами, и лишь во вторую очередь с единой системой ценностей российского народа.
При этом в нашей стране конфессии, и в том числе православие и ислам, исторически тесно связаны с этничностью, и результате нередко приобретают политическую окраску. Мы видим, что те межэтнические конфликты, всплеск которых характерен для постсоветского этапа развития страны, у нас неизбежно имеют религиозную, причем иногда достаточно радикальную, составляющую. А чтобы понять всю сложность российской ситуации в этой сфере, надо учесть, что, по данным последней всероссийской переписи населения, в нашей стране проживает 193 этнических общности.
Конституционный Суд при формировании своей правовой позиции не может игнорировать эти реалии. В условиях сохраняющейся напряженности межэтнических и межконфессиональных отношений, возрастающей активности религиозного фундаментализма и роста ксенофобских настроений, связанных с массовыми миграционными процессами, привнесение в сферу политической борьбы за власть дифференциации по этнорелигиозному признаку – чревато расколом общества по этому признаку. А это в условиях современной России неизбежно приведет к возникновению и эскалации межэтнических и межконфессиональных конфликтов. И, значит, не только угрожает подрывом демократических основ конституционного строя и безопасности государства, но и создает риски множественных и перманентных нарушений основополагающих прав его граждан.
Дополнительным важным доводом в пользу решения Суда о недопустимости создания партий по признакам этнической и конфессиональной отличительности является очевидный для сегодняшней России рост внутриконфессиональных противоречий. Этот процесс мы видим повсеместно в мире. В России же он в максимальной степени проявляется в конфликтах между традиционными для нашей страны исламскими течениями и школами – ханафитскими и суфийскими религиозными общинами, и возникшими в стране в постсоветскую эпоху радикальными салафитскими общинами.
Хочу обратить внимание собравшихся здесь коллег на тот факт, что эти противоречия совсем недавно вылились в убийства крупнейших духовных лидеров – имама ханафитов в Татарстане и шейха суфиев в Дагестане – их внутриконфессиональными конкурентами.
И еще хочу отметить, что в условиях происходящего в мире «глобального исламского пробуждения» данная проблема не является сугубо российской спецификой. Мы видим, например, в Германии и Великобритании, как политическая активность некоторых мигрантских исламских общин, стремящаяся выйти на институциализированный уровень, либо неуклонно приближается к грани радикализма, либо уже непосредственно переходит в политический экстремизм.
Запрет на создание региональных политических партий.
Далее, Венецианская комиссия в своем заключении по поводу российского Закона «О политических партиях» сочла, что «положения, касающиеся ограничения политических партий, представляющих географический регион, должны быть вообще удалены из соответствующего законодательства».
Конституционность запрета на создание региональных партий оспаривалась Балтийской республиканской партией (а это, если называть вещи своими именами, то это все-таки запрет, хотя ни законодатель, ни Конституционный Суд в своем Постановлении не употребляют данный термин). В вопросе о региональных партиях Конституционный Суд исходил из того, что ограничение права на объединение, связанное с возможностью создания партий лишь на общефедеральном уровне, соответствует ч.3 ст.55 Конституции. Поскольку в современных конкретно-исторических условиях становления демократии и правового государства в России это ограничение обусловлено необходимостью обеспечения такой конституционной ценности, как единство страны, и в этом смысле направлено на защиту основ конституционного строя.
И российские законодатели, и Конституционный Суд очень хорошо помнят крайне болезненные для страны социально-политические последствия того «парада суверенитетов», который прокатился по России после знаменитой фразы Президента Бориса Ельцина: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». В связи с этим подчеркну, что за короткую постсоветскую историю мы видели уже несколько попыток региональных элит сдвинуть государственное устройство в направлении так называемой «договорной федерации», члены которой обладают правом денонсации (разрыва) федеративного договора.
В описанных выше условиях институт региональных политических партий вполне способен оказаться механизмом провоцирования сепаратизма или даже инициирования государственного распада. А это, в силу практического отсутствия в России локализованных этнически однородных территорий, может стать «спусковым крючком» для крупных регионально-этнических конфликтов, вплоть до гражданской войны. Видимо, всем присутствующим понятно, чем это может угрожать миру в стране с ядерным оружием и множеством крупнейших экологически опасных производственных комплексов.
Таким образом, в сегодняшних социально-политических реалиях России решение Конституционного Суда о правомочности запрета создания региональных партий представляется оправданным, то есть соразмерным и необходимым с точки зрения защиты демократии, а также прав и свобод граждан. Однако при этом обращаю внимание собравшихся на важную оговорку в указанном решении. Суд подчеркнул, что «указанное ограничение носит временный характер и с отпадением породивших его обстоятельств должно быть снято».
Здесь я опять-таки должен отметить, что данная проблема, с точки зрения общеевропейских политико-правовых стандартов регулирования партийной деятельности, также выходит за пределы сугубо российской специфики. Есть аналогичные примеры запрета на региональные партии и в других странах, включая, например, Грузию.
В Германии закон также не рассматривает политическую деятельность на местном уровне как преследующую цель участия в формировании воли в представительстве всего народа страны. Соответственно, объединения, проявляющие политическую активность только на региональном/местном уровне, не подпадают под понятие политической партии в смысле Конституции и германского законодательства.
Далее, мы видим, что в Бельгии «пересечение» регионального и этнического в партийном строительстве, происходящее в формате «политической войны» фламандских и валлонских партий, оказывает нарастающее разрушительное воздействие не только на устойчивость государственной системы и национальную безопасность, но и на соблюдение прав человека. И все мы знаем, насколько серьезные проблемы для Европы создает радикализм «этнотерриториальных» партий в испанских Басконии и Каталонии, французской Корсике, британском Ольстере.
Затронув вопрос о региональных партиях при рассмотрении жалобы Республиканской партии России, Европейский Суд сформулировал ряд правовых позиций, идущих вразрез с решением Конституционного Суда РФ и его мотивировкой. Тем не менее, я не стал бы сейчас вступать в правовой спор по этой теме. Напротив, хочу обратить внимание на то обстоятельство, что Европейский Суд согласился, что «после распада Советского Союза и на заре демократических реформ, возможно, мог быть особый интерес, который требовал принятия мер по обеспечению стабильности». Я бы добавил сюда тот факт, что от этой «зари демократических реформ» по историческим меркам прошло еще слишком мало времени. Поэтому еще раз напомню, что при решении вопроса о региональных партиях и российским законодателем, и Конституционным Судом социально-политические последствия «парада суверенитетов» отнюдь еще не стали перевернутой страницей прошлого. Но еще раз подчеркну, что Конституционный Суд в своем Постановлении сделал важную оговорку, о временном характере указанного ограничения, которое с отпадением породивших его обстоятельств подлежит отмене.
Не случайно позитивное – в контексте всего содержания решения (не в смысле современных российских реалий, а в смысле зарубежного опыта) – упоминание «ратушных» партий в Постановлении Конституционного Суда от 7 июля 2011 г. N 15-П по делу о проверке конституционности положений части 3 статьи 23 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» и частей 2 и 3 статьи 9 Закона Челябинской области «О муниципальных выборах в Челябинской области».
Гарантия многопартийности и определение порога численности общероссийской партии.
Еще одно направление концептуальной критики российского законодательства о партиях опирается на европейский стандарт, согласно которому «закон должен допускать множество политических партий, представляющих интересы различных слоев населения». С этим связан и вопрос об определении порога численности общероссийской партии. В решении по жалобе Республиканской партии России Европейский Суд по правам человека отметил, что «требование к минимальной численности членов партии будет оправданным лишь при условии, что оно допускает беспрепятственное учреждение и функционирование множества политических партий, представляющих интересы различных слоев населения».
Очевидно, что указанный стандарт предполагает адекватную интерпретацию определений «множество политических партий» и «различные слои населения». Не менее очевидно, что такая интерпретация не имеет права быть априорной и должна испытываться накоплением опыта регуляции партийно-политической системы.
Оттолкнувшись от бывшей советской однопартийности, Россия (отмечу, следуя рекомендациям европейских и американских специалистов в сфере публичного права) очень быстро и резко расширила «рамки возможного» в части норм регистрации и функционирования политических партий. В результате на выборах у нас в Государственную Думу в 1995 году в избирательных бюллетенях было внесено 43 избирательных объединения.
Этот опыт показал, что созданный столь мягкими правовыми ограничениями «партийный плюрализм» оказался весьма мало эффективным с точки зрения устойчивости и эффективности политико-партийной системы как необходимого условия стабильности и развития фактора в демократическом обществе. В ходе указанных выборов выяснилось, что более половины голосов избирателей были попросту политически потеряны, то есть не были учтены при формировании законодательной власти страны. А одновременно партийное строительство в значительной мере превратилось (особенно это касается так называемых «малых партий») в кланово-корпоративный или даже фактически семейный «политический бизнес».
Именно этот негативный опыт побудил российского законодателя последовательно ужесточать возможности и рамки партийного строительства (включая минимальную общую численность партий и наличие и масштабы их региональных организаций), а также нормы партийного представительства в органах государственного управления по результатам выборов.
В уже упомянутой жалобе Балтийской республиканской партии 2005г. оспаривалась установленная в то время для общероссийской партии планка численности в 10 тыс. членов. Конституционный Суд признал, что предусмотренные законом требования к численному составу общероссийской партии не были чрезмерными и не посягали на само существо (основное содержание) права граждан на объединение. Общий вывод Суда по данному делу заключался в том, что «при решении вопроса о численном составе политических партий и территориальном масштабе их деятельности законодатель обладает достаточной степенью дискреции» и что в рассматриваемых случаях законодатель не вышел за рамки своей дискреции.
К вопросу о численности общероссийской партии Суд был вынужден вернуться вновь уже через 2 года – в 2007 г. в связи с жалобой Российской коммунистической рабочей партии, которая оспаривала новый порог численности партии на уровне 50 тыс. членов, а также требования закона о необходимости для партии иметь региональные отделения численностью не менее 500 членов более чем в половине субъектов Российской Федерации и не менее 250 членов в остальных региональных отделениях.
Конституционный Суд и в этом случае согласился с законодателем, отметив в своем Постановлении, что «федеральный законодатель вправе устанавливать требования к численному составу политических партий исходя из конкретно-исторических условий развития Российской Федерации; данные требования … могут меняться в ту или иную сторону, поскольку они не произвольны, а объективно обусловлены решаемыми в законодательном порядке задачами … и не влекут отмену или умаление конституционного права граждан на объединение в политические партии или его несоразмерное ограничение». Эти задачи в сфере развития политической системы законодатель связывал с необходимостью «избежать раздробления депутатского корпуса на множество мелких групп, с тем, чтобы обеспечить нормальное функционирование парламента, стабильность законодательной власти и конституционного строя в целом». Суд посчитал, что в свете названных задач введенные законодателем ограничения «не являются непреодолимым препятствием для создания и деятельности политических партий, выражающих различные политические взгляды, не направлены против той или иной идеологии и не препятствуют выдвижению и обсуждению разнообразных политических программ».
Вместе с тем накопленный новый опыт показал, что планка минимальной численности партии в 50 тыс. чел. и требования к достаточно высокой численности региональных организаций – чрезмерны с точки зрения полноценной реализации политических прав граждан на представительство их ценностей и интересов.
В Постановлении от 1 февраля 2005 года № 1-П, Конституционный Суд России указал, что федеральный законодатель, устанавливая критерии численности политических партий, призван действовать так, чтобы, с одной стороны, эти критерии не были чрезмерными и не посягали на само существо (основное содержание) права граждан на объединение, а с другой – чтобы создаваемые объединения граждан были способны выполнять свои уставные задачи и функции именно в качестве общенациональных (общероссийских) политических партий. То есть КС призвал законодательные органы власти в определении критериев численности партий руководствоваться именно критерием разумной достаточности, вытекающим из принципа соразмерности.
Сейчас законодатель установил планку минимальной численности партий на уровне 500 членов, что в условиях России фактически означает заявительный порядок партийной регистрации. К настоящему времени в стране уже зарегистрировано около 40 (если быть точным, на 19 сентября – 38) политических партий, (29 из них обладают правом на участие в региональных и местных выборах, проходящих этой осенью) и еще десятки заявок (на 19 сентября – 195), так что с учетом заявок, подготавливаемых к подаче, это даже не десятки, а сотни) новых партий готовятся к подаче на регистрацию или находятся на стадии рассмотрения.
В данной связи нельзя не поставить следующие вопросы.
Какие правовые и гражданские механизмы и институты могут гарантировать от того, чтобы такая множественность партий не приводила к дезориентации избирателей и не стала фактическим препятствием для полноценной реализации их избирательных прав? И как избежать превращения малых партий в группы лоббирования и защиты кланово-корпоративных интересов по той модели, негативные последствия которой мы видели в середине 90-х годов?
В свете постановки этих вопросов и неочевидности возможных подходов к разрешению связанных с ними проблем, как мне представляется, необходим тщательный экспертный анализ, насколько новые нормы минимальной численности партий эффективны для России с точки зрения конституционно защищаемых ценностей и целей? Не окажутся ли они чрезмерно мягкими, уходом так сказать из одной крайности в другую?. Российская практика 90-х годов (как, впрочем, и мировая практика, которую, например, очень содержательно проанализировал Морис Дюверже в своей работе «Политические партии») показывает, что значительная часть малых партийных структур, создаваемых при столь свободном режиме регистрации, фактически оказывается инструментарием реализации специальных политических и экономических интересов кланово-корпоративных групп, включая властно-политические (правящие) и олигархические элиты.
Соблюдение внутрипартийной демократии.
Следующий круг вопросов, связанный с регулирования деятельности партий, – это соблюдение внутрипартийной демократии. Так, Венецианская комиссия считает, что «публичные власти должны воздерживаться от какого-либо политического или иного чрезмерного контроля за деятельностью политических партий». Позиция Комиссии заключается в том, что партии должны иметь возможность контролировать свои внутренние процедуры (с обращением, при необходимости, в суд), но в функции государства не должно входить наблюдение за каждым аспектом жизни политической партии.
Здесь ключевой проблемой является политико-правовая интерпретация соразмерного или чрезмерного контроля. В делах, касающихся внутрипартийной демократии, Конституционный Суд России сформулировал ряд правовых позиций, адресованных как законодателю и правоприменителю, так и партийным структурам гражданского общества.
Так, например, законодателю адресовано Постановление КС от 15 декабря 2004 года № 18-П, «Законодатель вправе урегулировать – на основе Конституции Российской Федерации и с учетом положений международно-правовых актов, участницей которых является Российская Федерация, – правовой статус политических партий, в том числе условия и порядок их создания, принципы деятельности, права и обязанности, установить необходимые ограничения, касающиеся осуществления права на объединение в политические партии, а также основания и порядок государственной регистрации политической партии в качестве юридического лица.
При этом осуществляемое законодателем регулирование не должно искажать само существо права на объединение в политические партии, а вводимые им ограничения – создавать необоснованные препятствия для реализации конституционного права каждого на объединение и свободы создания и деятельности политических партий как общественных объединений, т.е. такие ограничения должны быть необходимыми и соразмерными конституционно значимым целям».
В ряде постановлений (от 9 ноября 2009 года № 16-П, от 30 июня 2011 N 14-П и других) и определений Конституционного Суда сформулированы в качестве правовых позиций требования к внутренним уставным нормам и характеру деятельности политических партий, обеспечивающие соблюдение демократических прав членов партии и граждан, с которыми партии вступают во взаимодействие.
В частности, Суд определил, что:
- «Положения законодательства… направленного на поддержание баланса таких конституционно значимых ценностей, как избирательные права и право на свободу объединения, …предполагают, что решение политической партии … не может носить …дискриминационный и произвольный характер».
- «Исключение из партии, будучи прерогативой самой партии, не может основываться на неопределенных основаниях, носить произвольный характер, ставя граждан в ситуацию правовой и фактической неопределенности, а положения ФЗ «Об общественных объединениях» не исключают возможности судебного обжалования решений и действий руководящих органов партии, если ими нарушаются права и свободы граждан (в том числе и членов данной партии)».
- «Конституционное требование о недопустимости принуждения к отказу от своих мнений и убеждений адресовано государственным органам, органам местного самоуправления, политическим партиям, другим общественным объединениям, их должностным лицам, всем членам общества».
К этой же группе дел, касающихся внутрипартийной демократии, я отнес бы и рассмотренное Судом в начале нынешнего года дело по жалобе бывшего депутата Государственного Совета Чувашской Республики гражданки Романовой, чьи депутатские полномочия были досрочно прекращены вследствие ее выхода из Коммунистической партии и последовавшего за этим исключения ее из фракции данной партии в законодательном органе Чувашской Республики.
Это дело интересно тем, что хотя заявительница оспаривала конституционность положений ФЗ об общих принципах организации законодательных и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации (на которые ссылались суды общей юрисдикции, подтверждавшие правомерность лишения ее депутатских полномочий) тем не менее, по сути дела, речь в ее жалобе шла о неверном толковании закона рядом судов общей юрисдикции (включая и Верховный Суд РФ). Дело в том, что действующее законодательство не предполагает ни возможности исключения из фракции депутата законодательного органа субъекта Российской Федерации, ни досрочного прекращения его депутатских полномочий вследствие выхода его из политической партии, в составе списка которой он был избран депутатом. То обстоятельство, что сам закон не дает оснований для его неверной интерпретации судами, не лишает Конституционный Суд возможности защитить нарушенные права в подобных ситуациях. Поскольку, согласно ст. 74. ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд принимает решение по делу, оценивая в том числе и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, Суд может устранить ошибки в интерпретации закона судами общей юрисдикции, определив те условия его действия и применения, за пределами которых законодательные нормы утрачивают свою конституционность. Именно так и поступил Конституционный Суд в данном случае, признав, что суды общей юрисдикции придали данным нормам закона неконституционный смысл (что привело к нарушению конституционных прав заявительницы), и, следовательно, соответствующие судебные решения подлежат пересмотру.
При рассмотрении этого дела Конституционный Суд сформулировал тезис о том, что в рамках российского законодательства баланс между принципом народного суверенитета и принципом независимости парламентария достигается путем разрешения депутату, избранному в составе партийного списка, выходить из партии при одновременном запрете на переход во фракцию другой политической партии. И хотя, как сказано в Постановлении Суда, в условиях сложившихся демократий при формировании правового статуса парламентария приоритет, как правило, отдается принципу независимости парламентария, российская специфика такова, что предоставление депутату права выхода из фракции с сохранением за ним депутатского мандата, может использоваться с целью «обессилить оппозицию путем поощрения перехода ее участников на сторону партии, имеющей большинство в законодательном органе» и изменить таким образом баланс политических сил в парламенте.
Перечисленные выше, а также другие, не упомянутые мною в данном докладе, решения Конституционного Суда России основаны на убеждении, что в целях обеспечения надлежащего баланса конституционных ценностей государство, избегая всякого необоснованного вмешательства во внутреннюю деятельность политических партий, тем не менее, имеет право предъявлять определенные требования к их внутренним установлениям в части обеспечения демократической процедуры их формирования и деятельности, а также демократического характера их внутреннего управления и внутреннего контроля.
Политические партии в избирательном процессе.
Целый ряд правовых позиций, значимых для развития партийной системы на основе принципов правовой демократии, был сформулирован Конституицонным Судом при рассмотрении дел, связанных с проверкой избирательного законодательства.
Так, в 1995 г., т.е. на начальных этапах формирования российской избирательной системы, Суд, проверяя конституционность установления 5-процентного порога для избирательных объединений на выборах в Государственную Думу, ввел барьер против монополизации избирательного и парламентского процессов, установив, что 5-процентноый порог соответствует Конституции Российской Федерации в той мере, в какой он обеспечивает «участие в распределении депутатских мандатов не менее чем двум избирательным объединениям, которые при этом в совокупности получат более 50 процентов голосов избирателей, принявших участие в голосовании».
В 2000 г. Суд, рассмотрев вопрос об отказе в регистрации федерального списка кандидатов в случае выбытия кандидата из первой тройки списка, пришел к выводу, что законодатель необоснованно ограничил активное избирательное право граждан и пассивное избирательное право других кандидатов из этого списка. В этой связи Судом была сформулирована важная правовая позиция, согласно которой применение мер ответственности к избирательном объединениям при отсутствии с их стороны каких-либо нарушений «не согласуется с общепризнанными принципами юридической ответственности, включая общеправовой принцип справедливости, и недопустимо в правовом государстве ...». Очевидно, что такой подход к проблеме полностью соответствует принципу правового регулирования деятельности партий, сформулированному Венецианской комиссией: «Политическая партия в целом не может нести ответственность за поведение отдельных ее членов, не санкционированное партией в рамках ее политической/общественной и партийной деятельности» (Руководящие принципы запрещения и роспуска политических партий и аналогичных мер).
В 2008 г. Суд рассмотрел аналогичное дело в связи с жалобой партии «Союз правых сил», оспаривавшей конституционность требования избирательного закона Вологодской области, согласно которому основанием отказа в регистрации списка кандидатов от политической партии является выбытие кандидатов, в результате которого число региональных групп кандидатов оказывается меньше установленного законом. Опираясь на сформированную ранее правовую позицию, Суд признал положения данного закона не соответствующим Конституции РФ (поскольку закон допускал отказ в регистрации областного списка кандидатов в результате выбытия незначительного числа кандидатов и не предусматривал возможности разумного уменьшения числа региональных групп и (или) уменьшения числа кандидатов в группе).
Еще одна болезненная проблема партийно-политической деятельности, свойственная как России, так и большинству стран мира, включая страны с развитыми институтами демократии и гражданского общества, – соблюдение равных возможностей партий освещать свои избирательные кампании в СМИ.
Россия, в соответствии с рекомендациями Венецианской Комиссии и ПАСЕ, ввела в свое законодательство нормы, обеспечивающие равный доступа партий к предвыборной агитации в государственных СМИ. Как показывает практика последних выборов, нарушения закона в этой сфере достаточно результативно оспариваются в судах, – хотя, конечно, признать данную проблему окончательно решенной пока нельзя.
Гораздо сложнее ситуация с частно-корпоративными СМИ. Помимо того, что многие из них политически ангажированы в пользу той или иной партии, они предоставляют возможности предвыборной агитации только на коммерческой основе. А поскольку такие СМИ в российском медиа-пространстве (впрочем, как и во многих других странах мира) играют решающую роль, в результате предвыборные кампании становятся в существенной степени тем самым «соревнованием денежных мешков», о котором говорилось выше.
Другой сложной проблемой освещения предвыборных кампаний и, шире, деятельности партий (в том числе, в законодательных и представительных органах власти разного уровня) является объективность СМИ и их ответственность за качество и достоверность информации о партиях. В России пока достаточно часты случаи искажения партийной информации в СМИ, а также практика так называемого «политического черного пиара».
Причем специалисты сообщают, что некоторые СМИ реализуют такую практику «на широкой коммерческой основе» с условием, чтобы оплата заказчиком выпускаемых очерняющих материалов гарантированно превышала возможные штрафные судебные санкции за клевету. И я вынужден признать, что полноценной правовой защиты от таких злоупотреблений свободой прессы в российских нормативных кодексах пока нет.