Экзамен зачет учебный год 2023 / 1Сборник_ЕВРОПЕЙСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД В XXI ВЕКЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРИМЕНЕНИЯ

341

нормой, закрепленной в международном договоре, применяется норма международного договора. Таким образом, подобное пересечение судебной практики вследствие различных оценок правовых норм, закрепленных как в законе, так и в подзаконном акте, с точки зрения Конституции Литвы и Конвенции в некоторых случаях может быть разрешено судами общей юрисдикции, когда они принимают решения по делам, особенно когда законодатель не изменил бы данную правовую норму, не соответствующую Конвенции.

Подобная правовая ситуация имела место при вынесении Европейским Судом по правам человека постановлений по делам Сидабрас и Джиаутас против Литвы46, Райнис и Гаспаравичус против Литвы47 и в ка- кой-то степени в деле Раманаускас против Литвы48.

Вделе Раманаускас против Литвы заявитель утверждал, в частности, что он оказался жертвой провокации в совершении преступления и что ему отказали в справедливом судебном разбирательстве и производстве по уголовному делу. Европейский Суд по правам человека установил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и, среди прочего, отметил, что судебное разбирательство по делу заявителя не было справедливым, как того требует статья 6 Конвенции.

Всвоем постановлении Европейский Суд ссылался на положения Закона Литовской Республики «Об оперативной деятельности» как на важный внутригосударственный закон, затрагивающий вопрос использования модели симуляции преступного поведения.

Европейский Суд ранее в своей прецедентной практике, например в деле Тейшера ди Кастро против Португалии49, указывал, в частности, на тот факт, что вмешательство сотрудников не являлось частью операции по предотвращению торговли наркотиками, санкционированной судьей и находящейся под его надзором.

Вделе Раманаускаса Европейский Суд постановил, что национальные власти не могут быть освобождены от ответственности за действия сотрудников полиции и весьма важно, чтобы власти несли ответственность на начальной стадии операции, которая проводится вне правовых рамок либо без судебной санкции.

46Application no. 55480/00, 59330/00, Sidabras and Džiautas v. Lithuania, Judgment of 27 July 2004.

47Application no. 70665/01, 74345/01, Rainys and Gasparavičius v. Lithuania, Judgment of 7 April 2005.

48Application no. 74420/01, Ramanauskas v. Lithuania, Judgment of 5 February 2008.

49Application no. 44/1997/828/1034, Teixeira de Castro v. Portugal, Judgment of 9 June 1998.

342

Всвоем постановлении Европейский Суд по правам человека сослался на практику Конституционного суда Литовской Республики, а именно на постановление от 8 мая 2000 года50.

Вданном постановлении Конституционный суд проверил конституционность некоторых положений Закона «Об оперативной деятельности» и, среди прочего, определил, что указанные нормы, предусматривающие, что поведение, симулирующее преступную деятельность, должно быть санкционировано Генеральным прокурором Литовской Республики или его заместителем, соответствуют Конституции Литвы. Конституционный суд в своих доводах указал, что данная модель представляет собой особую форму оперативной деятельности, использующей секретные меры

сцелью раскрытия организованных и других тяжких преступлений. Суд подчеркнул, что использование секретных мер само по себе не противоречит Конвенции или Конституции Литвы, так как такие меры основывались на законодательстве и являлись понятными и предсказуемыми, а также были пропорциональны преследуемым законом целям.

Вэтом постановлении Конституционный суд Литовской Республики неоднократно ссылался на прецедентную практику Европейского Суда по правам человека, который дал толкование соответствующих положений статей 6 и 8 Конвенции51. Конституционный суд отметил, что главной целью оперативных действий, в том числе и указанной модели, является облегчение проведения следственных действий и поэтому они попадают в

50Европейский Суд по правам человека указал, что при производстве по делу заявитель сообщил о том, что он был спровоцирован на совершение преступления; следовательно, «внутригосударственные власти и суды должны были, по крайней мере, провести соответствующее расследование, о котором Конституционный cуд Литовской Республики упоминал в своем решении от 8 мая 2000 года для того, чтобы выяснить, действовали ли органы прокуратуры в рамках, которые ограничивались моделью симуляции преступного поведения… а также того, имело ли место подстрекательство к совершению преступления. Для этого они должны установить, в частности, причину, по которой операция была инициирована, пределы участия полиции в преступлении и природу какого-либо подстрекательства или давления, оказанного на заявителя».

51См.: Application no. 5029/71, Klass and Others v. Germany, Judgment of 6 September 1978; Application no. 23224/94, Kopp v. Switzerland, Judgment of 25 March 1998, Application no. 25829/94, Teixeira de Castro v. Portugal, Judgment of 9 June 1998. Конституционный суд также отметил, что в этом аспекте практика Европейского Суда по правам человека, связанная с использованием следователей/агентов под прикрытием, равно как и применение секретных средств и методов в ходе обнаружения преступлений, является важной и показывает, что сами по себе секретные методы обнаружения преступлений и преступников не нарушают статью 8 Конвенции. В своих доводах Конституционный суд ссылается на постановления Европейского Суда по правам человека.

343

сферу компетенции как лиц, возбуждающих дело, так и судов. Модель не требовала разрешения судьи, достаточно было только разрешения прокурора52.

Таким образом, мы видим, что Конституционный суд Литовской Республики в постановлении от 8 мая 2000 года и Европейский Суд по правам человека в деле Раманаускас против Литвы применили несколько иные подходы к вопросу о начальной стадии санкционирования модели, так как наряду с другими аргументами Европейский Суд отметил значимость санкционирования модели судьей. Также необходимо обратить внимание на то, что имеет место разрыв длительностью в 8 лет между постановлениями по этим судебным делам, тогда как Конвенция и Конституция – это «живые инструменты» и интерпретация их положений находится в развитии и может в будущем в некоторой степени претерпеть изменения.

В делах Сидабрас и Джиаутас против Литвы и Райнис и Гаспаревичус против Литвы заявители, в частности, утверждали, что они потеряли работу и их возможности трудоустройства были ограничены в результате применения, в нарушение статей 8, 10 и 14 Конвенции, Закона Литовской Республики «Об оценке Комитета государственной безопасности

СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и нынешней деятельности кадровых сотрудников этой организации». Европейский Суд по правам человека признал, что имело место нарушение статей 8 и 14 Конвенции, которые охраняют право на частную жизнь индивида и запрещают дискриминацию. В этих постановлениях Европейский Суд расценил как имеющие отношение к делу положения статьи 2 Закона (о запрете быть нанятым на работу по своей специальности в различных сферах частного сектора), поскольку они все же затрагивают сферу «частной жизни». По мнению Суда, данный запрет оказывал большое влияние на возможность заявителей осуществлять их профессиональную деятельность и в свете статьи 8 Конвенции влиял на право на «уважение частной жизни». Европейский Суд отметил, что требование верности служащего перед государством было обязательным условием службы в органах, ответственных за защиту и охрану основных интересов, однако такое требование не являлось обязательным в случае работы в частных компаниях. В связи с этим Суд пришел к выводу, что запрет в отношении заявителей на поиск работы в частном секторе представлял собой несоразмерную меру, даже если принять во внимание законность целей, которые преследовал этот запрет.

52Конституционный суд Литовской Республики, среди прочего, установил, что санкционирование модели не относится к числу разрешений, выдаваемых полицейскому или третьему лицу, действующему в качестве агента под прикрытием, который должен совершить преступление, а просто признает законным акты, которые могут потребоваться агенту для имитации совершения преступления.

344

Необходимо отметить, что в то время, когда Европейский Суд по правам человека рассматривал данные дела, уже была проведена проверка конституционности рассматриваемых положений статьи 2 Закона. 4 марта 1999 года Конституционный суд вынес постановление «О проверке конституционности статей 1 и 2, части 2 статьи 3 Закона Литовской Республики «Об оценке Комитета государственной безопасности СССР

(НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и нынешней деятельности кадровых сотрудников этой организации», а также частей 1 и 2 статьи 1 Закона Литовской Республики «О вступлении в силу Закона Литовской Республики “Об оценке Комитета государственной безопасности СССР (НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и нынешней деятельности кадровых сотрудников этой организации”», в котором, среди прочего, было установлено, что статьи 1 и 2 Закона «Об оценке Комитета государственной безопасности СССР

(НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ) и нынешней деятельности кадровых сотрудников этой организации» соответствовали статье 23, части 1 статьи 46 и части 1 статьи 48 Конституции Литовской Республики.

Конституционный суд Литовской Республики установил, что запрет в отношении бывших сотрудников КГБ на выполнение работы в качестве гражданского служащего соответствовал Конституции, в то время как, наложенный Законом на бывших сотрудников КГБ запрет осуществлять определенные виды частной деятельности соответствовал конституционному принципу выбора вида деятельности, так как государство, вводя это обязательство с целью обеспечения национальной безопасности и надлежащего функционирования образовательной и финансовой систем, наделено правом устанавливать специальные требования для тех, кто желает работать в ведущих отраслях экономики и бизнеса. Конституционный суд также отметил, что природа, объект и область действия установленных ограничений не являются ни регулированием отношений собственности, ни ограничением права собственника свободно владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом, однако являются определенным ограничением права выбирать вид деятельности.

Конституционный суд Литовской Республики не исследовал вопрос о соответствии положений указанного Закона принципу защиты частной жизни лица, закрепленному статьей 22 Конституции Литвы, однако Европейский Суд, широко толкуя понятие частной жизни по таким делам и включая в него некоторые аспекты трудовой деятельности лица, фактически оценивает соответствие положениям Конвенции возможных ограничений свободы выбора вида деятельности.

Можно предположить, что различная оценка правовых актов, которые ранее были рассмотрены Конституционным судом на предмет их соответствия Конституции Литвы, данная Европейским Судом по правам человека при решении вопроса об их применении по конкретным делам, не должна восприниматься как обстоятельство, приводящее к повторному

345

пересмотру этих положений Конституционным судом Литовской Республики. Поэтому пересечение судебной практики, которое возникло в результате различной оценки правовых норм по делам, в которых противоречащие Конвенции нормы не были изменены законодательно, должно быть разрешено судами общей юрисдикции в соответствии позицией, выработанной Конституционным судом Литовской Республики и касающейся международных договоров как источников права. В соответствии с этой позицией в случаях, когда правовые акты содержат нормы, противоречащие правилам, установленным международными договорами, должны применяться правила, установленные международными договорами.

Но не во всех случаях суды общей юрисдикции могут решить проблему различной оценки правовых актов Конституционным судом Литовской Республики и Европейским Судом по правам человека (с точки зрения применения данных актов, которые могут являться причиной нарушения прав человека, предусмотренных Конвенцией). В указанной ситуации (о которой идет речь в делах Сидабрас и Джиаутас против Литвы, а также Райнис и Гаспаравичус против Литвы) Конституция Литовской Республики предоставила законодателю определенную свободу усмотрения при создании некоторых правовых норм и не требовала прямо, чтобы такие нормы были созданы. Конституционный суд указал, что запрет на выполнение работы в качестве гражданского служащего, наложенный на бывших сотрудников КГБ, соответствовал Конституции Литвы, но не указал, что такой запрет является императивом, прямо вытекающим из Конституции. Поэтому суды общей юрисдикции должны выбирать между применением закона и Конвенции, отдавая предпочтение Конвенции.

Более сложная ситуация возникнет, когда императивные положения Конституции предусмотрят создание определенных правовых норм, применение которых по конкретным делам позднее было бы признано Европейским Судом по правам человека противоречащим Конвенции53. В такой ситуации суды общей юрисдикции должны были бы выбирать не между национальным правом и Конвенцией, а между применением Конституции Литвы и Конвенции. Мы могли бы просто сказать, что в таких случаях юридическая сила Конституции выше, и Конвенция может не верховенствовать над ней. Однако такой вывод не будет безукоризненным, так как требование принимать во внимание международные обязательства, такие как международные договоры (а одним из них является Конвенция), вытекает из самой Конституции Литвы. Урегулирование этой ситуации приобретает политическое значение, потому что оно поднимает вопрос о возможности изменения положений Конституции Литовской Республики.

53Такая ситуация создалась в результате принятия решения Европейским Судом по правам человека в деле Паксас против Литвы. См.: Application no. 34932/04, Paksas v. Lithuania, Judgment of 6 January 2011.

Оганесян Володя Амбарцумович

Судья Конституционного Суда Республики Армения

Конституционный контроль и особенность исполнения международно-правовыx норм и принципов уголовного правосудия

Создание международных судов и вовлечение конституционных судов в процесс реализации международно-правовых норм, гарантирующих верховенство прав человека, явилось корпорацией нового качества, в результате чего, с одной стороны, возросла ответственность международных судов перед национальными институциями, а с другой – стала более серьезной ответственность национальных правоприменительных органов в вопросе гарантии прав человека. По этому поводу Председатель Конституционного Суда Российской Федерации В. Зорькин справедливо отмечает: «Следующим шагом в развитии этого механизма стал переход к транснациональному судебному контролю в деятельности наднациональных судебных органов – Европейского Суда по правам человека в Страсбурге и Суда Европейских сообществ в Люксембурге. Национальные конституционные суды теперь вынуждены соразмерять свою деятельность с деятельностью этих наднациональных органов»1.

Как показала жизнь, включение конституционных судов в процесс исполнения международных правовых норм и принципов уголовного правосудия было лучшим решением. В процессе своей деятельности эти суды, с одной стороны, руководствуются верховенством права и современными демократическими ценностями, а с другой – стремятся проявлять благоразумный консерватизм, ибо действующие в сфере уголовного правосудия постулаты на протяжении веков сравнительно мало изменились по своему содержанию.

Таким образом, конституционные суды оживили и заставили работать принявшие внутри государства «монументальную» позу многие международные правовые акты. Благодаря применению судами международно-

1См.: Зорькин В. Интеграция европейского конституционного пространства: вызовы и ответы // Единое правовое пространство Европы и практика конституционного правосудия: Сборник докладов. М.: Институт права и публичной политики, 2007. С. 131–144, 134.

348

го права, защита прав человека приобрела динамичный характер, суть которого, по существу, заключается в последовательном и непрерывном применении международного права в конкретных ситуациях с целью выявления глубины ценностного содержания национальных правовых норм и в то же время в устранении несовершенных законов и обеспечении верховенства права путем принятия решений и постановлений.

Вгоды советской власти в Армении, как и в остальных союзных республиках, уголовное правосудие можно было осуществлять даже без знания текста Конституции. Достаточно было знать уголовное и уголов- но-процессуальное законодательства. В настоящее время нормы и принципы уголовного и конституционного права настолько переплелись, что часто без надлежащих глубинных знаний всех аспектов как уголовного, уголовно-процессуального, так и конституционного права невозможно составить представление о правовых основах уголовного правосудия данной страны. Естественно, указанное обстоятельство еще более усиливает роль Конституции и конституционного правосудия в процессе принятия решений по уголовным делам. В этом смысле необходимо отметить: несмотря на то что конституционные суды не рассматривают уголовные дела, а также не имеют отношения к оценке фактических обстоятельств, связанных с ответственностью лиц, обвиняемых в совершении уголовных преступлений, они (суды) играют значительную роль в обеспечении гарантий динамического развития и конституционности материальных и процессуальных принципов и норм, лежащих в основе рассмотрения уголовных дел. Указанные суды, рассматривая вопрос конституционности законов и других актов уголовного правосудия, а также вопрос их соответствия международному праву, тем самым защищают права субъектов уголовного процесса именно от государства, которое, подчас принимая противоречащие Конституции законы, фактически создает правовые основы для «законного» нарушения прав человека. Причем, как свидетельствует практика, неконституционные законы в плане гарантии прав в равной мере опасны как для обвиняемого, так и для свидетеля, пострадавшего, адвоката и других участников процесса.

Впроцессе практической реализации международных правовых норм, касающихся прав человека, огромную роль как в Армении, так и в других государствах выполняют национальные суды. В особенности важное значение в вопросе формирования и развития единой правоприменительной практики (в вопросах уголовной юстиции в Республике Армения имеют правовые позиции Конституционного Суда, сформированные на основе принципов и норм международного права.

Международное право как нормативно-правовая основа конституционной юстиции в любых правоотношениях требует способствовать верховенству права и признанию принципа приоритета прав человека, что, в свою очередь, служит осуществлению такой высшей цели, каковой явля-

349

ется ограничение возможности использования безграничной власти государственными органами.

Вотличие от других судов, которые в основном рассматривают фактические обстоятельства, предметом рассмотрения конституционных судов являются общие вопросы гарантии прав и свобод человека. Именно в этом причина того, что конституционные суды в своей правоприменительной практике чаще других судов опираются на принципы и нормы международного права. Более того, учитывая, что конституционные нормы в отношении прав человека, как правило, созвучны, а порой буквально совпадают с международными конвенционными нормами, эти суды для выявления содержания закрепленных в национальных законах принципов и норм уголовной юстиции довольно часто пользуются также международными судебными прецедентами о толковании и имплементации подобных им международных конвенционных норм и принципов.

Вконституциях многих стран моделирование разделов, касающихся прав человека, в содержательном плане созвучно международным конвенционным принципам и нормам, а иногда даже тождественно. Вероятно, по причине того, что международное право имеет большое влияние как на направленность конституционного правосудия, так и на формирование правовых установок судов, бытует такое мнение, что конституционные суды должны рассматривать европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод как составляющую часть «конституционного порядка». Известный российский юрист Тамара Морщакова также, хотя и

внесколько императивной форме, приходит к заключению, что международное право в сфере прав и свобод человека по сути представляет собой материальное конституционное право. Если воздержаться от обращения к спорному характеру указанного заключения, так как международное право, касающееся прав человека, обусловленное своим автономным статусом, не может трансформироваться в «материальное конституционное право»2, то можно утверждать, что Т. Морщакова хотя и образно, однако правильно характеризует регулирующее значение принципов и норм международного права в деле осуществления конституционного правосудия.

Учитывая, что применение норм права является их имплементацией в предусмотренных правом случаях и выражается в правоприменительном действии государственного органа или должностного лица, которое осуществляется в рамках его полномочия при решении конкретных правовых дел и при принятии соответствующих правовых актов3, следует лиш-

2Морщакова Т. Применение международного права в конституционном правосудии: итоги и перспективы (http://www.concourt.am/hr/ccl/vestnik/4.14-1.15/

morshakov.htm).

3См.: Нерсесянц В. С. Теория права и государства: Краткий учебный курс. М.: Норма, 2001. С. 246.

350

ний раз подчеркнуть, что применение международного права, особенно европейской Конвенции и прецедентного права Европейского Суда по правам человека, является обязательством национальных, в том числе и конституционных, судов, а не оставлено на их усмотрение. Конституционный суд как государственный орган обязан применять нормы международного права, касающиеся прав человека, не только по той причине, что они, по существу, являются практически совершенной и эффективной правовой основой урегулирования правоотношений, но и исходя из принципа Pacta sunt servanda.

Развитие конституционного правосудия строго зависит от доверия общества к институту прав и свобод человека. Доказательством вышеизложенного может служить тот факт, что после довольно упорной борьбы только в результате повышения уровня общественного сознания удалось достичь того, что в Армении физические и юридические лица получили право обращаться в Конституционный Суд с индивидуальными жалобами, притом что эффективность индивидуального обращения в мире уже давно стала бесспорным фактом. (Большая часть решений Федерального конституционного суда Германии была принята на основании конституционных жалоб, представленных гражданами4.) Это новое право, предоставленное гражданам Армении, коренным образом изменило состояние институциональной и нормативно-правовой защиты прав человека в Армении, так как, во-первых, число обращающихся с индивидуальным заявлением в Конституционный Суд несоизмеримо больше, чем тех субъектов, которые также могут обращаться в Конституционный Суд, однако по разным причинам проявляют определенную пассивность в этом вопросе, и, во-вторых, процесс рассмотрения индивидуальных обращений конституционным правосудием способствует разрешению как ситуационных, так и концептуальных задач.

Кмеждународному праву конституционные суды обычно обращаются

вмотивировочной части своих решений, выявляя имеющуюся между оспариваемым законом и нормой международного права общность или противоречие, трактуя и обосновывая с точки зрения правопорядка, в чем заключается необходимость и правомерность применения норм международного права и к каким негативным последствиям может привести имплементация национального закона, противоречащего норме международного права. Возвращаясь к указанной проблеме, Конституционный суд Испании в своем решении 248/2005 от 10 октября 2005 года, в частности, отмечает: «При осуществлении контроля в отношении актов судов низшей инстанции Конституционный суд должен учитывать указанные в

4См.: Krey V. F. Characteristic Features of German Criminal Proceedings: An Alternative to the Criminal Procedure Law of the United States // Loyola of Los Angeles International and Comparative Law Journal. Vol. 21. 1999. No. 4. P. 591–605.