Экзамен зачет учебный год 2023 / 1Сборник_ЕВРОПЕЙСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД В XXI ВЕКЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРИМЕНЕНИЯ

161

ния и выдворения неграждан36. Доктрина четвертой инстанции к тому же является одним из частных проявлений принципа субсидиарности. Подход, использованный Судом в отношении этой доктрины, относится к «судебному самоограничению». Это самоограничение распространяется, в частности, на: установление фактов в деле; толкование и применение национального права; приемлемость и оценку доказательств в процессе; материально-правовую справедливость результатов гражданского спора (в широком смысле); виновность или невиновность обвиняемого в уголовном судопроизводстве.

– Конвенция признает, что ограничения конкретных фундаментальных прав (ст. 8–11 Конвенции) могут быть «необходимы в демократическом обществе» и Европейский Суд по правам человека при толковании Конвенции может проявить должное уважение к национальным демократическим институтам при решении вопроса, какие меры являются необходимыми. В этом отношении известная доктрина свободы усмотрения является логическим результатом места демократии в конвенционной схеме и отражением субсидиарной роли Конвенции в защите прав человека37. Судья международного суда должен уважать решения, принятые демократическими институтами в полном соответствии с верховенством права; и хотя это «уважение» никогда не исключит международный контроль полностью, оно требует некоторых мер судебного самоограничения на международном уровне. Но «в основе доктрины лежит понимание того, что законодательные, исполнительные и судебные органы государства – участника Конвенции изначально действуют в соответствии с принципом верховенства права и правами человека»38. Другими словами, свобода усмотрения «служит как смазка на границе между индивидуальными правами и общественными интересами»39. Наконец, словно демократические украшения raison d’être и оправдание для свободы усмотрения, она также устанавливает их пределы40.

– Принцип субсидиарности, согласно которому система действует, объясняет и дает значение строгому правилу исчерпания национальных средств защиты (п. 1 ст. 35 Конвенции), процедурному аспекту субсиди-

36См.: Application no. 60654/00, Sisojeva and Others v. Latvia [G.C.], Judgment of 15 January 2007.

37См.: Application no. 63235/00, Vilho Eskelinen and Others v. Finland [G.C.], Judgment of 19 April 2007, § 61.

38Harris D. J., O’Boyle M., Bates E. P., Buckley C. M. Op. cit. P. 14.

39Ibid.

40См.: Tulkens F., Donnay L. L’usage de la marge d’appréciation par la Cour européenne des droits de l’homme. Paravent juridique superflu ou mécanisme indispensable par nature? // Revue de science criminelle et de droit pénal comparé. 2006. N° 1. P. 3–24.

162

арности, который тесно связан с правом на эффективную защиту (ст. 13). Это означает, что основная ответственность за защиту прав и свобод, изложенных в европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, – толкование и применение – ложится на национальные органы власти Договаривающихся Сторон. Нельзя отрицать, что это находится в рамках их компетенции, что они устанавливают точные границы конкретных положений Конвенции, которые в любом случае являются в большинстве дел бессрочными.

Принцип субсидиарности влечет за собой ответственность государства

Прежде всего, относительно законодательной власти. Поскольку тексты связаны, очень важно, чтобы национальные парламенты внимательно проверяли свои акты или законодательство в целом в процессе подготовки и принятия, а после аннулировали те из них, которые несовместимы с Конвенцией. Рекомендация Rec(2004)5 Комитета министров Совета Европы государствам – участникам Конвенции, принятая 12 мая 2004 года, касается именно этого: верификация совместимости проектов законов, действующего права и административных практик со стандартами, изложенными в европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В реальной жизни только государства могут предотвратить нарушения Конвенции с помощью законодательных или административных мер. В этом контексте, разумеется, существенно для анализа и всесторонней оценки принять во внимание также Рекомендацию Rec(2004)6, принятую тогда же для улучшения национальных средств защиты: «…учитывая субсидиарный характер механизма контроля, установленного Конвенцией, что означает в соответствии со статей 1 Конвенции, что права и свободы, гарантированные Конвенцией, должны быть защищены в первую очередь на национальном уровне и применены национальными органами власти… [Комитет министров] рекомендует государствам-членам принимать во внимание примеры положительной практики…: 1. убеждаться посредством проведения анализа в свете решений Суда, что внутренние средства правовой защиты существуют для каждого желающего обратиться с жалобой на нарушение Конвенции и что эти средства являются эффективными…; 2. пересматривать, следуя решениям Суда, которые указывают на структурные или общие недостатки в национальном законодательстве или правоприменительной практике, эффективность существующих внутренних средств правовой защиты и, если необходимо, вводить эффективные средства, чтобы избежать повторных дел, рассмотренных в Суде; <…>».

Далее, о судебном уровне. Вопрос касается инкорпорации или интеграции Конвенции в национальный правовой порядок государств. В настоящий момент на практике Конвенция была инкорпорирована в правовые

163

системы всех Договаривающихся Сторон, но сейчас речь идет о том, как государства применяют ее согласно монистического или дуалистического подходов к отношениям между международным и национальным правом41. Национальные суды изначально наделены главной ролью в деле выявления смысла и введения в действие норм Конвенции в конкретных делах с помощью правильного решения через корректировку, дополнение и приведение национального права в гармонию с такими нормами. Как следствие, субсидиарность в этом контексте – это вид «добавочной субсидиарности»: полномочия Суда по вмешательству допустимы в тех делах, где национальные институты неспособны обеспечить эффективную защиту прав, гарантированных Конвенцией.

По этой причине между национальными и международными судьями в сфере прав человека существует четкое разделение ответственности: национальные органы власти отвечают первыми за права человека; Европейский Суд, который осуществляет сторонний контроль, отвечает лишь после. В этом контексте права человека предлагают нам перевернуть перспективу и, в частности, отказаться от кельзеновской модели иерархии норм. Действительно, приход общеевропейских прав человека сегодня представляет самый главный и фундаментальный вызов традиционному правовому мышлению, поскольку он фактически делает этот «пирамидальный» способ мышления более хрупким, менее привлекательным и менее приемлемым42.

Почему это так? Почему контроль за правами человека в Европе имеет такой вид судебной «архитектуры», образца, модели? В общем, в международном публичном праве для того, чтобы стать убедительным в защите прав человека, должно принять оценку извне, международный взгляд, который служит для объективного контроля. В частности, роль Европейского Суда в европейском урегулировании конвенционных прав должна пониматься как способствующая достижению большего единства и общего понимания и соблюдения прав, закрепленных в Конвенции. Замысел авторов Конвенции был создать орган, который с помощью отправления правосудия по отдельным делам создавал бы гомогенный свод толкований статей Конвенции. Следуя этой идее, Страсбургский суд воспринял свою роль не только как механизма для разрешения индивидуальных

41См. по этому вопросу исследовательский проект: Keller H. The Reception of the ECHR in the Member States (http://www.rwi.unizh.ch/keller/Reception/home. htm).

42См.: Van de Kerchove M., Ost F. De la pyramide au réseau?: Vers un nouveau mode de production du droit // Revue interdisciplinaire d’études juridiques. 2000. N° 44. P. 1; Van de Kerchove M., Ost F. De la pyramide au réseau?: Pour une théorie dialectique du droit. Bruxelles: Publications des Facultés universitaires Saint-Louis, 2002.

164

споров, но и как инструмента для консолидации и продвижения прав человека в Европе.

III. Принцип субсидиарности и его границы

Несмотря на свою важность, принцип субсидиарности не абсолютный, и этому есть три причины.

– Не только принцип субсидиарности относится к фундаментальным принципам, лежащим в основе Конвенции. Страсбургская система равно базируется на втором «столпе», а именно на принципе, согласно которому права должны быть эффективны: предназначение Конвенции – гарантировать права, и не теоретические или иллюзорные, а конкретные и эффективные43. Этот принцип служит как «противовес» принципу субсидиарности: когда бездействие Суда привело бы к отказу в правосудии с его стороны, что сделало бы гарантии основных прав согласно Конвенции недействующими, Суд может и должен вмешаться, как ему предписано статьей 19 Конвенции.

– В этом контексте также особенно важен вопрос интерпретации: статья 1 Конвенции, согласно которой государство должно охранять для каждого в пределах своей юрисдикции его права и свободы, определенные в разделе I Конвенции, – это отправная точка для толкования Судом стандартов Конвенции44.

Интерпретация прав и свобод, гарантированных Конвенцией, находится в сердце процесса отправления правосудия Европейским Судом по правам человека. Несомненно, выбор авторов Конвенции был «развивать в частностях и сам текст, который содержит некоторый набор прав, без их фактического определения или детерминации точного содержания или пределов применения»45. Более того, поскольку затрагиваются материальные права, европейская Конвенция защищает преимущественно гражданские и политические права, те, что берут свое начало в философии естественных прав, начиная с восемнадцатого века в Европе. Это было для авторов «вопросом приоритета и тактики»: дабы иметь «короткий, непротиворечивый текст, который правительства должны принять одно-

43См.: Application no. 6694/74, Artico v. Italy, Judgment of 13 May 1980, § 33.

44Здесь затрагивается спорный вопрос, где, по нашему мнению, существует непонимание. Некоторые авторы или судьи национальных судов критикуют Европейский Суд по правам человека за вступление в расширительное толкование Конвенции, выходящее за замысел авторов. См., например: Bossuyt M. Should the Strasbourg Court Exercise More Self-Restraint? On the Extension of the Jurisdiction of the European Court of Human Rights to Social Security Regulations // Human Rights Law Journal. Vol. 28. 2007. No. 9–12. P. 321–331.

45Ibid. P. 58.

165

временно, пока подъем за права человека был силен»46. Как верно подметили Уайт и Ови: «Для того чтобы быстро доказать приемлемость текста, права, выбранные для включения в него, были уже широко признанными и непосредственно относились к событиям на тот момент совсем недавнего прошлого. <…> Но органы, к чьей компетенции относится толкование и применение прав, закрепленных в Конвенции, никогда не рассматривали их как статичные»47.

Процесс толкования состоит в придании смысла тексту и указании границ его применения к конкретным фактам. Таким образом, интерпретация Конвенции представляет собой комплексный герменевтический процесс; более того, Суд следует не одному, а целому ряду правил при толковании, зависящем от рассматриваемого дела (развития, самостоятельности, сравнительного толкования, свободы усмотрения, принципа пропорциональности, принципа субсидиарности, подразумеваемых полномочий и т. д.). Методы толкования Суда всегда основывались на Венской конвенции о праве международных договоров (ст. 31 и 32), положения которых, как выразился судья Матчер, «оказывают давление на судебное толкование»48. Пункт 1 статьи 31 Венской конвенции закрепляет телеологический метод толкования, то есть он дает приоритет объекту и цели договора как главному основанию для толкования49. Гибкость объекта и цели позволили Суду развивать свой собственный метод толкования50 и компенсировать некоторые дефекты или ограничения самого тек-

46Harris D. J., O’Boyle M., Bates E. P., Buckley C. M. Op. cit. P. 3. См. также: Tulkens F., Van Drooghenbroeck S. La place des droits sociaux dans la jurisprudence de la Cour européenne des droits de l’homme: La question de la pauvreté // La déclaration universelle des droits de l’homme (1948–2008): Réalité d’un idéal commun?: Les droits économiques, sociaux et culturels en question: actes du colloque international organisé par la Commission Nationale Consultative des Droits de l’Homme et le Commissaire aux Droits de l’Homme du Conseil de l’Europe, les 16 et 17 octobre 2008 à Strasbourg / Commission Nationale Consultative des Droits de L’homme. Paris: La documentation française, 2009. P. 105 et seq.

47White R. C. A., Ovey C. Op. cit. P. 4.

48Matscher F. Les contraintes de l’interprétation juridictionnelle: Les méthodes d’interprétation de la Convention européenne // L’interprétation de la Convention européenne des droits de l’homme: actes du colloque des 13 et 14 mars 1998 organisé par l’Institut de droit européen des droits de l’homme (UMR.CNRS.5815) Faculté de droit de l’Université de Montpellier I / Sous la dir. de F. Sudre. Bruxelles: Bruylant-Nemesis, 1998. P. 15.

49См.: Letsas G. A Theory of Interpretation of the European Convention on Human Rights. Oxford: Oxford University Press, 2007. P. 59.

50См.: Bernhardt R. Evolutive Treaty Interpretation, Especially of the European Convention of Human Rights // German Yearbook of International Law. Vol. 42. 1999. P. 11 et seq.

166

ста51. Более того, «это было определено в общих выражениях как защита индивидуальных прав человека и поддержание и развитие идеалов и ценностей демократического общества»52, как этого требует преамбула.

Основные решения

В постановлении по делу Вемхоф против Федеративной Республики Германии от 27 июня 1968 года Суд установил: «Осознавая, что это правоустанавливающий договор, необходимо найти толкование, которое наиболее приемлемо, чтобы реализовать цели и исполнить предмет договора, но не такое, что в максимально возможной степени ограничило бы обязанности, принятые Сторонами»53. Такое толкование – касающееся статьи 5 Конвенции – основано на международной практике, но также вдохновлено преамбулой Конвенции, которая отсылает не только к поддержанию, но также к дальнейшему воплощению прав человека и основных свобод, и согласно статье 1 Конвенции, которая устанавливает, что государство «должно охранять» права и свободы, гарантированные Конвенцией. Несколько лет спустя в постановлении по делу Голдер против Соединенного Королевства от 21 февраля 1975 года Суд вновь высказался про телеологический метод: «Не расширительное толкование вводит в силу новые обязанности Договаривающихся Сторон: оно основано на самом смысле первого предложения пункта 1 статьи 6 в ее контексте, принимая во внимание объект и назначение Конвенции как правоустанавливающего договора»54. Дело Голдера было описано как «один из наиболее креативных шагов Суда в толковании любых статей Конвен­ ции»55 и «одно из наиболее важных дел в истории Европейского Суда по правам человека»56. «Характер Конвенции как договора, в соответствии с которым суверенные государства соглашаются на ограничение своего суверенитета, сейчас дал жизнь подходу, фокусирующемуся не на правоустанавливающем характере Конвенции и ее роли как гаранта прав человека в Европе, а на ее толковании для ее развития во времени. В связи с этим утверждение о том, что Конвенция представляет “общественный порядок Европы”, является особенно важным. Оно означает, что при толковании и применении Конвенции главное не в том, что Конвенция

51См.: Harris D. J., O’Boyle M., Bates E. P., Buckley C. M. Op. cit. P. 4.

52Ibid. P. 5–6.

53Application no. 2122/64, Wemhoff v. Germany, Judgment of 27 June 1968, § 8.

54Application no. 4451/70, Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975, § 36.

55Harris D. J., O’Boyle M., Bates E. P., Buckley C. M. Op. cit. P. 235.

56Letsas G. Op. cit. P. 61.

167

создает “обоюдные обязательства между Договаривающимися Сторонами”, а в том, что она налагает “объективные обязанности” на них для защиты прав человека в Европе на основании Конвенции, развивающейся в сторону превращения в европейский конституционный билль о правах»57.

Теория «effet utile»

Подобная практика имела естественное ответвление. Суд развил теорию эффективной защиты прав человека, для чего и предназначена Конвенция. Это теория «effet utile», которая «стала фундаментальным краеугольным камнем для защиты конвенционных прав и свобод»58. Как часто заявлял Европейский Суд по правам человека, важно указать точные границы прав, поскольку цель Конвенции – это «гарантировать права, которые не теоретические или иллюзорные, но практические и эффективные» и которые объясняют, среди прочего, известное предложение в знаменательном деле Эйри против Ирландии: «…не существует непроницаемого барьера, отделяющего [социально-экономическую] сферу от поля, покрываемого Конвенцией»59.

С этой точки зрения или в этом контексте под развивающимся толкованием следует подразумевать и понимать, что «договоры о правах человека – это действующие инструменты, толкование которых должно предполагать изменения во времени и, в частности, в современных условиях»60. Другими словами, идеи, используемые Конвенцией, должны пониматься в смысле, придаваемом им демократическим обществом сегодня61. Подход

57Harris D. J., O’Boyle M., Bates E. P., Buckley C. M. Op. cit. P. 6.

58Rietiker D. The principle of «Effectiveness» in the Recent Jurisprudence of the European Court of Human Rights: Its Different Dimensions and Its Consistency with Public International Law – No Need for the Concept of Treaty Sui Generis // Nordic Journal of International Law. Vol. 79. 2010. No. 2. P. 245–277, 256.

59Application no. 6289/73, Airey v. Ireland, Judgment of 9 October 1979, § 26.

60Application no. 5856/72, Tyrer v. the United Kingdom, Judgment of 25 April 1978, § 31; Application no. 15318/89, Loizidou v. Turkey, Judgment of 23 March 1995, § 71; Application no. 28957/ 95, Christine Goodwin v. the United Kingdom, Judgment of 11 July 2002, § 75; Application no. 46221/99, Öcalan v. Turkey, Judgment of 12 March 2003, § 193. См.: Wildhaber L. The European Court of Human Rights in Action // Ritsumeikan Law Review. Vol. 83. 2004. P. 84. См. также: Prebensen S. C. Evolutive Interpretation of the European Convention on Human Rights // Protecting Human Rights: The European Perspective: Studies in Memory of Rolv Ryssdal / Ed. by P. Mahoney, F. Matscher, H. Petzold. Köln, Berlin, Bonn, München: Carl Heymanns Verlag, 2000. P. 1123–1137.

61См.: Matscher F. Op. cit. P. 23.

168

«живого инструмента» к толкованию есть временнóе измерение принципа эффективности62.

Консенсуальное толкование и эволютивное толкование

Эти идеи связаны, если не равноценны. Несомненно, встретившись с конкретной идеей, заложенной в Конвенции, Суд определяет значение, которое она приобрела со временем, однако такая эволюция становится правилом, только если достаточное число государств – участников Конвенции принимают ее. Аналогично развивается консенсуальное толкование, или, чтобы разделить их, оно сливается с эволютивным толкованием: решающий элемент этого развития исходит из конвергенционного движения национального права государств-участников и договоров или иных международных текстов и документов. На практике это означает, что Суд будет добавлять новые аспекты к объему конвенционных прав как только станет ясно, что такие аспекты стали приемлемыми для всего Совета Европы, чтобы быть частью идеи «фундаментальных прав»63. Постановление Европейского Суда по делу Демир и Байкара против Турции от 12 ноября 2008 года, которое касается переговоров о заключении коллективного соглашения в сфере трудовых отношений, является хорошим

62См.: Prebensen S. C. Op. cit. P. 1125; Dubout E. Interprétation téléologique et politique jurisprudentielle de la Cour européenne des droits de l’homme // Revue trimestrielle des droits de l’homme. 2008. N° 74. P. 383 et seq., esp. P. 392–393. Параллельно Суд развивал различные конструкции, такие, к примеру, как защиту «рикошетом», неотъемлемые элементы прав или автономные идеи, систематизированные в постановлении по делу Энгель и другие против Нидерландов (Application nos. 5100/71; 5101/71; 5102/71; 5354/72; 5370/72, Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976). Суд также постепенно расширил границы государств, чтобы защищать права человека как можно более эффективно. Таким образом, если обязанности государств негативны – не препятствуют реализации гарантированных конвенцией прав и свобод – то требование, чтобы государства принимали меры, добавляется к требованию о том, что они должны быть пассивны, которое вытекает из позитивных обязательств или даже превентивных обязательств. В этом отношении верно то, что позитивные обязанности могут расширять границы контроля со стороны европейских судей, в частности, в отношении экономических, социальных и культурных прав. В итоге, с этой точки зрения, практика Суда подразумевает обязанность государства принять соответствующие законодательные, административные и судебные меры для того, чтобы предотвратить нарушения Конвенции и включение в отношения между индивидами. Это такое применение Конвенции, которое расширяется в различных направлениях, и мы не можем не отметить его глубокий эффект на общую теорию прав человека.

63См.: Prebensen S. C. Op. cit. P. 1128.

169

примером: «Консенсус, берущий начало в специализированных международных документах и в практике Договаривающихся Сторон, может создать важную логическую предпосылку для Суда, когда он толкует положения Конвенции в конкретных делах»64.

В этом отношении сравнительное право требует, разумеется, внутреннего и ясного первоначального источника вдохновения Суда. Несомненно, во многих делах возникает вопрос выявления общих знаменателей для всех государств или, более точно, вопрос достижения европейского консенсуса. Обращение к аналогичным примерам при разрешении дел о правах человека не приводит к спорам в Европейском Суде65. Это нечто, считающееся само собой разумеющимся.

Между гибкостью и правовой определенностью

Фундаментальные права имеют открытую структуру и их точное значение еще предстоит выяснить. Их применение, по сути, отсылает к процессу толкования судьями. Фундаментальные права не могут задавать критерии своего применения. Они общи и абстрактны по природе и приобретают конкретное значение только в частном контексте, в связи с которым они востребованы.

Правовая определенность, которую Фуллер зовет внутренней моральностью права, является, очевидно, тем фактором, который надо принимать во внимание, особенно для того, чтобы определить природу обязательств государств. Однако в тоже время она не может предотвращать или исключать гибкость в толковании Конвенции, соответствующей фундаментальным целям, достижение которых заложено в тексте. «Жесткость в функционировании правовой системы – знак слабости, не силы. Она лишает правовую систему необходимой эластичности. Будучи далекой от достижения конституционно образцового результата, она может сделать правовую систему неспособной эффективно функционировать в

64Application no. 34503/97, Demir and Baykara v. Turkey [G.C.], Judgment of 12 November 2008, § 85.

65См., например, ссылки на канадские и американские постановления в Европейском Суде по правам человека: Application no. 74025/01, Hirst v. the United Kingdom (No. 2) [G.C.], Judgment of 6 October 2005; Application no. 44306/98, Appleby and Others v. the United Kingdom, Judgment of 6 May 2003; Application no. 48539/99, Allan v. the United Kingdom, Judgment of 5 November 2002. Вопрос стал дискуссионным в США, см. замечания судьи Верховного суда Рут Бейдер Гинсбург (Ruth Bader Ginsburg) к Конституционному суду Южно-Аф- риканской Республики – «A decent respect to the Opinions of [human]kind»

(7 февраля 2006 года).

170

изменяющемся времени»66. Постановление Большой Палаты по делу Скоппола против Италии (№ 2) от 17 сентября 2009 года суммировало сущность данного подхода: «Несмотря на то что Суд формально не обязан следовать любому своему предшествующему постановлению, в интересах правовой определенности, предсказуемости и равенства перед законом не отказываться, без убедительной причины, от прецедентов, изложенных в предыдущих делах… Несмотря на то что Конвенция – первая

ипередовая система защиты прав человека, Суд, однако, должен считаться с изменениями условий в государствах-ответчиках и Договаривающихся Сторонах в целом и отвечать, к примеру, на любой зарождающийся консенсус в отношении стандартов, которые должны быть достигнуты… Это момент ключевой важности. Конвенция должна толковаться

иприменятся способом, гарантирующим ее права практически и эффективно, а не теоретически и иллюзорно»67.

Гармоничный баланс должен быть найден между правовой определенностью и гибкостью как важными конкурирующими ценностями, к которым Суд должен быть равно чувствителен: сосредоточившись на особых обстоятельствах дела, уважении плюрализма интересов, он должен отдавать себе отчет в быстром развитии мыслей и идей – все эти ценности задействованы в формировании аргументации, которой юристы уделяли внимание, и которые со времен Аристотеля заслужили имя «prudents»

(prudentes, jurisprudence).

–В кильватере Протокола № 14, который довольно точно отражает сущность исполнения постановлений Суда, современная практика Суда развивалась в двух новых направлениях.

Прежде всего, постановление по делу Брониовский против Польши от 22 июня 2004 года68 было описано Судом как пилотное решение в деле, которое явило особую проблему, затронувшую более 80 000 человек. Основным правовым базисом для этой новой процедуры стала Резолюция Комитета министров Совета Европы от 12 мая 2004 года о постановлениях, разоблачающих системную проблему, послужившую первопричиной, которая легализовала возможность Суда предписать/предложить государству-ответчику принятие конкретных общих мер69. По общему

66National Westminster Bank plc v. Spectrum Plus Ltd [2005] UKHL 41, per Lord Nicholls of Birkenhead.

67Application no. 10249/03, Scoppola v. Italy (No. 2) [G.C.], Judgment of 17 September 2009, § 104.

68Application no. 31443/96, Broniowski v. Poland [G.C.], Judgment of 22 June 2004. См. также мировое соглашение: Application no. 31443/96, Broniowski v. Poland, Judgment (Friendly settlement) of 28 September 2005.

69Резолюция Res(2004)3 по постановлению, раскрывающему предлежащую системную проблему (12 мая 2004 года). По вопросу различий между структур-