Экзамен зачет учебный год 2023 / 1Сборник_ЕВРОПЕЙСКАЯ КОНВЕНЦИЯ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД В XXI ВЕКЕ ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРИМЕНЕНИЯ

121

мых им дел не всякое его решение, обязывающее государство-ответчика выплатить соответствующую денежную компенсацию, обеспечивает тем самым и полное восстановление нарушенного права. Европейский Суд только констатирует нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод в отношении заявителя, но не вправе принять дальнейшие меры, с тем чтобы устранить его, в частности в тех случаях, когда выявленное нарушение носит длящийся характер либо обусловлено допущенными национальным судом существенными нарушениями норм процессуального права. В таких случаях эффективное восстановление нарушенного права может блокироваться вступившим в законную силу национальным судебным актом, в связи с вынесением которого заявитель обратился в Европейский Суд и который является обязательным на территории соответствующего государства и должен исполняться. Поскольку национальный судебный акт не подлежит пересмотру в системе международной юрисдикции, принятое государством обязательство исполнять окончательные постановления Европейского Суда по правам человека, в том числе констатирующие такие нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, для устранения которых требуется отмена судебных актов, вынесенных в рамках национальной юрисдикции, обусловливает введение в национальном законодательстве механизма восстановления прав заинтересованных лиц в случае, если эти права не могут быть восстановлены путем присуждения и выплаты одной лишь денежной компенсации. Иное свидетельствовало бы об умалении и ограничении права каждого на судебную защиту, предполагающего конкретные гарантии, которые позволяют реализовать его в полном объеме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости29.

29Следует, однако, признать, что для целей исполнения решений Европейского Суда по правам человека государствами – участниками европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод могут и должны приниматься необходимые и разнообразные меры как правовосстановительного, так и правоохранительного (превентивного и гарантийного) характера, которые, конечно, не могут быть ограничены или сведены к пересмотру того или иного правоприменительного или судебного акта. В принципе же на соответствующих государствах лежит конвенционная обязанность, прежде всего, самостоятельно, без применения процедур и средств наднационального принуждения соблюдать свои обязательства, вытекающие из содержания Конвенции, и обеспечивать восстановление нарушенных прав и основных свобод человека и гражданина через применение национальных (внутригосударственных) механизмов. В связи с этим обращает на себя внимание Федеральный закон от 30 апреля 2010 года № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (Российская газета. 2010. 5 мая). Призванный оградить граждан от нарушений, связан-

122

Опираясь на эти правовые подходы, Конституционный Суд РФ в названном Постановлении от 26 февраля 2010 года № 4-П фактически удовлетворил требования заявителей о нарушении их конституционного права на судебную защиту таким процессуальным регулированием, которое не содержит определенного механизма исполнения вынесенного Европейским Судом по правам человека решения о нарушении национальными властями конвенционных прав и, в частности, не предусматривает возможности пересмотра конкретного дела гражданина, в связи с которым и состоялось решение Европейского Суда.

Заявители по этому делу – граждане, в отношении которых Европейский Суд по правам человека установил, что при рассмотрении гражданских дел с их участием органами правосудия Российской Федерации были допущены нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод (выразившиеся в отмене в порядке надзора вступивших в законную силу судебных постановлений, рассмотрении гражданского дела составом суда, который не может быть признан судом, созданным на основании закона), обратились с заявлениями о пересмотре соответствующих судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, в удовлетворении которых им, однако, было отказано. При этом судебные органы исходили из того, что статья 392 Гражданского процессуального кодекса РФ, регулирующая вопросы пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, содержит исчерпывающий перечень оснований для такого пересмотра, в число которых не входит вынесение Европейским Судом решения в пользу заявителя.

В связи с этим обратившиеся в Конституционный Суд РФ граждане настаивали на признании нормы части второй статьи 392 неконституционной, поскольку она не предусматривает в числе оснований для пересмотра вступивших в законную силу судебных актов установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о

ных с необоснованными задержками сроков осуществления правосудия, – а они составляют существенную долю нарушений Российской Федерацией положений статьи 6 Конвенции о праве на справедливое судебное разбирательство в разумный срок – и тем самым «разгрузить» Европейский Суд по правам человека, упомянутый Федеральный закон вместе с тем прямо предусматривает, что в течение шести месяцев со дня вступления его в силу лица, подавшие в Европейский Суд по правам человека жалобу на предполагаемое нарушение их права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок, в отношении которой не вынесено решение по вопросу ее приемлемости или по существу дела, могут обратиться в порядке, установленном настоящим Федеральным законом и процессуальным законодательством Российской Федерации, в суд с заявлением о присуждении им соответствующей компенсации (ч. 2 ст. 6).

123

защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека, и тем самым вступает в противоречие с требованиями статей 1, 2, 15 (ч. 1, 2 и 4), 17 (ч. 1), 18, 19 (ч. 1), 42, 46 (ч. 1 и 2), 55 (ч. 2), 79 и 120 Конституции РФ.

Не признавая оспариваемое законоположение неконституционным, Конституционный Суд выявил его конституционно-правовой смысл, удовлетворяющий как запросам заявителей по данному конкретному делу, так и общей конституционной потребности в исполняемости и действенности всех законных судебных актов.

По мнению Конституционного Суда, решения Европейского Суда по правам человека, вынесенные в связи с нарушением властями Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина, должны безусловно исполняться на территории Российской Федерации и предполагают при необходимости ревизию ранее принятых правоприменительных, включая судебные, актов. Возникает вопрос: в каком именно процессуальном порядке это должно происходить?

Апелляционное и кассационное производства предназначены для проверки лишь не вступивших в законную силу судебных постановлений и, соответственно, не могут использоваться для целей исполнения решений Европейского Суда по правам человека. Что же касается надзорного порядка пересмотра судебных актов по названным обстоятельствам, то в условиях действующего законодательства он практически невозможен. Обращение в суд надзорной инстанции ограничено сроком в шесть месяцев со дня их вступления в законную силу и условием исчерпанности иных установленных способов обжалования судебного постановления до его вступления в законную силу (ч. 2 ст. 376 Гражданского процессуального кодекса РФ). При этом восстановление указанного процессуального срока допускается только в исключительных случаях, когда суд признает уважительными причины его пропуска по обстоятельствам, объективно исключающим возможность подачи надзорной жалобы в установленный срок (тяжелая болезнь, беспомощное состояние и другое), и которые имели место в период не позднее одного года со дня вступления обжалуемого судебного постановления в законную силу (ч. 4 ст. 112 Гражданского процессуального кодекса РФ). Наличие указанного пресекательного процессуального срока для обращения в суд надзорной инстанции является непреодолимым препятствием для использования названного механизма пересмотра судебных актов в связи с выявлением Европейским Судом по правам человека нарушений Конвенции, так как постановление выносится им по его истечении.

При таких обстоятельствах единственной возможностью защиты конституционных прав граждан на доступ к правосудию, судебную защиту и справедливое судебное разбирательство должно быть использование ме-

124

ханизма, установленного главой 42 Гражданского процессуального кодекса РФ, поскольку пересмотр дела по вновь открывшимся обстоятельствам, будучи особой стадией судопроизводства, является дополнительной процессуальной гарантией защиты прав и охраняемых законом интересов участников процессуальных отношений. Указанный вид производства, имеющий резервное значение, используется, когда неприменимы или были исчерпаны другие средства процессуально-правовой защиты.

Однако отсутствие в части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса соответствующего основания приводит в судебной практике к отказу от рассмотрения этих заявлений (как это имело место в делах заявителей по настоящему делу) и тем самым – вопреки предписанию статьи 15 (ч. 4) Конституции РФ, согласно которой если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора, – к блокированию действия Конвенции о защите прав человека и основных свобод на территории Российской Федерации.

Вместе с тем Конституционным Судом РФ было принято во внимание, что национальному процессуальному праву известен механизм исполнения решений Европейского Суда по правам человека, и он связан именно с институтом пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам. Соответствующее правовое регулирование предусмотрено, в частности, в пункте 7 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса РФ и в пункте 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуально- го кодекса РФ. Конституция же Российской Федерации предполагает равное право граждан на судебную защиту независимо от ее процессуальной формы и при этом ориентирует на принципиальную соотносимость (сходство) основных черт гражданского судопроизводства, посредством которого осуществляют судебную власть суды общей юрисдикции и арбитражные суды. Соответственно, по мнению Конституционного Суда, установление различного уровня гарантий защиты прав граждан при формулировании перечня оснований для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов в результате принятия Европейским Судом по правам человека постановления, констатирующего нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод, не может быть оправдано спецификой дел, рассматриваемых судами общей юрисдикции. В такой ситуации для заинтересованных лиц не исключается возможность обращения с соответствующим заявлением в суды общей юрисдикции, которые при рассмотрении таких заявлений – в силу части четвертой статьи 1 Гражданского процессуального кодекса РФ, предписывающей им в случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе гражданского судопроизводства, применять норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии такой нормы действовать, исходя из принципов осущест-

125

вления правосудия в Российской Федерации (аналогия права), – обязаны руководствоваться как пунктом 7 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса РФ, так и пунктом 5 части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса РФ, с тем чтобы обеспечить, насколько это возможно исходя из фактических обстоятельств конкретного дела и характера спорных правоотношений, восстановление нарушенных прав.

Одновременно Суд констатировал, что наличие в правовой системе государства процедур пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, в связи с вынесением которых были констатированы нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, выступает в качестве меры общего характера, обязательность осуществления которой в целях реализации предписаний данной Конвенции вытекает из ее статьи 46 во взаимосвязи со статьями 19, 46 и 118 Конституции РФ, а следовательно, требует законодательного закрепления механизма исполнения окончательных постановлений Европейского Суда по правам человека, который позволит обеспечить адекватное восстановление прав, нарушение которых выявлено Европейским Судом. В соответствии с этим Суд обязал федерального законодателя внести изменения в Гражданский процессуальный кодекс РФ, с тем чтобы гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским Судом нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека.

Впредь же до внесения федеральным законодателем необходимых изменений положения части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса РФ подлежат истолкованию и применению на практике в том смысле, который был выявлен в Постановлении Конституционного Суда РФ и предполагает, что: суды общей юрисдикции не вправе отказывать в пересмотре по заявлению гражданина вынесенного им судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам в случае, если Европейским Судом установлено нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела, по которому было вынесено данное судебное постановление, послужившее поводом для обращения заявителя в Европейский Суд по правам человека.

Рассмотренные вопросы соотношения национальной судебно-консти- туционной и конвенционной юрисдикций представляют собой, как это подтверждается практикой демократического правового развития суверенных европейских государств, важные характеристики формирующегося европейского конституционализма.

Войцех Садурский

Профессор права Университета Сиднея

Расширение Совета Европы в восточном направлении и конституционализация Европейского Суда по правам человека*

Совет Европы преследует угроза конституционализации, или, говоря менее драматично, недавно стало модным жаловаться на то, что Европейский Суд по правам человека (далее – Европейский Суд) стал (или становится) чем-то вроде «конституционного суда» для Европы. Как утверждают Алек Стоун Свит и Хелен Келлер, «Конвенция и Европейский Суд осуществляют функции, сравнимые с теми, которые присущи национальным конституциям и конституционным судам государств Европы»1. Это серьезное заявление, однако не выделено в литературе, посвященной Европейскому Суду. Такая значимая фигура, как бывший Председатель Страсбургского суда, профессор Люциус Вильдхабер, в своих публикациях и выступлениях любит описывать Суд в конституционных терминах. В то же время и сам Европейский Суд по правам человека, приравнивая Конвенцию к «конституционному» документу, косвенно, как ее гарант, позиционирует себя в качестве конституционного органа правосудия2.

В этой работе я освещу идею «конституционализации» Европейского Суда, но только с одного ракурса, а именно с точки зрения влияния недавнего расширения Совета Европы после эволюции модели Европейского

*Настоящая статья большей частью основана на работе: Sadurski W. Partnering with Strasbourg: Constitutionalisation of the European Court of Human Rights, the Accession of Central and East European States to the Council of Europe, and the Idea of Pilot Judgments // Human Rights Law Review. Vol. 9. No. 3. 2009. P. 397–453.

1Stone Sweet A., Keller H. The Reception of the ECHR in National Legal Orders // A Europe of Rights: The Impact of the ECHR on National Legal Systems / Ed.

by H. Keller; A. Stone Sweet. Oxford; New York: Oxford University Press, 2008. P. 3–28.

2См.: Application no. 15318/89, Loizidou v. Turkey, Judgment of 23 March 1995, para. 75. В нем Европейский Суд сослался на Конвенцию «как на конституционный инструмент европейского общественного порядка (ordre public)».

127

Суда от «вышестоящего апелляционного» до «конституционного». Я не утверждаю, что это единственный ракурс, с которого вопрос конституционализации Европейского Суда может быть рассмотрен эффективно, хотя я точно убежден, что это очень важный, возможно, наиболее значимый аспект, в рамках которого тезис о конституционализации становится многозначительным и убедительным. В любом случае это единственный фактор, который я изучил в деталях, и ничто в моей работе не основано на предположении (которое, скорее всего, было бы ложным), что другие тенденции и факторы не повлияли на конституционализацию Европейского Суда.

Мои доводы будут излагаться в следующей последовательности. Вопервых, я приведу несколько аргументов (боюсь, что банальных, однако ключевых для всей остальной части анализа) о влиянии расширения Совета Европы в восточном направлении на систему Конвенции. Я отмечу, что не только по количественным, но также и по качественным причинам по отношению к эволюционирующей природе дел, инициированных в Центральной и Восточной Европе, Конвенция изменила свой характер с утверждения уже достигнутого общего знаменателя в защите прав на установление целей, которые еще предстоит достичь. Следовательно, Европейский Суд в большей степени стал заниматься оценкой правовых систем, имеющих недостатки (что изначально не предполагалось), вместо разрешения дел индивидуального характера. Во-вторых, я сфокусируюсь на развивающейся системе сотрудничества между Европейским Судом и национальными конституционными судами, особенно в контексте появления интригующего феномена «пилотных» постановлений. В- третьих, рассматривая непосредственно вопрос «конституционализации» Страсбургского суда, я объединю эти две темы, сделав вывод о том, что ввиду эволюционирующей природы системы Конвенции (расширяющейся в восточном направлении) и в значительной степени благодаря сотрудничеству между судами в вопросах, касающихся прав человека, Европейский Суд все меньше выполняет функции «вышестоящего апелляционного» суда и все больше становится квазиконституционным судом Европы.

1.Эволюция системы Конвенции, вызванная расширением в восточном направлении

Традиционно Страсбургский суд воспринимался как судебный орган последней инстанции, чья деятельность была ограничена специфическими делами о нарушении прав, и к нему обращались после исчерпания всех внутригосударственных средств правовой защиты. С этой точки зрения он не подпадал под категорию судов, которые оценивают национальные законы как таковые. Его охранительная функция была строго ограничена

128

рассмотрением действий и решений, но не законов, на основании которых эти действия или решения были совершены или приняты.

Указанное традиционное восприятие никогда не было абсолютно верным. В действительности проведение четкого различия между неблагоприятными решениями и неблагоприятными законами («неблагоприятными» в свете прав, предусмотренных Конвенцией, толкуемых в различные периоды времени Европейским Судом) не очень верно, так как оно основано на устаревшем и вызывающем большие споры устойчивом различии между законотворчеством и правоприменением. По крайней мере, в ряде случаев неизбежное привлечение Европейского Суда к проверке решения национального суда было связано с тем, что пробел в праве находился глубже, в самом законе государства, а не в мотивировке национального суда3. Но эта проверка всегда проводилась осмотрительно, без недвусмысленного утверждения о «системной» природе проблемы. До «пилотных» постановлений Европейский Суд обращался к резким формулировкам законов, отмечая, что именно закон часто являлся целью рассмотрения. В действительности более общие, системные указания находились в «мотивировочной» части постановлений, в то время как их резолютивная часть была сфокусирована строго на индивидуализированных нарушениях. Таким образом, по мнению государств – членов Совета Европы, легитимность Европейского Суда основана на подразумеваемом (а иногда и не таком уж подразумеваемом) убеждении, что Европейский Суд не будет вмешиваться в демократические процессы, происходящие в государствах и выражающиеся в соответствующем законодательном выборе, а будет осуществлять просвещающее руководство национальными судами для того, чтобы последние толковали положения конституций и внутригосударственных законов в полном соответствии с авторитетным толкованием Судом тех прав, которые провозглашены европейской Конвенцией.

Несоответствие этого подхода стало очевидным после вступления в состав Совета Европы новых членов, в основном из стран Центральной

иВосточной Европы, когда обнаружилось, что многие проблемы были обусловлены не столько судебными ошибками, сколько содержанием самих законов. Ложность традиционной дихотомии «хороший закон – плохое решение» не может более быть подтверждена с невозмутимым видом,

иэто приводит к феномену «пилотных» постановлений, появлению которых способствовали политические ветви Совета Европы, о чем я скажу далее.

3См.: Application no. 6833/74, Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. В

данном деле закон Бельгии, регламентирующий статус «внебрачных» детей, был признан дискриминационным по смыслу статьи 14 во взаимосвязи со статьей 8 европейской Конвенции.

129

Однако на данный момент мне бы хотелось сделать акцент на главном доводе этой статьи, а именно на том, что по большей части в результате расширения Совета Европы в восточном направлении мы стали свидетелями общего преобразования Европейского Суда, который сменил роль «регулятора», ориентированного главным образом на распространение индивидуального правосудия и в основном действующего в области прав, на гораздо более важную роль. Суд стал арбитром, к которому обращаются, когда выявляются какие-либо фундаментальные нарушения, и который формулирует некоторые основные и весьма значительные правовые принципы, способные оказать серьезное влияние и на основании которых должны контролироваться изменения внутригосударственного законодательства, практика конституционных судов и т. д. Изменение природы постановлений – по делам, связанным с более серьезными нарушениями и требующим более «системных» решений – помогло избавиться от традиционной точки зрения, в соответствии с которой роль Европейского Суда ограничена исправлением нарушений, допущенных в ходе применения законов, и не связана с законами как таковыми.

Новые государства – члены Совета Европы (особенно те, которые стали таковыми после падения коммунистического режима) имеют меньше причин бояться конституционных изменений Европейского Суда или сопротивляться им, поэтому в них создана намного более благоприятная среда для конституционализации по сравнению с той, которая существует в «старых» государствах-членах, где имела место определенная степень сопротивления в этом направлении. Как указал Нико Криш в своем довольно серьезном исследовании, «национальные суды (в странах Западной Европы) настаивают на максимальном верховенстве их собственных внутригосударственных правопорядков над европейским законом, регулирующим права человека, и они создали сферу усмотрения в вопросе о том, соблюдать ли постановления Европейского Суда…»4. Однако это не относится (в общем и целом) к странам Центральной и Восточной Европы. Разница позиций может быть связана с целым рядом факторов.

Во-первых, страны Центральной и Восточной Европы являются недавно присоединившимися участниками; они еще не внесли свой вклад в существующий вид системы Конвенции, поэтому у них нет «чувства собственности» в отношении первоначальной системы. Они присоединились на условии «принимайте или откажитесь», без возможности исключений, сохранений или отказов и с полной осведомленностью о том, что Европейский Суд уже довольно давно применяет подход к толкованию Конвенции, в соответствии с которым она рассматривается как «живой документ», и интерпретирует ее положения в свете собственного понимания

4Krisch N. The Open Architecture of European Human Rights Law // Modern Law Review. Vol. 71. 2008. No. 2. P. 186–216, 215.

130

изменяющихся стандартов прав человека. Таким образом, не может идти речи о недовольстве, разочаровании и протесте относительно того, что то, что ты видишь, это не то, что ты получаешь.

Во-вторых, вряд ли страны Центральной и Восточной Европы считают, что в них создана образцовая система защиты прав человека, и присоединяются к странам Западной Европы для того, чтобы учить, а не учиться. После многих десятилетий авторитарного коммунизма с его полным пренебрежением к правам человека и демократическим процессам европеизация этих государств обусловила резкий скачок в процессе их «обучения». Основной целью присоединения к Совету Европы являлось укрепление демократических «успехов», достигнутых после падения коммунизма. Совет Европы, в свою очередь, стремится охватить эти новые демократические государства, зачастую не имеющие хорошей практики защиты прав человека, для достижения несколько продолжительной терапевтической и просветительской цели: идея состояла в том, что «Европа» будет способна лучшим образом влиять на последующие достижения в области защиты прав человека, если эти страны будут находиться в ее составе, нежели вне его. Поэтому случаи принятия в число членов Совета Европы, которые могут казаться преждевременными, основаны на истинном желании помочь новым переходным демократическим государствам добиться того стандарта прав человека, который уже достигнут на Западе (в Западной Европе).

В-третьих, общественное мнение и правовая и политическая элита стран Центральной и Восточной Европы были весьма незначительно – или даже вообще не были – заинтересованы во влиянии наднационального права Европейского Суда на их вновь приобретенный суверенитет. Если и существует одна очевидная область, в которой национальное самосознание и соответствующие идеи суверенитета особенно слабы в странах Центральной и Восточной Европы, то это область именно защиты прав человека, будь то гражданские, политические или социально-экономиче- ские права. Данный факт объясняет, почему деятельность Страсбургского суда так высоко оценивается населением в странах Центральной и Восточной Европы, даже несмотря на то, что система Конвенции уже повлияла на суверенитет европейских государств множеством способов, а именно обеспечивая гражданам прямой доступ к независимому европейскому органу для обращения с жалобами на действия властей их собственных государств, требуя от национальных (конституционных и «обычных») судов следовать прецедентной практике Европейского Суда и побуждая законодательные и исполнительные органы власти приводить законы и политику в соответствие с этой практикой и т. д. По моим наблюдениям относительно причин популярности Конвенции в Польше, многие страсбургские заявители хотят, «чтобы Европейский Суд активно “вмешивался” каждый раз, когда внутригосударственные органы власти допу-