Учебный год 22-23 / Флейшиц_Е.А._СООТНОШЕНИЕ_ПРАВОСПОСОБНОСТИ_И_СУБЪЕКТИВНЫХ_ПРАВ

Из § 11 вытекает, что обладание гражданскими правами имеет своею предпосылкой гражданскую правоспособность, «способ­ность становиться субъектом» соответствующих прав (и обязан­ностей). Но из этой же редакции ясно и другое. «Способность становиться субъектом гражданских прав и обязанностей» есть не синоним правосубъектности, а «следствие» ее или, лучше может быть, один из ее атрибутов. Правосубъектность есть признание лица участником правоотношений, отдельные из которых — гра­жданские правоотношения возникают для каждого данного лица на основе его гражданской правоспособности. Носителем же дру­гих, негражданских прав и обязанностей лицо является не пото­му, что оно «может становиться» их носителем, а, очевидно, по­тому, что приобретает их lege, в силу самого его признания ли­цом, в силу закона. Иначе понять § 11 невозможно.

Ничего иного не говорит по сути дела и Флайнер в цитируемом А.В. Бенедиктовым месте его работы. Флайнер пишет: «В призна­нии публично-правовой личности (а не правоспособности. — Е.Ф.) заключается одновременно наделение ее гражданской правоспо­собностью». Со сферой публично-правовых отношений понятие правоспособности Флайнером не связывается.

Нельзя не заметить, что при некотором своеобразии сло­воупотребления на однородной позиции стоял и Еллинек в работе «System der subjektiven offentlichen Rechte», сыгравшей, несмотря на критику ее рядом буржуазных юристов, важнейшую роль

_34

в развитии учения о публичных субъективных правах в буржуаз­ной литературе.

Сравнивая «частное», то есть гражданское субъективное пра­во, с публичным субъективным правом, Еллинек писал: «Право­субъектность сама по себе всегда явление juris publici. Только как участнику государственного общения (Staatsglied) в самом широ­ком смысле слова это качество присваивается современным госу­дарством каждому человеку, который так или иначе соприкасает­ся со сферой господства государства — является человеком во­обще, носителем прав. Это не означает ничего иного, кроме того, что на данного человека распространяется охрана средствами права.., так как правосубъектность есть явление juris publici, то на основе публичного права зиждется все право частное»¹.

И в другом месте той же работы сказано: «Возникновение и прекращение новых гражданских субъективных, прав не увеличи­вает и не умаляет правосубъектности... Иначе обстоит дело с пра­вовой мощью, которая составляет специфический признак субъек­тивного публичного права. Эта правовая мощь неотделима от пра­восубъектности без ее умаления»². Очевидно, что возникновение и прекращение гражданских субъективных прав не влияет на право­субъектность потому, что за носителем этих прав независимо от изменений в числе их и содержании остается гражданская право­способность; и только эта способность непосредственно закрепля­ется законом за человеком в сфере его отношений, регулируемых «частным», гражданским правом. В области же публичного, госу­дарственного, административного права возникновение или пре­кращение каждого отдельного права влечет за собою и соответст­вующее изменение правосубъектности: волею государства носи­тель права начинает или перестает участвовать в тех или иных регулируемых государственным или административным правом общественных отношениях, ибо, признавая за человеком право­субъектность в указанной сфере, закон закрепляет за ним не пра­воспособность, а определенные по содержанию субъективные права.

¹ Georg lellinek, System der subjektiven offentlichen Rechte, TQIingen, 1905,

S. 82. _Ч„ ,«.»-f,_t,,_i._:-l.._l'.. -■:■■■,■:,

² Там же, стр. 56.

__ 35^

Да иного, кажется, и не мог бы сказать германский юрист. Ибо и Германское гражданское уложение не отождествляет пра-вообладание вообще с правоспособностью и не считает право­способность необходимой предпосылкой обладания любым пра­вом. В § 54 Германского гражданского уложения предусмотрено существование неправоспособных союзов. Это не значит, конеч­но, что такие союзы вообще не участвуют в правоотношениях. Ряд норм Уложения относится к любому союзу: обладающему или необладающему гражданской правоспособностью, например, § 23, 24 говорят о союзе вообще. Наоборот, § 25 говорит только о союзе, обладающем гражданской правоспособностью, § 42, 43 различают прекращение союза и лишение его гражданской пра­воспособности.

Конечно, существование объединения лиц, не признаваемого носителем гражданской правоспособности, не только порождает множество правовых трудностей, но, по общему правилу, пре­пятствует и развитию деятельности соответствующих объедине­ний, лежащей вне сферы имущественных отношений. Тем не менее, оно, во-первых, известно законодательной и вообще пра­вовой практике различных стран, а во-вторых, оно не только из­вестно, но и неоднократно используется системами права экс­плуататорских обществ именно для того, чтобы парализовать деятельность определенных объединений. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить историю союзов, не преследующих целей извлечения выгод во Франции, и, в частности (и это глав­ное), профессиональных союзов в различных капиталистических странах.

Первые до настоящего времени не обладают полной граждан­ской правоспособностью. Но до введения в действие закона 1 июля 1900 г. они вовсе не обладали гражданской правоспособ­ностью. Тем не менее союзы, не преследующие целей извлечения выгод, состояли в различных негражданских правоотношениях и никогда к ним не применялось понятие правоспособности. Вот как об этом пишут Колин и Капитан в курсе гражданского права, сообщая краткие исторические сведения о союзах: «С одной сторо­ны, Конституанта и Конвент последовательно упразднили все ор­ганизации «мертвой руки» и передали их имущества государству.

36

С другой стороны, оба эти законодательные собрания многократ­но провозглашали свободу союзов... Эти объединения допуска­лись (законом), но они не могли обладать имуществом... Устано­вилось различие между понятиями законного существования и их гражданской правоспособностью.

Статья 291 Уголовного кодекса установила общее правило о том, что свобода союзов может осуществляться не иначе, как под контролем и с разрешения правительства. Но разрешенные союзы не являются в силу разрешения на существование юридическими лицами¹. Таким образом: а) выражение «правоспособность» употребляется названными авторами только в сочетании со сло­вом гражданская; б) качество юридического лица заключается для союза в том, что он обладает гражданской правоспособно­стью и, наконец, в) отсутствие гражданской правоспособности не препятствует тому, чтобы у союза были негражданские права и обязанности (прежде всего по отношению к административным органам, разрешившим возникновение союза и осуществляющим над ним контроль). Для участия в этих отношениях никакой правоспособности не требуется: союз в силу факта разреше­ния его деятельности имеет определенные — негражданские — права и несет определенные негражданские обязанности.

Может быть, еще яснее выступает противопоставление граж­данской правоспособности и обладания негражданскими правами (и обязанностями) в правовой характеристике, которую назван­ные французские авторы дают административным подразделени­ям государства, из которых каждое неизбежно наделено извест­ными правами в области административных отношений: депар­таментам, округам, общинам (communes), кантонам. «Качество юридического лица не является необходимым для деятельности любого объединения, любого учреждения. Понятно, что некото­рые объединения, некоторые учреждения могут существовать без того, чтобы была надобность возводить их в ранг юридических лиц.., департаменты, общины... признаются юридическими лица­ми, в то время как не ощущается необходимость признать то же

¹ Colin et Capitant, Cours elementaire de droit civil frangais. Neuvieme edition per Julliot de la Morandiere, t. I, p. 659.

37_

качество за округами, кантонами»¹. Вместе с тем не приходится сомневаться в том, что не только департаменты и общины, но и округа, и кантоны являются носителями целого ряда администра­тивных правомочий. Совет округа (conseil d'arrondissment) явля­ется и органом административной юстиции.

II

Советское социалистическое право принципиально отлично от права капиталистических стран. Объективное право Союза ССР не распадается на публичное и частное право. Субъективные права граждан по социальной сущности глубоко отличны даже от одноименных субъективных прав, закрепляемых правом капита­листических стран. Они используются не для эксплуататорских целей, ибо эксплуатации нет места в общественном строе, осно­ванном на социалистической собственности на средства произ­водства, а в целях удовлетворения материальных я нематериаль­ных интересов граждан, неразрывно связанных с интересами об­щества. Реальность этих прав обеспечивается как материальными гарантиями, заложенными в самих основах социалистического строя, так и гарантиями правовыми.

Значит ли это, что в советском праве в отличие от права бур­жуазного правоспособность является необходимой предпосылкой правообладания?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде всего внимательно продумать соотношение правоспособности и субъ­ективных прав в той области правоотношений, для которой поня­тие правоспособности установлено нормой закона: в области гражданских правоотношений.

Основным субъективным гражданским правом гражданина является право личной собственности. Личная собственность про-изводна от социалистической собственности. Главным основани­ем возникновения права личной собственности является прило­жение труда граждан к средствам производства, состоящим в социалистической собственности советского государства и социа­листических кооперативных организаций. Основным объектом права личной собственности советского гражданина являются

_L

Colin et Capitant, назв. соч., т. 1, стр. 668.

_38

денежные знаки, в которых выражены его трудовые доходы, на­званные ст. 10 Конституции СССР в ряду объектов права личной собственности граждан на первом месте.

Трудовой доход необходимо предполагает трудовую деятель­ность гражданина. Поэтому закон не может непосредственно закрепить ни за одним гражданином право на какую бы то ни было денежную сумму и право личной собственности на денеж­ные знаки, в которых эта сумма выражена. Трудовой доход граж­данина есть его доля в той части национального дохода, которая распределяется между гражданами по количеству и качеству тру­да, отданного каждым из них обществу. Поэтому закон может и должен сделать одно — признать, и закон действительно призна­ет в ст. 10 Конституции СССР, что любой гражданин может иметь равное с другими гражданами право личной собственно­сти на свои трудовые доходы.

Для удовлетворения тех потребительских нужд граждан, ко­торые не удовлетворяются безвозмездно за счет общественных фондов, гражданин неизбежно должен превращать свой трудовой доход в разнообразные предметы потребления, оплачивать, по­скольку они возмездны, услуги различных организаций. Для это­го он вступает в правоотношения, опосредствующие реализацию принадлежащих ему денежных знаков в целях приобретения раз­нообразных предметов потребления (в самом широком смысле). Это те товарно-денежные отношения, в которых прежде всего проявляется ограниченное плановостью социалистического хо­зяйства действие закона стоимости; участники этих отношений находятся в равном положении — это отношения, регулируемые гражданским правом.

В какие именно гражданско-правовые отношения вступает тот или иной гражданин, разумеется, также предвидеть невозможно. Более того, чем разнообразнее потребности граждан, тем, оче­видно, разнообразнее эти отношения, тем ярче проявляется инди­видуальность отдельного человека. Стремясь обеспечить в инте­ресах общества развитие индивидуальных сил и способностей граждан, закон, регулирующий отношения, в которых выражает­ся превращение трудового дохода граждан в разнообразнейшие предметы потребления, может и должен сделать одно — признать

_L

39_

равную для всех граждан возможность или иначе способность быть участниками всех соответствующих правоотношений — равную гражданскую правоспособность.

Субъективные гражданские права граждан не «равны»: у раз­ных граждан они неодинаковы по числу и по содержанию, часто и несопоставимы, с точки зрения «равенства», по содержанию; в этом заключается их основная служебная роль: разнообразие со­держания этих прав позволяет им служить средством удовлетво­рения разнообразных потребностей граждан, а разнообразие ин­дивидуальных черт граждан обогащает общество в целом.

Понятно, что организация, за которой признается гражданская правоспособность, не может возникнуть без наделения ее в уста­новленном законом порядке в самый момент ее возникновения известными имущественными средствами. Хозяйственная орга­низация и создается для использования имущественных средств в определенных хозяйственных целях. Нехозяйственная организа­ция не может, не обладая известными средствами, удовлетворять потребности, которые возникают для нее самой в связи с осуще­ствлением ее нехозяйственных задач.

Но те отдельные конкретные цели и нужды, на которые ор­ганизация — хозяйственная или нехозяйственная — будет рас­ходовать свои средства, могут быть ограничены одним: общей целью, для которой данная организация создана, задачами, ко­торые возложены на нее государством (государственная органи­зация) или к разрешению которых она допущена государством (общественная организация). Гражданская правоспособность организации в отличие от гражданской правоспособности граж­дан является «специальной», «целевой». Но в рамках задач, осуществляемых организацией, ее целей гражданская правоспо­собность так же «абстрактна», как правоспособность граждани­на. Абстрактная гражданская правоспособность хозяйственной организации неотделима от проявления ею хозрасчетной ини­циативы. Целевой характер этой правоспособности есть одно из средств, обеспечивающих проявление хозрасчетной инициати­вы в рамках установленных плановых заданий. Таким образом, гражданские субъективные права организации, так же как и гражданские права граждан, должны иметь своей предпосылкой

40

гражданскую правоспособность как абстрактную возможность правообладания и несения обязанностей.

III

Применимы ли изложенные только что положения к общест­венным отношениям, регулируемым другими отраслями совет­ского права?

Прежде всего попытаемся дать ответ на этот вопрос для той отрасли права, которая теснее всего связана с гражданским пра­вом — для гражданского процессуального права. Едва ли есть работа по общим вопросам советского гражданского процесса, в которой не фигурировал бы в той или иной связи термин «граж­данско-процессуальная правоспособность». Однако при внима­тельном чтении соответствующих работ обнаруживается, что то, что процессуалисты называют этим термином, есть не что иное, как гражданская правоспособность. «Всякое лицо (физи­ческое или юридическое), обладающее гражданской правоспо­собностью, вместе с тем обладает и гражданской процессуальной правоспособностью», — пишет С.Н. Абрамов. «Гражданская процессуальная правоспособность советских граждан возникает с момента рождения и прекращается смертью.... Гражданско-про­цессуальная правоспособность неотчуждаема; ...применительно к ст. 10 ГК можно сделать вывод, что всякие сделки, направленные к ограничению процессуальной правоспособности, недействи­тельны»¹ и т.д. Еще определеннее выражено полное совпадение гражданской и гражданско-процессуальной правоспособности в другой работе С.Н. Абрамова. «Лицо, обладающее гражданской правоспособностью, должно вместе с тем обладать и гражданской процессуальной правоспособностью, в противном случае оно будет лишено возможности быть стороною в процессе, то есть получить судебную защиту своих субъективных граж­данских прав» (подчеркнуто мною. — Е.Ф.)².

¹ С.Н. Абрамов, Советский гражданский процесс, учебник для юридических школ, Госюриздат, 1952, стр. 93.

² См. С.Н. Абрамов, Гражданский процесс, учебник для юридических инсти­ тутов и юридических факультетов университетов, Юриздат, 1948, стр. 86.

К.С. Юдельсон пишет: «Гражданин на протяжении всей своей жизни обладает процессуальной правоспособностью.., она возни­кает со дня рождения и прекращается смертью..; у судьи, прини­мающего дело к производству, нет необходимости проверять наличие у выступающих в качестве сторон граждан процессуаль­ной правоспособности. Другое дело проверка правоспособности истца и ответчика, если ими выступают организации. Здесь необ­ходимо убедиться, что они действительно являются юридически­ми лицами»¹. Таким образом, проверка наличия гражданско-процессуальной правоспособности оказывается в действительно­сти проверкой наличия гражданской правоспособности. На той же позиции стоит и С.Н. Абрамов. По мнению С.Н. Абрамова, «суд должен прежде всего убедиться в наличии у истца процессу­альной правоспособности», которая якобы является условием возникновения права на иск в процессуальном смысле. Но здесь же С.Н. Абрамов разъясняет, что первое условие возникновения права на иск в процессуальном смысле есть возможность облада­ния гражданскими правами, то есть гражданская правоспособ­ность².

Это и понятно: у кого нет гражданской правоспособности, кто не может иметь гражданских прав, тот не нуждается и в их су­дебной защите. И наоборот, кто обладает способностью иметь гражданские права, тот тем самым обладает и способностью об­ращаться к суду за их защитой. Ибо притязание на защиту граж­данского права связано с каждым таким правом (кроме случаев, когда в виде исключения гражданские права охраняются в адми­нистративном порядке). Вот почему никакой гражданско-процес­суальной правоспособности, отличной от правоспособности гра­жданской, ни одному процессуалисту, по сути дела, обнаружить не удалось. То, что в процессуальной литературе называют граж­данско-процессуальной правоспособностью, есть по сути дела иное выражение положений, содержащихся в ст. ст. 1 и 2 ГК РСФСР и в гражданских кодексах других союзных республик:

К .С. Юдельсон, Советский гражданский процесс, учебник для Юридических высших учебных заведений, Госюриздат, 1956, стр. 60.

См. С.Н. Абрамов, Гражданский процесс, учебник для юридических инсти­тутов м юридических факультетов университетов, Госюриздат, 1956, стр. 162. »

_42

«гражданские права охраняются законом» (ст. 1), «споры о праве гражданском разрешаются в судебном порядке» (ст. 2).

Вместе с тем в отличие от субъективных гражданских прав те права, которые по взгляду процессуалистов возникают для участников процесса «на основе их гражданско-процессуальной правоспособности», тождественны по содержанию для всех лиц, обращающихся в суд по любому гражданскому делу и занимаю­щих в процессе одинаковое положение (истца, ответчика, тре­тьего лица).

С.Н. Абрамов пишет: «Все граждане и юридические лица... пользуются равными процессуальными правами и несут равные обязанности»¹. Можно было бы сказать точнее и тем самым больше: все граждане и юридические лица обладают одинаковы­ми по содержанию процессуальными правами и несут одинако­вые по содержанию процессуальные обязанности, если находятся в одинаковом предусмотренном законом процессуальном поло­жении. Ибо каждое их процессуальное право есть лишь отдель­ное правомочие, совокупность которых образует право на судеб­ную защиту каждого их субъективного гражданского права.

Но само связанное с гражданским правом право на судебную его защиту, «право обращения к суду за защитой», как выража­ются процессуалисты, гражданским правом не является. Оно об­ращено не к обязанному лицу, которое противостоит носителю данного субъективного гражданского права, не к «пассивному» участнику правоотношения, а к государству. Оно установлено нормой закона о судоустройстве, возлагающей на суды обязан­ность защищать права и законные интересы граждан, и ст. 2 ГК союзных республик. Нормы Гражданского процессуального ко­декса перечисляют отдельные правомочия, в совокупности и об­разующие право на судебную защиту гражданских прав и связан­ные с ними обязанности сторон. Совершенно понятно, что полное тождество этих правомочий для всех участников гражданского процесса, находящихся в одинаковом процессуальном положе­нии, есть единственно возможное выражение процессуального равенства граждан и организаций.

¹ С.Н. Абрамов, Советский гражданский процесс, учебник для юридических школ, Госюриздат, 1952, стр. 95.

43_

В итоге неизбежными представляются следующие выводы: а) то, что в литературе называют гражданской процессуальной правоспособностью, есть не что иное, как гражданская правоспо­собность: б) тот, кто обладает гражданской правоспособностью, способностью иметь гражданские права, признан тем самым и способным обращаться к суду за защитой этих прав; в) притяза­ние на судебную защиту соединено с субъективным гражданским правом, но само по себе является не гражданским правом, а при­тязанием к государству. Это притязание закрепляется законом за носителями гражданских прав и в отличие от последних оно тож­дественно по содержанию для всех лиц, находящихся в том или ином процессуальном положении.

IV

Сказанное об однородности содержания всех процессуальных прав имеет существенное значение и для ответа на вопрос, при­менимо ли понятие правоспособности к отношениям, регулируе­мым главой X Конституции СССР.

Оставляя пока в стороне право на труд, следует признать, что права, закрепленные за гражданами ст. ст. 124-128 Консти­туции СССР, являются тождественными по содержанию для всех граждан СССР.

Если считать, как это предлагает, в частности А.В. Мицкевич¹, что названные права являются не субъективными правами, а «входят в правоспособность», то неизбежно возникают две не­устранимые трудности. Первая из них заключается в непримири­мости указанного взгляда с редакцией названных статей Консти­туции СССР. Статья 125 Конституции называет свободу слова, свободу печати, свободу собраний и митингов и свободу уличных шествий и демонстраций правами граждан. Статья 126 говорит прямо о праве объединения в общественные организации. Ста­тьи 124, 127 и 128 сформулированы иначе, но трудно не признать, что в каждой из них дело идет о субъективных правах граждан. Согласно ст. 124 за гражданами признается «свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды». Но если закон признает за гражданами «свободу» совершения

С м. назв. статью в журнале «Правоведение».

_44

известных действий, то это может иметь только один смысл: граж­дане вправе совершать соответствующие действия. Статья 127 обеспечивает гражданам СССР неприкосновенность личности и разъясняет основное содержание этой неприкосновенности: ни­кто не может быть подвергнут аресту иначе, как по постановле­нию суда или с санкции прокурора. Следовательно, гражданин, которого желают подвергнуть аресту, имеет право требовать до­казательств наличия соответствующего постановления суда или санкции прокурора. Лица, не управомоченные на арест постанов­лением суда или прокурора, обязаны воздерживаться от посяга­тельств на свободу своих сограждан и в подлежащих случаях несут уголовную ответственность за насильственное лишение свободы (ст. 147 УК РСФСР).

Какими же доводами и соображениями можно подкрепить от­рицание закрепления за гражданами ст. 127 Конституции СССР права на личную неприкосновенность? Такие соображения до сего времени в литературе не приведены и едва ли могут быть приведены.

Однородно с нормой ст. 127 положение, содержащееся в ст. 128 Конституции СССР. Неприкосновенность жилища и тайна переписки, которые согласно ст. 128 «охраняются законом», за­ключаются в том, что гражданин имеет право требовать, чтобы никто (кроме случаев, предусмотренных в законе), помимо его согласия не проникал в его жилище, не читал его переписку с другими лицами и не оглашал ее содержание. Поэтому трудно возражать против утверждения, что предусмотренные ст. 128 Конституции права являются определенными субъективными правами.

Статьи 127 и 128 Конституции СССР просто пользуются тер­ минологией, исторически установившейся в процессе длительной политической борьбы за соответствующие права, но вовсе не содержат норм, которые закрепляли бы за гражданами не субъек­ тивные права, а что-то «входящее в правоспособность» и не под­ дающееся не только определению, но и наименованию при по­ мощи принятых юридических категорий и обычной юридической терминологии. »

МО'

45_

Указанные соображения применимы и к правам, закреплен­ным за гражданами ст. ст. 119-121 Конституции СССР. Трудно согласиться с тем, что за советским гражданином обеспечивается «абстрактная возможность» работать семь или шесть часов, а не вполне определенное право на то, чтобы в каждом подлежащем случае он работал ежедневно не более установленного для дан­ной области труда рабочего времени.

Также трудно сказать, что в силу ст. 120 гражданин «спосо­бен» иметь право на пенсию в старости или по случаю утраты трудоспособности. Названная статья прямо говорит, что гражда­нин имеет такое право, а закон о пенсиях точно определяет те отдельные правомочия, из которых складывается это субъектив­ное право.

Вторая неустранимая трудность, которая возникает при при­знании названных выше основных прав граждан только «входя­щими в правоспособность», заключается в следующем. Субъек­тивные права в этом случае пришлось бы признать возникающи­ми на основе каждого из этих «элементов» правоспособности, а это означало бы, что эти «элементы» и соответствующие им субъективные права оказались бы тождественными по содержа­нию и, кроме того, возникали бы, по-видимому, в момент осуще­ствления тех же прав. Очевидно, что «элементы правоспособно­сти», именуемые в Конституции СССР свободой слова, свободой печати, собраний, объединений в общественные организации, так же, как и право на образование и т.д., реализовались бы в субъек­тивных правах, тождественных по содержанию с этими «элемен­тами правоспособности». И, кроме того, моментом возникнове­ния субъективного права свободы слова, например, очевидно, был бы момент, когда это право осуществляется. Другой момент возникновения обнаружить трудно. При таком положении дела трудно обосновать в этой области правоотношений различие пра­воспособности и субъективных прав.

Но главное возражение против этого различия заключается в том, что политическое равенство граждан и равенство их «личных свобод», на закрепление которых прежде всего направлена гла­ва X Конституции СССР, может признаваться достигнутым лишь в том случае, если закон прямо закрепляет за всеми гражданами