Полномочия агента

В данном подразделе речь пойдет в основном о второй части предмета догово­ра агентирования — заключении сделок агентом в интересах его принципала. В российской модели агентского договора сделан акцент именно на совершении сделок, а допущение агента к совершению сделок как от чужого, так и от своего собственного имени, делает отечественное регулирование уникальным по срав­нению с принятым в континентальной Европе. Поэтому исследование вопроса о правах агента совершать сделку с третьим лицом вызывает наибольший интерес. Но вначале, по традиции, обратимся к зарубежному опыту регулирования.

В континентальной Европе между действиями от своего и от чужого имени проводится четкая разграничительная линия, хотя никто не подвергает сомне­нию, что действия от чужого или от своего имени, но в интересах принципа­ла, с экономической точки зрения, являются «ветвями одного дерева»². Вмес-

¹ См.: Principles of European Contract Law. P. I—II / O. Lando, H. Beale (eds.) The Hague. 2000. P. 197.

² Цвайгерт К., Кё'тц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М., 1998. С. 150.

те с тем для юридической квалификации возникающих отношений¹ принцип открытости выступления от чужого имени, сформулированный, в частности, в германском праве, имеет ключевое значение². Если налицо все предпосылки для представительства, то действия представителя порождают права и обязан­ности непосредственно у представляемого, и напротив, если «представитель» заключает сделку от своего имени, то только он наделяется правами и обязан­ностями, даже в тех случаях, когда третье лицо знало, что «представитель» заключил сделку в интересах и за счет «представляемого» (см., например, ст. 1705 ГК Италии)³. Лишь в виде исключения Принципы европейского дого­ворного права в русле попытки совмещения континентального и англо-аме­риканского (о нем будет сказано позже) подходов к представительству пре­дусматривают специальные случаи, когда при «непрямом» (indirect) пред­ставительстве принципал и третье лицо могут предъявлять требования непосредственно друг к другу ^ч(ст. 3:302—3:304 Принципов)⁴.

Если вспомнить цитированные выше нормы ШОЗ (ст. 418а), ГТУ-(§ 84), ГК Польши (ст. 758) и Директивы ЕС (ст. 1), то всех их в части юридических дей­ствий агента объединяет один признак — агент выступает от имени своего принципала. Юридической возможности для агента выступать от своего имени в сделке, заключаемой им за счет принципала, континентальный законода­тель не предусматривает. Для предоставления возможности выступать от чужо­го имени закон предусматривает необходимость наделения агента специаль­ным полномочием. Например, в § 2 ст. 758 ГК Польши говорится, что агент вправе заключать договоры от имени доверителя, а равно принимать исполне­ние для него только в том случае, если он уполномочен на это.

В Директиве ЕС вопрос о полномочии действовать от чужого имени обхо дится молчанием, поскольку выработать унифицированное правило, надо по­лагать, так и не удалось — слишком уж значительны различия в подходах i представительству в странах германской и англо-американской правовых се­мей. Поэтому законодательство каждой из стран могло решить этот вопрос по разному при проведении в жизнь положений данной Директивы. Этим можж

' Существенного уточнения требуют обязательственные отношения, поскольку от ношения вещно-правовые регулируются законом иначе: право собственности припал лежит хозяину (заинтересованному лицу), а не распорядителю дела, хотя известны ис

|ключения и из этого правила. Примером последних по германскому праву может сл\ жить право собственности на закупленный для комитента товар, принадлежаше комиссионеру до передачи товара комитенту (см.: Brox H. Op. cit. S. 214. Rn 419). Причин того акцента, который должен быть сделан при представительстве на обязательстве} ные отношения, как мы полагаем, в том, что для вещи возможно разделение на «соб ственника» и «владельца»..Для обязательственных же прав и обязанностей это невоз можно. Применительно к ним существует только один субъект. Поэтому вещные отнс шения в данной ситуации могут быть урегулированы в соответствии с экономическс подоплекой без угрозы для правовой стабильности, а обязательственные — нет, пс скольку юридическая форма служит тому препятствием (в интересах стабильности обе рота). И в этой связи показательна такая характеристика агентского договора в англе американском праве, как полномочие агента возлагать на принципала личные обяз, тельства (о ней уже шла речь ранее). См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 276, 277. 0\ свидетельствует в пользу проведенных рассуждений, с одной стороны, и позволяет з думаться о концептуальной общности двух основных правовых систем современности данном вопросе — с другой.

² См.: Palandt. Op. cit. S. 158. Rn 2; Larenz K. Allgemeiner Teil des Deutsche n Burgerlichk Rechts. Mlinchen, 1988. S. 601; Rechtsworterbuch / С Creifelds (ed.). Munchen, 19^е S. 1213, 1214.

³ См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 149.

⁴ См.: Principles of European Contract Law. P. I—II. P. 220—223.

152

Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 153

объяснить отсутствие специальных норм, какие только что приводились по праву Польши, в швейцарском или германском законодательствах, устано­вивших ряд общих полномочий агента, которые имеются у него во всех случа­ях, т. е. даже тогда, когда он не обязан совершать никаких сделок от имени принципала, а только посредничает при их совершении. Тем не менее необхо­димость специальных полномочий для агента по заключению сделок (а не агента-посредника) нисколько не отпадает, исходя из общих правил о пред­ставительстве¹.

Отношения, возникающие в континентальном праве в результате заключе­ния договора комиссии (и поручения одновременно), в системе общего права базируются на агентском соглашении. Признанный судебной практикой Анг­лии агентский договор в настоящее время не только широко используется в имущественном обороте внутри стран общего права, но является также одним из наиболее распространенных видов международных сделок.

Как правило, агент действует от имени принципала, и, следовательно, за­ключенные им (или при его содействии) сделки создают права и обязанности непосредственно для принципала. Эта концепция воспринята, надо полагать, в современном праве торгового мореплавания. Отмечается, что морской агент работает, в качестве общего правила, от имени и за счет принципала, что обычно выражается с помощью следующих записей в конце текста любой коммерческой сделки: «только как агент» (as agent only), «от имени» (for and on behalf). При наличии таких записей третье лицо, которое заключает кон­тракт, знает, что работает с агентом, который лишь представляет своего принципала и не несет ответственности по сделкам, подписываемым агентом от имени своего принципала².

Судебная практика допускает и другие способы вступления агента в отно­шения с третьими лицами при осуществлении возложенного на него принци­палом поручения, а именно: а) агент вправе действовать от своего имени, не раскрывая перед третьим лицом существования принципала; б) агент может, указывая на то, что он выступает по поручению и за счет принципала, не рас­крывать его имени. Но в любом случае целью всех фактических или юридичес­ких действий, предпринимаемых агентом, по англо-американскому праву яв­ляется установление договорных обязательств между принципалом и третьим лицом³. На этих же позициях стоят многие акты по международному частному праву, касающиеся вопросов агентирования, поскольку они были приняты под влиянием английской доктрины. В частности, в ст. 1 Гаагской конвенции 1978 г. о праве, применимом к агентским соглашениям, под агентом понима­ется лицо, которое «обладает полномочиями действовать, действует или име­ет своей целью действовать от имени другого лица», при этом Конвенция применяется независимо, действует ли агент от своего имени или от имени принципала⁴. Об этом же свидетельствует подписанная в Женеве в 1983 г. Кон­венция о представительстве в международной торговле товарами. Она регули­рует ситуации, в которых действует «лицо, агент, наделенное прямо выра­женной или подразумеваемой компетенцией заключать от имени другого

¹ См.: Baumbach — Duden — Hopt, Handelsgesetzbuch mit Nebengesetzen. S. 283. Rn 24.

² См.: Юридический справочник по торговому мореплаванию / Под ред. А. С. Коки- на. М., 1998. С. 74.

³ Как указывает К. Шмиттгофф, отношения между агентом и третьим лицом, с ко­ торым заключена сделка, могут возникнуть только в исключительных случаях. См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 144.

⁴ См.: Внешнеэкономическая деятельность: международное частное право и рос­ сийское законодательство: Сборник документов. М., 1997. С. 153.

лица, принципала, договоры с третьей стороной о купле-продаже товаров» (ст. 1(1). В ст. 1(4) разъясняется, что не имеет значения, «действует ли агент от собственного лица или от имени принципала»¹.

Особое значение имеет случай, именуемый на континенте «косвенным представительством», т. е. когда агент действует от своего имени и не извещает третье лицо (контрагента) о собственном качестве «представителя», выступа­ ющего за чужой счет. На этом примере раскрывается различие между концеп­ цией агентства, которая характерна для правовых систем, основанных на «об­ щем праве», и подходом, господствующим в континентальном праве боль­ шинства европейских стран. По английскому праву, если агент был должным образом уполномочен принципалом² и заключил договор с третьим лицом от собственного имени, возникают две возможности: право выбора третьей сто­ роной и право принципала на вмешательство³. «

Право выбора третьей стороной заключается в том, что третье лицо, узнав о фактическом положении дел, вправе по своему усмотрению предъявить требо--вания об исполнении сделки либо к агенту, либо к принципалу («право выбора третьей стороной»⁴). Сделанный им выбор лишает его права на предъявление требований к другой стороне. Одновременно считать ответственными и принци­пала, и агента третье лицо не может. Это положение противоречит общеприз­нанной норме договорного права о том, что лицо, не являющееся стороной в договоре, не может нести обязанностей по этому договору. Однако это положе­ние специалисты по англо-американскому праву обосновывают тем, что неназ­ванный принципал будет получать выгоды от сделки, и нельзя допустить полу­чения им выгод, не возложив на него бремени сделки⁵. Ограничение на привле­чение к ответственности принципала появляется только в том случае, когда будет доказано, что между третьим лицом и агентом в момент заключения до­говора существовала прямо выраженная или молчаливая договоренность об от­ветственности, согласно которой только агент при любых обстоятельствах отве­чает перед третьим лицом по договорным обязательствам⁶.

По мнению Г. Ласка, является очевидным, что третье лицо не может ис­пользовать свое право выбора до того, как оно узнает о наличии представи­тельства и о личности принципала. Если третье лицо получило полное испол­нение по сделке до того, как оно узнало о наличии представительства, то оно не будет иметь прав в отношении принципала⁷. Еще один аспект подобной си­туации «выбора» рассматривается у того же автора: «Если третье лицо, после того как оно узнало о наличии представительства и о личности принципала, ведет себя таким образом, что принципал имеет основания полагать, что тре­тье лицо намерено осуществить свои права в отношении агента, и в расчете на такое поведение третьего лица производит расчеты с агентом, то принципал свободен от ответственности перед третьим лицом»⁸. Иначе как классическим

¹ Подробнее см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 150.

² Хотя обычно «ратификация имеет обратную силу и считается эквивалентной предшествующему полномочию» (дело Danish Mercantile Co. Ltd. v. Beaumont [1951] Ch. 680, 686), считается, что, если нераскрытый «агент» превышает свои полномочия или заключает договор без полномочия, принципал не может одобрить сделку «агента» и преследовать третье лицо в судебном порядке непосредственно: дело Keighley Maxsted & Co. v. Durant [1901] А. С. 240.

³ См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 144.

⁴ Там же. С. 144.

⁵ См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 290.

⁶ См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 158.

⁷ См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 290. ^к Там же. С. 291.

154

Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа

155

проявлением доктрины «эстоппель» (или «ограничения процессуального пра­ва на возражения»), такой практический подход назвать нельзя. При этом вся­ческого уважения заслуживает элегантное воплощение идеи справедливости в конкретных правовых отношениях.

Поскольку агент неназванного принципала ведет дело принципала от своего имени и третье лицо не знает о наличии представительства, последнее лицо имеет основания полагать, что сторона, с которой оно состоит в деловых отно­шениях, обладает полномочием действовать на любых избранных им по своему усмотрению условиях. Независимо от указаний неназванного принципала аген­ту принципал связан любым обещанием, данным агентом в пределах дела, ко­торое последний ведет. Если принципал принимает на себя договор или притя­зает на выгоды из сделки, то он должен принять договор или выгоды со всеми «обременениями» и с теми правами, которые принадлежат третьему лицу в от­ношении агента, в частности допустить зачет со стороны третьего лица'.

Проводя параллель с континентальной моделью договора комиссии, мож­но сделать вывод о том, что и здесь комитент, выразив одобрение (или не зая­вив возражений) той сделке, которую заключил для него комиссионер, дол­жен принять ее на свой счет в комплексе, с одной стороны, т. е. без отказа от условий, которые комиссионер включил в сделку в нарушение указаний ко­митента, и должен нести последствия реализации третьим лицом права на за­чет в отношении соответствующего права требования.

Вторая ситуация из названных выше, когда агент действует, упоминая о своем статусе посредника, но не называя имени конкретного принципала, рождает следующее регулирование: если третьему лицу известно о наличии представительства, но ему неизвестна личность принципала, то агент в силу необходимости является стороной в договоре и, как правило, несет ответ­ственность по договору. Если агент хочет избегнуть этой ответственности, он должен дать настолько полную информацию о личности принципала, чтобы его личность можно было без труда установить, а соглашение с третьим лицом должно ясно показывать, что на агента обязанности не возлагаются². В этой час­ти К. Шмиттгоффом высказывается и противоположное мнение³— если кто-либо подписывает договор с покупателем как «агент» или направляет ему пись­ма «от имени принципалов» или «за счет принципалов», он не несет персо­нальной ответственности, даже если он не раскрыл имени принципала⁴.

Независимо от способа выступления агента — и это, как подчеркивают практически все ученые, составляет одну из особенностей права Англии по сравнению с континентальным правом, хотя и там она рассматривается как некая аномалия⁵, — принципал вправе предъявлять требования из заключен­ной агентом сделки непосредственно к третьей стороне при условии наличия у агента полномочия на совершение того или иного действия (право принци­пата «на вмешательство»⁶). Защита третьего лица, которое было уверено, что

¹ См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 291, 292.

² Там же. С. 311.

³ См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 145.

⁴ Агент, действующий для неизвестного или неназванного принципала, не может назначить себя принципалом, за исключением случаев, когда личность принципала не имеет значения: Gewa Chartering BV v. Remco Shipping Lines Ltd., The Remco [1984] 2 Lloyd's Rep. 205.

⁵ См.: Цвайгерт К., КётцХ. Указ. соч. С. 154, 155; Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 151.

⁶ См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 145; Гражданское и торговое право капиталисти­ ческих государств / Под ред. Е. А. Васильева. М., 1993. С. 377; Юридический справочник по торговому мореплаванию / Под ред. А. С. Кокина. С. 74.

вступает в отношения с определенным лицом и будет исполнять договор в его пользу, не зная о его статусе агента, осуществляется согласно следующему правилу: «Скрытый принципал не может потребовать исполнения договора в судебном порядке в тех случаях, если последствия этого чреваты ущербом для третьей стороны»¹.

Напомним, что ни в одной континентальной правовой системе комитент никогда напрямую обратиться к третьему лицу не может, равно как и третье лицо к комитенту², — этот постулат существует уже не одно столетие. Такой вывод закреплен в абз. 2 п. 1 ст. 990 ГК РФ: «По сделке, совершенной комисси­онером с третьим лицом, приобретает права и становится обязанным комис­сионер, хотя бы комитент и был назван в сделке или вступил с третьим ли­цом в непосредственные отношения по исполнению сделки».

Именно это правило, воспроизведенное законодателем в абз. 2 n.'l ст. 1005 ГК РФ, в случае с агентским договором способно создать сложно разреши­мую проблему. Как известно, в силу ст. 1011 ГК РФ к отношениям, вытекаю­щим из агентского договора, соответственно применяются правила о договоре поручения или договоре комиссии, в зависимости от того, действует агент по условиям этого договора от имени принципала или от своего имени. В конк­ретном споре, ставшем предметом рассмотрения Президиума Высшего Арбит­ражного Суда РФ (постановление № 9804/01 от 4 июля 2002 г.), агент, имев­ший в силу заключенного агентского договора право действовать от своего имени либо от имени принципала по собственному усмотрению, заключил сделку, в которой он сказал буквально следующее: «Я, такой-то, как агент та­кого-то, заключаю сделку в качестве продавца...». Вопрос, имевший значение для правильного разрешения спора по существу, заключался именно в необ­ходимости определить, от чьего имени была заключена эта сделка³. С одной стороны, в сделке прямо не было сказано, что агент действует «от имени» принципала и, следовательно, данную фразу из преамбулы договора поставки можно было истолковать как содержащую то самое упоминание принципала, о котором говорит абз. 2 п. 1 ст. 1005 ГК РФ и которое не влияет на то, что пра­ва и обязанности возникают в лице самого агента. Но с другой стороны, фраза «я, Петров, агент Иванова» настолько идентична фразе «я, Петров, предста­витель Иванова» (последняя фраза может быть истолкована только как означа­ющая совершение сделки от чужого имени независимо от отсутствия трех «ма­гических» слов— «от имени Иванова»), что практически свидетельствует о воле на прямое, а не косвенное представительство. В какой-то мере положение осложнилось еще и тем, что сделка была заключена с иностранным контр­агентом из Европы, которому, как мы уже упоминали, известно только одно понятие агента, а именно это тот, кто может заключить сделку только от чу­жого имени.

Президиум не стал отвечать на этот вопрос, сочтя, что по конкретным об­стоятельствам дела ответ на него ничего не даст, поскольку эти обстоятель­ства безусловно свидетельствовали о необходимости отправить дело на новое

¹ Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 155.

² Это допустимо только на основании уступки права требования, которой может и не последовать.

³ Если от имени принципала была заключена сделка, то неисполнение этой сделки нарушало интересы только третьего лица (покупателя), но не агента, поскольку третье лицо при такой модели права требования к агенту не имело. И напротив, если от име­ ни агента — то обязанным перед покупателем являлся агент, а значит, у него было требование к своему принципалу о своевременной отгрузке товара покупателю (со­ гласно абз. 4 ст. 1000 ГК РФ).

156

Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа

157

рассмотрение. Таким образом, можно утверждать, что для подобной ситуации судебная практика до настоящего времени никакой презумпции (в пользу действия от своего или от чужого имени) не устанавливает, и участникам российского оборота следует проявлять предельную внимательность в данном вопросе.

Мы же можем поддержать только ту позицию, что презумпция должна су­ществовать в пользу «представительского» характера действий агента в подоб­ной ситуации. Норма, перешедшая в гл. 52 из гл. 51 о договоре комиссии, но­сит всего лишь вторичный характер, помогая разобраться в ситуации, когда при явном выступлении посредника от своего имени контрагент предполагает или даже знает, кто является реальным заинтересованным лицом в сделке с ним. Эта норма препятствует распространению правил о «прямом» представи­тельстве в порядке принудительного замещения «косвенного» представитель­ства «прямым». Но она недействительна в случае, когда упоминание носит не второстепенный и случайный характер, а сделано с конкретной целью извес­тить о представительском характере действий агента. Само появление подоб­ной проблемы вызывает мысль об определенных негативных последствиях предоставления агенту по российскому праву возможности действовать как от своего, так и от чужого имени (без вспомогательных правовых средств, подоб­но «праву выбора третьим лицом» или «праву на вмешательство» принципала, которые имеются в англо-американском праве).

Следующий важный вопрос, по которому необходимо проанализировать различные зарубежные доктрины, — это проблема способов фиксации полно­мочий агента на выступление от имени принципала. На этот раз начнем с анг­ло-американского регулирования. Полномочие агента может быть: 1) прямо выраженным, 2) подразумеваемым и 3) видимым¹. Прямо выраженным явля­ется самое «простое» при применении полномочие, т. е. такое, которое дано принципалом в объективированной вовне форме. Однако практически всегда агент уполномочен на совершение некоторых действий, не включенных в его прямо выраженное полномочие. Невозможно перечислить все действия, кото­рые должен совершить агент при осуществлении своей миссии. Агент назнача­ется принципалом для достижения определенной цели, и поэтому ограниче­ние оборота одними лишь «прямо выраженными» полномочиями оказалось неприемлемо для «общего права». Таким образом, для достижения целей представительства агент в дополнение к действиям, детально указанным в прямо выраженном полномочии, уполномочен на совершение сопутствующих действий (подразумеваемые полномочия). Для определения объема полномо­чий агента с точки зрения того, что именно, как он сам имеет основания по­лагать, принципал намеревался на него возложить, имеют значение следую­щие обстоятельства: характер представительства, является ли представитель­ство генеральным или специальным, а также другие обстоятельства, существенные в каждом отдельном случае².

И наконец, последняя разновидность полномочий — так называемые ви­димые полномочия. Их смысл в том, что третьи лица, имеют основание пола­гать, что такие полномочия принципал дал агенту. Их объем в странах «обще­го права» определяется на основании теории процессуального ограничения права на возражение. Видимое полномочие может быть шире или уже, нежели его прямо выраженное или подразумеваемое полномочие, а также может со­впадать с ними в объеме. Если поведение принципала таково, что третьи лица

¹ См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 283.

² Там же.

имеют основание верить в существование представительства и в то, что агент имеет определенные полномочия, то принципал связан действиями такого агента, если агент действует в пределах своего видимого полномочия. Если представительство действительно существует и видимое полномочие агента не шире, чем его прямо выраженное или подразумеваемое полномочие, то теог рии о видимом полномочии не имеют значения. Но если отношений предста­вительства нет или если агент действовал с превышением своего прямо выра­женного или подразумеваемого полномочия, то при разрешении вопроса об отношениях принципала с третьими лицами теории о видимом полномочии имеют большое значение¹.

Проиллюстрировать различие между видимым и подразумеваемым полно­мочием можно на следующем примере. В ходе обычного ведения дел«договари-вающиеся стороны могут делать сообщения и утверждения, относящиеся к делу, о котором идет речь. Агент обладает подразумеваемым полномочием де­лать такие сообщения и утверждения, какие разумно необходимы для дости­жения целей представительства, и видимым полномочием делать сообщения и утверждения, нормальные и обычные при осуществлении доверенного ему дела². Если предметом его деятельности выступает продажа автомобилей в роз­ницу, то подразумеваемым полномочием при прямо выраженном полномочии заключать сделки продажи по определенной цене можно назвать возможность установить гарантийный срок на автомобили (какой обычно устанавливает принципал), а видимым — возможность произвести продажу в кредит (но только при условии, что эта разновидность продажи в розницу является обще­принятой в местности, в которой действует агент).

В результате анализа норм законодательства стран континентальной Евро­пы мы приходим к мысли о существовании единой тенденции, состоящей в том, чтобы формулировать в законе известный набор полномочий, которые присутствуют у агента в силу самого факта заключения с ним агентского дого­вора. Обратимся к германскому регулированию. В абз. 1 § 55 ПТУ закреплено правило о том, что правила § 54 ГТУ распространяются на торговых агентов, которые заключают сделки от имени принципала вне его предприятия. В самом. § 54 ГТУ сказано применительно к действиям в рамках ведения предприятия, что если кто-либо без выдачи прокуры уполномочен на ведение торгового пред­приятия или совершение определенного рода сделок, относящихся к торговому предприятию, или совершение отдельных сделок, относящихся к торговому предприятию, то добровольное уполномочие распространяется на все сделки и юридические действия, которые обычно с собой несет эксплуатация подобного торгового предприятия или совершение указанного рода сделок.

На основе последней нормы в доктрине выделяются уполномоченные ге­неральной доверенностью, уполномоченные по доверенности на род действий и уполномоченные специальной доверенностью. Первые, например, будучи генеральными уполномоченными какого-либо торгового дома, не вправе вкладывать деньги принципала в ценные бумаги; вторые, если взять закупщи­ков текстильных материалов торгового дома, могут покупать рубашки «на пробу» или под условием сохранения права собственности продавца, предъяв­лять претензии о недостатках закупленных материалов, но не вправе от имени принципала закупать мебель; третьи, например, уполномоченные купить тор­говое оборудование для помещения, в котором происходят продажи, вправе

¹ См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 284, 285.

² Там же. С. 293.

158 Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 159

закупить столы, заказать книжные полки, но не вправе покупать какое-либо иное оборудование для остальных помещений торгового дома¹.

В рамки отмеченной выше тенденции укладываются правила абз. 4 § 55 ГТУ о том, что агенты считаются уполномоченными принимать уведомления о не­достатке товара, заявления о необходимости предоставить товар в распоряже­ние, а равно иные заявления, посредством которых третье лицо реализует свои права, возникшие в результате ненадлежащего исполнения, либо огова­ривает их реализацию в дальнейшем; они же считаются уполномочены на реа­лизацию прав своего принципала в отношении обеспечения доказательств. Последнее правило воспроизводится в абз. 2 § 91 ГТУ и применительно к тор­говым представителям (агентам), которые являются только посредниками и не имеют полномочий на заключение сделок от имени принципала.

И наоборот, ряд правил свидетельствует о законодательном ограничении установленной в законодательстве же презумпции, что полномочие распрост­раняется на все связанные действия: доверенность на заключение сделок не наделяет агента полномочием изменять уже заключенные ранее договоры (абз. 2 § 55 ГТУ), причем даже заключенные им самим²; агент имеет право принимать платежи только в том случае, если он прямо на это уполномочен (абз. 3 § 55 ГТУ); на отчуждение или обременение земельных участков, приня­тие вексельных обязательств, получение займов или проведение судебных процессов уполномоченное лицо (агент в нашем случае) имеет право только в случае, если оно ему было специально предоставлено. Практическое послед­ствие этих норм в том, что третьи лица несут риск отсутствия у агента соот­ветствующих полномочий, а значит, проверка этих полномочий находится в их прямых интересах.

Все иные ограничения полномочий агента, кроме прямо поименованных в законодательстве, могут иметь действие против третьего лица только в том случае, если он про них знал или обязан был знать. Такой вывод можно сде­лать из содержания абз. 3 § 54 ГТУ. Это означает, что при недоказанности вины третьего лица нарушение агентом ограничений, установленных в акте уполномочия принципала, относится к риску принципала, который вправе требовать лишь возмещения убытков от своего агента, но не оспаривать соот­ветствующую сделку с третьим лицом. Окончательно идею законодателя мож­но сформулировать словами X. Брокса: если третье лицо убедилось в том, на какого рода действия уполномочивается соответствующее лицо по торговой доверенности (Handlungsvollmacht), то оно имеет право доверять, что в этой доверенности не содержится никаких необычных ограничений³.

Менее подробное, чем в Германии, регулирование с аналогичной целью содержится в ст. 759 ГК Польши: в случае сомнений предполагается, что агент уполномочен на принятие оплаты за исполняемое им, на принятие исполне­ния, за которое он производит оплату, а также на принятие заявлений о не­достатках и прочих заявлений, которые касаются исполнения договора, за­ключенного агентом от имени доверителя.

В России же (если использовать термины англо-американской доктрины) все полномочия агента (действующего по модели поручения⁴) являются «пря-

¹ См.: Brox H. Op. cit. 1994. S. 115, 116.

² Ibid. S. 121.

³ Ibid. S. 114.

⁴ Еще раз отметим, что для действий агента от собственного имени категория «пол­ номочия» не вполне адекватна, поскольку рассчитана только на представительство од­ ним лицом другого.

: мо выраженными», а роль связи полномочий и цели, для которой принципал прибегает к услугам агента, выполняет ставшая обычной фраза: «...и совер-

: шать иные действия, необходимые для выполнения данного агенту поруче­ния». Такого рода запись позволяет разрешать проблемы, связанные с толко­ванием объема полномочий, предоставленных принципалу. Вместе с тем мож­но было бы только приветствовать, если бы российская судебная практика признала некий суррогат «подразумеваемых», полномочий и без открытых

■ формулировок в доверенности или агентском договоре. В этой связи представ- ! ляется целесообразным привести мнение В. Н. Шретера, высказанное им под '\ самый закат нэпа. Он полагал, что доверенность стеснительна для торгового

оборота, следовательно, к жизни вызываются все правила закона о подразу­меваемых полномочиях и проч. Доверенность здесь вступает в свои права лишь тогда, когда речь идет о сделках, выходящих за круг обычных полномочий, или же когда третье лицо осведомлено о том, что полномочия доверенного особо ограничены против обычного круга. Российский закон пока не знает та­кого положения, но нет никакого сомнения в том, что фактически оборот

■ при операциях с заведующим магазином или складом руководствуется именно ; этим положением. Доверенности предъявляются лишь при совершении более | ответственных сделок или сделок на срок и в кредит¹. С тех пор ситуация в час- [ ти «незнания законом» подобных положений практически не изменилась.

Тем не менее в Кодексе торгового мореплавания РФ (далее — КТМ РФ) | появилась ст. 234, названная «Ограничение общих полномочий морского аген-? та», которая требует внимательного изучения. Согласно этой статье «в случае [ ограничения судовладельцем общих полномочий морского агента на соверше-г ние сделок от имени судовладельца сделка, совершенная морским агентом с действовавшим добросовестно третьим лицом, является действительной и со­здает права и обязанности по совершенной для судовладельца сделке, если ; только третьему лицу не было известно о таком ограничении». Как представ-\ ляется, содержание этой нормы способно породить мнение, что в силу самого | факта заключения агентского договора у агента возникают некие «общие пол-\ номочия», правда, содержание которых совершенно не определено. Во всяком ' случае, это далеко не те полномочия, которые вытекают из законов, других стран.

Однако более обоснованным представляется вывод о том, что эта норма в КТМ РФ является некорректной перефразировкой положения п. 2 ст. 1005 ГК | РФ, в которой речь идет об общих полномочиях, предусмотренных в тексте агентского договора. В результате предпосылка применения нормы п. 2 ст. 1005 (формулирование полномочий в общем виде в договоре) исчезла и, следова­тельно, потеряла практический смысл та фраза, которая была закреплена в ст. 234 КТМ РФ. Если законодатель хотел пойти по пути зарубежных законода­тельств, ему следовало в последнем нормативном акте вести речь не только об абстрактных общих полномочиях и их ограничениях, но и о примерном пе­речне этих полномочий.

Подводя итог, можно сделать вывод, что если в норме ст. 234 КТМ РФ за­креплена попытка введения в российский закон института общих полномо­чий, имеющихся у любого лица, ставшего чьим-либо агентом, то эта попытка оказалась совершенно неудачной и в современном своем виде соответствую­щая норма может находить применение только в том случае, когда общие полномочия были сформулированы в тексте договора, заключенного с морс­ким агентом.

¹ См.: Шретер В. Н. Указ. соч. С. 217.

160

Институты гражданского

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 161

Е. А. Суханов высказал мнение о том, что закон допускает оформление полномочий агента на совершение сделок от имени принципала не доверен­ностью, а договором, заключенным в простой письменной форме и предус­матривающим общие полномочия агента на совершение таких сделок (п. 2 ст. 1005 ГК РФ)¹. Формально это точное истолкование правил закона, но участ­никам оборота следует иметь в виду несколько соображений, которые отнюдь не свидетельствуют в пользу подобного способа фиксации полномочий. Во-первых, третьим лицам агент должен предъявить доказательства своих пол­номочий, поскольку в противном случае ни один осмотрительный участник оборота заключать с ним сделку не будет. Показывать ему придется никакую не выписку из договора, а договор в целом (иначе риск третьего лица, что в непоказанных ему условиях договора содержится регулирование, прямо проти­воположное тому, что он видел, высок до такой степени, что ему не имеет смысла обозревать «купированный» экземпляр договора). Договор же содержит в себе целый ряд конфиденциальных условий, в том числе о размере вознаграж­дения агента, о которых третьим лицам знать совершенно необязательно.

Во-вторых, контрагент представителя должен оставить у себя доказательства того, что сделка заключена им с уполномоченным лицом, и при этом докумен­та, исходящего от самого представителя, например «заверенной» им копии агентского договора, совершенно недостаточно. Грамотный участник оборота без соответствующих доказательств не пожелает оставаться, но если доверен­ности не будет, что же, он оставит себе подлинник агентского договора?!

В-третьих, договор — это не только документ, но еще и обязательство, ко­торое за период своего существования может неоднократно изменяться по со­держанию (в том числе и в части полномочий агента). Тогда что же означает указание на полномочия «в договоре»? Указание в одном из документов, фик­сирующем содержание договора, по поводу которого нет никаких гарантий, что он сохраняет свое действие? Или реальное содержание обязательства? В последнем случае оборот практически неспособен будет получить надлежа­щие доказательства. В первом — если содержание полномочий уже было изме­нено до момента совершения сделки, надо решать, сохраняется ли полномо­чие в первоначальном тексте для принципала? Если нет — смотри сказанное про второй вариант. Если да, то чем этот документ отличается от довереннос­ти, лишь технически объединенной с содержанием договора (правами и обя­занностями сторон)?

И наконец, в-четвертых, полномочие есть абстрактное средство, которое не зависит от своего основания (если основание недействительно, полномо­чие сохраняется до его отмены, и это правило стабилизирует оборот!)². Как только полномочие (доверенность) и сделка, устанавливающая обязатель­ство, попадают в единый текст, сразу возрастает риск того, что на практике их будут расценивать вместе: одно (доверенность) будет следовать правовой судьбе другого (обязательства — основания доверенности). Риск этих послед­ствий — самый негативный момент фиксации полномочий в тексте договора. И, таким образом, доверенность выгоднее во всех отношениях, а неудобство изготовления дополнительной «бумажки» можно считать полностью компен­сированным. Остается только сожалеть, что доктрина пока серьезных претен-

¹ См.: Комментарий части второй Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1996. С. 235.

² Подробнее о принципе «абстракции» в представительстве и о его закреплении в текстах многих зарубежных законов см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 150, 151. Обо­ снование этого принципа впервые сформулировано Иерингом Лабандом. См.: Larenz К. Allgemeiner Teil des Deutschen Burgerlichen Rechts. Miinchen, 1988. S. 614, 615.

зий к закрепленному в кодексе регулированию не высказывала, полагая его само собой разумеющимся¹, хотя причины для критики мы усматриваем дос­таточно весомые².

Представляется целесообразным несколько подробнее рассмотреть еще одн\ концепцию германской цивилистики, которая заключается в том, что даже при­менительно к торговым представителям, не имеющим полномочий на соверше­ние сделок, а только призванным посредничать, можно вести речь о довереннос­ти, т. е. документе, фиксирующем полномочия (так называемой Verhandlungsvoll-macht)³. Вместе с тем полномочия всегда даются для выступления перед третьими лицами от имени другого лица, т. е. для совершения юридически значимых дей ствий, поскольку совершать фактические действия от имени другого лица невоз­можно. В этой связи полного единообразия среди немецких ученых не наблюдает­ся, хотя противники «доверенности на ведение переговоров», судя по всему, ос­таются там в меньшинстве. Один из них X. Брокс⁴.

По общему правилу торговый представитель управомочивается только на посредничество за счет доверителя, поэтому ему не выдается доверенность на совершение действий в силу § 54 ГТУ. Его деятельность сводится к подготовке заключения сделки между доверителем и клиентом, но не к самому заключе­нию⁵.

Доктрина Германии признает, что полномочия торгового представителя на посредничество основаны на законе. В этом состоит своеобразный прием законо дательной техники: в силу абз. 2 § 91, абз. 1 § 91а ГТУ торговый представите;п считается уполномоченным на совершение целого ряда действий только в ре­зультате получения им статуса торгового представителя определенного лица (на­пример, принятие заявления о недостатках товара и т. п.). Это достаточно стран­но, поскольку действия посредника происходят на стадии заключения сделки v могут этой стадией ограничиться, т. е. завершиться задолго до различных заявле ний, связанных с ненадлежащим исполнением уже заключенной сделки. Тем не менее таково было решение законодателя, и с ним необходимо считаться.

К деятельности агента может относиться собирание, согласно данному по ручению, предложений (оферт) от лиц, желающих вступить в сделки данног категории, передача таковых предложений своему принципалу, сообщение результатов этого сделавшему предложение и вообще всяческое содействие заключению сделок, а в том числе и участие в формулировке их условий⁶. По

¹ См., например: Гражданское право: Учебник. Ч. II / Под ред. А. П. Сергееве. Ю. К. Толстого. М, 1997. С. 577.

² Неразделение в кодексах ряда континентальных стран отношений в представи тельстве на внутренние и внешние, как во Франции (ст. 1984—2010 ФГК), Испаши (ст. 1709—1739 ГК), Австрии (§ 1002—1034 АГУ), относится уже к XIX в. Более поздшп кодексы такое разграничение воспринимают. Для сравнения см.: ст. 1387—1400 и 1703- 1730 ГК Италии, § 164-181 и § 662-676 ГГУ, ст. 211-235 и 713-729 ГК Греции ст. 3:60-3:67 и 7:400-7:427 ГК Нидерландов, ст. 258-269 и 1157-1184 ГК Португалии Подробнее см.: Principles of European Contract Law. P. I—II. / O. Lando, H. Beak (eds. i The Hague. 2000. P. 198, 199.

³ При этом, безусловно, делается оговорка о том, что подобная «доверенность н проведение переговоров» не имеет ничего общего с той доверенностью, которая урег\ лирована в ГГУ. Однако это не мешает Верховному суду ФРГ применять отдельные пра вила о «настоящей» доверенности к «доверенности на проведение переговоров», в час! ности правила § 168 ГГУ (BGH NJW-RR 91, 441). Подробнее см.: Palandt. Burgerliche Gesetzbuch. Miinchen, 1998. S. 159, 160, Einf. § 164, Rn 15.

⁴ См.: Brox H. Op. cit. S. 121, 122.

⁵ См.: Kustner W. Op. cit. S. 144.

⁶ См.: Федоров Л. Ф. Указ. соч. С. 385.

162 Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 163

лучение посредником оферт от третьих лиц не носит характер юридического действия, оно всегда является фактическим. Посредник в этом смысле ничем не отличается от почтальона. Иной подход следует избрать для принятия по­средником от третьего лица акцепта тех условий, на которых была выставле­на оферта принципалом. Если посредник не уполномочен на совершение та­ких действий, то передача ему акцепта не означает, что акцепт был вручен самому принципалу, а следовательно, договор не признается заключенным. Принципал может считать себя связанным таким акцептом, а может и ут­верждать, что акцепт не был им получен, в последнем случае договор не признается состоявшимся. Совсем иначе ситуация выглядит тогда, когда по­средник является одновременно представителем принципала, а значит, за­явления, сделанные представителю, признаются в тот же момент сделанны­ми самому принципалу (случаи так называемого пассивного представитель­ства).

Для российской практики особенность ведения переговоров и согласова­ния условий будущей сделки как существенной части деятельности фактичес­кого посредника можно усматривать в том, что такие действия, оставаясь фактическими по своему характеру, могут получить известное юридическое значение. Когда лицо (сам субъект будущей сделки или выступающий в его интересах посредник) настаивает на включении определенного условия в до­говор, оно проявляет свою юридически значимую волю, хотя и не в той фор­ме, которая требуется для заключения сделки. Изъявленной вовне воле такого лица закон все же может придать юридическое значение уже постфактум, ког­да будет происходить толкование заключенного договора.

В силу п. 2 ст. 431 ГК РФ, если буквальное толкование содержащихся в до­говоре слов и выражений не позволяет определить содержание договора, дол­жна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора. При этом принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, уста­новившуюся во взаимных отношениях сторон, обычаи делового оборота, по­следующее поведение сторон.

Следует полагать, что предшествующие договору переговоры, в которых с одной из сторон принимал участие не один из контрагентов, а действующий в его интересах, но от своего имени посредник, — если это был именно фак­тический посредник, а не представитель, т. е. ему не было предоставлено его клиентом полномочий совершать определенные связывающие клиента воле­изъявления, — не должны учитываться при применении ст. 431 ГК РФ.

Речь не идет даже об отсутствии формальной доверенности, так как полно­мочие в силу ст. 182 ГК РФ может следовать из обстановки, в которой дей­ствует представитель. Речь должна идти именно о полном отсутствии каких-либо полномочий. При отсутствии полномочий действия посредника не могут связывать избравшее его лицо. Клиент посредника и сам посредник могут вкладывать разный смысл в условие заключенного договора, выработанное при помощи посредника. Было бы несправедливо возлагать на клиента риск такого несоответствия только потому, что он выбрал данного посредника и заключил с ним договор на обслуживание. Предположим даже, что посредник сообщит третьему лицу неверные сведения о свойствах продукции своего принципала, благодаря чему способствует возникновению у другой стороны существенного заблуждения в предмете сделки. При отсутствии доказательств о вине принципала в этом третье лицо сможет отказаться от заключенной сделки в соответствии с п. 1 ст. 178 ГК РФ, но не сможет потребовать возме­щения убытков по абз. 2 п. 2 той же статьи.

И напротив, если посредничающее лицо имело полномочие действовать на переговорах от имени представляемого контрагента, все действия этого лица приравниваются к действиям самого представляемого, а значит, обязательны для него по вопросу о толковании заключенного договора. В Германии эта си­туация возведена в ранг общего правила: условия оферты, выставленной тре­тьим лицом в результате действий посредника в адрес его клиента, толкуются с учетом содержания переговоров посредника и третьего лица¹.

При последовательном проведении такой позиции, как нам представляет-

; ся, не удается избежать своего рода замкнутого круга. Если слова посредника носят обязательный характер для его клиента (представляемого) и они отсту-

; пают, например, от содержания сделанной клиентом оферты, то они являют собой новую оферту, которая может быть акцептована третьим лицом в новом своем содержании. В таком случае грань между «полномочиями» на в'едение пе­реговоров и полномочиями на заключение сделки провести невозможно. Если же слова посредника не носят обязательного характера для его клиента, то здесь и нет места для доверенности, так как юридические действия не совер-

^f шаются. В поддержку своей позиции сошлемся на мнение А. Ф. Федорова, ко-

^; торый считал, что торговый агент в дореволюционном российском праве, не совершая сделок от имени препоручителя, не нуждался и в доверенности от

\ него².

Таким образом, доверенность на ведение переговоров и осуществление по­средничества без права заключения сделки не является доверенностью в соб­ственном смысле этого слова. Фактический посредник не нуждается в дове-

\ ренности от своего клиента для совершения действий в его интересе.

Иного мнения среди отечественных авторов придерживается А. В. Майфат.

[ Он полагает, что посредник не нуждается в полномочиях на трансмиссию

■ прав и обязанностей, ибо его действия не должны порождать правовых обя­занностей для клиента в отношении третьих лиц. «Вместе с тем, — пишет ав­тор, — он должен иметь возможность выражать интересы клиента, не транс­формируя его интерес в правовые последствия. Для этого нужны полномочия несколько иного содержания...» Цель, для которой посредник должен иметь

: полномочия, А. В. Майфат видит в интересах третьих лиц, которые должны

i «иметь ясное представление об объеме прав посредника...»³.

Эта позиция вызывает возражения, поскольку противоречит действующе-

I му законодательству (легальному определению представительства) и доктри­не, в которой полномочие тесно связано с представительством и не существу­ет вне рамок последнего.

Непосредственная проекция на российскую почву германского подхода не­допустима, в том числе и потому, что в п. 2 ст. 182 ГК указан такой признак коммерческого посредника, как выступление в обороте от своего имени. В той же норме сказано, что не являются представителями лица, уполномоченные на вступление в переговоры относительно возможных в будущем сделок. Тол­кование этого правила, противопоставляющего этих лиц коммерческим по­средникам, действующим хотя и в чужих интересах, но от собственного име-■ ни, вызывает серьезные затруднения. Участие в переговорах относительно воз­можного заключения сделки входит в непосредственное содержание понятия «посредничество», следовательно, это лишь частный случай более общего по-

¹ См.: Kustner W. Op. cit. S. 152.

² См.: Федоров А. Ф. Указ. соч. С. 385.

³ Майфат А. В. Понятие и организационно-правовые формы посредничества в гражданском праве. С. 63.

164

Институты гражданского права

Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа

165

нятия. Оправдать его включение в текст правовой нормы, по-видимому, мож­но только тем, что этот случай противопоставляется не посредничеству вооб­ще, а только коммерческому посредничеству, а следовательно, минимальная почва для самостоятельного указания коммерческого посредничества и веде­ния переговоров о будущих сделках сохраняется.

Представляется, что это правило содержит в себе еще одно внутреннее противоречие: лицо уполномочивается на ведение переговоров, но отноше­ний представительства не возникает. Противоречивость этого утверждения проистекает из того, что полномочие является особым субъективным правом, существующим только в структуре правоотношения представительства.

Выше было продемонстрировано, что ведение переговоров, в отличие от заключаемой по итогам этих переговоров сделки, не является юридическим действием¹, следовательно, правоотношение представительства возникнуть не может. На этом основании, чтобы избежать логического круга в определе­нии, следует истолковать термин «уполномочивается» как действие, не свя­занное с наделением полномочием, например как синоним термина «упра-вомочивается». Тогда, будучи перефразированным, правило п. 2 ст. 182 ГК РФ звучит следующим образом: не являются представителями лица, кото­рым предоставлено право вступить в переговоры относительно возможных в будущем сделок.

Третье лицо должно прекрасно понимать, что оно несет риск того, что участвующий с ним в переговорах посредник не имеет полномочий связывать своими действиями своего клиента, а значит, тот всегда сможет отказаться от всего совершенного посредником. И это справедливо, в этом кроется отличие фактического посредника от представителя. В свою очередь, прибегающее к услугам посредника лицо должно отдавать себе отчет в том, что его потенци­альный контрагент может не вступить в контакт с посредником до тех пор, пока тот не получит соответствующих полномочий (включающих в себя воз­можность заключения сделки от имени принципала) и не станет вследствие этого представителем.

Таким образом, фактические действия посредника могут состоять не толь­ко в поиске контрагента, но и в разработке условий договора с ним, однако посредник волю не выражает, он только готовит сделку. Третьему лицу, как правило, бывает ясно, что посредник действует в чужих интересах, но при от­сутствии доказательств иного у посредника подразумевается отсутствие каких-либо полномочий.