Полномочия агента
В данном подразделе речь пойдет в основном о второй части предмета договора агентирования — заключении сделок агентом в интересах его принципала. В российской модели агентского договора сделан акцент именно на совершении сделок, а допущение агента к совершению сделок как от чужого, так и от своего собственного имени, делает отечественное регулирование уникальным по сравнению с принятым в континентальной Европе. Поэтому исследование вопроса о правах агента совершать сделку с третьим лицом вызывает наибольший интерес. Но вначале, по традиции, обратимся к зарубежному опыту регулирования.
В континентальной Европе между действиями от своего и от чужого имени проводится четкая разграничительная линия, хотя никто не подвергает сомнению, что действия от чужого или от своего имени, но в интересах принципала, с экономической точки зрения, являются «ветвями одного дерева»2. Вмес-
1 См.: Principles of European Contract Law. P. I—II / O. Lando, H. Beale (eds.) The Hague. 2000. P. 197.
2 Цвайгерт К., Кё'тц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Т. 2. М., 1998. С. 150.
те с тем для юридической квалификации возникающих отношений1 принцип открытости выступления от чужого имени, сформулированный, в частности, в германском праве, имеет ключевое значение2. Если налицо все предпосылки для представительства, то действия представителя порождают права и обязанности непосредственно у представляемого, и напротив, если «представитель» заключает сделку от своего имени, то только он наделяется правами и обязанностями, даже в тех случаях, когда третье лицо знало, что «представитель» заключил сделку в интересах и за счет «представляемого» (см., например, ст. 1705 ГК Италии)3. Лишь в виде исключения Принципы европейского договорного права в русле попытки совмещения континентального и англо-американского (о нем будет сказано позже) подходов к представительству предусматривают специальные случаи, когда при «непрямом» (indirect) представительстве принципал и третье лицо могут предъявлять требования непосредственно друг к другу ч(ст. 3:302—3:304 Принципов)4.
Если вспомнить цитированные выше нормы ШОЗ (ст. 418а), ГТУ-(§ 84), ГК Польши (ст. 758) и Директивы ЕС (ст. 1), то всех их в части юридических действий агента объединяет один признак — агент выступает от имени своего принципала. Юридической возможности для агента выступать от своего имени в сделке, заключаемой им за счет принципала, континентальный законодатель не предусматривает. Для предоставления возможности выступать от чужого имени закон предусматривает необходимость наделения агента специальным полномочием. Например, в § 2 ст. 758 ГК Польши говорится, что агент вправе заключать договоры от имени доверителя, а равно принимать исполнение для него только в том случае, если он уполномочен на это.
В Директиве ЕС вопрос о полномочии действовать от чужого имени обхо дится молчанием, поскольку выработать унифицированное правило, надо полагать, так и не удалось — слишком уж значительны различия в подходах i представительству в странах германской и англо-американской правовых семей. Поэтому законодательство каждой из стран могло решить этот вопрос по разному при проведении в жизнь положений данной Директивы. Этим можж
' Существенного уточнения требуют обязательственные отношения, поскольку от ношения вещно-правовые регулируются законом иначе: право собственности припал лежит хозяину (заинтересованному лицу), а не распорядителю дела, хотя известны ис
|ключения и из этого правила. Примером последних по германскому праву может сл\ жить право собственности на закупленный для комитента товар, принадлежаше комиссионеру до передачи товара комитенту (см.: Brox H. Op. cit. S. 214. Rn 419). Причин того акцента, который должен быть сделан при представительстве на обязательстве} ные отношения, как мы полагаем, в том, что для вещи возможно разделение на «соб ственника» и «владельца»..Для обязательственных же прав и обязанностей это невоз можно. Применительно к ним существует только один субъект. Поэтому вещные отнс шения в данной ситуации могут быть урегулированы в соответствии с экономическс подоплекой без угрозы для правовой стабильности, а обязательственные — нет, пс скольку юридическая форма служит тому препятствием (в интересах стабильности обе рота). И в этой связи показательна такая характеристика агентского договора в англе американском праве, как полномочие агента возлагать на принципала личные обяз, тельства (о ней уже шла речь ранее). См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 276, 277. 0\ свидетельствует в пользу проведенных рассуждений, с одной стороны, и позволяет з думаться о концептуальной общности двух основных правовых систем современности данном вопросе — с другой.
2 См.: Palandt. Op. cit. S. 158. Rn 2; Larenz K. Allgemeiner Teil des Deutsche n Burgerlichk Rechts. Mlinchen, 1988. S. 601; Rechtsworterbuch / С Creifelds (ed.). Munchen, 19е S. 1213, 1214.
3 См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 149.
4 См.: Principles of European Contract Law. P. I—II. P. 220—223.
152
Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 153
объяснить отсутствие специальных норм, какие только что приводились по праву Польши, в швейцарском или германском законодательствах, установивших ряд общих полномочий агента, которые имеются у него во всех случаях, т. е. даже тогда, когда он не обязан совершать никаких сделок от имени принципала, а только посредничает при их совершении. Тем не менее необходимость специальных полномочий для агента по заключению сделок (а не агента-посредника) нисколько не отпадает, исходя из общих правил о представительстве1.
Отношения, возникающие в континентальном праве в результате заключения договора комиссии (и поручения одновременно), в системе общего права базируются на агентском соглашении. Признанный судебной практикой Англии агентский договор в настоящее время не только широко используется в имущественном обороте внутри стран общего права, но является также одним из наиболее распространенных видов международных сделок.
Как правило, агент действует от имени принципала, и, следовательно, заключенные им (или при его содействии) сделки создают права и обязанности непосредственно для принципала. Эта концепция воспринята, надо полагать, в современном праве торгового мореплавания. Отмечается, что морской агент работает, в качестве общего правила, от имени и за счет принципала, что обычно выражается с помощью следующих записей в конце текста любой коммерческой сделки: «только как агент» (as agent only), «от имени» (for and on behalf). При наличии таких записей третье лицо, которое заключает контракт, знает, что работает с агентом, который лишь представляет своего принципала и не несет ответственности по сделкам, подписываемым агентом от имени своего принципала2.
Судебная практика допускает и другие способы вступления агента в отношения с третьими лицами при осуществлении возложенного на него принципалом поручения, а именно: а) агент вправе действовать от своего имени, не раскрывая перед третьим лицом существования принципала; б) агент может, указывая на то, что он выступает по поручению и за счет принципала, не раскрывать его имени. Но в любом случае целью всех фактических или юридических действий, предпринимаемых агентом, по англо-американскому праву является установление договорных обязательств между принципалом и третьим лицом3. На этих же позициях стоят многие акты по международному частному праву, касающиеся вопросов агентирования, поскольку они были приняты под влиянием английской доктрины. В частности, в ст. 1 Гаагской конвенции 1978 г. о праве, применимом к агентским соглашениям, под агентом понимается лицо, которое «обладает полномочиями действовать, действует или имеет своей целью действовать от имени другого лица», при этом Конвенция применяется независимо, действует ли агент от своего имени или от имени принципала4. Об этом же свидетельствует подписанная в Женеве в 1983 г. Конвенция о представительстве в международной торговле товарами. Она регулирует ситуации, в которых действует «лицо, агент, наделенное прямо выраженной или подразумеваемой компетенцией заключать от имени другого
1 См.: Baumbach — Duden — Hopt, Handelsgesetzbuch mit Nebengesetzen. S. 283. Rn 24.
2 См.: Юридический справочник по торговому мореплаванию / Под ред. А. С. Коки- на. М., 1998. С. 74.
3 Как указывает К. Шмиттгофф, отношения между агентом и третьим лицом, с ко торым заключена сделка, могут возникнуть только в исключительных случаях. См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 144.
4 См.: Внешнеэкономическая деятельность: международное частное право и рос сийское законодательство: Сборник документов. М., 1997. С. 153.
лица, принципала, договоры с третьей стороной о купле-продаже товаров» (ст. 1(1). В ст. 1(4) разъясняется, что не имеет значения, «действует ли агент от собственного лица или от имени принципала»1.
Особое значение имеет случай, именуемый на континенте «косвенным представительством», т. е. когда агент действует от своего имени и не извещает третье лицо (контрагента) о собственном качестве «представителя», выступа ющего за чужой счет. На этом примере раскрывается различие между концеп цией агентства, которая характерна для правовых систем, основанных на «об щем праве», и подходом, господствующим в континентальном праве боль шинства европейских стран. По английскому праву, если агент был должным образом уполномочен принципалом2 и заключил договор с третьим лицом от собственного имени, возникают две возможности: право выбора третьей сто роной и право принципала на вмешательство3. «
Право выбора третьей стороной заключается в том, что третье лицо, узнав о фактическом положении дел, вправе по своему усмотрению предъявить требо--вания об исполнении сделки либо к агенту, либо к принципалу («право выбора третьей стороной»4). Сделанный им выбор лишает его права на предъявление требований к другой стороне. Одновременно считать ответственными и принципала, и агента третье лицо не может. Это положение противоречит общепризнанной норме договорного права о том, что лицо, не являющееся стороной в договоре, не может нести обязанностей по этому договору. Однако это положение специалисты по англо-американскому праву обосновывают тем, что неназванный принципал будет получать выгоды от сделки, и нельзя допустить получения им выгод, не возложив на него бремени сделки5. Ограничение на привлечение к ответственности принципала появляется только в том случае, когда будет доказано, что между третьим лицом и агентом в момент заключения договора существовала прямо выраженная или молчаливая договоренность об ответственности, согласно которой только агент при любых обстоятельствах отвечает перед третьим лицом по договорным обязательствам6.
По мнению Г. Ласка, является очевидным, что третье лицо не может использовать свое право выбора до того, как оно узнает о наличии представительства и о личности принципала. Если третье лицо получило полное исполнение по сделке до того, как оно узнало о наличии представительства, то оно не будет иметь прав в отношении принципала7. Еще один аспект подобной ситуации «выбора» рассматривается у того же автора: «Если третье лицо, после того как оно узнало о наличии представительства и о личности принципала, ведет себя таким образом, что принципал имеет основания полагать, что третье лицо намерено осуществить свои права в отношении агента, и в расчете на такое поведение третьего лица производит расчеты с агентом, то принципал свободен от ответственности перед третьим лицом»8. Иначе как классическим
1 Подробнее см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 150.
2 Хотя обычно «ратификация имеет обратную силу и считается эквивалентной предшествующему полномочию» (дело Danish Mercantile Co. Ltd. v. Beaumont [1951] Ch. 680, 686), считается, что, если нераскрытый «агент» превышает свои полномочия или заключает договор без полномочия, принципал не может одобрить сделку «агента» и преследовать третье лицо в судебном порядке непосредственно: дело Keighley Maxsted & Co. v. Durant [1901] А. С. 240.
3 См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 144.
4 Там же. С. 144.
5 См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 290.
6 См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 158.
7 См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 290. к Там же. С. 291.
154
Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа
155
проявлением доктрины «эстоппель» (или «ограничения процессуального права на возражения»), такой практический подход назвать нельзя. При этом всяческого уважения заслуживает элегантное воплощение идеи справедливости в конкретных правовых отношениях.
Поскольку агент неназванного принципала ведет дело принципала от своего имени и третье лицо не знает о наличии представительства, последнее лицо имеет основания полагать, что сторона, с которой оно состоит в деловых отношениях, обладает полномочием действовать на любых избранных им по своему усмотрению условиях. Независимо от указаний неназванного принципала агенту принципал связан любым обещанием, данным агентом в пределах дела, которое последний ведет. Если принципал принимает на себя договор или притязает на выгоды из сделки, то он должен принять договор или выгоды со всеми «обременениями» и с теми правами, которые принадлежат третьему лицу в отношении агента, в частности допустить зачет со стороны третьего лица'.
Проводя параллель с континентальной моделью договора комиссии, можно сделать вывод о том, что и здесь комитент, выразив одобрение (или не заявив возражений) той сделке, которую заключил для него комиссионер, должен принять ее на свой счет в комплексе, с одной стороны, т. е. без отказа от условий, которые комиссионер включил в сделку в нарушение указаний комитента, и должен нести последствия реализации третьим лицом права на зачет в отношении соответствующего права требования.
Вторая ситуация из названных выше, когда агент действует, упоминая о своем статусе посредника, но не называя имени конкретного принципала, рождает следующее регулирование: если третьему лицу известно о наличии представительства, но ему неизвестна личность принципала, то агент в силу необходимости является стороной в договоре и, как правило, несет ответственность по договору. Если агент хочет избегнуть этой ответственности, он должен дать настолько полную информацию о личности принципала, чтобы его личность можно было без труда установить, а соглашение с третьим лицом должно ясно показывать, что на агента обязанности не возлагаются2. В этой части К. Шмиттгоффом высказывается и противоположное мнение3— если кто-либо подписывает договор с покупателем как «агент» или направляет ему письма «от имени принципалов» или «за счет принципалов», он не несет персональной ответственности, даже если он не раскрыл имени принципала4.
Независимо от способа выступления агента — и это, как подчеркивают практически все ученые, составляет одну из особенностей права Англии по сравнению с континентальным правом, хотя и там она рассматривается как некая аномалия5, — принципал вправе предъявлять требования из заключенной агентом сделки непосредственно к третьей стороне при условии наличия у агента полномочия на совершение того или иного действия (право принципата «на вмешательство»6). Защита третьего лица, которое было уверено, что
1 См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 291, 292.
2 Там же. С. 311.
3 См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 145.
4 Агент, действующий для неизвестного или неназванного принципала, не может назначить себя принципалом, за исключением случаев, когда личность принципала не имеет значения: Gewa Chartering BV v. Remco Shipping Lines Ltd., The Remco [1984] 2 Lloyd's Rep. 205.
5 См.: Цвайгерт К., КётцХ. Указ. соч. С. 154, 155; Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 151.
6 См.: Шмиттгофф К. Указ. соч. С. 145; Гражданское и торговое право капиталисти ческих государств / Под ред. Е. А. Васильева. М., 1993. С. 377; Юридический справочник по торговому мореплаванию / Под ред. А. С. Кокина. С. 74.
вступает в отношения с определенным лицом и будет исполнять договор в его пользу, не зная о его статусе агента, осуществляется согласно следующему правилу: «Скрытый принципал не может потребовать исполнения договора в судебном порядке в тех случаях, если последствия этого чреваты ущербом для третьей стороны»1.
Напомним, что ни в одной континентальной правовой системе комитент никогда напрямую обратиться к третьему лицу не может, равно как и третье лицо к комитенту2, — этот постулат существует уже не одно столетие. Такой вывод закреплен в абз. 2 п. 1 ст. 990 ГК РФ: «По сделке, совершенной комиссионером с третьим лицом, приобретает права и становится обязанным комиссионер, хотя бы комитент и был назван в сделке или вступил с третьим лицом в непосредственные отношения по исполнению сделки».
Именно это правило, воспроизведенное законодателем в абз. 2 n.'l ст. 1005 ГК РФ, в случае с агентским договором способно создать сложно разрешимую проблему. Как известно, в силу ст. 1011 ГК РФ к отношениям, вытекающим из агентского договора, соответственно применяются правила о договоре поручения или договоре комиссии, в зависимости от того, действует агент по условиям этого договора от имени принципала или от своего имени. В конкретном споре, ставшем предметом рассмотрения Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ (постановление № 9804/01 от 4 июля 2002 г.), агент, имевший в силу заключенного агентского договора право действовать от своего имени либо от имени принципала по собственному усмотрению, заключил сделку, в которой он сказал буквально следующее: «Я, такой-то, как агент такого-то, заключаю сделку в качестве продавца...». Вопрос, имевший значение для правильного разрешения спора по существу, заключался именно в необходимости определить, от чьего имени была заключена эта сделка3. С одной стороны, в сделке прямо не было сказано, что агент действует «от имени» принципала и, следовательно, данную фразу из преамбулы договора поставки можно было истолковать как содержащую то самое упоминание принципала, о котором говорит абз. 2 п. 1 ст. 1005 ГК РФ и которое не влияет на то, что права и обязанности возникают в лице самого агента. Но с другой стороны, фраза «я, Петров, агент Иванова» настолько идентична фразе «я, Петров, представитель Иванова» (последняя фраза может быть истолкована только как означающая совершение сделки от чужого имени независимо от отсутствия трех «магических» слов— «от имени Иванова»), что практически свидетельствует о воле на прямое, а не косвенное представительство. В какой-то мере положение осложнилось еще и тем, что сделка была заключена с иностранным контрагентом из Европы, которому, как мы уже упоминали, известно только одно понятие агента, а именно это тот, кто может заключить сделку только от чужого имени.
Президиум не стал отвечать на этот вопрос, сочтя, что по конкретным обстоятельствам дела ответ на него ничего не даст, поскольку эти обстоятельства безусловно свидетельствовали о необходимости отправить дело на новое
1 Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 155.
2 Это допустимо только на основании уступки права требования, которой может и не последовать.
3 Если от имени принципала была заключена сделка, то неисполнение этой сделки нарушало интересы только третьего лица (покупателя), но не агента, поскольку третье лицо при такой модели права требования к агенту не имело. И напротив, если от име ни агента — то обязанным перед покупателем являлся агент, а значит, у него было требование к своему принципалу о своевременной отгрузке товара покупателю (со гласно абз. 4 ст. 1000 ГК РФ).
156
Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа
157
рассмотрение. Таким образом, можно утверждать, что для подобной ситуации судебная практика до настоящего времени никакой презумпции (в пользу действия от своего или от чужого имени) не устанавливает, и участникам российского оборота следует проявлять предельную внимательность в данном вопросе.
Мы же можем поддержать только ту позицию, что презумпция должна существовать в пользу «представительского» характера действий агента в подобной ситуации. Норма, перешедшая в гл. 52 из гл. 51 о договоре комиссии, носит всего лишь вторичный характер, помогая разобраться в ситуации, когда при явном выступлении посредника от своего имени контрагент предполагает или даже знает, кто является реальным заинтересованным лицом в сделке с ним. Эта норма препятствует распространению правил о «прямом» представительстве в порядке принудительного замещения «косвенного» представительства «прямым». Но она недействительна в случае, когда упоминание носит не второстепенный и случайный характер, а сделано с конкретной целью известить о представительском характере действий агента. Само появление подобной проблемы вызывает мысль об определенных негативных последствиях предоставления агенту по российскому праву возможности действовать как от своего, так и от чужого имени (без вспомогательных правовых средств, подобно «праву выбора третьим лицом» или «праву на вмешательство» принципала, которые имеются в англо-американском праве).
Следующий важный вопрос, по которому необходимо проанализировать различные зарубежные доктрины, — это проблема способов фиксации полномочий агента на выступление от имени принципала. На этот раз начнем с англо-американского регулирования. Полномочие агента может быть: 1) прямо выраженным, 2) подразумеваемым и 3) видимым1. Прямо выраженным является самое «простое» при применении полномочие, т. е. такое, которое дано принципалом в объективированной вовне форме. Однако практически всегда агент уполномочен на совершение некоторых действий, не включенных в его прямо выраженное полномочие. Невозможно перечислить все действия, которые должен совершить агент при осуществлении своей миссии. Агент назначается принципалом для достижения определенной цели, и поэтому ограничение оборота одними лишь «прямо выраженными» полномочиями оказалось неприемлемо для «общего права». Таким образом, для достижения целей представительства агент в дополнение к действиям, детально указанным в прямо выраженном полномочии, уполномочен на совершение сопутствующих действий (подразумеваемые полномочия). Для определения объема полномочий агента с точки зрения того, что именно, как он сам имеет основания полагать, принципал намеревался на него возложить, имеют значение следующие обстоятельства: характер представительства, является ли представительство генеральным или специальным, а также другие обстоятельства, существенные в каждом отдельном случае2.
И наконец, последняя разновидность полномочий — так называемые видимые полномочия. Их смысл в том, что третьи лица, имеют основание полагать, что такие полномочия принципал дал агенту. Их объем в странах «общего права» определяется на основании теории процессуального ограничения права на возражение. Видимое полномочие может быть шире или уже, нежели его прямо выраженное или подразумеваемое полномочие, а также может совпадать с ними в объеме. Если поведение принципала таково, что третьи лица
1 См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 283.
2 Там же.
имеют основание верить в существование представительства и в то, что агент имеет определенные полномочия, то принципал связан действиями такого агента, если агент действует в пределах своего видимого полномочия. Если представительство действительно существует и видимое полномочие агента не шире, чем его прямо выраженное или подразумеваемое полномочие, то теог рии о видимом полномочии не имеют значения. Но если отношений представительства нет или если агент действовал с превышением своего прямо выраженного или подразумеваемого полномочия, то при разрешении вопроса об отношениях принципала с третьими лицами теории о видимом полномочии имеют большое значение1.
Проиллюстрировать различие между видимым и подразумеваемым полномочием можно на следующем примере. В ходе обычного ведения дел«договари-вающиеся стороны могут делать сообщения и утверждения, относящиеся к делу, о котором идет речь. Агент обладает подразумеваемым полномочием делать такие сообщения и утверждения, какие разумно необходимы для достижения целей представительства, и видимым полномочием делать сообщения и утверждения, нормальные и обычные при осуществлении доверенного ему дела2. Если предметом его деятельности выступает продажа автомобилей в розницу, то подразумеваемым полномочием при прямо выраженном полномочии заключать сделки продажи по определенной цене можно назвать возможность установить гарантийный срок на автомобили (какой обычно устанавливает принципал), а видимым — возможность произвести продажу в кредит (но только при условии, что эта разновидность продажи в розницу является общепринятой в местности, в которой действует агент).
В результате анализа норм законодательства стран континентальной Европы мы приходим к мысли о существовании единой тенденции, состоящей в том, чтобы формулировать в законе известный набор полномочий, которые присутствуют у агента в силу самого факта заключения с ним агентского договора. Обратимся к германскому регулированию. В абз. 1 § 55 ПТУ закреплено правило о том, что правила § 54 ГТУ распространяются на торговых агентов, которые заключают сделки от имени принципала вне его предприятия. В самом. § 54 ГТУ сказано применительно к действиям в рамках ведения предприятия, что если кто-либо без выдачи прокуры уполномочен на ведение торгового предприятия или совершение определенного рода сделок, относящихся к торговому предприятию, или совершение отдельных сделок, относящихся к торговому предприятию, то добровольное уполномочие распространяется на все сделки и юридические действия, которые обычно с собой несет эксплуатация подобного торгового предприятия или совершение указанного рода сделок.
На основе последней нормы в доктрине выделяются уполномоченные генеральной доверенностью, уполномоченные по доверенности на род действий и уполномоченные специальной доверенностью. Первые, например, будучи генеральными уполномоченными какого-либо торгового дома, не вправе вкладывать деньги принципала в ценные бумаги; вторые, если взять закупщиков текстильных материалов торгового дома, могут покупать рубашки «на пробу» или под условием сохранения права собственности продавца, предъявлять претензии о недостатках закупленных материалов, но не вправе от имени принципала закупать мебель; третьи, например, уполномоченные купить торговое оборудование для помещения, в котором происходят продажи, вправе
1 См.: Ласк Г. Указ. соч. С. 284, 285.
2 Там же. С. 293.
158 Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 159
закупить столы, заказать книжные полки, но не вправе покупать какое-либо иное оборудование для остальных помещений торгового дома1.
В рамки отмеченной выше тенденции укладываются правила абз. 4 § 55 ГТУ о том, что агенты считаются уполномоченными принимать уведомления о недостатке товара, заявления о необходимости предоставить товар в распоряжение, а равно иные заявления, посредством которых третье лицо реализует свои права, возникшие в результате ненадлежащего исполнения, либо оговаривает их реализацию в дальнейшем; они же считаются уполномочены на реализацию прав своего принципала в отношении обеспечения доказательств. Последнее правило воспроизводится в абз. 2 § 91 ГТУ и применительно к торговым представителям (агентам), которые являются только посредниками и не имеют полномочий на заключение сделок от имени принципала.
И наоборот, ряд правил свидетельствует о законодательном ограничении установленной в законодательстве же презумпции, что полномочие распространяется на все связанные действия: доверенность на заключение сделок не наделяет агента полномочием изменять уже заключенные ранее договоры (абз. 2 § 55 ГТУ), причем даже заключенные им самим2; агент имеет право принимать платежи только в том случае, если он прямо на это уполномочен (абз. 3 § 55 ГТУ); на отчуждение или обременение земельных участков, принятие вексельных обязательств, получение займов или проведение судебных процессов уполномоченное лицо (агент в нашем случае) имеет право только в случае, если оно ему было специально предоставлено. Практическое последствие этих норм в том, что третьи лица несут риск отсутствия у агента соответствующих полномочий, а значит, проверка этих полномочий находится в их прямых интересах.
Все иные ограничения полномочий агента, кроме прямо поименованных в законодательстве, могут иметь действие против третьего лица только в том случае, если он про них знал или обязан был знать. Такой вывод можно сделать из содержания абз. 3 § 54 ГТУ. Это означает, что при недоказанности вины третьего лица нарушение агентом ограничений, установленных в акте уполномочия принципала, относится к риску принципала, который вправе требовать лишь возмещения убытков от своего агента, но не оспаривать соответствующую сделку с третьим лицом. Окончательно идею законодателя можно сформулировать словами X. Брокса: если третье лицо убедилось в том, на какого рода действия уполномочивается соответствующее лицо по торговой доверенности (Handlungsvollmacht), то оно имеет право доверять, что в этой доверенности не содержится никаких необычных ограничений3.
Менее подробное, чем в Германии, регулирование с аналогичной целью содержится в ст. 759 ГК Польши: в случае сомнений предполагается, что агент уполномочен на принятие оплаты за исполняемое им, на принятие исполнения, за которое он производит оплату, а также на принятие заявлений о недостатках и прочих заявлений, которые касаются исполнения договора, заключенного агентом от имени доверителя.
В России же (если использовать термины англо-американской доктрины) все полномочия агента (действующего по модели поручения4) являются «пря-
1 См.: Brox H. Op. cit. 1994. S. 115, 116.
2 Ibid. S. 121.
3 Ibid. S. 114.
4 Еще раз отметим, что для действий агента от собственного имени категория «пол номочия» не вполне адекватна, поскольку рассчитана только на представительство од ним лицом другого.
: мо выраженными», а роль связи полномочий и цели, для которой принципал прибегает к услугам агента, выполняет ставшая обычной фраза: «...и совер-
: шать иные действия, необходимые для выполнения данного агенту поручения». Такого рода запись позволяет разрешать проблемы, связанные с толкованием объема полномочий, предоставленных принципалу. Вместе с тем можно было бы только приветствовать, если бы российская судебная практика признала некий суррогат «подразумеваемых», полномочий и без открытых
■ формулировок в доверенности или агентском договоре. В этой связи представ- ! ляется целесообразным привести мнение В. Н. Шретера, высказанное им под '\ самый закат нэпа. Он полагал, что доверенность стеснительна для торгового
оборота, следовательно, к жизни вызываются все правила закона о подразумеваемых полномочиях и проч. Доверенность здесь вступает в свои права лишь тогда, когда речь идет о сделках, выходящих за круг обычных полномочий, или же когда третье лицо осведомлено о том, что полномочия доверенного особо ограничены против обычного круга. Российский закон пока не знает такого положения, но нет никакого сомнения в том, что фактически оборот
■ при операциях с заведующим магазином или складом руководствуется именно ; этим положением. Доверенности предъявляются лишь при совершении более | ответственных сделок или сделок на срок и в кредит1. С тех пор ситуация в час- [ ти «незнания законом» подобных положений практически не изменилась.
Тем не менее в Кодексе торгового мореплавания РФ (далее — КТМ РФ) | появилась ст. 234, названная «Ограничение общих полномочий морского аген-? та», которая требует внимательного изучения. Согласно этой статье «в случае [ ограничения судовладельцем общих полномочий морского агента на соверше-г ние сделок от имени судовладельца сделка, совершенная морским агентом с действовавшим добросовестно третьим лицом, является действительной и создает права и обязанности по совершенной для судовладельца сделке, если ; только третьему лицу не было известно о таком ограничении». Как представ-\ ляется, содержание этой нормы способно породить мнение, что в силу самого | факта заключения агентского договора у агента возникают некие «общие пол-\ номочия», правда, содержание которых совершенно не определено. Во всяком ' случае, это далеко не те полномочия, которые вытекают из законов, других стран.
Однако более обоснованным представляется вывод о том, что эта норма в КТМ РФ является некорректной перефразировкой положения п. 2 ст. 1005 ГК | РФ, в которой речь идет об общих полномочиях, предусмотренных в тексте агентского договора. В результате предпосылка применения нормы п. 2 ст. 1005 (формулирование полномочий в общем виде в договоре) исчезла и, следовательно, потеряла практический смысл та фраза, которая была закреплена в ст. 234 КТМ РФ. Если законодатель хотел пойти по пути зарубежных законодательств, ему следовало в последнем нормативном акте вести речь не только об абстрактных общих полномочиях и их ограничениях, но и о примерном перечне этих полномочий.
Подводя итог, можно сделать вывод, что если в норме ст. 234 КТМ РФ закреплена попытка введения в российский закон института общих полномочий, имеющихся у любого лица, ставшего чьим-либо агентом, то эта попытка оказалась совершенно неудачной и в современном своем виде соответствующая норма может находить применение только в том случае, когда общие полномочия были сформулированы в тексте договора, заключенного с морским агентом.
1 См.: Шретер В. Н. Указ. соч. С. 217.
160
Институты гражданского
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 161
Е. А. Суханов высказал мнение о том, что закон допускает оформление полномочий агента на совершение сделок от имени принципала не доверенностью, а договором, заключенным в простой письменной форме и предусматривающим общие полномочия агента на совершение таких сделок (п. 2 ст. 1005 ГК РФ)1. Формально это точное истолкование правил закона, но участникам оборота следует иметь в виду несколько соображений, которые отнюдь не свидетельствуют в пользу подобного способа фиксации полномочий. Во-первых, третьим лицам агент должен предъявить доказательства своих полномочий, поскольку в противном случае ни один осмотрительный участник оборота заключать с ним сделку не будет. Показывать ему придется никакую не выписку из договора, а договор в целом (иначе риск третьего лица, что в непоказанных ему условиях договора содержится регулирование, прямо противоположное тому, что он видел, высок до такой степени, что ему не имеет смысла обозревать «купированный» экземпляр договора). Договор же содержит в себе целый ряд конфиденциальных условий, в том числе о размере вознаграждения агента, о которых третьим лицам знать совершенно необязательно.
Во-вторых, контрагент представителя должен оставить у себя доказательства того, что сделка заключена им с уполномоченным лицом, и при этом документа, исходящего от самого представителя, например «заверенной» им копии агентского договора, совершенно недостаточно. Грамотный участник оборота без соответствующих доказательств не пожелает оставаться, но если доверенности не будет, что же, он оставит себе подлинник агентского договора?!
В-третьих, договор — это не только документ, но еще и обязательство, которое за период своего существования может неоднократно изменяться по содержанию (в том числе и в части полномочий агента). Тогда что же означает указание на полномочия «в договоре»? Указание в одном из документов, фиксирующем содержание договора, по поводу которого нет никаких гарантий, что он сохраняет свое действие? Или реальное содержание обязательства? В последнем случае оборот практически неспособен будет получить надлежащие доказательства. В первом — если содержание полномочий уже было изменено до момента совершения сделки, надо решать, сохраняется ли полномочие в первоначальном тексте для принципала? Если нет — смотри сказанное про второй вариант. Если да, то чем этот документ отличается от доверенности, лишь технически объединенной с содержанием договора (правами и обязанностями сторон)?
И наконец, в-четвертых, полномочие есть абстрактное средство, которое не зависит от своего основания (если основание недействительно, полномочие сохраняется до его отмены, и это правило стабилизирует оборот!)2. Как только полномочие (доверенность) и сделка, устанавливающая обязательство, попадают в единый текст, сразу возрастает риск того, что на практике их будут расценивать вместе: одно (доверенность) будет следовать правовой судьбе другого (обязательства — основания доверенности). Риск этих последствий — самый негативный момент фиксации полномочий в тексте договора. И, таким образом, доверенность выгоднее во всех отношениях, а неудобство изготовления дополнительной «бумажки» можно считать полностью компенсированным. Остается только сожалеть, что доктрина пока серьезных претен-
1 См.: Комментарий части второй Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М., 1996. С. 235.
2 Подробнее о принципе «абстракции» в представительстве и о его закреплении в текстах многих зарубежных законов см.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 150, 151. Обо снование этого принципа впервые сформулировано Иерингом Лабандом. См.: Larenz К. Allgemeiner Teil des Deutschen Burgerlichen Rechts. Miinchen, 1988. S. 614, 615.
зий к закрепленному в кодексе регулированию не высказывала, полагая его само собой разумеющимся1, хотя причины для критики мы усматриваем достаточно весомые2.
Представляется целесообразным несколько подробнее рассмотреть еще одн\ концепцию германской цивилистики, которая заключается в том, что даже применительно к торговым представителям, не имеющим полномочий на совершение сделок, а только призванным посредничать, можно вести речь о доверенности, т. е. документе, фиксирующем полномочия (так называемой Verhandlungsvoll-macht)3. Вместе с тем полномочия всегда даются для выступления перед третьими лицами от имени другого лица, т. е. для совершения юридически значимых дей ствий, поскольку совершать фактические действия от имени другого лица невозможно. В этой связи полного единообразия среди немецких ученых не наблюдается, хотя противники «доверенности на ведение переговоров», судя по всему, остаются там в меньшинстве. Один из них X. Брокс4.
По общему правилу торговый представитель управомочивается только на посредничество за счет доверителя, поэтому ему не выдается доверенность на совершение действий в силу § 54 ГТУ. Его деятельность сводится к подготовке заключения сделки между доверителем и клиентом, но не к самому заключению5.
Доктрина Германии признает, что полномочия торгового представителя на посредничество основаны на законе. В этом состоит своеобразный прием законо дательной техники: в силу абз. 2 § 91, абз. 1 § 91а ГТУ торговый представите;п считается уполномоченным на совершение целого ряда действий только в результате получения им статуса торгового представителя определенного лица (например, принятие заявления о недостатках товара и т. п.). Это достаточно странно, поскольку действия посредника происходят на стадии заключения сделки v могут этой стадией ограничиться, т. е. завершиться задолго до различных заявле ний, связанных с ненадлежащим исполнением уже заключенной сделки. Тем не менее таково было решение законодателя, и с ним необходимо считаться.
К деятельности агента может относиться собирание, согласно данному по ручению, предложений (оферт) от лиц, желающих вступить в сделки данног категории, передача таковых предложений своему принципалу, сообщение результатов этого сделавшему предложение и вообще всяческое содействие заключению сделок, а в том числе и участие в формулировке их условий6. По
1 См., например: Гражданское право: Учебник. Ч. II / Под ред. А. П. Сергееве. Ю. К. Толстого. М, 1997. С. 577.
2 Неразделение в кодексах ряда континентальных стран отношений в представи тельстве на внутренние и внешние, как во Франции (ст. 1984—2010 ФГК), Испаши (ст. 1709—1739 ГК), Австрии (§ 1002—1034 АГУ), относится уже к XIX в. Более поздшп кодексы такое разграничение воспринимают. Для сравнения см.: ст. 1387—1400 и 1703- 1730 ГК Италии, § 164-181 и § 662-676 ГГУ, ст. 211-235 и 713-729 ГК Греции ст. 3:60-3:67 и 7:400-7:427 ГК Нидерландов, ст. 258-269 и 1157-1184 ГК Португалии Подробнее см.: Principles of European Contract Law. P. I—II. / O. Lando, H. Beak (eds. i The Hague. 2000. P. 198, 199.
3 При этом, безусловно, делается оговорка о том, что подобная «доверенность н проведение переговоров» не имеет ничего общего с той доверенностью, которая урег\ лирована в ГГУ. Однако это не мешает Верховному суду ФРГ применять отдельные пра вила о «настоящей» доверенности к «доверенности на проведение переговоров», в час! ности правила § 168 ГГУ (BGH NJW-RR 91, 441). Подробнее см.: Palandt. Burgerliche Gesetzbuch. Miinchen, 1998. S. 159, 160, Einf. § 164, Rn 15.
4 См.: Brox H. Op. cit. S. 121, 122.
5 См.: Kustner W. Op. cit. S. 144.
6 См.: Федоров Л. Ф. Указ. соч. С. 385.
162 Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа 163
лучение посредником оферт от третьих лиц не носит характер юридического действия, оно всегда является фактическим. Посредник в этом смысле ничем не отличается от почтальона. Иной подход следует избрать для принятия посредником от третьего лица акцепта тех условий, на которых была выставлена оферта принципалом. Если посредник не уполномочен на совершение таких действий, то передача ему акцепта не означает, что акцепт был вручен самому принципалу, а следовательно, договор не признается заключенным. Принципал может считать себя связанным таким акцептом, а может и утверждать, что акцепт не был им получен, в последнем случае договор не признается состоявшимся. Совсем иначе ситуация выглядит тогда, когда посредник является одновременно представителем принципала, а значит, заявления, сделанные представителю, признаются в тот же момент сделанными самому принципалу (случаи так называемого пассивного представительства).
Для российской практики особенность ведения переговоров и согласования условий будущей сделки как существенной части деятельности фактического посредника можно усматривать в том, что такие действия, оставаясь фактическими по своему характеру, могут получить известное юридическое значение. Когда лицо (сам субъект будущей сделки или выступающий в его интересах посредник) настаивает на включении определенного условия в договор, оно проявляет свою юридически значимую волю, хотя и не в той форме, которая требуется для заключения сделки. Изъявленной вовне воле такого лица закон все же может придать юридическое значение уже постфактум, когда будет происходить толкование заключенного договора.
В силу п. 2 ст. 431 ГК РФ, если буквальное толкование содержащихся в договоре слов и выражений не позволяет определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора. При этом принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, установившуюся во взаимных отношениях сторон, обычаи делового оборота, последующее поведение сторон.
Следует полагать, что предшествующие договору переговоры, в которых с одной из сторон принимал участие не один из контрагентов, а действующий в его интересах, но от своего имени посредник, — если это был именно фактический посредник, а не представитель, т. е. ему не было предоставлено его клиентом полномочий совершать определенные связывающие клиента волеизъявления, — не должны учитываться при применении ст. 431 ГК РФ.
Речь не идет даже об отсутствии формальной доверенности, так как полномочие в силу ст. 182 ГК РФ может следовать из обстановки, в которой действует представитель. Речь должна идти именно о полном отсутствии каких-либо полномочий. При отсутствии полномочий действия посредника не могут связывать избравшее его лицо. Клиент посредника и сам посредник могут вкладывать разный смысл в условие заключенного договора, выработанное при помощи посредника. Было бы несправедливо возлагать на клиента риск такого несоответствия только потому, что он выбрал данного посредника и заключил с ним договор на обслуживание. Предположим даже, что посредник сообщит третьему лицу неверные сведения о свойствах продукции своего принципала, благодаря чему способствует возникновению у другой стороны существенного заблуждения в предмете сделки. При отсутствии доказательств о вине принципала в этом третье лицо сможет отказаться от заключенной сделки в соответствии с п. 1 ст. 178 ГК РФ, но не сможет потребовать возмещения убытков по абз. 2 п. 2 той же статьи.
И напротив, если посредничающее лицо имело полномочие действовать на переговорах от имени представляемого контрагента, все действия этого лица приравниваются к действиям самого представляемого, а значит, обязательны для него по вопросу о толковании заключенного договора. В Германии эта ситуация возведена в ранг общего правила: условия оферты, выставленной третьим лицом в результате действий посредника в адрес его клиента, толкуются с учетом содержания переговоров посредника и третьего лица1.
При последовательном проведении такой позиции, как нам представляет-
; ся, не удается избежать своего рода замкнутого круга. Если слова посредника носят обязательный характер для его клиента (представляемого) и они отсту-
; пают, например, от содержания сделанной клиентом оферты, то они являют собой новую оферту, которая может быть акцептована третьим лицом в новом своем содержании. В таком случае грань между «полномочиями» на в'едение переговоров и полномочиями на заключение сделки провести невозможно. Если же слова посредника не носят обязательного характера для его клиента, то здесь и нет места для доверенности, так как юридические действия не совер-
f шаются. В поддержку своей позиции сошлемся на мнение А. Ф. Федорова, ко-
; торый считал, что торговый агент в дореволюционном российском праве, не совершая сделок от имени препоручителя, не нуждался и в доверенности от
\ него2.
Таким образом, доверенность на ведение переговоров и осуществление посредничества без права заключения сделки не является доверенностью в собственном смысле этого слова. Фактический посредник не нуждается в дове-
\ ренности от своего клиента для совершения действий в его интересе.
Иного мнения среди отечественных авторов придерживается А. В. Майфат.
[ Он полагает, что посредник не нуждается в полномочиях на трансмиссию
■ прав и обязанностей, ибо его действия не должны порождать правовых обязанностей для клиента в отношении третьих лиц. «Вместе с тем, — пишет автор, — он должен иметь возможность выражать интересы клиента, не трансформируя его интерес в правовые последствия. Для этого нужны полномочия несколько иного содержания...» Цель, для которой посредник должен иметь
: полномочия, А. В. Майфат видит в интересах третьих лиц, которые должны
i «иметь ясное представление об объеме прав посредника...»3.
Эта позиция вызывает возражения, поскольку противоречит действующе-
I му законодательству (легальному определению представительства) и доктрине, в которой полномочие тесно связано с представительством и не существует вне рамок последнего.
Непосредственная проекция на российскую почву германского подхода недопустима, в том числе и потому, что в п. 2 ст. 182 ГК указан такой признак коммерческого посредника, как выступление в обороте от своего имени. В той же норме сказано, что не являются представителями лица, уполномоченные на вступление в переговоры относительно возможных в будущем сделок. Толкование этого правила, противопоставляющего этих лиц коммерческим посредникам, действующим хотя и в чужих интересах, но от собственного име-■ ни, вызывает серьезные затруднения. Участие в переговорах относительно возможного заключения сделки входит в непосредственное содержание понятия «посредничество», следовательно, это лишь частный случай более общего по-
1 См.: Kustner W. Op. cit. S. 152.
2 См.: Федоров А. Ф. Указ. соч. С. 385.
3 Майфат А. В. Понятие и организационно-правовые формы посредничества в гражданском праве. С. 63.
164
Институты гражданского права
Егоров А. В. Агентский договор: опыт сравнительного анализа
165
нятия. Оправдать его включение в текст правовой нормы, по-видимому, можно только тем, что этот случай противопоставляется не посредничеству вообще, а только коммерческому посредничеству, а следовательно, минимальная почва для самостоятельного указания коммерческого посредничества и ведения переговоров о будущих сделках сохраняется.
Представляется, что это правило содержит в себе еще одно внутреннее противоречие: лицо уполномочивается на ведение переговоров, но отношений представительства не возникает. Противоречивость этого утверждения проистекает из того, что полномочие является особым субъективным правом, существующим только в структуре правоотношения представительства.
Выше было продемонстрировано, что ведение переговоров, в отличие от заключаемой по итогам этих переговоров сделки, не является юридическим действием1, следовательно, правоотношение представительства возникнуть не может. На этом основании, чтобы избежать логического круга в определении, следует истолковать термин «уполномочивается» как действие, не связанное с наделением полномочием, например как синоним термина «упра-вомочивается». Тогда, будучи перефразированным, правило п. 2 ст. 182 ГК РФ звучит следующим образом: не являются представителями лица, которым предоставлено право вступить в переговоры относительно возможных в будущем сделок.
Третье лицо должно прекрасно понимать, что оно несет риск того, что участвующий с ним в переговорах посредник не имеет полномочий связывать своими действиями своего клиента, а значит, тот всегда сможет отказаться от всего совершенного посредником. И это справедливо, в этом кроется отличие фактического посредника от представителя. В свою очередь, прибегающее к услугам посредника лицо должно отдавать себе отчет в том, что его потенциальный контрагент может не вступить в контакт с посредником до тех пор, пока тот не получит соответствующих полномочий (включающих в себя возможность заключения сделки от имени принципала) и не станет вследствие этого представителем.
Таким образом, фактические действия посредника могут состоять не только в поиске контрагента, но и в разработке условий договора с ним, однако посредник волю не выражает, он только готовит сделку. Третьему лицу, как правило, бывает ясно, что посредник действует в чужих интересах, но при отсутствии доказательств иного у посредника подразумевается отсутствие каких-либо полномочий.