- •III. Возмещение вреда, причиненного личности
- •1. Понятие вреда, причиненного личности
- •2. Возмещение вреда, причиненного
- •3. Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности, а также в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости и при профессиональном риске
- •2 См.: Бюллетень Верховного Суда ссср. 1983. № 1. С. 19—20.
- •Вместо заключения
- •I. Регулирование советским правом отношений,
2 См.: Бюллетень Верховного Суда ссср. 1983. № 1. С. 19—20.
235
при этом и основания для повышенной ответственности за причиненный опасной для окружающих деятельностью вред.
Возмещаться вред должен по ст. ст. 454, 445 ГК, т. е. возмещать вред должна организация, где работает милиционер, врач и т. п. Собственник автомобиля вообще к ответственности привлекаться не должен.
Наступление в рассматриваемой ситуации солидарной ответственности работника милиции (дружинника, медицинского работника) и собственника (оставшегося в машине) исключено. Солидарная ответственность возможна только при совместном причинении вреда. Для этого необходима, в частности, причинная связь поведения всех сопричинителей вреда с вредоносным результатом. В данном случ.ае при наезде на пешехода, другой автомобиль и т. п. причинная связь между вредом от наезда или столкновения и поведением владельца автомобиля отсутствует, а значит, основания для солидарной ответственности нет.
В повседневной жизни нередки случаи, когда владелец автомобиля дает его вполне добровольно без доверенности родственнику, супругу или просто знакомому для поездки в магазин, на дачу и т. п., т. е. для удовлетворения сугубо бытовых потребностей.
Характерно в связи с этим гражданское дело, слушавшееся в народном суде Москвы. Гражданин М., будучи в нетрезвом состоянии, попросил сесть за руль принадлежащего ему автомобиля «Москвич» мужа своей дочери — Ф., не имевшего доверенности на право управления автомобилем. Последний на скользкой зимней дороге не справился с управлением и столкнулся со встречным грузовым автомобилем. Грузовой автомобиль, автомобиль «Москвич» получили серьезные повреждения, а пассажиры — увечья. Владелец «Москвича» М., ставший инвалидом II группы, потребовал от автобазы (владельца грузовика) возмещения вреда, утверждая в суде, что авария была вызвана неправильными перемещениями на дороге грузовика. Автобаза требовала взыскать с М. стоимость ремонта — 322 руб. Следственные органы в возбуждении уголовного дела против какого-либо из участников дорожно-транспортного происшествия отказали.
Суд, учитывая, в частности, отсутствие у Ф. доверенности на право управления автомобилем, постановил взыскать стоимость ремонта грузовика с М. В иске М. к автобазе суд отказал, указав, что иск о возмещении вреда он может предъявить к мужу своей дочери — Ф.
Формально приведенное решение правильно, так как Ф. владельцем автомобиля не является, а получил его из рук М. добровольно, а не в результате противоправных действий (п. 11 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г.).
236
Нужно, однако, заметить, что М. понес ответственность не за деятельность, связанную с эксплуатацией источника повышенной опасности, а за факт владения им. Других претензий к нему нет, поскольку по Правилам движения разрешается эксплуатация автомобиля другим лицом в присутствии законного владельца.
Возможно, таких случаев касается разъяснение, данное в п. 11 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. о долевой ответственности угонщика автомобиля (по правилу ст. 454 ГК) и его владельца «при наличии также виновного поведения владельца».
Вина (точнее было бы сказать «риск») владельца здесь проявляется в выборе ненадлежащего субъекта, которому он доверил управление автомобилем. Чем менее опытен (или напротив, более, очевидно, нетрезв или нездоров) субъект, которому владелец передает управление автомобилем, тем больше степень вины владельца.
Размер ответственности владельца источника повышенной опасности не должен быть больше размера ответственности лица, управлявшего автомобилем. К этому лицу должен быть адресован иск потерпевшего, в частности, если потерпевший сам владелец.
Так, Военной коллегией Верховного Суда СССР было рассмотрено дело, из которого следовало, что собственник автомашины «Запорожец» П., будучи пьяным, передал управление автомашиной также пьяному Б., не имевшему к тому же водительских прав. Последний нарушил правила движения, в результате чего П. погиб, а автомобиль был сильно поврежден.
Жена П. предъявила иск о возмещении вреда к Б. Военный трибунал в иске отказал на основании ст. 454 ГК, сославшись на то, что за вред, причиненный источником повышенной опасности, несет ответственность его владелец, а им оставался П.
Коллегия отменила это решение, указав, что в данной ситуации перед потерпевшим должен отвечать по ст. 444 Г1< при-чинитель вреда — Б. Суд учел также вину потерпевшего П. (он передал руль пьяному человеку, не имевшему водительских прав), т. е. применил правило о смешанной ответственности (ст. 458 П<).
Столкновение транспортных средств в таких случаях, когда одним из них управляло лицо, не имеющее основания для законного владения, следует рассматривать как взаимодействие источников повышенной опасности и руководствоваться принципом вины всех владельцев (законных и незаконных), а также вины потерпевших. Принцип вины следовало бы соблюдать и при случайном причинении вреда пассажирам в автомобиле, если они перевозились не за плату (в порядке любезности, как сказано в ст. 436 ГК Польши).
237
Следует обратить внимание также на правовое положение специального транспорта (юридически оформленного как такового, без самовольного присвоения себе этого качества)'. Спешащие к больным машины скорой помощи, едущие для тушения пожара машины пожарной охраны, преследующие преступника автомобили милиции, машины аварийной службы контактной сети, машины аварийной газовой службы, машины военизированных горноспасательных частей находятся в особых условиях. Нередко в интересах отдельных граждан и общественных интересах эти транспортные средства передвигаются с превышением номинальной скорости, вынужденно нарушают правила маневрирования, проезда перекрестков. Статистика говорит о значительном количестве транспортных происшествий с участием спецавтотранспорта.
Действующие Правила дорожного движения (п. 2.4) и ст. 454 ГК предъявляют к владельцам спецавтотранспорта, как и к остальным владельцам источников повышенной опасности, требования об административной и имущественной ответственности.
С одной стороны, это кажется обоснованным, так как нарушение (хотя и вынужденное) правил эксплуатации транспорта создает еще большую вероятность причинения вреда, нежели аналогичная деятельность в нормальных условиях. Но, с другой стороны, отступления от обычных правил эксплуатации для спецавтотранспорта—нормальное условие их функционирования, обусловленное спецификой служебной деятельности.
Поэтому в будущем правильнее было бы в случаях причинения гражданам вреда при эксплуатации спецавтотранспорта в процессе исполнения служебной деятельности, связанной с профессиональным риском, возлагать на их владельцев ответственность только при наличии грубой неосторожности или умысла работников, управляющих спецавтотранспортом, а в остальных случаях ущерб потерпевшим возмещать за счет казны (по примеру ст. 447 Г1<).
При этом, естественно, обязательно наличие служебной цели передвижения для выполнения срочного задания и наличие в рабочем состоянии требуемых стандартом атрибутов спецавтотранспорта (сирена, проблесковый маяк синего или красного цвета) и правовых признаков профессиональной рисковой деятельности и т. д.
В свое время в практике (60-е годы) остро стоял вопрос о субъекте ответственности за вред, причиненный автомобилем, взятым напрокат. Затем прокат автомобилей советским гражданам запретили, но сейчас кооперативы предоставляют услуги такого рода.
' См.: «Спецмашины»: льготы на дорогах//Московская правда. 1989. 15 марта. С. 4.
Иногда ответственность возлагалась на прокатную организацию, если она выдала абоненту неисправную машину. Сейчас с практической точки зрения этот вопрос касается только иностранных туристов и советских граждан, взявших напрокат автомобиль в кооперативе.
Вредоносность автомобиля, как источника повышенной опасности, заключается в том, что независимо от степени его технической оснащенности и исправности отдельных узлов, всегда имеется повышенная вероятность причинения вреда окружающим.
Поэтому справедливо указание п. 11 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 5 сентября 1986 г. на то, что возмещать причиненный вред должно непосредственно лицо, эксплуатирующее автомобиль на основании договора проката.
Заключение договора проката — законный титул для владения автомобилем. Правовые отношения нанимателя с наймо-дателем (прокатной организацией), а равно заказчика с подрядчиком (если автомобиль ремонтировался на станции техобслуживания) строятся по принципу вины. Поэтому, если вред окружающим был следствием предоставления некачественного автомобиля напрокат или плохого ремонта, владелец может искать возмещения понесенных им убытков, но уже не по ст.ст. 454, 456 ГК, а на основании соответствующих договоров.
Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 5 сентября 1986 г. разъяснил порядок возмещения вреда, причиненного при взаимодействии (в частности, столкновении двух или нескольких) источников повышенной опасности.
Так, если вред здоровью причинен в результате взаимодействия источников повышенной опасности, то при решении вопроса об имущественной ответственности их владельцев судам необходимо исходить из следующего:
а) вред, причиненный одному из владельцев по вине другого, возмещается виновным;
б) при наличии вины лишь владельца, которому причинен вред, он ему не возмещается;
в) при наличии вины обоих владельцев размер возмещения определяется соразмерно степени вины каждого;
г) при отсутствии вины владельцев источников повышенной опасности во взаимном причинении вреда (независимо от его размера) ни один из них не имеет права на возмещение;
д) при причинении вреда другим лицам владельцы, совместно причинившие вред, несут перед потерпевшими солидарную ответственность.
И еще — владелец источника повышенной опасности не отвечает за вред, причиненный этим источником, если докажет, что он вышел из обладания владельца не по его вине, а в результате противоправных действий других лиц, например при угоне транспортного средства. В таких случаях ответственность
239
лиц, фактически владевших источником повышенной опасности, определяется по правилам ст. 90 Основ гражданского законодательства.
Развитие техники ставит новые вопросы. Так, в связи с развитием исследования космоса должны быть четко сформулированы принципы имущественной ответственности за вред, причиненный имуществу граждан и их личности при запуске и эксплуатации объектов в космосе. Имело место падение отдельных частей самолетов и космических объектов (ракет-носителей) на землю, могут проявиться и другие вредоносные свойства деятельности на высоте или вредоносные свойства иного характера (например, радиоактивность). Поэтому обоснованно спецификой деятельности, связанной с запуском и эксплуатацией космических объектов, считается «возможность причинения ущерба, несмотря на все меры предосторожности»'.
В принятых международных соглашениях в основном решены вопросы возмещения вреда, причиненного самим космическим объектом разных государств (от столкновения, неправомерной деятельности в космосе и т. д.). Аналогичные вопросы не урегулированы в Воздушном кодексе СССР, тогда как в судебной практике имелись случаи причинения вреда гражданам выпавшими из самолета предметами.
Возмещение вреда при этом следует строить по правилам ст. 454 ГК (исключая международные воздушные перевозки, где преобладает принцип вины). Также, очевидно, должна строиться и ответственность за вред, причиненный упавшими на землю любыми летательными аппаратами (или их частями, или выпавшими из них людьми), включая модные ныне дель-тапланы. О возмещении вреда пассажирам воздушных судов см.выше.
Статья 174 Кодекса торгового мореплавания СССР устанавливает те же основания ответственности владельцев гражданских морских судов перед пассажирами (как своими, так и находящимися на другом судне), что и ст. 454 ГК.
При столкновении же морских судов порядок возмещения ущерба потерпевшим отличается от порядка возмещения вреда при столкновении автотранспорта. Это объясняется разными условиями эксплуатации морских судов и автотранспорта на воде и на суше. В действие здесь вступает принцип вины. Но ппи случайном столкновении отвечает судовладелец, пассажир которого пострадал (ст. 256 КТМ), а при вине одного из судовладельцев в столкновении—только виновный (ст. 257 КТМ). Солидарная ответственность возникает, когда столкновение
'Жуков Г. П. Проблема ответственности за ущерб в космическом праве//Сов. государство и право. 1965. № 6.
Сложность увязывания с внутренним гражданским законодательством состоит в том, что в международном праве преобладает принцип вины.
240
вызвано виной всех столкнувшихся судов (ст. ст. 255, 257 КТМ), т. е. возникает солидарная ответственность владельцев столкнувшихся автомашин, и, следовательно, размер убытков зависит от степени вины каждого из них.
Следует согласиться с утверждением, что разная постановка вопроса в Гражданском кодексе РСФСР об учете вины владельца источника повышенной опасности может поставить тех или иных потерпевших в более худшее по сравнению с другими положение'. Так, «...пострадавшие работники предприятия — владельца источника повышенной опасности находятся в худшем положении, чем другие граждане... (например, при аварии автобуса пассажиры будут иметь право на возмещение ущерба от автотранспортного предприятия независимо от вины, а водитель может претендовать на получение от него возмещения только при наличии вины этой организации). При отсутствии вины страхователя—владельца источника повышенной опасности потерпевшие получают только пенсию по инвалидности от трудового увечья, которая незначительно выше пенсии, назначаемой вследствие от общего заболевания, и не компенсирует ущерба, причиненного источником повышенной опасности»2.
Очевидно, что такие важные вопросы, как возмещение вреда, причиненного источниками повышенной опасности, должны решаться не на уровне постановлений Пленума Верховного Суда СССР, правил и инструкций, а на уровне закона, чего можно было бы добиться, внеся необходимые изменения в Основы гражданского законодательства и гражданские кодексы союзных республик.
Законодательство допускает защиту гражданами своих прав и охраняемых законом интересов, а также прав и интересов государства, организаций и других граждан такими предусмотренными законом способами, как необходимая оборона и крайняя необходимость (ст. ст. 6, 448, 449 ГК). Лицо, причинившее вред в состоянии необходимой обороны, освобождается от уголовной и гражданско-правовой имущественной ответственности (ст. 13 УК РСФСР, ст. 448 ГК).
Необходимую оборону в юриспруденции принято связывать с определенным состоянием, имея в виду правовое отношение, которое характеризуется определенными устойчивыми юридическими признаками (условиями). Эти признаки закреплены а
В этой связи вряд ли правы юристы, предлагающие сделать одинаковыми правила возмещения вреда, причиненного рабочим и служащим, на всех видах транспорта. См.: Цедербаум Ю. Я., Шеломов Д. Б. Законодательство о возмещении ущерба в связи с повреждением здоровья:
пути совершенствования//Сов. государство и право. 1989. № 4. С. 81.
2 Цедербаум Ю.Я., Шеломов Д. Б. Законодательство о возмещении ущерба в связи с повреждением здоровья: пути совершенствования. С. 81.
16 Заказ 1662
ст. 13 УК РСФСР и им дано официальное толкование на основе сложившейся судебной практики в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств»1.
Один из признаков состояния необходимой обороны — наличие реальной (наличной и действительной) опасности, которая угрожает жизни, здоровью и другим охраняемым законом правам и интересам субъекта (государства, организации, гражданина) в результате противоправного и, в частности, преступного поведения гражданина (граждан).
Опасность преступного посягательства на жизнь, здоровье и неприкосновенность как один из признаков состояния необходимой обороны возникает довольно часто.
«Для работников органов МВД, военнослужащих лиц, выполняющих служебную обязанность по охране общественного порядка, социалистического имущества и некоторых других категорий, необходимая оборона составляет правовую обязанность, невыполнение которой влечет за собой уголовную ответственность»2.
В условиях массовых беспорядков с применением со стороны их участников оружия в 1988—1989 гг. в Степанакерте, Баку, Ереване, Фергане, Коканде, Новом Узене, Сухуми и других городах работники правоохранительных органов нередко оказывались в состоянии необходимой обороны при защите интересов Советского государства, интересов личности от общественно опасных посягательств.
На практике решение вопросов освобождения конкретного лица, действовавшего в состоянии необходимой обороны, от уголовной ответственности и от имущественной гражданско-правовой ответственности связано с рядом трудностей, вызванных установлением обстоятельств, характеризующих состояние необходимой обороны.
Например, один из военных трибуналов рассматривал дело курсанта В. по обвинению в убийстве при превышении пределов необходимой обороны (ст. 105 УК) и признал его виновным по ст. 105 УК. В., защищаясь от нападения хулиганов, применил нож, и двое из пяти нападавших были убиты. Военная коллегия Верховного Суда СССР приговор отменил.а и дело прекратила за отсутствием в действиях В. состава преступления. Как подчеркивалось в определении Коллегии, В. пытался уклониться от нападавших, убегал от них, но они его дважды догоняли и избивали, причем второй раз (когда В. и применил нож) нападавшие сбили его на землю и били но-
' См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. № 5. С. 9. 2 Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1984. С. 27.
242
гами, причинив легкие телесные повреждения и побои. Военная коллегия отменила приговор в части гражданского иска, предъявленного к В. родственниками погибших, которые требовали возместить расходы на погребение (ст. 469 ГК).
Из приведенного примера можно сделать вывод о том, что для состояния необходимой обороны нужно наличие реальной и действительной опасности, угрожавшей личности (или правам) обороняющегося, а также другого не менее важного признака (условия) — наличие в действиях (поведении) посягающего признаков общественной опасности, т. е. эти действия должны причинять существенный вред правам и интересам обороняющегося либо создавать угрозу такого причинения,
В этой связи характерен пример возбужденного уголовного дела, прекращенного по признаку отсутствия состава преступления в стадии расследования. Суть дела такова. Ф., управляя личной автомашиной, грубо нарушил правила движения. На жесты инспекторов ГАИ с указанием остановиться он увеличил скорость и, поскольку это происходило в центре Москвы, были предприняты попытки остановить машину. На одной из улиц ему перегородила дорогу машина ГАИ, но Ф. объехал машину По тротуару, сбив работника ГАИ. Во время погони за ним Ф. угрожал пистолетом (оказавшимся впоследствии макетом). На другой улице он стал на большой скорости объезжать установленную преграду, но забуксовал в гя-зоне и работник ГАИ успел открыть дверь машины Ф., повис на ней, в таком положении проехал несколько десятков метров, при этом Ф. пытался столкнуть работника ГАИ. Милиционер выстрелил в Ф. и убил его.
В этой ситуации с учетом всех обстоятельств дела следственные органы сочли, что опасность жизни и здоровью граждан, а также работников ГАИ была реальной, а поведение Ф.— общественно опасным.
Названные выше два условия правомерности необходимой обороны принято относить к так называемым условиям посягательства. При этом судебная практика и правовая теория выделяют еще условия правомерности необходимой обороны.
Первое среди них логически вытекает из такого условия, как общественно опасный характер посягательства1. Таким образом, и защита при необходимой обороне должна быть направлена на сохранение наиболее существенных и обществеп-
' Заметим, что гражданское законодательство (ст. 448 ГК) не дает гражданско-правового определения состояния необходимой обороны, которое должно было бы отличаться от уголовно-правового хотя бы тем, что общественная опасность поведения посягающего лица не имеет значения для гражданско-правовой ответственности и для освобождения от нее, так как достаточно простой противоправности поведения (ст.ст. 222, 444 и др. ГК).
1б* 243
но-значимых прав и интересов государства, общества в целом, организаций и граждан.
Так, народный суд г. Ростова-на-Дону признал неправомерным поведение гражданина, который выстрелом из ружья причинил телесные повреждения подростку, воровавшему из его сада фрукты. Суд не признал наличие состояния необходимой обороны и осудил гражданина не за телесное повреждение при превышении пределов необходимой обороны (ст. 111 УК), а за умышленное причинение телесного повреждения (ст. 110 УК). С причинителя вреда были взысканы убытки, связанные с восстановлением здоровья потерпевшего (ст. 459 ГК).
Гражданское законодательство в оценке объектов, подлежащих правовой защите, не дает основания для готовой, раз и навсегда установленной градации охраняемых законом прав и интересов государства, организаций и граждан в зависимости от их общественной значимости. Суд обязан делать этот вывод каждый раз в конкретном случае, имея в виду, что в гражданском праве следует считаться со всяким заслуживающим уважения интересом кредитора и заслуживающим внимания интересом должника (ст. 190 ГК).
Однако Конституция СССР и гражданское законодательство все-таки обозначают определенные приоритеты при защите прав. Например, выделяется повышенная защита общественной собственности (ст. 10 Конституции СССР, ст. ст. 90, 153, 472 ГК) и других конституционных прав1.
Очевидно, особую социальную ценность должны представлять государственная и общественная безопасность, жизнь и здоровье граждан, их социальная и нравственная свобода.
В состоянии необходимой обороны права и интересы защищаются обороняющимся причинением вреда посягающему. Практически закон уполномочивает обороняющегося причинить вред посягающему и это позволяет считать поведение обороняющегося в данной ситуации правомерным.
Так, в частности, правомерным признается причинение вреда в результате пересечения гражданином хулиганства и других преступных действий и задержания преступника (согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 23 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» в редакции от 12 августа 1981 г.), доставки его в правоохранительные органы.
В зависимости от обстоятельств пресечения преступления, задержания и доставки посягающему может причиняться вред
' См. подробнее: Калмыков Ю. X. Принцип всемерной охраны социалистической собственности в гражданском праве. Саратов, 1987; Шевченко А. С. Возмещение вреда, причиненного правомерными действиями, Владивосток, 1989. С. 83.
244
в виде телесных повреждений различной тяжести и даже лишения жизни.
Например, Пленум Верховного Суда СССР прекратил дело в отношении Ш. и И., обвинявшихся в умышленном убийстве Б., на том основании, что Ш. и И. причинили смерть Б. в процессе обороны от преступных действий, избивавших их группы лиц, среди которых был и Б,'.
Причинение вреда в состоянии необходимой обороны правомерно только тогда, когда вред причиняется непосредственно нападающему. Защита при необходимой обороне должна производиться способом, не причиняющим вред правам и интересам окружающих.
Например, военнослужащий К. был привлечен к уголовной и имущественной ответственности за неосторожное убийство другого военнослужащего при защите от общественно опасного посягательства на жизнь К. Военный трибунал установил, что разводящий караула Ф. в состоянии алкогольного опьянения оскорблял военнослужащих в караульном помещении, затем, взяв штык-нож, ударил им одного из военнослужащих и стал приближаться с угрозами к К., который в целях самозащиты произвел несколько выстрелов из автомата в Ф., убив последнего и другого военнослужащего из числа стоявших сзади Ф.
Важным правовым условием, относящимся к состоянию необходимой обороны, является так называемое соблюдение пределов защиты с тем, чтобы она не превышала пределов необходимости. Это означает, что в принципе причиняемый обороняющимся имущественный вред не должен быть больше вреда, который стремился или мог причинить посягающий. Суд учитывает характер и степень опасности посягательства, направленность посягательства на права и интересы государства, организаций, граждан или самого обороняющегося. Не допускается механически соизмерять средства защиты и средства нападения.
Например, Пленум Верховного Суда РСФСР прекратил дело по обвинению Г. в превышении пределов необходимой обороны. Г. подвергся избиению со стороны потерпевшего Ш., причем последний наносил Г. сильные удары в разные части тела, что создавало реальную опасность для жизни и здоровья Г., привело его в душевное волнение, вызванное нападением, его внезапностью, в результате чего «...обороняющийся не всегда в состоянии точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты, что, естественно, может иногда
' См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1981. № 2. С. 11. При этом весьма спорно с морально-этической точки зрения утверждение,
что лишение посягающего жизни общественно полезно (см.: Комментарии к
Уголовному кодексу РСФСР, М., 1984, С. 27),
245
повлечь и более тяжкие последствия, за которые он не может нести ответственности»1.
В правильной оценке ситуации при необходимой обороне большое значение, как видно, имеет социальная и экономическая оценка объекта (объектов) общественно опасного посягательства со стороны нападающего. Нередко правопримени-тельным органам, дать такую оценку чрезвычайно трудно.
Показательным примером является известное событке, произошедшее в марте 1988 года при попытке семьи Овечкиных захватить с целью угона самолет с пассажирами на борту. При задержании преступников возникла перестрелка между группой захвата и Овечкиными, в результате чего девять человек из числа преступников (включая покончивших самоубийством), а также экипажа и пассажиров погибли, шестнадцать получили ранения, сгорело воздушное судно стоимостью более одного миллиона рублей. Оставшиеся в живых преступники задержаны и осуждены. Однако прокуратурой Ленинградской области также возбуждено и уголовное дело по факту гибели членов экипажа и пассажиров в процессе задержания преступников.
Интересно и общественное мнение, отражаемое прессой. В его разногласиях проглядывается вопрос: а законно ли и обоснованно было подвергать опасности жизнь и здоровье граждан ради задержания преступников? Нельзя ли было иным, более безопасным путем добиться задержания преступников и предания их суду? Не принесены ли в жертву жизнь и здоровье пассажиров «административным амбициям»?2
Официально ответ на эти вопросы дало следствие и суд. Возникшая ситуация, к сожалению, может не раз возникнуть вновь. Например, уже в декабре 1988 года аналогичные обстоятельства имели место при захвате заложников преступной группой Якшиянца в г. Орджоникидзе. Но был найден иной выход: как известно, преступникам с целью сохранения жизни детей-заложников был предоставлен самолет для вылета в Израиль, удовлетворены их иные требования, а позже преступники были арестованы и преданы суду.
Таким образом, в обоих происшествиях, связанных с необходимостью задержания преступников, перед правоохранительными органами стояла сложная задача достижения общественно полезной цели с наименьшим вредом для интересов государства, его организаций, граждан. Одна и та же задача решена, как известно, по-разному. Требовалось выбрать из охраняемых законом интересов и прав наиболее значимые и существенные.
' Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1982. № 9. С. 6—7. 2 См.: Шинкарев Л. Жертвоприношение//Огонек. 1989. № 26. С. 17—18. Его же. Чужая жпзнь//Известия. 1988. 12 сент. С. 3.
246
В ст. 13 УК РСФСР при перечислении охраняемых прав и интересов на первое место поставлены интересы Советского государства, затем общественные интересы, а уж затем интересы личности и прав обороняющегося. Думается, это не просто случайное расположение охраняемых социальных ценностей, а продуманная законодателем официальная социальная иерархия ценностей. Представляется грубой ошибкой то, что интересы личности поставлены на последнее место. И это не просто формальное положение вещей, но фактическое, когда во многих отношениях, складывающихся в нашем обществе, интересы отдельной личности теряются перед глобальными интересами общества в целом.
Это тем более недопустимо, что уже много десятилетий провозглашается социально-политический принцип «все во имя человека, все для блага человека». Намеченная генеральная линия поворота общества к интересам и правам отдельного человека как высочайшей социальной ценности должна быть реализована в правовых нормах, закреплена в руководящих указаниях Пленума Верховного Суда СССР о направлениях развития судебной практики.
В этой связи ст. 13 У1< РСФСР и ст. 448 ГК следовало бы изменить, указав в числе первой из защищаемых социальных ценностей жизнь, здоровье, неприкосновенность, честь, достоинство и другие права и законные интересы гражданина. В этих статьях должно недвусмысленно говориться о первоочередном праве защищать названные блага, права и интересы гражданина не в сравнении и наряду с иными интересами государства и общества, а прежде них, исходя из того, что жизнь, здоровье и другие блага (естественные) и юридические права гражданина — высшая общественная ценность.
При таком решении вопроса об объекте защиты при необходимой обороне найдет воплощение социально-ценностная функция права (уголовного и гражданского). Станет очевидным, что правовые нормы, регулирующие поведение субъекгов при необходимой обороне, в какой-то мере отражают и высокие социальные и духовные ценности социалистического общества.
Вопрос о возмещении вреда, причиненного в состоянии нг-обходимой обороны, приобретает иной характер при обстоятельствах, которые вынуждают органы власти (ст.ст. 113, 1273 Конституции СССР) объявить либо военное, либо чрезвычайное положение (введение комендантского часа и др.).
Ни то, ни другое положение (ни тем более введение комендантского часа) гражданское законодательство не относит к обстоятельствам, освобождающим от ответственности, либо приостанавливающим течение срока исковой давности по искам о возмещении вреда. Никакое специальное (отраслевое или межотраслевое) законодательство в СССР не раскрывает
247
признаков поведения субъектов при чрезвычайном или военном положении.
В ст.ст. 113, 1273 Конституции СССР говорится о том, что военное или чрезвычайное положение вводится в интересах защиты СССР и безопасности его граждан. Определенные гарантии защиты прав и интересов граждан при объявлении чрезвычайного положения содержатся в Международном пакте о гражданских и политических правах, принятом ООН в 1966 году (ратифицированном СССР в 1974 году), где говорится, что при чрезвычайном положении запрещаются пытки, жестокое, бесчеловечное, унижающее человеческое достоинство обращение. Понятие «военное положение» (и комендантский час) в указанном Международном пакте не употребляется.
Военное положение (и его характерный признак — комендантский час) вводились в нашей стране в Степанакерте, Тбилиси, Ферганской области, Коканде, Новом Узене и др., что было вызвано нарушением порядка проведения митингов и демонстраций, массовыми беспорядками.
Велика ли вероятность причинения вреда жизни и здоровью граждан, нарушающих порядок проведения митингов и демонстраций и тем более участвующих в массовых беспорядках или действиях, нарушающих общественный порядок (во что, собственно, нередко и выливается нарушение порядка проведения митингов и демонстраций)? Печальная практика 1988 и 1989 гг. говорит, что такая вероятность велика. Вынуждает ли обстановка военного или чрезвычайного положения применять меры защиты, способные причинить вред жизни и здоровью нападавших? Да, только в Ферганской области в указанный период оружие применялось войсками 6 раз.
При этом неминуемо возникает и другой вопрос: законно ли причинение вреда жизни и здоровью граждан при объявлении военного (или чрезвычайного) положения, при нарушении порядка проведения митингов и демонстраций, массовых беспорядках, действиях, нарушающих общественный порядок? Если законно, то кому из участников этих событий правомерно причинить вред и какой вред? Конкретного ответа ни на один из этих вопросов в нашем законодательстве нет.
В периодической печати пытаются дать ответы на эти вопросы. Так, В. Даниленко полагает, что следует применять силу к участникам демонстраций с националистическими, расистскими, шовинистическими и т. п. лозунгами, а также если демонстранты создают угрозу жизни и здоровью людей1. В. Даниленко призывает применять силу в рамках закона, а для этого, по его мнению, «закон должен четко и развернуто фиксировать,
] См.: Данчленко В. Выбираем демократию, но достаточно ли для этого отменить все прежние ограничения и запреты//Известия. 1989. 17 июня. С. 3.
248
в отношении какого рода демонстраций, при каких конкретных условиях и в каких формах может быть применена сила...»
Для юриста очевидно, что почти все предлагаемые условия применения силы невыполнимы. Так, невозможно всегда четко определить «лозунг» демонстрации (их несколько или может вообще не быть). Непонятно, как понимать применение силы демонстрантами (в отношении кого должна применяться ими сила и какая). Угрозу здоровью причиняет даже шум на демонстрации. Непонятно, как и кто будет определять «род демонстрации» и корректировать форму применения силы правоохранительных органов. Видимо, это не путь решения проблемы.
В нашей стране пока нет «культуры» правового регулирования ряда отношений, возникающих в процессе демонстраций и, в частности, отношений по возмещению вреда, причиненного жизни, здоровью и имуществу участников демонстраций и участниками демонстраций государству, отдельным организациям, гражданам (в частности, работникам правоохранительных органов).
При решении вопроса о возмещении причиненного вреда (наступлении имущественной ответственности, и, кстати, уголовной и административной ответственности тоже) одним из принципиальных условий (как говорят еще, элементом состава правонарушения) является правомерный или противоправный характер поведения причинителя вреда (ст. ст. 444—448, 459 ГК) и потерпевшего (ст. ст. 454, 458 ГК).
Где кончается правомерное поведение участника демонстрации и начинается противоправное? Где кончается правомерное поведение работников правоохранительных органов и начинается противоправное?
На первый вопрос следует дать ответ, исходя из того, что поведение, нарушающее законодательно установленный запрет,—противоправно1. Поэтому любой человек, участвующий в запрещенной (тут очень важно узаконить процедуру установления запрета, причем именно запрета, а не отсутствия разрешения, как сейчас, добиваясь, в частности, максимальной информированности населения) демонстрации— правонарушитель безотносительно к другому вопросу виновности участника демонстрации (причем его «физиономия» в этом плане может быть дополнена конкретными правонарушениями «по ходу» демонстрации, например, причинение вреда имуществу или личности и т. п.).
Каждый участник запрещенной демонстрации должен знать или сознательно допускать противоправный характер своего поведения. Это должно быть исходной позицией для поведения
' При этом очевидно, что концепцию общих и частных дозволений запретов давно пора переводить из области теории (см.: Алексеев С. С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М., 1989) в область законодательной практики.
249
правоохранительных органов в отношении участников демонстрации (разную форму виновности, которую в процессе пресечения этого правонарушения определить практически невозможно). И это же является их законным полномочием на причинение определенного вреда участникам демонстрации.
Мера этого вреда должна быть увязана с мерой общественно опасных или неправомерных результатов, вызванных или реально возможных в процессе демонстрации. Амплитуда может быть очень широкой: от повреждения одежды участника демонстрации, препятствующего, например, безопасности дорожного движения, до причинения смерти при покушении на жизнь дружинника или работника милиции.
Очевидно, имеет смысл установить презумпцию, что при пресечении запрещенных демонстраций правоохранительные органы действуют в состоянии необходимой обороны (или профессионального риска?) и использовать при рассмотрении обстоятельств причинения вреда все, что добыто правовой теорией и богатой судебной практикой в отношении состояния необходимой обороны.
Безусловно, эту же ситуацию следует узаконить как исходную при массовых беспорядках и совершении групповых действий, нарушающих общественный порядок.
При пресечении правонарушений работниками правоохранительных органов и военнослужащими среди применяемых специальных средств принято особо выделять как наиболее вредоносное огнестрельное оружие.
Заметим, что законодательной базы для определения правомерности применения того или иного вида специальных средств не существует. Правила применения спецсредств не доводились до сведения населения.
Между тем вопрос о порядке применения специальных средств (и оружия, в частности, так как, видимо, его следует отнести к средствам активной обороны) касается не только ведомств, обеспечивающих правопорядок и законность, но и всех членов общества в целом, так как к ним могут применяться специальные средства и, наконец, за счет средств всего общества будет в определенной мере восстанавливаться здоровье потерпевших от применения специальных средств. Значит, порядок применения спецсредств и оружия должен быть определен в законе СССР.
Есть ли основание вообще для постановки вопроса о применении оружия милицией и войсками МВД СССР? Как известно, на первом Съезде народных депутатов СССР неоднократно звучали призывы отменить Указ Президиума Верховного Совета СССР об обязанностях и правах внутренних войск МВД СССР.
Агрессивность лиц, участвующих в массовых беспорядках в Степанакерте, Сумгаите, Фергане, Коканде, Сухуми, соверша-
250
ющих грабежи, разбои, убийства и другие тяжкие преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности, посягательства на важные народнохозяйственные и оборонные объекты, важные объекты правоохранительных органов, на общественную собственность или государственную власть, позволяет обоснованно утверждать, что при пресечении такого рода правонарушений следует применять крайние меры. Попытка прибегнуть просто к средствам защиты без активной обороны ведет к жертвам среди работников правоохранительных органов или к получению ими телесных повреждений. Наконец, увеличилось количество оружия у населения и участились случаи применения оружия против работников правоохранительных органов.
При применении специальных средств и оружия нападающий гражданин или целая группа граждан, совершающих правонарушение, подвергаются реальной опасности в плане причинения увечья или иного повреждения здоровья или даже смерти. А как же быть с утверждением, что высшая общественная ценность — человек?
Когда при применении специального средства или оружия речь идет о защите жизни и здоровья граждан и, в частности, милиционеров или дружинников, то положительный ответ на вопрос о законности, социальной и юридической обоснованности причинения вреда нападавшему выглядит убедительным, В конце концов общество признало посягательство на жизнь и здоровье гражданина, исполняющего общественный долг, дружинников и милиционеров преступлением против порядка управления (ст. ст. 1912, 193 УК РСФСР).
Что же касается одного из объектов преступного посягательства во время массовых беспорядков, то это—деятельность органов государственной власти или управления. Здесь уже жизнь и здоровье противопоставляются, казалось бы, лишь деятельности органов государственной власти (причем как бывает выяснено—нередко с деятельностью в ряде вопросов ошибочной). Однако закон, принятый от имени народа, охраняет органы государственной власти и управления, а некоторые формы проявления недовольства этой властью считаются преступлением (ст. 79 УК РСФСР) или противоправными действиями (участием в запрещенных демонстрациях).
Таким образом, посредством закона общество может само выразить свое отношение к охраняемым социальным ценностям, правовым способам их охраны и защиты, а также применяемым в процессе охраны и защиты специальным средствам.
Законодательство помимо ряда технико-юридических требований, выдвигаемых при применении оружия (например, словесное предупреждение нападающего о применении оружия, предупредительный выстрел в воздух и т. п.), соблюдение которых делает нередко бессмысленным применение оружия защи-
251
щающимся, так как нападающий аналогичных правил соблюдать не обязан, содержит принципиальные юридические условия. Это прежде всего условия о том, что применение оружия возможно лишь при реальной опасности для жизни и здоровья работника правоохранительных органов, при реальной угрозе жизни и здоровью граждан или жизни военнослужащих войск МВД (об угрозе их здоровью не говорится); при задержании лиц, совершивших преступление либо совершающих преступление, когда другими способами и средствами задержать преступников или пресечь преступление невозможно.
Кроме того, оружие может быть применено для отражения нападения на особо режимные и важные объекты. В последнем случае цель применения оружия стала его условием.
Названные выше условия применения оружия прямо не связаны с соизмерением вреда, причиняемого применением оружия, и предотвращенного вреда. Однако из этих условий вытекает, что, во-первых, путем применения оружия прямо защищаются наиболее важные социальные ценности (жизнь, здоровье, права и интересы граждан) либо они защищаются косвенно (захват правонарушителями важных оборонных объектов реально угрожает здоровью, правам и интересам граждан). Во-вторых, применение оружия связано с пресечением противоправного и, в частности, преступного поведения. В-третьих, опасность жизни, здоровью, охраняемым правам и интересам должна быть реальной. Все эти условия создают собирательный образ весьма абстрактного понятия «крайняя мера».
Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» подчеркнул, что право на необходимую оборону как одна из гарантий реализации конституционных прав граждан существует у граждан независимо от способов избежать нападения. Это состояние наступает при реальной угрозе нападения.
Мы не случайно опять сослались на постановление Пленума Верховного Суда СССР о необходимой обороне, так как полагаем, что при применении оружия в соответствии с требованиями нормативных актов может презюмироваться наличие состояния необходимой обороны и тогда предотвращаемый вред должен быть больше причиняемого'.
Однако возможно, что применение оружия бывает вызвано не только состоянием необходимой обороны, но и деятельностью, связанной с оправданным профессиональным риском.
Риск—категория социальной и правовой действительности.
' В этой связи неудачно указание на применение оружия при нападении на так называемый режимный объект. Что это такое? Сейчас это и склад оружия, и любая гостиница Интуриста, где решением Мосгорисполкома и приказом «Главинтуриста» установлен пропускной режим.
252
Известен, например, риск, связанный с деятельностью, представляющей повышенную опасность для окружающих, либо коммерческий риск. Делаются попытки обосновать риск исполнителя хозяйственного договора'. Существует так называемый страховой риск в страховых правоотношениях, а также риск определенной профессиональной и, в частности, производственно-хозяйственной деятельности.
Последние два вида риска существенно отличаются друг от друга и по степени социально-правовой разработанности практического применения, и по содержанию.
Так, страховой риск закреплен в законодательстве о государственном обязательном и добровольном страховании и в Законе СССР «О кооперации в СССР» (ст. 20). Этот риск связан не с викой субъекта, а с наступлением обусловленного случайного события. Условия страхования (в частности, оговоренные страховые риски) и составляют условия нормального риска. В данном случае риск — объективное условие возникновения субъективной обязанности, но не сама обязанность.
Коммерческий риск связан как с объективными неудачами и убытками коммерсанта, так и с его виновным поведением (некомпетентность, небрежность, самоуверенность), с риском деятельности. Закон стремится урегулировать вопросы коммерческого риска (см. ст. 22 Закона СССР «О кооперации в СССР»), а также иных видов рисковой деятельности, например нормального производственно-хозяйственного риска (ст. 118 КЗоТ РСФСР).
В ст. 2 Положения о материальной ответственности военнослужащих за ущерб, причиненный государству, есть указание на оправданный служебный риск, как на основание освобождения от ответственности. Категория оправданного производственно-хозяйственного и т. п. профессионального риска появилась в проекте Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик (ст. 26). Социальная практика хозяйственного риска нередко негативна, так как приводила рискующих субъектов к уголовной ответственности, либо к административным наказаниям.
Социально-правовая природа риска деятельности должна быть исследована с различных позиций. Является ли риск деятельности объективным условием либо это субъективное право, обусловленное, в частности, определенными обстоятельствами (нередко экстремальными у милиции и пожарной охраны); либо это субъективная обязанность, вытекающая из тех же обстоятельств?
Журналисты, писатели, политики много говорят и пишут о профессиональном риске, связывая его с моральным долгом, совестью и другими морально-нравственными категориями.
См.: Сов. государство и право. 1988. № 8. С. 41—43.
253
Последовательно анализируется риск деятельности как субъективного права, формирующегося в специфических объективных обстоятельствах'. Существует взгляд на риск как на объективную категорию, не связанную с виновным поведением лица2.
Анализируя социальную и судебную практику рискованной производственно-хозяйственной деятельности, можно выделить следующие обстоятельства. Риск как объективная категория пока не находит практического подтверждения и остается теоретической концепцией сторонников хозяйственного права.
Риск деятельности проявляется больше как субъективная категория, связанная с возможностью выбора поведения в зависимости от конкретных обстоятельств, а значит, и связанная с виной (либо невиновностью) субъекта.
Сторонники субъективной концепции риска полагают, что «мера, степень, границы — объективны. Но риск всегда субъективен, ибо выступает как оценка человеком необходимости и целесообразности поступка, как сознательный выбор с учетом возможных альтернатив»3.
Рисковая деятельность либо порождена объективными законами (например, действием закона стоимости, товарно-денежными отношениями при социализме и коммерческого и производственно-хозяйственного риска), либо теми же объективными законами в новой нестандартной ситуации, либо объективными экстремальными условиями (задержание преступника, тушение пожара, неопробированное лечение, маневр во время военных действий или учений и т. п.)—так называемый риск служебной профессиональной деятельности.
Но всегда ли профессиональный и, в частности, служебный риск связан с субъективным правом лица?
В первом случае хозяйственный риск — субъективная обязанность, порожденная действием объективных экономических законов и возникшая в силу юридических фактов, предусмотренных гражданским или хозяйственным законодательством, являющимся правовой формой экономических отношений.
Если же (и это будет весьма часто) непосредственное регулирование в законе возникшей производственно-хозяйственной ситуации отсутствует, следует исходить из общих начал и смысла советского права, т. е. его принципов, отражающих экономические народнохозяйственные интересы участников гражданского оборота (в частности, исходить из принципа «обоснованно и разрешено все, что прямо не запрещено»—ст. 4 ГК).
1 См., например: Яковлев А. М. Предупреждение экономической преступности//Сов. государство и право. 1987. № i. С. 66; Ойген-зихт В. А. Мораль и право. Душанбе, 1987. С. 108—130.
2 См.: Сов. государство и право. 1988. № 8, С. 4d—43.
3 Ойгензихт В. А. Мораль и право. 1987. С. 110—111.
254
Во втором случае служебный риск — субъективная обязанность, возникающая в большей степени из юридических фактов, закрепленных в нормативных актах, регулирующих права и обязанности в экстремальных и нестандартных ситуациях (например, при крайней необходимости, задержании преступника, неопробированных методах лечения и т. п.), не связанных непосредственно с действием экономических законов.
В ст. 26 проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик сделаны попытки сформулировать условия, при которых профессиональная рисковая деятельность считается правомерной. Сказано, что «не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, но представляющее собой оправданный профессиональный или хозяйственный риск для достижения общественно полезной цели. Риск признается оправданным, если совершенное действие соответствует современным научно-техническим знаниям и опыту, а поставленная цель не могла быть достигнута не связанными с риском действиями и лицо, допустившее риск, предприняло все возможные меры для предотвращения вреда правоохранительным интересам»-
С наиболее подробным анализом объективной и субъективной сторон профессионального риска, разрабатываемых учеными-юристами концепций риска, можно познакомиться в специальной литературе.
Очевидны некоторые объективные признаки профессионального риска, изложенные, в частности, в ст. 26 проекта Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. Из текста проекта этой статьи, а также Положения о материальной ответственности военнослужащих и ст. 118 КЗоТ можно сделать вывод, согласующийся с выводами В. А. Ойгензих-та, наиболее последовательно изучающего последние годы проблему риска.
Это вывод о том, что, в принципе, риск всегда субъективен в той мере, как он связан с психологической оценкой субъектом (в частности, врачом, военнослужащим или милиционером) способа достижения стоящей цели (например, спасение жизни больного, пресечение правонарушения, задержание преступника и т. п.), принятия всевозможных мер для предотвращения вреда правоохраняемым интересам' через призму соответствия избранных способов современным научно-техническим знаниям и опыту.
Все названные и любые иные требования, предъявляемые в законе к осуществлению профессионального риска или, как пишет В. А. Ойгензихт, мера, степень и границы риска, объ-
' Данные требования, содержащиеся в проекте Основ уголовного законодательства (ст. 26), следует понимать применительно к условиям экстраординарности, скоротечности и другим специфическим условиям конкретной ситуации.
255
ективны. Они должны быть установлены законом одинаково для различных конкретных жизненных ситуаций, когда будет возникать хозяйственный или профессиональный риск, в частности, в процессе договорной хозяйственной деятельности (включая отношения так называемого арендного подряда), а также риск при спасании социалистического имущества, пресечении правонарушений, эксплуатации источников повышенной опасности.
При этом рисковая деятельность (думается, это словосочетание имеет известное право на существование; например, в римском праве употреблялся термин «рисковые сделки» — пари, игра и т. п.) создает, очевидно, ряд неудобств для рискующего субъекта. Ведь рискующий врач, пожарный, милиционер или военный знает или сознательно допускает (либо должен допускать), что его поведение расходится с общими правилами или принципами, т, е. для достижения общественно полезной цели совершает правонарушение, и более того — его поведение содержит признаки состава преступления.
Например, по Основам законодательства о здравоохранении врач с согласия больного (или супруга либо родственников, когда больной по объективным причинам сам дать согласия не может) применяет недостаточно опробированные способы лечения или лекарственные препараты, если того требует спасение жизни больного.
Врач должен выполнить лечебные мероприятия на уровне современных научно-технических знаний и опыта, понимая, что иными способами спасти жизнь человека нельзя'. Нужно не ошибиться в выборе общественно полезной цели. Ведь следователь или судья для вывода о наличии ситуации профессионального риска прибегнет к экспертизе лучших специалистов. Не проще ли уклониться от рискованных действий?
Однако Основы законодательства о здравоохранении или Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июня 1973 г. «Об основных обязанностях и правах советской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью» ставят вопрос о поведении врача или милиционера (это не относится к пожарным, горноспасателям и т. п.) в рисковой ситуации несколько иначе, чем граждан вообще. Врач обязан действовать во имя спасения жизни пациента, а милиционер с целью пресечения преступления и задержания преступника. Невыполнение этой обязанности может повлечь административную, трудо-
' Здесь возникает важная проблема обеспечения высокого уровня профессиональных навыков врачей и других медицинских работников, спасателей, пожарных, милиции, военных. Иногда отсутствие должных профессиональных знаний инкриминируется как субъективное условие должностного преступления (см.: М а л е и н а М. Н. Организационно-правовые вопросы перестройки здравоохранения//Сов. государство и право. 1989. № 5. С. 32),
256
вую или даже уголовную ответственность (например, за халатность).
Таким образом, для этих и им подобных лиц, как нами подчеркнуто выше, риск является не правом, а обязанностью.
Поэтому для врачей, капитанов морских судов, пожарных, работников милиции, служащих внутренних войск МВД СССР и т. п. должны быть сформулированы иные условия, регулирующие правомерное поведение и, в частности, причинение вреда в состоянии профессионального риска.
Во-первых, должны быть четко сформулированы условия, при которых причинение вреда окружающим лицам (их имуществу или личности), например, поведением милиционера, военнослужащего, пожарного, является правомерным актом без признаков состава преступления (и административного правонарушения, так как ведомственные акты во всех случаях дают основание для наказания)'.
Во-вторых, следует узаконить обязанность организаций, где работает врач, пожарный, милиционер и т. п., обеспечивать получение этими лицами научно-технических знаний и опыта современного уровня (что составляет одно из нормативных условий правомерного профессионального риска по смыслу проекта Основ уголовного законодательства — ст. 26), а также последствия подобного необеспечения.
В-третьих, следует узаконить (дополнив ст. 445 ГК) то положение, что вред, причиненный правонарушителю в состоянии профессионального риска, влечет имущественную ответственность организации, где работает лицо, причинившее вред в состоянии профессионального риска, и государство не компен-сиоует вред (т. е. не допускается аналогия с правилом ст. 447 ГК).
От хозяйственного н профессионального риска нетрудно перейти к вопросам возмещения вреда в состоянии так называемой крайней необходимости. Полагают, что при хозяйственном и ином профессиональном риске есть основания обращаться «...к применению в соответствующих случаях закона о крайней необходимости, наделяющего хозяйственных руководителей правом отклоняться от правил, соблюдение которых чревато причинением вреда»2.
Исходя из этого, делается вывод, что хозяйственный и профессиональный риск может быть вызван крайней необходимостью совершения того или иного поступка хозяйственного руководителя либо практически любого иного субъекта, связанного с профессиональной рисковой деятельностью.
' См., например: Богдан А. Уроки Цемесской бухты для моряка и морфлота//Известия. 1988. 23 авг. С. 3.
2 Гринберг М. С. Должностные преступления и крайняя необходи-мость//Сов. государство и право. 1989. № 5. С. 64—72.
17
Заказ
1-G62
257
Однако следует заметить, что объективная крайняя необходимость как причина совершения поступка и риск причинения вреда еще не означают, что имеется известное гражданскому праву (ст. 449 ГК) и уголовному праву (ст. 14 УК РСФСР) состояние крайней необходимости.
Причинение вреда в состоянии крайней необходимости порождает гражданско-правовое обязательство между причините-лем вреда и потерпевшим (либо между лицом, чьи интересы и права защищались, и потерпевшим, либо между причннителем вреда, названным лицом и потерпевшим—ст. 449 ГК). Это обязательство принято называть обязательством по возмещению правомерно причиненного вреда в целях предотвращения опасности. Правомерно причиненный вред возмещается лишь в случаях, предусмотренных в законе (ст. 444 ГК).
Состояние крайней необходимости означает такое устойчивое и повторяющееся правовое отношение, которое порождается совокупностью признаков, среди которых присутствует не только риск причинения большого вреда и даже обязательное причинение того или иного вреда (причем причиненный вред должен быть меньше возможного).
Здесь хотелось бы привести пример о применении ст. 449 ГК или ст. 14 УК РСФСР из судебной практики, но, как справедливо заметил М. С. Гринберг, «в действительности норма эта есть, но нет или почти нет практики ее применения»'.
Такой пример мог бы иметься, если бы в печально известной железнодорожной катастрофе под Ростовом-на-Дону диспетчер направила бы товарный поезд, лишившийся тормозов, на запасной путь в кювет или нашла иной способ избежать меньшего вреда, чем гибель людей в пассажирском поезде, на который налетел товарный состав.
В этой ситуации имелась и объективная потребность предпринять какое-либо действие во имя спасения людей. Но что это означает применительно к конкретному должностному лицу: право предпринять действие или обязанность?
Ответ на вопрос может дать нормативный акт, которым регулируется деятельность того или иного работника (или должностного лица). Это может быть акт, устанавливающий права и обязанности конкретного работника или всех работников, определенной службы, должности.
Примером такого акта могут быть Основы законодательства о здравоохранении, воинские уставы.
На основании таких нормативных актов врачи, работники милиции, пожарные, отдельные категории военнослужащих не
' Юристы, специально исследующие эти проблемы, вынуждены пользоваться примерами 20-летней давности. См.: Шевченко А. С. Возмещение вреда, причиненного правомерными действиями. Владивосток, 1989. С. 89, 98 и др.
258
вправе, а обязаны осуществлять деятельность, связанную с риском. Это дало право утверждать, что «военнослужащие, работники милиции, пожарной охраны и некоторые другие категории лиц, которые в силу возложенных на них или принятых на себя добровольно служебных, общественных обязанностей или общественно полезного долга не могут уклоняться от риска своей жизнью или здоровьем ради защиты указанных в ст. 14 (УК РСФСР—С. Д.) интересов, не вправе ссылаться на состояние крайней необходимости. При уклонении этих лиц от выполнения своих служебных или общественных обязанностей они должны нести общественную, дисциплинарную или уголовную ответственность»1.
Таким образом для лиц, у которых есть узаконенная обязанность выполнять рисковую деятельность, состояние крайней необходимости, согласно высказанному мнению, возникнуть не может. Мнение это, безусловно, ошибочное, не основанное на законе, который не делает разницы между поведением управо-моченных и обязанных лиц в состоянии крайней необходимости (ст. 14 УК РСФСР, ст. 449 ГК). Другое дело, что для лиц, обязанных действовать с риском для своей жизни, здоровья и причинением вреда окружающим, должны быть установлены дополнительные нормативные гарантии защиты их прав.
Картина же состояния крайней необходимости осталась бы незавершенной, если бы мы не назвали его остальные правовые признаки (условия), уже знакомые из анализа состояния необходимой обороны: действительность и реальность опасности, угрожающей интересам Советского государства, интересам общества, личности или правам гражданина (либо других граждан).
Еще одно условие правомерности состояния крайней необходимости выражается в том, что причиняемый вред должен быть менее значительным, чем предотвращаемый. Закон (ст. 14 УК РСФСР) также требует, чтобы при обстоятельствах, в которых складывается правоотношение крайней необходимости, возникшая реальная действительная опасность не могла быть устранена другими средствами.
Теперь можно сравнить два правоотношения: складывающееся в связи с хозяйственной или профессиональной рисковой деятельностью и складывающееся в связи с состоянием крайней необходимости.
И то и другое связано с вероятностью причинения вреда имущественным правам и охраняемым законом интересам государства, организаций и граждан. Однако при профессиональном риске достаточно лишь непременно действовать со знанием дела на уровне современных знаний и опыта, максимально стремясь предотвратить причинение вреда. Этого уже достаточ-
Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. С. 31.
17* 259
но, чтобы риск был правомерным и никакого уголовного наказания не последовало (вероятно, и гражданско-правового тоже). В результате причиненный фактически вред может быть и больше предотвращенного1.
В состоянии же крайней необходимости, как мы выяснили, нужно, чтобы вред предотвращенный был больше вреда причиненного, иначе это состояние не будет правомерным и может наступить имущественная и уголовная ответственность (ст 449 ГК, ст. 14 УК РСФСР)2.
Кроме того, поскольку в состоянии крайней необходимости вред причиняется не субъекту, создавшему опасность, а субъекту, не имеющему отношения к возникновению опасности, то в зависимости от обстоятельств дела имущественная ответственность правомерно действующего в состоянии крайней необходимости лица может наступить по решению суда (ст. 449 П<), тогда как уголовная ответственность исключается.
Так выглядят в общих чертах правоотношения, возникающие в связи с необходимой обороной, хозяйственным или профессиональным риском и крайней необходимостью.
Очевидно, что в правоприменительной деятельности в связи со спорами, вытекающими из этих правоотношений, возникает значительное количество трудностей, связанных с установлением известных и сложившихся в теории и на практике условий, при которых возникают эти правоотношения, и неопределенностью ряда условий.
Это особенно относится к профессиональному и хозяйственному риску, теоретическая разработка которого и практика применения норм пока недостаточны. Так, скоротечная по времени рисковая деятельность, например при военных маневрах, спасании человеческой жизни на воде и при пожаре и т. п., не позволяла действовать на уровне современных научно-технических знаний или этого не позволила используемая техника, если к тому же рисковую деятельность осуществляло лицо, не имеющее современного опыта либо оно по субъективным причинам не смогло учесть и предпринять все возможные меры для предотвращения вреда.
Очевидно, что при причинении вреда профессиональной или хозяйственной рисковой деятельностью остается открытым вопрос о возмещении имущественного вреда, причиненного окружающим. Ведь согласно проекту Основ уголовного законодательства (ст. 26), исключается лишь уголовная ответственность. В гражданском кодексе статьи, признающей правомерным причиненный рисковой деятельностью вред, пока нет (хотя гражданское право допускает применение аналогии закона и анало-
' Так полагает М. С. Гринберг. См.: Гринберг М. С, Должностные преступления и крайняя необходимость. С. 71.
2 См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1976. № 3. С. 22.
260
гии права—ст. 4 ГК). Только в Положении о материальной ответственности военнослужащих есть указание на то, что вред, причиненный при оправданном служебном риске, не возмещается (ст. 2). Это же вытекает и из ст. 118 КЗоТ РСФСР.
Положение, закрепленное в ст. 118 КЗоТ, можно считать справедливым, когда государство дозволяет не возмещать вред, причиненный рисковой деятельностью государственному имуществу, принадлежащему государственному предприятию, воинской части и т. п. А если вред причинен рисковой деятельностью окружающим, не имеющим отношения к возникшей опасности? Например, в процессе погони за преступником (при отсутствии признаков необходимой обороны) причиняется вред имуществу или личности других граждан. Кто им будет возмещать вред? Лицо, осуществляющее рисковую деятельность, организация, где оно работает (служит), или государство?
Ответ должен дать законодатель, не исключая, конечно, страхования профессионального риска, как наиболее эффективного способа компенсации убытков.
Авторы собрались уже поставить точку в данной главе, когда на первой сессии Верховного Совета СССР было принято постановление от 4 августа 1989 г. «О решительном усилении борьбы с преступностью»', которое непосредственно относится к обсуждаемым проблемам необходимой обороны, профессионального риска и, в частности, применения оружия.
Согласно этому постановлению (ст. 2), МВД СССР, КГБ СССР по согласованию с Генеральным прокурором должны подготовить документ (проект закона, постановления, приказа?) об использовании сотрудниками МВД СССР и внутренних войск МВД СССР «в критических условиях борьбы с уголовным элементом исключительных мер, включая применение оружия при возникновении ситуаций, представляющих особую опасность».
Очевидно, что уже к известным советскому законодательству понятиям: военное или чрезвычайное положение, крайняя мера, опасность, угрожающая жизни, здоровью военнослужащих (если иными способами опасность нельзя устранить); задержание преступника; нападение на особо режимные и важные объекты, а также необходимая оборона, крайняя необходимость, добавляется еще одно узаконенное понятие, характеризующее ситуацию, при которой можно будет применять оружие, причиняя вред жизни и здоровью граждан: критические условия борьбы с уголовным элементом при возникновении ситуаций, представляющих особую опасность.
Следует заметить, что практически все названные в ст. 2 постановления Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г.
' См.: Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. .1989. № 9. Ст. 222.
261
условия применения так называемых исключительных мер представляют собой новеллу.
Согласимся с высказанным мнением, что любое исключение — это уже другое правило. Требуется социально-нравственное обоснование осуществления исключительных мер и уж, конечно, четких правовых условий их применения.
В связи с этим необходимо незамедлительно разобраться в том, насколько новое постановление сочетается с уже известными законодательству и перечисленными выше правовыми категориями необходимой обороны, крайней необходимости, профессионального риска, чрезвычайного (или военного) положения и т. д.
Одновременно следует четко определить правовые последствия объявления, например, военного или чрезвычайного положения. Как видно из заключения следственной подкомиссии, комиссии Верховного Совета Грузинской ССР по расследованию событий 9 апреля 1989 г. в г. Тбилиси, пресечение митинга в г. Тбилиси проходило без объявления военного или чрезвычайного положения и, таким образом, по мнению подкомиссии, применение насильственных мер к участникам митинга незаконно'.
Однако вряд ли сейчас можно, основываясь на определенном нормативном акте, ответить на вопрос о том, какие же иные (новые или дополнительные) права правоохранительным органам или войскам дает объявление военного или чрезвычайного положения?
Как мы говорили выше, в Международном пакте о гражданских и политических правах, принятом ООН в 1966 году, запрещается применять определенные меры воздействия на граждан (пытки, жестокое, бесчеловечное, унижающее человеческое достоинство обращение). Вместе с тем чрезвычайное положение связано, согласно ст.ст. 113, 1273 Конституции СССР, с опасностью, угрожающей интересам СССР или безопасности граждан СССР. Значит, имеют место массовые беспорядки (ст. 79 УК РСФСР), групповые действия, нарушающие общественный порядок (ст. 1903 УК РСФСР), либо совершаются иные преступления (например, против личной собственности граждан — ст. ст. 144—151 УК или против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения — ст ст. 206—230 УК).
Очевидно, что избираемые способы пресечения этих правонарушений и защиты (самозащиты) прав и охраняемых законом интересов должны резко отличаться от обычных, в частности, допустимо и применение оружия.
В ст. 2 постановления Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. говорится о создании таких правил применения ору-
I См.: Известия. 1989. 30 дек. С. 2.
262
жия, которые соответствовали бы законодательству. Видимо, имеются в виду прежде всего нормативные акты, правилами которых регламентируется порядок самозащиты прав (ст.ст. 13, 14 УК РСФСР, ст.ст. 448, 449 ГК; ими не решается вопрос о правомерности причинения вреда лицам, не имеющим отношения к созданию опасности).
Таким образом, в ст. 2 постановления Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. речь идет о создании на основе конституционных принципов и принципов отдельных отраслей советского права самостоятельного нормативного акта о применении оружия в создавшихся временных критических условиях борьбы с преступностью, согласно которому при соблюдении изложенных в нем условий причинение вреда правонарушителю вплоть до лишения его жизни будет считаться правомерным.
Если при этом предположить, что поведение, причиняющее вред правонарушителю, содержит признаки состава преступления, но причинитель вреда освобождается от уголовной ответственности, то придется выбирать одну из двух известных правовых категорий — необходимая оборона и профессиональный риск. Если же полагать, что такое поведение вообще не является преступлением даже по формальным признакам, то создается новое правовое условие правомерного поведения в тех критических условиях, которые обусловили принятие постановления Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г.
При этом если представитель правоохранительных органов, причинивший вред правонарушителю, освобождается от уголовной ответственности, то следует решить вопрос о возмещении имущественного вреда.
Коль скоро в ч. 3 ст. 444 ГК говорится, что правомерно причиненный вред возмещается лишь в случаях, предусмотренных законом, то вред, причиненный правонарушителю и окружающим лицам при применении исключительных мер, согласно постановлению от 4 августа 1989 г., возмещаться не должен. Это выглядит несправедливо в отношении лиц, не имевших отношения к созданию угрозы жизни, здоровью и другим охраняемым законом благам.
Так, при погоне за преступниками нередко повреждается имущество других граждан и организаций, а при применении оружия могут пострадать посторонние лица. По советскому закону (ст. 449 ГК) правомерно причиненный вред возмещается лишь при причинении вреда в состоянии крайней необходимости. Но это требует совершенно определенных условий, которые могут отсутствовать при применении исключительных мер по постановлению от 4 августа 1989 г. Очевидно, что обязанность возмещения вреда посторонним лицам в рассматриваемой ситуации либо должно брать на себя государство (по аналогии со ст. 447 ГК), либо причинение такого вреда должно быть включено в число страховых рисков.
263
Помимо уголовной и гражданско-правовой ответственности в нормативных актах следует дать правовые гарантии того, что применявшее меры защиты (и меры для задержания правона- | рушителя) лицо не будет подвергнуто дисциплинарному нака- ;
занию (партийному взысканию). Нередко лица, профессиональный риск которых признан оправданным судом либо уголовные дела которых прекращены в соответствующем уголов но-процессуальном порядке на основании того, что действия совершены в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости, были подвергнуты дисциплинарным или партийным взысканиям'.
Открытым остается и вопрос о правовом статусе лица, которому причиняется вред применением исключительных мер;
включая оружие. В постановлении Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. сказано, что это должен быть так называемый уголовный элемент. Заметим, однако, что такого понятия нет в уголовном и гражданском праве. Если исходить из действующей инструкции о применении огнестрельного оружия, то она позволяет применять оружие при пресечении преступления, за которое назначается наказание в виде лишения свободы.
Если под уголовным элементом понимается преступник, то таковым его признает по закону лишь суд и он же назначает меру наказания.
Таким образом, реализация и старого и нового условий применения оружия, как чрезвычайной меры, находится вне компетенции лица, применяющего оружие.
Выход, в частности, видимо, в том, что соблюдение условий применения оружия должно быть реально доступно в экстремальной, чрезвычайной ситуации.
Достаточно, чтобы была действительная и реальная угроза жизни, здоровью граждан или работников правоохранительных органов (и других лиц, участвующих в борьбе с преступностью, как сказано в ст. 2 постановления от 4 августа 1989 г.), а также общественной безопасности (в частности, в случаях массового неповиновения, например, осужденных).
Неуместно вводить в законодательство условие о необходимости предупреждать правонарушителя о применении оружия словами и выстрелами вверх. Правонарушители, посягающие на жизнь, здоровье граждан и общественную безопасность, не только не предупреждают потерпевших и обороняющихся о нападении, но и принимают максимальные меры, чтобы замаскировать, скрыть реальность нападения.
В связи с применением положений постановления от 4 ав-
' См.: Богдан А, Уроки Цемесской бухты для моряка и Морфлота// Известия. 1988. 23 авг. С. 3; Пллеш А., Макаров Ю. Кто защитит милиционера?//Известия. 1988. 31 янв. С. 3; Б о г а т к о С., Казьмин Ю. Валенки, валенки...//Правда. 1989. 25 июня.
264
густа 1989 г. возникает важный вопрос об определении правового статуса временных комитетов по борьбе с преступностью с целью определения их компетенции в вынесении решений по вопросам борьбы с преступностью, прав по отношению к милиции, суду, прокуратуре, в частности допуска к секретным данным и материалам. Это неконституционные образования.
Одновременно с обеспечением законности применения чрезвычайных мер и, более того, как неотъемлемая часть процесса обеспечения законности, должны быть приняты законодательные меры по легализации правового статуса милиции, внутренних войск МВД СССР и других лиц, участвующих в борьбе с преступностью и нарушениями общественного порядка. Это прежде всего народные дружинники и рабочие отряды охраны порядка (РООП).
В отношении дружинников имеется нормативный акт, регулирующий в целом их права и обязанности (правда, с 1974 года — года принятия акта — условия борьбы с преступностью сильно изменились). Но в силу несовершенства этого акта не могут быть решены многие организационные и правовые вопросы, включая вопросы возмещения вреда, причиненного как дружинником, так и дружиннику.
Разрабатывается Примерное положение о рабочих отрядах охраны порядка, где следует четко зафиксировать права так называемых «рооповцев», включая право на применение чрезвычайных мер, а также обязанности по возмещению вреда, причиненного ими и им в процессе охраны общественного порядка.
А пока реальность отражают слова о том, что даже в экстремальных ситуациях, при задержании преступников «...милиция отвечает выстрелами по колесам—задень кого-нибудь— опозорят и по судам затаскают. Боевые потери со стороны милиции растут»'. Добавим, что растут не только боевые, но и кадровые потери, так как люди увольняются, не желая подвергаться социальному риску при минимуме все тех же социальных гарантий и компенсаций, отсутствии правовой защищенности.
Обсуждаемые вопросы не являются чисто милицейскими или касающимися сугубо правоохранительных органов. В постановлении Верховного Совета СССР от 4 августа 1989 г. «О решительном усилении борьбы с преступностью» говорится о применении мер защиты в борьбе с преступностью, рост которой вызывает тревогу всего населения, осложняет ход перестройки. Эту государственную проблему во всех ее аспектах надо решать в государственном масштабе не только быстро, но и всесторонне, глубоко и на уровне общесоюзного законодательства.
Богатко С., Казьмин Ю. Валенки, валенки...//Правда. 1989. 25 июня.