3. Содержание обязательства

Ст. 107 ГЕ указывает, что содержанием обязательства может быть как требование совершить какое-либо действие (fасеге), так, и требование: воз­держаться от совершения определенного действия (nоn fасеге). В некоторых случаях обязательство может быть направлено на такое поведение лица, которое состоит из целого комплекса действий и воздержания от действий. Напри­мер, в силу ст. 20 постановления ЦИК и СНК СССР от 17 октября 1937 г. «О сохранении жилищного фонда и улучшении жилищного хозяйства в горо­дах» съемщики жилых помещений и члены их семей обязаны «содержать по­мещение в полной исправности, бережно обращаться со всеми устройствами общего пользования и соблюдать чистоту в помещениях и местах общего пользования».

В юридической литературе как буржуазной, так и советской ставился воп­рос, не следует ли наряду с описанными выше формами обязанностей (fасеге, nоn fасеге), в частности обязанностей по обязательственным правоотношениям, поставить еще одну, а именно претерпевание (рай)1. Сторонники положитель­ного ответа на этот вопрос указывают на различие между простым воздер­жанием от действия (например, автор, заключивший издательский договор, должен воздержаться от издания своего произведения) и обязанностью претер­певать определенное поведение другого лица (например, наймодатель должен терпеть определенные воздействия на вещь со стороны арендатора).

Советское гражданское право не проводит различия «между поп Гасеге и рай. Позиция советского закона является правильной. За нее говорят следую­щие соображения. Во-первых, критерий для разграничения поп Гасеге и рай является произвольным и страдает неопределенностью. Всякую обязанность «рай» можно рассматривать как обязанность «поп Гасеге». Например, ука­занная выше обязанность наймодателя претерпевать определенное пользование вещью со стороны арендатора, является по существу обязанностью собственни­ка не препятствовать пользованию вещью арендатором. Во-вторых, нельзя об­наружить каких-либо юридических последствий, связанных с различием поп Гасеге и рай. Во всех случаях, когда различают воздержание от претерпевания, управомоченное лицо может требовать прекращения противоправных действий и при наличии указанных в законе условий возмещения убытков. Основное значение в обязательственном праве в качестве содержания обя-

32

зательств имеет Гасеге. Едва ли возможно дать исчерпывающую классификацию всех тех действий, которые могут быть содержанием обязательств. Дать такую классификацию означало бы описать все то многообразие человеческой деятельности, из которого складывается гражданский оборот. Но можно выде­лить те основные действия, для которых закон устанавливает те или иные специальные нормы.

Следующие виды действий можно рассматривать как наиболее частое а практически существенное содержание обязательств.

1. Обязательство может быть направлено на передачу должником в соб­ственность кредитору какой-либо вещи, индивидуально определенной либо опре­деленной родовыми признаками, в частности, на уплату определенной денеж­ной суммы. Для различных случаев таких обязательств закон устанавливает различные правила (см., например, ст.ст. 108 и 110 ГК). Выделение отдельных видов таких обязательств имеет место по разным основаниям: иногда за­ кон устанавливает определенные правила, принимая во внимание характер объекта, подлежащего передаче (например, денежное обязательство — ст. 110 ГК), иногда же в виду основания возникновения соответствующего обязатель­ства (например, в случае алиментного обязательства).

2. Обязательство может быть направлено на предоставление должником в пользование кредитору индивидуально-определенной вещи (ст. 120 ГК).

3. Обязательство может быть направлено на передачу должником кредитору какого-либо другого вещного права, кроме права собственности (например, права застройки), либо на передачу обязательственного права требования.

4. Обязательство может быть направлено на совершение какой-либо работы либо на оказание той или иной услуги, в частности услуги, заключающейся в совершении сделки за счет другой стороны (от ее имени либо от своего имени).

5. Обязательство может быть направлено на совершение должником какой-либо сделки в отношении кредитора. Так, в силу постановления ЦИК и СНЕ СССР от 17 октября 1937 г. об управлении жилищным фондом домоуправ­ление обязано заключить договор найма жилого помещения с нанимателем, имеющим преимущественное право на заключение такого договора. В силу ст. 182-а ГК, допускается так называемая запродажа, т. е. предварительный договор о заключении в будущем договора продажи строения.

Мы ограничиваемся здесь этими примерами. Из дальнейшего будет видно, что обязательства, направленные на совершение должником какой-либо сделки ё отношении кредитора, имеют в советском праве очень большое значение. Гражданское право вырабатывает в этой области новые, еще полностью не вы­кристаллизовавшиеся формы.

Если принять во внимание всякого рода другое поведение, в частности воздержание от действий, то естественно задаться вопросом, всякое ли поведе­ние (действие либо бездействие) может быть предметом обязательств или же есть некоторые границы, за пределами которых не может быть обязательствен­ных отношений. Прежде всего такой границей являются закон и правила со­циалистического общежития. Совершенно ясно, что действия и воздержания от действий, нарушающие закон либо правила социалистического общежития,

33

не могут составлять содержание какого бы то ни было охраняемого законом отношения, следовательно, не могут быть и содержанием обязательства. Но и в пределах допущенного законом и правилами социалистического общежития возможно поставить вопрос, не следует ли ограничить круг тех отношений, которые могут регулироваться обязательственным правом. Об обязательственном праве существует представление как о части имущественного права. И в бур­жуазной юридической литературе нередко встречается отнесение обязательст­венного права вместе с вещным к имущественному праву2. Спрашивается, в какой мере правильно это представление об обязательственном праве. Отра­жает ли оно только преимущественное, наиболее частое и практически важное содержание обязательственных отношений, или же обязательственное право действительно является лишь частью имущественного права?

Академик А. Я. Вышинский, рассматривая вопрос о системе социалистиче­ского права, предложил следующую точку зрения по вопросу о предмете со­ветского гражданского права: «Советское социалистическое гражданское право мы определяем как систему правил поведения (норм), установленных государ­ственной властью в целях регулирования тех имущественных отношений граждан между собой, граждан с государственными и общественными учреж­дениями, предприятиями и организациями и этих последних (учреждений, предприятий и организаций) между собой, которые не регулируются в порядке административного управления» 3. С этой точки зрения все советское граждан­ское право, а следовательно, и обязательственное право является имуществен­ным правом. Для обязательственных правоотношений, как и для всех граж­данских правоотношений, характерен предмет регулирования. Предметом регу­лирования являются имущественные отношения (за исключением тех, которые регулируются в порядке административном). Мы не можем здесь касаться во­проса об отнесении или исключении из гражданского права таких институтов, которые не входят в обязательственное право (личные права, в частности лич­ные права авторов и изобретателей, семейно-личные правоотношения). Мы рассмотрим поэтому вопрос лишь в рамках обязательственного права.

Вопрос об имущественном характере обязательственных правоотношений до настоящего времени обсуждался главным образом как вопрос об имуществен­ном интересе в обязательстве. Одни авторы считали, что обязательство должно иметь имущественный интерес и что при отсутствии такого интереса соответ­ствующее отношение не защищается нормами обязательственного права. Дру­гие, наоборот, считали, что всякий, в частности неимущественный, интерес является достаточным4.

Спор перешел в советскую правовую литературу. А. Г. Гойхбарг утверждал, что у нас «всякое обязательство при его неисполнении может повлечь за собой замену его обязательством возмещения убытков, т. е. денежным обязательст­вом». В примечании к этой фразе он писал следующее: «Вопрос о том, допустимы ли у нас обязательства, которые не могут быть сведены к денежным, т. е. обязательства неимущественного характера, должен, по-моему, быть ре­шен отрицательно. Наш кодекс явился заданием, выполненным в осущест­вление общих норм, намеченных Положением ВЦИК об основных имуществен­ных правах. Права по кодексу даются в целях развития производительных

34

сил. Эту же мысль подтверждает и ст. 1 кодекса, говорящая о социально-хозяйственном назначении гражданских прав. Если при уменьшении судом неустойки допускается учет не только имущественного, но и всякого иного, заслуживающего уважения, интереса кредитора, то это говорит только за воз­можность учета неимущественного интереса в имущественных обязательст­вах»5.

Таким образом, А. Г. Гойхбарг считает имущественным обязательством всякое обязательство, которое при его неисполнении может повлечь за собой замену его обязательством возмещения убытков, т. е. денежным обязательст­вом. Только такое обязательство является, с его точки зрения, обязательством в смысле советского гражданского права. Иной ответ дает на поставленный вопрос другой автор — Ж. Б. Новицкий, следующим образом формулирующий границы обязательственного права: «Ее составляют действительного обяза­тельства такие отношения, которые лишены всякого хозяйственного значения (например, отношения дружбы, любезность и т. п.). Вообще же интересы не­имущественного характера могут, несомненно, составить содержание обязатель­ства: например, нет оснований сомневаться в действительности договора, по которому наниматель жилого помещения обязуется под страхом неустойки воздерживаться от игры на музыкальных инструментах и т. п., хотя бы ни­какие имущественные интересы других жильцов ни прямо ни косвенно не страдали от музыки». Далее он пишет: «Хозяйственная цель обязательствен­ного отношения сводится к достижению того или иного блага (телесных ве­щей, человеческого труда, эстетических ценностей и т. д.)» 6. Нельзя не заме­тить, что автор не дает достаточно отчетливого представления о том, что он считает хозяйственным значением обязательства, а также имущественным или неимущественным интересом, в нем.

Недавно вопрос о неимущественном интересе в обязательстве был специ­ально рассмотрен В. А. Рясенцевым, который пришел к выводу, допускающему в советском праве неимущественный интерес в обязательстве. Однако автор дает неточное определение имущественного (а следовательно, и неимуществен­ного) интереса: «В отличие от неимущественного интереса имущественный интерес имеет своим объектом право на материальную ценность (вещи, день­ги), а потому может быть выражен с той или иной степенью точности в день­гах или сведен к вещи, обладающей определенной стоимостью»7. В этом опре­делении неясно, какое содержание автор вкладывает в понятие «ценность» и «стоимость», неясно также, почему и как объектом имущественного интереса является всегда лишь право на материальные ценности. Все же, невидимому, если в обязательстве дело идет не о вещах и не о деньгах, та автор считает, что такое обязательство не имеет имущественного интереса и что обязательство будет неимущественным3.

Сделанный нами краткий обзор высказываний в советской литературе, как нам кажется, показывает, что прежде чем дать ответ на поставленный вопрос, необходимо точно его сформулировать. При этом мы сталкиваемся со следующим затруднением: термины «имущество», «имущественный» употреб­ляются в гражданском праве в различном значении. Наиболее характерным для буржуазного права и для буржуазной юридической литературы является

35

такое понимание этих терминов и соответствующих им понятий, при котором специфическим признаком имущества является способность быть предметом де­нежной оценки, следовательно, в условиях капиталистического строя — способность быть товаром, объектом рыночного оборота. В таком случае вопрос об имущественном интересе в обязательстве сводится к вопросу о денежном интересе. Так и ставят вопрос те буржуазные юристы, которые стремятся и четкой его формулировке9.

Вопрос о денежном интересе в обязательстве для советского права должен быть решен отрицательно. Деньги имеют у нас совершенно определенное зна­чение в советском хозяйстве. Как указал товарищ Сталин, «...деньги являются тел инструментом буржуазной экономики, который взяла в свои руки Советская власть и приспособила к интересам социализма для того, чтобы развернуть вовсю советскую торговлю и подготовить тем самым условия для прямого продуктообмена»10. До завершения первой фазы коммунизма, до тех пор, пока принцип «от каждого по его способности, каждому — по его труду» не будет заменен принципом второй, высшей фазы коммунизма «от каждого по его способности, каждому — по его потребности», деньги будут необходимым сред­ством социалистического учета, средством обращения товаров, а также и пла­тежным средствами. Поэтому вопрос о денежных обязательствах, а также о случаях и порядке замены неисполненного обязательства обязательством воз­местить убытки в денежном выражения является одним из серьезных вопросов социалистического обязательственного права, Однако это не значит, что то или иное отношение может регулироваться обязательственным правом лишь при условии наличия в нем интереса, оцениваемого на деньги.

Прежде всего зададимся вопросом, в чем может выражаться денежный ин­терес в обязательстве. Денежный интерес может выражаться: 1) либо в том, что существование обязательства обеспечивает кредитору получение опреде­ленной денежной суммы (например, страховое вознаграждение выгодоприобрета­телю по личному страхованию); 2) либо в том, что для получения соответ­ствующих результатов, если обязательство не будет исполнено, кредитор дол­жен затратить определенную денежную сумму (например, покупка вещи, мо­гущей заменить ту, которую не передай должник); 3) либо в том, что долж­ник, совершающий в отношении кредитора то или иное действие (либо воз­держивающийся от действия), получает за это от кредитора встречное испол­нение в виде денежной суммы или иное встречное исполнение, для получения которого необходимо затратить ту или иную денежную сумму. В последнем случае обязательство имеет денежный интерес и для должника и для креди­тора, так как кредитор должен затратить определенную сумму для получения исполнения от должника. Обязательства с подобного рода, интересом в рамках, допустимых советским законом и правилами социалистического общежития, являются вполне правомерными. В капиталистическом обществе, в котором по общему правилу всякая вещь и всякая услуга являются товаром, в котором, товаром нередко являются человеческая честь и достоинство, требование денежного интереса в обязательстве не суживает заметно рамки обязательственного права. Однако, как было указано выше, и в буржуазном праве многие авторы считают это требование стеснительным. По общему пра-

36

вилу, его не выставляют и современные буржуазные законодательства. В соци­алистическом общества, где роль денег иная, где деньги служат в качестве средства для определенных, четко поставленных целей экономической поли­тика, а не являются всеобщим мерилом стоимости и универсальным средством удовлетворения потребностей, требование денежного интереса в обязательстве было бы ни на чем не основанным ограничением сферы действия социали­стического обязательственного права.

Действующее советское право не знает такого ограничения. Ст. 107 ГК ничего не говорит о денежном интересе. Ст. 1 ГК, на которую ссылается А. Г. Гойхбарг, также умалчивает о нем. Ст. 1 говорит, что гражданские права охраняются законом, за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением. Разве социаль­но-хозяйственное назначение, которое имеет в виду советский закон, есть де­нежный интерес? Конечно, нет12. Ст. 1 никакого отношения к вопросу не имеет. Зато совершенно определенно о неимущественном интересе говорит ст. 142 ГК, предоставляющая суду право уменьшить чрезмерную по сравнению с действительными убытками кредитора неустойку, приняв при этом во вни­мание «не только имущественный, но всякий иной заслуживающий уважения интерес кредитора». Из контекста следует, что ст. 142 под имущественным интересом разумеет именно денежный интерес. Убытки оцениваются на день­ги. Суд должен принять во внимание не только убытки, но и такой вред, который не может быть оценен деньгами и не является поэтому убытком. Ст. 142 ГК при этом, вопреки мнению, высказанному А. Г. Гойхбаргом, не требует, чтобы неимущественный (в смысле неденежный) интерес был лишь некоторым дополнением к имущественному (денежному). Неимущественный в смысле ст. 142 ГК интерес может иметь и самостоятельное значение.

Означает ли, однако, отрицательный ответ на вопрос об обязательности де­нежного интереса в обязательстве, что всякого рода действия и воздержание от действий, что всякого рода человеческое поведение может быть, предметом обязательства? В буржуазной литературе авторы, отвергающие обязательность денежного интереса, часто указывают, что действие или воздержание от дей­ствия, составляющее содержание обязательства, должно иметь серьезное зна­чение, что у сторон должно быть намерение обязаться, что такое намерение нельзя предполагать, когда речь идет об обещании совместной прогулки, обе­щании бросить курение и т. п. Однако дело идет не о таких пустяках, а о го­раздо более серьезной научной проблеме, имеющей большое принципиальное значение. Обязательственные правоотношения не являются единственными от­носительными (в противоположность абсолютным) правоотношениями. К чис­лу относительных правоотношений относится и ряд отношений семейного права (например, обязанность воспитания детей родителями). Спрашивается, считаем ли мы личные семейные отношения обязательственными отношениями? Нам кажется, что каждый юрист не может не сознавать полной невозможности по­ложительного ответа на этот вопрос. Личные семейные отношения, с одной стороны, и обязательственные отношения, с другой — крайне далеки друг от друга. Но, чтобы обосновать отрицательный ответ, необходимо проанализиро­вать понятие обязательства несколько глубже, чем это можно сделать в плоско- 37

сти вопроса о денежном интересе в обязательстве. Необходимо ответить на принципиальный вопрос о границах обязательственного права. Надо знать, до каких пределов можно применять ст. 106 и следующие за ней статьи ГК.

Для советского права, как права социалистиче­ского, вопрос об имущественных отношениях не может быть сведен к вопросу о денежной оценке13. В советском гражданском праве надо исходить из другого критерия. Земля по советскому праву не подлежит денежной оценке. Однако было бы странно рассматривать наши земельные отношения как неимущественные отношения. Все права, кроме тех, объекты которых неразрывно связаны с самой лично­стью человека, направлены на объекты, которые представляют средства, ору­дия, материал либо результат человеческого труда. В социалистическом праве следует различать, с одной стороны, человека со всеми свойствами и особен­ностями, неразрывно связанными с его личностью, и, с другой стороны, все то, что лежит вне человека, что представляет лишь поле применения его дея­тельности. Впервые в истории человечества социалистическое гражданское право резко проводит грань между человеком, с одной стороны, и вещами, с другой стороны. (Вещи предназначены служить людям, т. е. социалистиче­скому обществу в целом и отдельным его членам. Все те отношения, кото­рые неразрывно связаны с человеческой личностью, как, например, личные отношения родителей и детей, в частности обязанность воспитания детей ро­дителями, личные отношения супругов, отношения, возникающие по поводу благ, неразрывно связанных с человеческой личностью, неотделимых от нее, как, например, честь и достоинство человека, не являются имущественными отношениями. Всякого рода другие отношения неизбежно так или иначе ка­саются имущества, т. е. тех или иных внешних для человека предметов, ко­торые являются средством для достижения его целей.

Чтобы конкретизировать эти указания применительно ж обязательствен­ному праву, остановимся на следующих отдельных случаях.

1.Содержанием обязательства является передача вещи в собственность или в пользование. Содержание такого обязательства имеет имущественный характер, так как действие долж­ника непосредственно направлено на вещь. Не имеет при этом никакого зна­чения, служит ли вещь для удовлетворения так называемой материальной или культурной потребности. Тем более не имеет значения, представляет ли эта вещь для сторон денежный интерес. Вещь может не представлять никакого де­нежного интереса (например, личные письма), тем не менее она является иму­ществом. Содержание обязательства передать ее имеет имущественный харак­тер. Если содержанием обязательства является уплата денежной суммы, то обязательство имеет имущественный характер, так как деньги в социалистиче­ском хозяйстве являются средством обращения товаров. Получение денег яв­ляется для кредитора, средством приобретения соответствующего количества то­варов 14.

Содержанием обязательства является выполнение той или иной работы или оказание услуги. Если

38

работа заключается в изготовлении вещи (например, постройка здания и т. п.), в изменении вещи (например, ремонт вещи), в перемещении вещей, в хранении вещей, то объектом обязанности (см. выше наше понимание объекта) является вещь. В этом случае имущественный характер обязательства налицо. Содержанием такого рода обязательств может быть также совер­шение тех или иных юридических действий для кредитора от его имени (на­пример, по договору поручения — ст. 251 ГК) либо от имени самого должни­ка (например, по договору комиссии). (В этом случае содержание обязательства будет имущественным, если те юридические действия, которые должник дол­жен будет совершить, сами имеют имущественный характер. Оно будет имуще­ственным также и потому, что поверенный совершает действия за счет до­верителя (ст. 251) и имеет право на возмещение расходов по исполнению поручения. Кроме того, поручение может быть возмездным. Именно ввиду создаю­щихся таким образом имущественных отношений договор поручения и создает обязательства. Не будь этих отношений, поручение (мандат) лежало бы за пределами обязательственного права.

Наконец, содержанием обязательства могут быть такие действия должни­ка, которые сами по себе ни непосредственно, ни посредственно не направ­лены на тот или иной внешний в отношении человека объект, например, обязательство обучить иностранному языку или оказать медицинскую помощь. Такого рода действия бесспорно являются содержанием обязательств, когда они совершаются возмездно. Обязательство исполнить такое действие будет иметь имущественный характер, так как оно является основанием для получения вознаграждения денежного или иного. Спрашивается, может ли быть содержа­нием обязательства безвозмездное совершение таких действий. Мы решаемся выставить следующий тезис: безвозмездное совершение таких действий не может составить содержания обязательства.

Этот тезис может показаться смелым. Однако нам кажется, что за него говорят, серьезные соображения. Обратим прежде всего внимание на то, что ГК в качестве безвозмездных обязательственных договоров знает лишь даре­ние, т. е. «безвозмездную уступку имущества» (ст. 138), беспроцентный за­ем (ст. 208) и договор поручения (ст. 251). Первые два договора бесспорно имущественные. Что же касается третьего, — договора поручения, то выше было указано, что и он создает отношения имущественного характера. Таким образом, ГК не знает обязательств совершить какие-либо действия неимущест­венного характера. Однако мы не считаем этот аргумент достаточным. С а м по себе он лишь доказывает, что ГК не высказывается против выставленного нами тезиса. Достаточным же дока­зательством мы считаем следующие соображения. Все общие правила об обя­зательствах, которые содержатся в ГК и которые так или иначе могут быть привлечены к характеристике содержания обязательств, явно имеют в виду обязательства с имущественным содержанием (ст. ст. 108—124). Сомнения могут возбудить лишь статьи, посвященные ответственности по обязательст­вам (ст. ст. 117, 118, 121), которые формулированы достаточно обще, чтобы, исходя из буквы закона, подвести под них и обязательство безвозмездно со­вершить действие, не имеющее имущественного характера. В отдельных слу-

39

чаях не исключена возможность, что неисполнение обещания придти вечером к знакомому и исполнить у него сонату Бетховена, обещания безвозмездно обу­чить английскому языку или обещания какой-либо другой услуги может при­чинить убытки. Однако мы думаем, что с точки зрения социалистического гражданского права здесь все же не может быть обязательства в смысле ст. 106 ГК. Придание такого рода обещанию, принятому другой стороной, зна­чения договора, порождающего обязательство, кажется нам недопустимым с точки зрения основных начал социалистического права. Действительно, связую­щая должника сила такого рода обязательств может выразиться в двух отно­шениях. Во-первых, закон или договор штрафной неустойкой вынуждает долж­ника к выполнению обязательства. Во-вторых, неисправный должник должен возместить убыток. Санкции, направленные на принуждение должника испол­нить такое обязательство, явились бы серьезным ограничением его свободы, не оправданным достаточно вескими основаниями.

Против изложенного взгляда нельзя ссылаться на ст. 142 ГК. Выше мы указывали, что ст. 142, говоря об имущественном и о неимущественном инте­ресах, имеет в виду интересы, подлежащие и не подлежащие оценке на день­ги. Это ясно из того, что ст. 142 сопоставляет размер неустойки с убытками кредитора. Убытки — нарушенный интерес в денежном выражении. Таким образом, ст. 142 предлагает суду принять во внимание не только убытки кре­дитора, но и его интерес, который не нашел выражения в сумме убытков, ко­торый не может быть оценен на деньги. Но мы уже видели, что по советскому праву область интересов, оцениваемых на деньги, уже, чем область имуществен­ных отношений. Обязательство может быть имущественным, но интерес креди­тора может быть таков, что его нельзя оценить той или иной денежной суммой. Поэтому ст. 142 ничего дает для решения поставленного нами вопроса.

Если рассматриваемые отношения нельзя признавать обязательствами, то к ним нельзя применять и правила о последствиях нарушения обязательств, в частности ст. 117 ГК. Однако это не значит, что в таких случаях никогда не может иметь применения ст. 403. Если нарушение обещания совершить без­возмездно то или иное действие, не имеющее имущественного характера, явится нарушением правил социалистического общежития, то его следует считать противоправным15. Если будут налицо другие предпосылки применения ст. 403, то нет оснований отказывать в соответствующем требовании (на­пример, в случае сознательного обмана с целью причинить вред). Одним сло­вом, пользуясь традиционной (не совсем точной) терминологией, можно ска­зать, что вопрос должен быть перенесен из области договорной ответственности в область ответственности внедоговорной.

3. Содержанием обязательства является передача того или иного права, например права застройки, пра­ва из патента на промышленное изобретение, права издания литературного произведения, права требова­ния и т. д. Имущественный характер таких обязательств не требует особых, доказательств, так как отчуждаются имущественные права (право застройки, имущественные права автора и изобретателя и т. д.). В частности, что касает-

40

ся долговых требований, то соображения, указанные выше (пункт 2), исклю­чают из числа обязательственных прав требования неимущественного харак­тера.

Содержанием обязательства является воздержание от совершения тех или иных действий. Содержание та­кого обязательства будет иметь имущественный характер, если воздержание от действия направлено на большую эффективность, большее удобство использования какой-либо вещи л ибо н а. создание возможности пользования вещью. Например, ли­цо, пользующееся по тому или иному основанию земельным участком (личный собственник дома, застройщик и т. п.), разрешает соседу пользоваться колод­цем, находящимся на этом участке. Или (обычный в нашей литературе при­мер) наниматель жилплощади договаривается с наймодателем, личным собст­венником, что наймодатель после пяти часов вечера не будет заниматься му­зыкой. Во всех остальных случаях, как нам кажется, должны быть применены соображения, изложенные выше в пункте 2 по вопросу об обязательствах, содержанием которых является совершение действия неимущественного харак­тера.

Содержанием обязательства является совершение сделки в отношении другой стороны. Во всех известных на­шему праву случаях сделка, которую обязан совершить должник, является, имущественной сделкой.

Резюмируя сказанное, мы можем формулировать следующие выводы.

Обязательство должно иметь имущественный характер, т.е по крайней мере в конечном счете оно должно быть направлено на переход вещей (в част­ности, денег), на пользование вещью, на то или иное действие, совершаемое для приспособления вещей к тем целям, для которых они предназначаются в хозяйстве социалистического общества и его членов, либо оно должно быть возмездным, т. е. обусловливать собой другое обязательство направленное на эти цели.

Имущественный характер обязательства не означает, что оно должно пред­ставлять денежный интерес для кредитора. Денежный интерес свидетельствует об имущественном характере отношения. Но отсутствие денежного интереса не доказывает, что обязательство не имеет имущественного характера. Не надо также смешивать имущественный характер с удовлетворением так на­зываемых материальных потребностей. Обязательство передать вещь, предназна­ченную служить для удовлетворения одних только культурных потребностей будет имущественным, независимо от того, представляет ли обязательство де­нежный интерес или нет.

Выше (гл. II) мы цитировали определение обязательства, данное А. Г. Гойхбаргом. Согласно этому определению, кредитор имеет право на получение от должника ценного в обороте блага. Формула А. Г. Гойхбарга неясна. Если сло­вами о «ценном в обороте» благе автор хочет отметить имущественный харак­тер обязательств, то в таком случае наши выводы совпадают с мыслью, зало

41

женной в определении Гойхбарга. Однако неясность формулировки делает это определение непригодным именно в качестве определения.

Таким образом, обязательственное право относится к имущественному пра­ву. Правила об обязательствах зародились и развивались в советском праве для регулирования имущественных отношений. Об этом свидетельствуют как история советского обязательственного права, так и его содержание. Рас­пространение их на, неимущественные отношения означало бы чисто формаль­ное применение закона, без учета тех целей, которые преследовались .законодателем.

В отдельных случаях установление имущественною или неимущественного характера отношения может представить некоторые затруднения. Социальная .реальность бесконечно богата комбинациями, часто индивидуальными и непов­торимыми. Никакие общие формулы не могут охватить все разнообразие кон­кретного. Общие формулы могут лишь в большей или меньшей степени при­ближаться к конкретному. Надо учитывать эту особенность всякой абстракции, всякого обобщения и не стараться избегать ее мнимо исчерпывающими формулами. Формула, которая не будет претендовать на полный охват всех особен­ностей каждого отдельного конкретного случая, будет часто более точна, так как лучше и правильнее отобразит действительность. Во всяком случае, те затруднения, которые в отдельных случаях могут встать перед судом в вопросе об отнесении тех или иных отношений к имущественным либо к неимущест­венным, отнюдь не более значительны, чем, например, затруднения в разгра­ничении тяжкой и легкой неосторожности (ст. ст. 403 и 404 ГК), либо не­осторожного или случайного причинения вреда (ст. 403).

Имущественная природа обязательства делает возможным распоряжение обя­зательственным отношением как на активной, так и на пассивной стороне (цессия и перевод долга). Цессия и перевод долга известны советскому граж­данскому праву (ст. ст. 124—128 ГК) и имеют практическое применение в наших гражданских отношениях. В буржуазной юридической литературе под­черкивалось, что возможность распоряжения обязательством, превращение его в объект оборота, свидетельствует об отрыве обязательства от его субъекта, об утрате обязательством если не целиком, то в значительной степени характера отношения между лицами и превращении его в отношение между двумя иму­щественными массами (статья актива в имуществе кредитора и статья пассива в имуществе должника)16.

Для буржуазного права имущественный характер обязательства обозначает превращение его в товар. Иначе по советскому праву: цессия и перевод долга, являясь выражением имущественного характера обязательства, не приводят к умалению природы обязательства как отношения между лицами; имущество в советском праве не означает непременно товар; имущество у нас никогда не превращается в абстрактную величину, которая целиком исчерпывается денежной его оценкой (если определенное имущество само не является просто денежной суммой); имущество по советскому праву — это прежде всего совокуп­ность объектов, предназначенных служить целям социалистического общества и его граждан. Поэтому для советского права характерно не превращение обяза­тельства в товар, а перемена лиц в обязательстве тогда, когда это необходимо

42

для удовлетворения конкретных целей, охраняемых советским законом. Так, например, цессия и перевод долга имеют место у нас при обмене жилплощадью. Перевод долга имеет место в некоторых случаях по ссудам рабочим и служа­щим на индивидуальное жилищное строительство. Обязательство в этих случаях не отрывается от лиц, являющихся его сторонами. Наоборот, эти примеры доказывают, что, будучи имущественным отношением, допускающим акты рас­поряжения, обязательство по советскому праву является имущественным отно­шением именно между отдельными лицами.

Мы видели, что имущественный характер обязательства не означает, что каждое действие, составляющее содержание обязательства, взятое само по себе, имеет имущественный характер. Оно может приобрести имущественный характер в связи с содержанием данного отношения в целом (например, обязатель­ство из договора поручения). Самое действие должника может быть тесно свя­зано с личностью кредитора. В таком случае закон предоставляет меньшую возможность распоряжаться обязательством. По смыслу ст. 124 ГК цессия такого требования возможна в отступление от общего правила лишь с согласия должника.

Изложенная точка зрения по вопросу об имущественном характере обяза­тельств позволяет отграничить обязательства от личных отношений между супру­гами и личных отношений между родителями и детьми, которые так же, как и обязательства, являются относительными правоотношениями. Личные отношения между супругами и между родителями и детьми не являются имущественными отношениями. Наоборот, имущественные отношения между супругами и роди­телями и детьми, как, например, алиментные отношения, являются обязатель­ственными отношениями и подчиняются общим правилам обязательственного права, поскольку, конечно, это не исключено их специфическими особенностя­ми и установленными для них специальными правилами.

Но личные отношения советского семейного права отличаются от обязатель­ственных отношений не только имущественным характером последних. Неиму­щественная природа личных семейных отношений является лишь отрицательным признаком. Эти отношения имеют и свою положительную характеристику, ко­торую следует искать в их специфическом содержании, основанном на тех вы­соких задачах, которые стоят перед советской семьей. Устанавливать содержа­ние этих отношений и давать им юридическую характеристику не входит в на­ши задачи. Но мы должны отметить, что личные семейные отношения во вся­ком случае не могут быть определены как право одной стороны требовать, от другой совершения определенного действия или воздержания от како­го-либо действия (ст. 107 ГК). Признаки, которые указывает ст. 107 ГК, пригодны именно для характеристики имущественного правоотношения, для определения действий, из которых складывается имущественный оборот. Личные же семейные отношения характеризуются не опре­деленностью тех или иных действий, а социалистиче­ской бытовой и этической основой поведения членов советской семьи (супругов, родителей и детей) друг в отношении друга.

43

САНКЦИЯ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВАХ

Обязательство является гражданским правоотношением, т. е. соотношением права и .обязанности, существующим на основания закона и охраняемым законом. Как указал Ленин, «...право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права» . Поэтому в понятие обязательства неизбежно в качестве его элемента входит и санкция, обеспечивающая осуществление права кредитора и исполнение обязанности должника. В силу обязательства должник не только должен исполнить то, что составляет содержа его обязанности, но и отвечает в случае неисполнения. При этом долг и ответственность являются не различными и не зависимыми друг от друга элементами обязательства, а лишь двумя .аспектами одного и того же отношения. Когда мы говорим, что должник должен в силу обязательства совершить определенное действие (либо воздержаться от действия), мы имеем в виду нормальное развитие обязательственного отношения. Когда мы говорим, что должник отвечает обязательству, мы имеем в виду обеспеченную законом возможность для кредитора в случае неисполнения со стороны должника осуществить свое право : мимо и против воли должника и добиться либо исполнения обязательства согласно его первоначальному содержанию, либо возложить на должника имущественные последствия неисполнения (взыскать убытки). Таким образом, то, что мы обычно обозначаем словами долг и ответственность по о б я з т е л ь с т в у, является в целом не чем иным, как обязанностью должника в обязательственном правоотношении.

История права показывает, что первоначально, по крайней мере у некоторых народов, не было единого понятия обязательства, а было два разных и понятия долга и ответственности. Так обстояло дело в древнегерманском праве, которое различало «Schuld» и «Нaftung». По древнегерманскому праву в силу долга (Schuld) исполнение, произведенное должником, имело погасительное действие. Исполненное по долгу должник не мог истребовать обратно от кредитора. Существование долга было достаточным основанием для перехода имущества от должника к кредитору. Но существование долга само по себе не давало кредитору права принуждать должника к исполнению. Кредитор не мог ни воздействовать на личность должника, ни обращать взыскание и его имущество. Для этого надо было наличие ответственности (Нaftung). Для Нaftung надо было иметь особый титул. Юридические факты, в силу которых возникала Нaftung, не совпадали с теми юридическими фактами, из которых возникал долг. Титулом для ответственности были главным образом отношение власти и подчинения, характерные для древнегерманского права, деликт, также особые договоры (Нauftungsverträge), направленные специально на установление ответственности. Такое же раздвоение обязательства отмечается в истории гражданского права и некоторых других народов (например, в древней Греции). Некоторые историки права находят следы такого раздвоения и в древнейшей истории римского права. Однако надо подчеркнуть, что в классическую эпоху римской юриспруденции понятие обязательства было единым и цельным 2

В германской юридической литературе как довоенной, так и послевоенной делались попытки использовать разграничение «Schuld» и «Нaftung» приме

44

нительно и к германскому гражданскому уложению. Однако эти попытки вы­звали возражения в самой же германской цивилистике 3.

Сравнительно недавно шведский цивилист Лундштедт (Lundstedt) выступил с критикой понятия обязательства. С его точки зрения оно не соответствует реальности так же, как и понятия субъективного права и гражданского право­отношения, которые предполагаются понятием обязательства. С его точки зре­ния «право» и «обязанность» являются плодами конструктивной фантазии юристов. Вместе с обязательством такой же критике подвергается и понятие права собственности. Что же, по мысли Лундштедта, лежит за этой фантастикой, что вызывало к жизни эти неправильные отображения в кривом зеркале юри­дической (и не только юридической) науки? Единственная реальность, которую он находит за понятием обязательства, это угроза санкциями — принуди­тельное исполнение, возмещение убытков, уплата штрафа, несение процессуаль­ных расходов. Угроза этими санкциями и есть та реальность, которую юристы извратили, построив понятие обязательства. Таким образом, Лундштедт рассма­тривает обязательственные отношения лишь со стороны ответственности 4.

Ошибка Лундштедта, как и ряда других буржуазных юристов, выступаю­щих с мнимо радикальной критикой юридической науки, заключается в глубо­ко ошибочном представлении о социальной реальности. Социальная реальность у него подменяется психологическими явлениями5. Угроза, психическое воздействие (psychischer Druck)—вот для него единственная реальность в праве. Юридические же отношения, установленные и охраняемые законом и отражаю­щие экономические отношения, для него реально не существуют. Взгляды Лунд­штедта отметают одну из важнейших задач юридической науки — изучение содержания юридических норм и соответствующих им юридических отношений. Без изучения этого содержания изучение санкций или тем более угрозы санкциям является совершенно бессмысленным.

Как было указано выше, вопрос разграничения долга и ответственности не имеет значения для советского права. В силу определенных юридиче­ских фактов (оснований возникновения обязательств) зарождается обязательственное отношение, по которому кредитор может требовать от должника совер­шения определенного действия (или действий) либо воздержания от какого-ли­бо действия (или действий). Если такое право кредитора возникло, то одновре­менно с ним возникла и соответствующая обязанность должника. То, что дол­жник исполнит в силу этой обязанности, погасит его долг и соответственно право кредитора. В случае неисполнения он может быть принужден, при нали­чии указанных в законе условий, к исполнению в натуре или (в определенных случаях) посредством суррогата. Как в том, так и в другом случае дело идет об исполнении обязанности должника, возникшей из соответствующего основа­ния. Основание возникновения обязательства (договор и др.) является основа­нием как для перехода имущества от должника к кредитору в случае добро­вольного исполнения обязательства (уплата долга), так и для перехода имуще­ства в порядке принудительного исполнения.

В случае неисполнения обязательства вступают в действие санкции, уста­новленные законом. Санкции либо непосредственно направлены на получение кредитором в натуре того, что ему причитается по обязательству, либо дей-

45

ствуют посредственно и направлены на возмещение кредитору понесенных им от неисполнения убытков, либо фиксированной законом суммы (закон­ная неустойка, штраф), либо я на возмещение убытков, и уплату штрафа. Если санкция не направлена на исполнение в натуре, то меняется содержание обя­зательства. Вместо обязанности передать вещь, выполнить работу и т. д. всту­пает в действие обязанность возместить причиненные убытки либо (и) упла­тить штраф. Можно было бы поставить вопрос, не происходит ли в этом слу­чае в силу закона замена одного обязательства другим. Формально логически одинаково равноправны два ответа: а) первоначальное 'Обязательство' прекра­щается и заменяется новым, либо :б) меняется содержание обязательства. Фор­мально логически спор между этими двумя точками зрения был бы чисто схо­ластическим упражнением. Если мы предпочитаем говорить, что меняется со­держание обязательства, то делаем это для того, чтобы краткой формулой вы­разить следующее: когда вступает в действие вместо исполнения в натуре обя­занность возместить убытки я обязательство вместо одного содержания получа­ет другое, то все остальные элементы, индивидуализирующие данное обяза­тельственное правоотношение (стороны, основание возникновения), остаются прежними. В частности, все возражения, которые должник мог иметь против требования кредитора в первоначальном его содержании, остаются и при изме­нении содержания.

Здесь не место рассматривать вопрос о том, когда по нашему праву меняет­ся таким образом содержание обязательства. Эта тема является самостоятельной и притом одной из важнейших тем общего учения об обязательствах. Нам важ­но отметить лишь следующее. Советское гражданское право принципиально исходят из признания обязательности исполнения в натуре. Если содержанием, обязательства является передача права собственности на индивидуально опре­деленную вещь, то право собственности переходит на приобретателя с момента заключения договора (ст. 66 ГК), и приобретатель может виндицировать ее у отчуждателя. Если содержанием обязательства является предоставление инди­видуально определенной вещи в пользование, то в силу ст. 120 ГК, кредитор вправе требовать по суду отобрания вещи у должника и передачи ему, креди­тору. В случае обязательственных отношений между учреждениями, предприя­тиями и организациями требование об исполнении обязательства в натуре, как это не раз отмечалось в нашей литературе, по общему по крайней мере пра­вилу вытекает из плановой природы социалистического хозяйства6. О тех случаях, когда план требует обязательной замены исполнения в натуре возмещением убытков (или уплатой штрафа), см. ниже в настоящей главе. Исполнение в натуре по обязательствам между учреждениями, предприятиями и организациями обеспечивается рядом мер, выработанных главным образом, нашим арбитражным процессом 7.

Для всех остальных случаев ст. 117 ГК в качестве санкции указывает лишь обязанность должника возместить кредитору причиненные неисполнение» убытки. De lege ferenda можно пожелать, чтобы наши гражданские законы по­шли несколько дальше и прямо признали, как общее правило, право кредитора требовать от должника реального исполнения (исполнения в натуре) и обязанность возмещения убытков лишь в случае невозможности исполнения,

46

за которую должник отвечает. Исключение из такого правила надо сделать для случая, когда должником является гражданин, обязанный лично исполнить ка­кое-либо действие. В случае неисполнения такого обязательства, кредитору в. интересах обеспечения личной свободы должника надо предоставить лишь право» требовать возмещения убытков. Это впрочем не исключает уголовной санкции для определенных, указанных в законе случаев. Ниже мы укажем еще на ряд исключений из этого общего правила, которые необходимо вытекают из сущ­ности социалистического обязательственного права. Во всяком случае, мы мо­жем сказать, что начало реального исполнения (исполнения в натуре) и в на­стоящее время является одним из принципиальных положений нашего граж­данского нрава. Требование реального исполнения координируется с требова­нием возмещения убытков. De lege ferenda желательно в (будущем ГК СССР сильнее подчеркнуть начало реального исполнения, а в будущем ГПK СССР — соответствующим образом переработать правила исполнительного производства, урегулировав в них меры, обеспечивающие такое исполнение. При этом надле­жащее место естественно должно занять и требование о возмещении убытков.

В нашей юридической литературе нередко можно было встретить указание, что по советскому праву исполнение обязательства должно последовать в нату­ре, тогда как по буржуазному праву исполнение в натуре может быть заме­нено исполнением посредством суррогата (возмещение убытков) 8. Такое утвер­ждение по существу лишь скрывало действительную и принципиально суще­ственную разницу в этом вопросе между советским ж буржуазным правом а. содержало грубые фактические ошибки. Дело в том, что большинство буржуаз­ных законодательств в качестве общего правила также знает исполнение в натуре и устанавливает порой весьма эффективные средства принуждения дол­жника (к такому исполнению (см. особенно: во Фракции так называемую sustè-me des astreintes)9. Лишь английское право (а за ним и право США), как общее правило, вслед за римским правом («omnis condemnatio peeuniara esse-débet»), хотя и по другим историческим причинам, допускает присуждение Дол­жника лишь к уплате определенной денежной суммы. Но и английское право знает исключения из этого правила (случаи так называемого specific perfor­mance10). Глубокое принципиальное различие между советским и буржуазным, правом заключается в другом11.

В буржуазном обществе основной функцией денег является функция мерила стоимости. Являясь мерилом стоимости, капиталистические деньги в условиях рыночного хозяйства и конкуренции между предпринимателями являются так­же и средством обращения, реализуя цены, складывающиеся в капиталистиче­ской торговле. С точки зрения отдельного капиталиста (частнохозяйственная точка зрения, буржуазного права) получение денежного суррогата чаще всего равносильно получению исполнения в натуре. Оно по существу обеспечивает получение товара в натуре, так как, получив деньги, кредитор получит на рынке то, что в натуре не исполнил должник. Часто кредитору даже удобнее и быстрее получить деньги с должника и купить нужное ему на рынке, чем добиваться судебным порядком исполнения в натуре. Поэтому по общему правилу 'буржуазное право, защищая право кредитора на получение исполне­ния в натуре, предоставляет на его усмотрение выбор между таким иеполне-

47

нием и возмещением: убытков от неисполнения посредством уплаты опре­деленной денежной суммы. В целом ряде случаев буржуазное торговое право, а частью и общегражданское, регулирует способ исчисления убытков, исходя из разницы между договорной ж рыночной (в частности, биржевой) Пеной (так называемый абстрактный способ исчисления убытков). В тех слу­чаях, когда сделка, заключаемая капиталистом, имеет чисто' спекулятивную цель (определенные виды биржевых сделок сделка на разность ж часто при­крывающая сделку на разность срочная сделка), обязательство непосредственно направлено на получение лишь денежного возмещения. Наконец, необходимо подчеркнуть, что в буржуазном праве стороны в обязательстве могут по согла­шению между собой заменить реальное исполнение уплатой денежного воз­мещения 12.

В социалистическом хозяйстве деньги являются средством социалистическо­го учета, но также и средством обращения товаров 13. В отличие от капитали­стической торговли советская торговля является плановой торговлей. Советские деньги являются средством обращения, средством развертывания нашей торгов­ли. План требует производства определенной продукции и снабжения ею пред­приятий, которым соответствующая продукция нужна для их производственной работы, а также снабжения непосредственных потребителей. Деньги, являясь средством социалистического учета, естественно, не могут, с точки зрения соци­алистического хозяйства, в целом заменить собой реальное исполнение плана. Поэтому для социалистического гражданского права недопустима замена реаль­ного исполнения денежным возмещением убытков во всех случаях, когда такая замена была бы. равносильна неисполнению плана.

Последовательное проведение этого принципа не означает превращения начала реального исполнения в фетиш. Требование реального исполнения мо­жет в некоторых случаях не только не соответствовать плану, но и противо­речить ему. Так, в случае неисполнения обязательства в течение планового периода требование предприятия-кредитора об исполнении его в натуре после истечения этого периода будет противоречить плану, поскольку его потребность учтена в плане .следующего периода, и он может требовать соответствующий то­вар или услугу на основании обязательства, установленного на новый период. Однако и в том и в другом случаях для советском права характерно, что как требование реального исполнения в соответствии с планом, так и требование денежного возмещения убытков в тех случаях, когда в силу плана реаль­ное исполнение недопустимо, зависит не от усмотрения кредитора и не от соглашения его с должником. Кредитор обязан требовать то, что соответствует плану, и не может ни по своему усмотрению, ни договорившись с должником, заменить реальное исполнение денежным возмещением и обратно. В качестве примера можно указать на ст. ст. 62—64 Устава железных дорог СССР, уста­навливающие ответственность железной дороги и грузоотправителя за невы­полнение месячных планов перевозки. Если в течение планового месяца одна из сторон не исполнит возложенные на нее планом обязательства, то другая может требовать от нее лишь установленный штраф. Она не может требовать реального исполнения в следующем месяце, так гак это означало бы срыв плана и cледующего месяца.

-48

Неправильно также делать принцип реального исполнения, взятый сам по себе, не знающим исключения правилом советского права и по следующий соображениям. Деньги, как мы указывали, являются средством развертывания советской торговли. Они являются в силу этого и необходимым элементом хоз­расчета. Социалистическое хозяйство требует не только учета выполнения плана народного хозяйства в целом, но и учета результатов. хозяйственной деятельности -отдельных предприятий. Если по тем или иным основаниям ре­альное исполнение не может иметь места, то денежное возмещение, не ликви­дируя, конечно, последствий неисполнения для социалистического хозяйства в целом, дает возможность предприятию-кредитору нормально продолжать свою работу. Сумма полученного возмещения в целом ряде случаев дает ему возмож­ность получить в порядке советского товарооборота нужные ему товары. На­конец, в обязательственных отношениях, в которых сторонами или по крайней мере одной из сторон является гражданин, денежное возмещение убытков очень часто будет практически равносильно получению кредитором нужного ему то­вара или услуги. Развертывание советской торговли расширяет базу для воз­мещения убытков как действительного способа удовлетворения потерпевшей стороны.

Таким образом, вопрос о реальном исполнении и о денежном возмещении убытков должен по советскому праву решаться диалектически, с учетом кон­кретного взаимоотношения функций советских денег как средства планового учета и как средства обращения и развертывания советской торговли. Мы вы­нуждены ограничиться этими принципиальными замечаниями, так как вопрос непосредственно связан с нашей темой лишь с этой стороны. Нам надо было подчеркнуть принципиально различный характер санкции обязательств в нашем праве по сравнению с буржуазным.

Термин «обязательство» нередко применяют к таким отношениям, которые не являются обязательством в собственном смысле слова (ст. 107 ГК). Напри­мер, в силу ст. 382 ГК, при заключении договора страхования страхователь обязан сообщить страховщику все обстоятельства, имеющие существенное зна­чение для определения опасности или вероятности наступления страхового слу­чая или размеров возможных убытков от его наступления (страховой риск), поскольку эти обстоятельства были известны или должны были быть известны ему во время заключения договора страхования. В ст. 382 дело идет об отно­шении между двумя сторонами—страховщиком и страхователем. Закон гово­рит, что одна из сторон, страхователь, обязана совершить в отношении другой определенное действие. Однако здесь нет обязательства в смысле ст. 107 ГК, так как отсутствует активный элемент обязательственного правоотношения. Страховщик не имеет права требовать от страхователя исполнения этой обя­занности и в случае неисполнения не может пустить в ход санкции, установ­ленные для обязательств, т. е. не может ни требовать принуждения страхова­теля к сообщению ему этих сведений, ни взыскивать убытки или штраф. В силу ст. 382, страховщик в случае сообщения страхователем неправильных сведений может лишь требовать по суду признания договора недействитель­ным. Таким образом, сообщение этих сведений страхователем является не ис­полнением им обязательства, а лишь одним из условий действительности до-

49

говора страхования. Сообщение страхователем сведений, указанных в ст. 382, является одним из элементов фактического состава, установленного законом для действительности договора страхования. Так, как «обязанность», о которой го­ворит ст. 382, не является обязанностью по обязательственному правоотноше­нию (обязательством в смысле пассивного элемента этого отношения), то к. ней не применимы правила, установленные в ст. ст. 108—129 ГК для действия обязательств, последствия их неисполнения и их прекращения. Поэтому приме­нительно ж ст. 382 ГК было бы неправильно говорить об обязательстве 14.

По аналогичным соображениям не является обязательством и обязанность, о которой говорит ст. 196 ГК: «Покупатель обязан немедленно осмотреть по­лученное имущество и об обнаруженных недостатках сообщить продавцу. При­нятие покупателем проданного имущества без оговорки лишает его права ссылаться на недостатки, за исключением таких, которые не могли -быть усмотрены при обыкновенном способе принятия вещей или были умышленно скрыты продавцом. На эти недостатки покупатель может ссылаться лишь в том случае, если по их обнаружении он сообщил о них продавцу без про­медления». Сообщение о недостатках, сделанное покупателем продавцу, не яв­ляется исполнением обязательства. Другая сторона (продавец) не имеет соот­ветствующего права требования. То, что ст. 196 называет обязанностью, яв­ляется лишь условием возникновения в лице покупателя требований из не­достатков купленной вещи (ст. 198). Интересно отметить, что та же ст. 196 в конце не прибегает ж термину «обязанность» и совершенно точно указывает, что в случае так называемых скрытых недостатков покупатель может на »их ссылаться лишь в том случае, если по их обнаружении он сообщил о них продавцу без замедления.

В силу тех же соображений не является обязательством та «обязанность», о которой говорит ст. 228 ГК.

Так как санкция является необходимым элементом понятия обязательства, то обязательство мы имеем налицо лишь в тех случаях, когда неисполнение одной из -сторон (должником) дает другой стороне (кредитору) право осущест­вить свое требование в принудительном порядке (по общему правилу через суд) и получить от должника удовлетворение либо в натуре, либо в виде де­нежного возмещения (убытки или штраф либо то и другое вместе). Отчетли­вость в этом вопросе необходима для устранения попыток применять правила об обязательствах к случаям, когда обязательства нет.

В связи с этим мы должны остановиться на так называемых «натураль­ных обязательствах» или, иными словами, на обязательствах, лишенных исковой защиты. По этому вопросу мы имеем в ГК две статьи,—одну более обще­го содержания (ст. 401), другую более частную (ст. 47). В силу ст. 401, «не вправе требовать возврата уплаченного исполнивший обязательство, хотя бы лишенное исковой силы, но не являющееся недействительным в силу за­кона». Ст. 401, таким образом, как бы допускает существование обязательств, лишенных исковой силы {натуральных обязательств), не указывая, в каких случаях такие обязательства имеют место. В силу ст. 47 должник, исполнив­ший обязательство по истечении давности, не вправе требовать обратно упла­ченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении давности.

50

Ст. 47 говорит об отдельном случае обязательства, по которому истекла дав­ность и которое поэтому лишено исковой силы. Содержание ст. 47 вполне со­ответствует ст. 401.

Натуральные обязательства являются одним из спорных вопросов теории обязательственного права. Самый термин заимствован из римского права. По­нятие obligatio naturalis было выработано римскими юристами в течение пер­вых двух столетий нашей эры. Римские юристы указали те два основных признака, при наличии которых к соответствующим отношениям применялся термин «натуральное обязательство». Эти признаки отчетливо указаны Помпонием: «Si роепае causa eius cui debetur, dibitor liberatus est, naturalis obli-gatio rnanet et ideo solutum repeti non potest (D. 12, 6, 19 pr.). Кредитор ляшсн права требовать, должник, несмотря на это, исполнивший обязательство, может требовать обратно исполненное.

Самый термин obligatio naturalis первоначально не служил для противо­поставления цивильным обязательствам. Обязательство могло быть либо natura­lis, либо civilis, либо avilis и naturalis вместе. Оно было civilis, если оно было основано на правилах цивильного права. Оно было naturalis, если римские юристы считали необходимым принимать его во внимание, хотя бы оно не пользовалось защитой цивильного права. В каких отношениях они приравнива­ли его к цивильным обязательствам, зависело от характера отдельных обяза­тельств. Приравнение шло иногда настолько далеко, что натуральное обяза­тельство считали возможным посредством новации заменять цивильным, что его допускали к зачету против цивильного обязательства, что допускали его обеспечение ипотекой. Однако такое действие не было присуще любому нату­ральному, обязательству. Любому натуральному обязательству были, по-видимому присущи лишь те два признака, которые указаны в приведенном выше тексте Помпония. Наконец, римские юристы считали некоторые цивильные обязатель­ства также и за натуральные, т. е. полагали, что, не будь цивильной защиты надо было бы все же признать за ними частичное действие натуральных обя­зательств. Таким обязательством считалось, например, condictio indebiti, как это видно из текста Павла: Indebiti soluti condictio naturalis est (D. 12, 6,. 15 pr.). Такие обязательства, впрочем, ничем не отличались от прочих цивиль­ных, и выделение этой группы никакого значения для дальнейшей историк института не имело, если не считать, что повторение той же мысли мы встре­чаем во французской цивилистике.

Список натуральных обязательств в римском праве был довольно велик. Отдельные случаи вызывались к жизни тем, что формальные принципы цивиль­ного права шли нередко дальше, чем того требовали интересы господствующих, классов. Раб был не субъектом, а объектом права, вещью. Он не мог быть по­этому стороной в обязательстве. Но интересы рабовладельцев требовали, чтобы некоторые действия рабов порождали определенный юридический эффект. Если раб заключил договор с третьим лицом и получил по этому договору, платеж, то его хозяин был заинтересован в признании платежа имеющим силу. По­скольку господин был заинтересован в торговле, которой занимался его раб, он был заинтересован в том, чтобы произведенные рабом платежи считались имеющими силу. В противном случае торговля раба была (бы невозможна. До-

51

говоры, совершенные рабом, считались порождающими натуральные обязатель­ства (см. D. 46, 1, 16, 4; D. 44, 7, 14; D. 12, 6, 1,3; D. 12, 6, 64). Мы не будем перечислять другие случаи. Для нас было существенно указать на этот основной случай, чтобы показать на примере, что конкретное содержание понятия натурального обязательства в Риме было дано социальными отноше­ниями рабовладельческого общества 15.

Натуральное обязательство сыграло свою роль и в буржуазном праве. Осо­бенно большую судебную практику и литературу оно имело во французском праве. Интересно отметить, что эта литература развилась главным образом в XX веке и что послевоенная эпоха дала во французской цивилистике вспышку интереса к этому вопросу. Так как французское право применительно к дан­ной теме особенно характерно для буржуазного общества, то мы остановимся специально на нем.

При зарождения французского гражданского кодекса вопрос обстоял как буд­то просто. Потье (Pothier), которому так много обязано французское обязатель­ственное право, различал три вида обязательства: 1) обязательства несовер­шенные (obligations imparfaites), которые никому не дают никакого права и которые имеют лишь религиозно-моральное значение,—например, обязательство благотворительности; 2) обязательства натуральные (obligations naturelles), которые, будучи исполнены, не дают должнику права требовать обратно испол­ненное; 3) обязательства цивильные (obligations civiles), которые подлежат принудительному исполнению в случае неисполнения их должником доброволь­но. Натуральные обязательства являются институтом гражданского права, хотя и производят меньшее действие, чем цивильные обязательства. Потье отбрасы­вает все последствия, которые допускало римское право (возможность предъяв­ления к зачету и т. д.), кроме недопущения требования о возвращении испол­ненного. Потье отчетливо видит, что поле применения натуральных обяза­тельств в его время совсем иное, чем в Риме, и с присущей ему ясностью объясняет, что римляне относили определенные отношения к натуральным обязательствам лишь по соображениям, связанным с политикой патрициев. Он сам приводит лишь два -случая для современного ему французского права: долг трактирщику по расходам местного жителя в трактире (Coutume de Paris, — ст. 128) и долг по сделке, совершенной замужней женщиной без разрешения мужа.

У Потье мы находим два утверждения относительно натуральных обяза­тельств, которые он, повидимому, не считал исключающими друг друга.

Во-первых, он считал, что натуральные обязательства производят опреде­ленный эффект, потому что они являются долгом совести (le for de la conscience) и дают право кредитору требовать от должника исполнения, хотя м не дают ему этого нрава перед судом (le for extérieur). Интересно отметить, что Потье, человек своего времени, отличал обязанности, предписанные сове­стью (le for de la conscience), от обязанностей религиозных. Для идеолога бур­жуазии XVIII века, каким он был, совесть находила не религиозное, а иное, «естественное», обоснование. Потье, таким образом, — уже целиком за гранью идей средневекового канонического права. Обязанности религиозно-моральные являются несовершенными обязательствами (прежде всего благотворительность).

52

Обязанности, предписанные совестью,— долг трактирщику и долг замужней женщины. Потье писал с наивности ясностью. Трудно подобрать примеры, кото­рые лучше иллюстрировали бы правовую идеологию французской буржуазии XVIII века. В этом отношении текст Потье почти не нуждается в коммента­риях.

Во-вторых, Потье считал, что натуральные обязательства являются граж­данско-правовыми обязательствами, хотя и менее эффективными, чем цивиль­ные обязательства 16.

Эти два взгляда послужили истоком для двух теорий во французской циви­листике 17.

В подготовительных материалах к французскому гражданскому кодексу мы находим весьма интересные высказывания. Один из авторов проекта — Биго-Преаменё (Bigo-Preameneu), излагая мотивы титула III кн. III о договорах и договорных обязательствах вообще (des contrats et des obligations conventio-iielles en générale), совершенно отчетливо развивает вторую из указанных выше точек зрения Потье. Натуральное обязательство делается гражданско-пра­вовым отношением в силу произведенного платежа. Это имеет место в трех слу­чаях: 1) в случае обязательства, основание (causie) которого с точки зрения за­кона не заслуживает в достаточной степени одобрения для того, чтобы породить иск; 2) в случае обязательства, основанного на договоре, совершенном лицом, не обладающим необходимой дееспособностью; 3) в случае обязательства, по которому иск не дожен быть предъявлен вследствие exceptiо peremptoria (закон­ная сила судебного решения, истечение давности и т. д.)18. Точка зрения Биго-Преаменё легла в основу теория Обри и Po (Aubry et Rau), которая долгое время господствовала во Франции. Другая точка зрения, корни которой также находятся у Потье, была излажена в докладе трибуна Жобера (Jaubert). Жобер указывал, что данные человеческой совести не могут быть отнесены к области гражданского законодательства. Законодатель может касаться лишь цивильных обязательств и снабжать исковой защитой лишь такие обязательства. Нату­ральное обязательство порождено справедливостью, тогда как, цивильное обязательство основано исключительно на предписаниях права 19.

Этот -взгляд получил широкое распространение в современной французской цивилистике. Его обосновывают, в частности, такие авторитетные во Фран­ции цивилисты, как Планиоль (Planiol), Колея (Colin) и Капитан (Capitan), а также Рипер (Ripert).

В сущности говоря, все высказанные до настоящего времени в течение 135 лет во французской науке гражданского права взгляды представляют собой не что иное, как повторение и развитие взглядов, намеченных Потье и разошедшихся двумя руслами в выступлениях Биго-Преаменё и Жобера.

Обри н Ро, два профессора Страсбургското университета, курс гражданского права которых был почти непререкаемым авторитетом для французской судебной практики вплоть до мировой войны и который продолжает оказывать на нее влияние и в настоящее время, повторяют взгляды Биго-Преаменё 20. С их точки зрения обязанности могут быть юридическими и этическими. 1ишь первые могут быть обязательствами (obligations) с точки зрения права. Обязательства могут быть цивильными ила натуральными. Цивиль-

53.

ные—это те обязательства, которые санкционированы иском, натураль­ные — те, которые не санкционированы иском, потому ли, что законо­датель не счел достаточным основание (cause) этих обязательств (например, обязательство, принятое на себя замужней женщиной без разрешения мужа, и др.), потому ли, что за.кон лишает права на иск по тем или иным моти­вам такие обязательства, которые первоначально были снабжены иском .(например, обязательство, по которому истекла давность). Для характери­стики социально-политических взглядов Обри и Ро небезынтересно отметить, что ко второй категории они относят, в частности, обязательство уплачивать феодальную ренту, отмененную законодательством революции 1789 г. Ни­каких оснований во французском законе для признания такого обязательства нет. Но ж тому моменту, когда Обри и Ро писали свой курс, французская буржуазия уже считала свои завоеванные во время революции права за приобретенные права (droits acquis) и, забывая их происхождение, чув­ствовала некоторую симпатию к приобретенным правам феодализма.

Таким образом, согласно теории Обри и Ро, натуральное обязательство является подлинным гражданско-правовым обязательством, но обладающим лишь меньшей юридической эффективностью. Ж. Рипер характеризует эту теорию натурального обязательства следующим образом: натуральное обязатель­ство—не моральная обязанность, которая возвышается до цивильного обяза­тельства, а выродившееся цивильное обязательство, — тень, пережившая ре­альность, двойник, оставшийся после смерти21.

Французская цивилистика не смогла удовлетвориться этой теорией. Чем дальше шло развитие классовой борьбы, чем более шаткими делались позиции буржуазии, тем труднее было буржуазной науке искать обоснования институтов буржуазного гражданского права в самом гражданском праве. Ветшавшее зда­ние требовало подкрепления. И буржуазная наука ищет такого фундамента в морали. Все более популярными делаются попытки обоснования гражданского права капиталистического общества на принципах этики. К тому же буржуазии нужно не только подкрепить фундамент своего права, — надо еще внести не­которые мелкие поправки, наложить незначительные заплаты, чтобы прикрыть слишком уже неприглядные особенности устаревших законов. В вопросе о на­туральных обязательствах эту теорию, корни которой мы также находим у Потье и которая уже была формулирована трибуном Жобером, снова возобнов­ляет Планиоль. Он отсылает к словам Потье о том, что натуральным обяза­тельством является такое, которое обязывает перед судом чести и совести того, кто его принял к исполнению 22.

Полное развитие эта теория получила в книге Ж. Рипера — «Правило мо­рали в гражданских обязательствах» (La règle morale dans les obligations ci­viles). По мнению Рипера, всякое обязательство покоится на обязанности, предписанной моралью. Мораль, на которой основано гражданское право, есть мораль христианская, та мораль, которая, по мнению автора, в течение двух тысяч лет правит западным человечеством. При такой исходной позиции естественно, что Рипер дает следующее определение: натуральное обя­зательство является моральной обязанностью, которая восходит к гражданской жизни. Поэтому, согласно его взгляду, нельзя построить общей теории нату-

54 . .

ральных обязательств. Есть только отдельные натуральные обязательства, ко­торые могут производить различное юридическое действие, в зависимости от того, насколько далеко они подвинулись по пути превращения в цивильные обязательства. Однако для буржуазного ученого мораль хороша как идеологи­ческое обоснование буржуазного права, но полностью приравнивать ее к норме права все же опасно. Поэтому нельзя превращать натуральное обязательство в нормальное гражданское. «Режим обязательной добродетели превратился бы в тиранию». Надо лишь помочь тому, кто добровольно идет по стезе добро­детели и, признав свою обязанность, уплатил долг. Тому, кто вступил на путь морали, закон -преграждает отступление. Требовать уплаченное обратно ему не дозволяется. Нельзя установить исчерпывающий список натуральных обязательств. Дело суда подойти к отдельным случаям с критерием морали и запретить обратное истребование уплаченного. Лишь в этом запрещении — действие натурального обязательства. Иного действия быть не может, так как натуральное обязательство существует лишь постольку, поскольку оно добро­вольно погашено 23.

Подобного рода елейно-сладкие рассуждения являются господствующими в современной французской литературе по вопросу о натуральных обязательствах, вызывая возражения лишь у отдельных авторов 24.

Французский гражданский кодекс говорит о натуральных обязательствах в «т. 1235: «Tout payement suppose une dette: ce qui a été payé sans être du est sujet à répétition. — La répétition n'est pas admise à l'égard des obliga­tions naturelles qui ont été volontairement acquitées». Кроме того, ст. 2012, но употребляя самого термина, все же имеет в виду натуральное обязательство, допуская поручительство по обязательству, которое подлежит аннулированию по основаниям, лично связанным с должником.

Французская судебная практика признает наличие натуральных обязательств в довольно значительном количестве случаев, частью опираясь на закон (ст.ст. 2012, 1340 (французского ГК), частью на установившуюся традицию (алимент­ная обязанность между братьями и сестрами, алиментная обязанность отца в отношении внебрачного ребенка, которого он признал, обязанность благодарности за оказанную услугу, обязанность несостоятельного должника после конкорда­та). В некоторых случаях дело идет об обязательстве, по которому право иска кредитора парализовано посредством exceptio peremptoria должника (возраже­ние о вступлении судебного решения в законную силу, возражение о давности, присяга по требованию другой стороны).

Мы остановились специально на французском праве, потому что другие буржуазные правовые системы и цивилистическая наука других буржуазных стран, разделяя в основном взгляды, высказанные во Франции, не дают столь интересного и характерного для буржуазной идеологии материала. Французские взгляды по этому вопросу дают возможность наглядно противопоставить совет­ское право буржуазному 25.

Выше было указано, что ГК говорит об обязательствах, лишенных исковой силы, но не являющихся недействительными в силу закона (ст. 401), и ука­зывает один случай такого обязательства {ст. 47). В связи с этим мы должны поставить следующие вопросы: а) что представляют собой такие обязательства,

55

каково их действие и являются ли они обязательствами в собственном смысле слова; б) в каких случаях они имеют место, каково их действительное положе­ние в системе советского гражданского права; г) в чем их принципиальное от­личие от натуральных обязательств буржуазного права.

В литературе, посвященной ГК, было высказано мнение, что в указанных статьях речь действительно идет об обязательствах, хотя и ослабленных, па­рализованных. Так, А. Т. Гойхбарг по поводу ст. 47 ГК говорит: «В виду цели, преследуемой законом о давности — не давать возможности требовать испол­нения в такое время, когда это исполнение означало бы, по общему правилу, осуществление совершенно иного права, чем то, которое предвидели стороны,— добровольное исполнение парализованного давностью требования в п о л н е это требование оживляет»26. (Подчеркнуто нами.) Применитель­но к ст. 401 А. Г. Гойхбарг говорит об обязательстве, которое не являет­ся недействительным, хотя и не снабжено исковой силой. И. Б. Новицкий говорит: «В некоторых случаях обязательство получает неполную юридическую» силу. Именно, в защиту некоторых обязательств не предоставляется иска, су­дебной защиты; однако в случае добровольного исполнения должникам возврат предоставленного не допускается»27. Такие обязательства в соответствии с общепринятой терминологией автор называет натуральными. Равным образом в учебнике гражданского права для вузов мы в соответствии с терминологией закона говорили об обязательствах, признаваемых законом, но не снабженных исковой силой, указывая, что их обычно называют натуральными обяза­тельствами.

Терминология — вещь условная. Пользование термином в каком-либо спе­циальном значении, если такое значение оговорено, является вполне допусти­мым. Поэтому использование в ст. 401 термина «обязательство» в согласии с традицией, поскольку в ней оговорено отсутствие иска, не приводит ни к ка­ким практически невыгодным и неудобным последствиям. Но здесь мы должны подвергнуть понятие натурального обязательства более подробному анализу в связи с понятием обязательства в -собственном смысле слова (ст. 107 ГК).

Сопоставление ст. 107 со ст. 401 ГК приводит к выводу, что если граж­данское правоотношение, о котором говорит ст. 107, является обязательством, то правоотношение, которому посвящена ст. 401, обязательством не является. Действительно, ст. 107 имеет в виду правоотношение, в котором одна сторона (кредитор) может требовать от другой (должника) определенного действия либо воздержания от действия. Ст. 401 имеет в виду правоотношение, в котором ни одна сторона ничего требовать от другой не может. Обязательство в смысла ст. 107 снабжено санкциями. Особенность обязательства по ст. 401 — отсут­ствие санкций. Невозможность истребовать обратно уплаченное — не санкция по обязательству. Санкцией снабжают обязательство существующее, не пога­шенное, на случай его неисполнения. Обязательство по ст. 401 (натуральное) порождает последствия после того, как добровольно произведено исполнение, т. е. тогда, когда обязательство погашено и когда его незачем санкциониро­вать. Поэтому недопущение обратного истребования уплаченного совсем не есть, санкция по обязательству. Если ст. 401 и содержит санкцию, то отнюдь на санкцию обязательственного отношения, а санкцию такого отношения между

56

сторонами, которое отрицает наличие обязательственного отношения. Уплативший, в силу с т. 401, н е им е е т обяза­тельственного требования к получателю платежа.

Что сближает отношения, о которых говорит ст. 401 (в частности, и ст. 47), с обязательством в собственном смысле слова? То, что имущество, пере­данное в исполнение по обязательству (ст. 129, лит. «а» ГК), а также и пo обязательству, лишенному исковой силы», не может быть истребовано обратно., что как в том, так и в другом случаях нет неосновательного обогащения (ст. 399 ГК). Ничто больше по советскому праву не сближает эти два случая. Ни о каком другом действии «обязательств, лишенных исковой силы», наш за­кон не говорит, да и по существу дела ни о каком другом действии не мо­жет быть и речи. Как правильно указывают все наши комментаторы, «обя­зательство, лишенное исковой силы» (в частности, обязательство, по которому истек давностныи срок), не может быть предъявлено к зачету. Оно не может быть обеспечено залогом, так как оно не является «действительным требова­нием» в смысле ст. 88. Это следует особенно из того, что право залога реа­лизуется посредством обращения принудительного взыскания на объект залога по обеспеченному залогом требованию. Таким образом, необходимо иметь право на иск по этому требованию. Равным образом «обязательство, лишенное иско­вой силы», не может быть обеспечено поручительством, так как поручитель­ством так же, как и залогом, можно обеспечивать лишь действительное тре­бование (ст. 237 ГК). В силу ст. 245 ГК, «Поручитель вправе защищаться, против требования кредитора всеми возражениями, которые мог бы предъявить сам должник. Поручитель не теряет права на эти возражения, хотя бы сал должник от них отказался или признал свое обязательство». Таким образом, если по обязательству истек срок давности и по терминологии ст. 401 оно потеряло исковую силу, то поручитель все же мог бы сослаться на давность.. E тому же, так как по советскому траву суд должен применить давность ex officio, то и без ссылки поручителя суд должен был бы отказать в иске. Едва ли надо доказывать, что обязательство, лишенное исковой силы, нельзя обеспечивать неустойкой. Допустим, что обязательство, по которому истек срок давности, по соглашению сторон обеспечивается неустойкой. Такое соглашение представляло 'бы собой не что иное, как обход закона, о давности, которая не может быть аи укорочена, ни продлена согла­шением сторон.

Если обязательство в собственном смысле слова (ст. 107) и - «обязатель­ство, лишенное исковой силы» (ст. 401), сближаются лишь невозможностью истребовать уплаченное обратно, то мы вправе сделать следующий вы­вод: дело совсем не в том, что и тот и другой случай должны быть отнесены , к обязательствам, а лишь в том, что в обоих случаях налицо достаточ­ное основание (ст. 399 Ж) для перехода имущества от одного лица к другому. Наличие достаточного осн о в ан и я перехода имущества само по с е б е н и с к о л ь к о не до­казывает, что имущество переходит именно по обяза­тельству. Наследование также является достаточным основанием для пе­рехода имущества, но наследование не есть обязательство.

57

Мы приходим, таким образом, к следующему выводу. То, что ст. 401 называет «обязательством, лишенным исковой силы», по существу является лишь одни и из признанных наших законом оснований перехода имущества, приобретения имущества одним - лицом за счет другого. ГК правильно помещает ст. 401 в гл. XII об обязательствах, возникающих из неосновательного обогащения, так как уче­нию о такого рода основаниях место именно в этой главе советского граждан­ского права.

Хотя вопрос и относится, таким образом, не к теме о понятии обязатель­ства, а к учению об основании перехода имущества и, следовательно, к уче­нию о неосновательном обогащении, мы все же должны еще несколько на нем остановиться, чтобы подчеркнуть все различие в этом вопросе между совет­ским и буржуазным правом.

В каких случаях по советскому гражданскому праву нельзя истребовать в качестве недолжно уплаченного имущество, переданное одним лицом другому при отсутствии между сторонами обязательственного правоотношения (в смы­сле ст. 107 ГК)? Один случай прямо указан в законе. Нельзя истребовать уплаченное после истечения давности по обязательству (ст. 47 ГК). Обосно­ванность правила ст. 47 не вызывает сомнений. Обязательство (в смысле ст. 107) прекратилось, и кредитор никакого требования больше не имеет. Но основание для перехода имущества от бывшего должника к бывшему креди­тору осталось. Больше случаев закон не указывает.

А. Г. Гойхбарг считает, что возможны еще случаи применения ст. 401. .В качестве примера он указывает на уплату «по обязательству, которое могло быть покрыто зачетом» 28. Других примеров он не указывает. Но этот при­мер, сознаемся, остается для нас неясным. Если вместе с А. Г. Гойхбаргом считать, что зачет по нашему праву производится автоматически при наступлении условий, указанных в ст. 129 лит. «б» ГК, то по наступлении этих условий обязательство прекращается полностью или в части, и новый платеж со стороны бывшего должника будет уплатой недолжного и подойдет под ст. 399 ГК. Если считать, что зачет производится не автоматически, а по заявлению одной стороны другой стороне, и такого заявления не последовало, то обязательство не прекратилось, и платеж, произведенный должником, будет иметь погасительную силу.

Однако мы думаем, что ст. 401 действительно может иметь применение и помимо случая, предусмотренного ст. 47. Ст. 130 Конституции ССОР гово­рит: «каждый гражданин ССОР обязан соблюдать Конституцию Союза Совет­ских Социалистических Республик, исполнять законы, блюсти дисциплину труда, честно относиться к общественному долгу, уважать правила социали­стического общежития». Мы думаем, что честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребо­вано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по су­ществующему между этими лицами обязательству (ст. 107). Тщетно было бы пытаться заранее предугадать все возможные случаи применения на этом основании ст. 401. Но мы можем указать например, нередкий в жизни, когда

58

имущество переходит, и ни одному советскому человеку: не приходит в голову мысль о возможности его обратного истребования. Мы имеем в виду так назы­ваемое иждивение, т. е. содержание одним лицом другого даже в случае, когда закон не устанавливает между данными лицами алиментного обязательства. Само собой разумеется, при иждивении, даже если переход имущества не удо­влетворяет требованиям, установленным для дарения (ст. 138 ГК), обратно« требование уплаченного исключено.

Попытка юридически обосновать такое положение должна неизбежно при­вести нас к ст. 401 ГК и к признанию, что переход имущества является в данном случае обоснованным. На чем же покоится обоснование? Мы не видим другого ответа, кроме ссылки на правила социалистического общежи­тия. Обратное истребование имущества в этом случае противоречило бы пра­вилам социалистического общежития. Самый факт нахождения одного лица на иждивении другого, хотя бы закон и не устанавливал между ними алимент­ного обязательства, соответствует правилам социалистического общежития. Ведь ГК делает иждивенцев наследниками {ст. 418) и дает им право иска к тому, кто причинит смерть лицу, у которого они находились на иждивения (ст. 409). Будет ли иждивенец дальним родственником другой стороны, ли­цом, связанным с ним старой дружбой или какими-либо, другими отношениями, которые с точки зрения социалистической этики являются допустимыми и нор­мальными, переход имущества является обоснованным. Поэтому мы считаем, что лучше было бы, не прибегая к техническому и вместе с тем внутренне противоречивому понятию обязательства, лишенного исковой защиты (нату­рального обязательства), просто сказать в ст. 401, что обратное истребование исполненного не допускается, если оно противоречит правилам социалистиче­ского общежития, а также я в других случаях, специально указанных в за­коне (ст. 47 ГК).

Таким образом, мы приходим к выводу, что так называемые обязатель­ства, лишенные исковой защиты (натуральные обязательства), не являются обязательствами (ст. 107 ГК). Те практические цели, которые преследует за­кон, пользуясь понятием обязательства, лишенного исковой защиты, достига­ются гораздо проще рассмотрением вопроса в плоскости учения о неоснователь­ном обогащении. К тому же такое рассмотрение вопроса лучше увязывает эту тему с общим вопросом, имеющим огромное значение для советского граждан­ского права ж для всего советского права вообще, с вопросом: о правилах со­циалистического общежития. Поскольку закон не дает (и не может дать) исчерпывающего списка случаев, когда переход имущества от одного лица s другому является обоснованным и не допускающим обратного его истребова­ния, правила социалистического общежития являются необходимой основой для надлежащего ответа на вопрос.

Дойдя в результате нашего анализа до признания необходимости искать решения вопроса в правилах социалистического общежития, мы тем самым проводим и четкую грань между советским правом и буржуазным.

Буржуазное право и буржуазная цивилистическая наука колеблются в этом вопросе между признанием натуральных обязательств дегенерированными обще­гражданскими обязательствами, с одной стороны, и признанием их этическими

59

ооязанностями, выполнение которых учитывает гражданское право, — с другой. По существу между этими двумя точками зрения нет значительной разницы. Примет ли буржуазный закон либо буржуазный юрист ту или другую точку зрения, он будет иметь дело с признанием или непризнанием основательности перехода имущества в обществе, построенном на частной собственности, на эксплуатации человека человеком и на волчьем законе конкуренции. Харак­терно, что всякий основательный, т. е. признаваемый гражданским правом, переход имущества буржуазное право и буржуазная юридическая наука стре­мятся рассматривать как уплату долга. Уплата долга превращается в типовое отношение, под которое стремятся причесать и правила этики.

Советское право противопоставляет этому цельность социалистического мировоззрения, лежащего в основе регулирования общественных отношений в СССР. Нам нет надобности, как это делают буржуазные юристы, видеть принципиальную разницу в содержании закона, с одной стороны, и этики — с другой. Буржуазный закон и буржуазная этика построены для нас на одних и тех же началах. На диаметрально противоположных, но также единых нача­лах покоятся советский закон и правила социалистического общежития. С точки прения советского права переход имущества имеет достаточное осно­вание как в тех случаях, когда такое основание указано в законе, так и то­гда, когда основание коренится в правилах социалистического общежития. Поэтому для нас нет надобности искусственно конструировать переход имуще­ства, обоснованный правилами социалистического общежития, как уплату долга по обязательству, лишенному исковой защиты. Когда составлялся действую­щий ГК, понятие травил социалистического общежития не было еще доста­точно выявлено. Поэтому ст. 401 ГК прибегала к искусственному построению «обязательства, лишенного исковой защиты». В настоящее время, после про­возглашения Сталинской Конституции, мы можем подойти ж решению вопроса, привлекая понятие правил социалистического общежития.

Резюмируя, мы можем оказать: 1) натуральные обязательства не являются обязательствами в смысле ст. 107 ГК; 2) те отношения, которые называют этим именем, а также еще «обязательствами, лишенными исковой защиты», означают, что, в силу специального указания закона (ст. 47 ГК) либо в силу правил социалистического общежития, переход имущества от одного лица к другому является обоснованным или, другими словами, не представляет собой неосновательного обогащения, а имущество не подлежит возврату.,

5. СТРУКТУРА ОБЯЗАТЕЛЬСТВА

Мы рассмотрели основные элементы понятия обязательства. Нам надо те­перь остановиться на структуре обязательственного отношения: Право требо­вания одной стороны и соответствующая ему обязанность другой стороны со­вершить или воздержаться от определенного действия составляют необходимое ядро всякого обязательственного отношения. Без этих элементов нет обязатель­ства. Но очень редко отдельные конкретные правоотношения, с которыми при­ходится иметь дело в жизни, имеют такую простую структуру. Обычно их

60

структура представляется более сложной. Нам надо рассмотреть усложняющие ее элементы 1.

Обязательство как отношение между активной стороной (кредитором) и пассивной стороной (должником) может осложняться множественностью лиц на одной или обеих сторонах. Множественность лиц может порождать различные последствия (солидарные обязательства и долевые обязательства). Множествен­ность лиц на одной или на обеих сторонах подлежит особому изучению, пред­полагающему предварительное рассмотрение всего общего учения об обязатель­стве, так как особенности этого случая относятся преимущественно к вопросам исполнения обязательств, ответственности за неисполнение и особенно прекра­щения обязательств.

Обязательство, связывающее кредитора и должника, очень часто ослож­няется зависимостью от встречного обязательства между теми же сторонами. Это имеет место в случае двустороннего договора. В случае такого договора (на­пример, продажа, подряд, имущественный наем и др.) каждая из сторон яв­ляется кредитором по одному обязательству и должником по другому, причем оба обязательства взаимно обусловливают друг друга. Оба обязательства в силу этой обусловленности составляют единое сложное обязательственное правоотно­шение2.

В случае обязательственного правоотношения из двустороннего договора так же, как и в случае множественности лиц на одной или обеих сторонах обяза­тельства, происходит как бы удвоение (или вообще умножение) одних и тех же элементов в обязательстве (сторона, право требования, обязанность). Но мы имеем в обязательственном правоотношении также и другие виды осложнения его структуры. Такими осложнениями являются различные дополнительные права и обязанности, которые имеют вспомогательное значение к основному отношению между кредитором и должником. Рассматривая понятие обязатель­ства, мы должны остановиться и на этих дополнительных отношениях.

3. Кредитору, кроме основного требования по обязательству, могут при­надлежать в отношении должника дополнительные требования, непосредственно направленные на достижение того же самого результата, на который направлено и основное требование. Соответственно этому на должнике лежит допол­нительная обязанность. Так, например, в силу ст. 187 ГК, «когда право собственности переходит к покупателю ранее передачи имущества, продавец обя­зан до момента передачи сохранять имущество, не допуская его ухудшения». Такое же значение имеет обязанность подрядчика, установленная ст. 223 ГК. «В случае недоброкачественности материалов, доставленных заказчиком, или при наличии других не зависящих от подрядчика обстоятельств, грозящих проч­ности или годности работы, подрядчик обязан своевременно предупредить о том заказчика под страхом ответственности за убытки, которые заказчик понесет в силу указанных обстоятельств». Такие дополнительные обязательства обеспе­чивают достижение цели основного обязательства — передачи вещи покупа­телю, выполнения работы, заказанной подрядчику. Действие, составляющее содержание такого дополнительного требования кредитора (и обязанности должника), не дает кредитору ничего большего по сравнению с тем результатом, который производит исполнение основного обязательства. Поэтому ответствен-

61

ность должника по такому дополнительному отношению сливается с ответст­венностью по основному обязательству. В указанных выше примерах продавец будет отвечать за то, что не передал вещь покупателю, подрядчик — за то, что не выполнил надлежащим образом работу. Неразрывная связь такого требования с основным находит свое выражение еще и в том, что основание их возник­новения неизбежно одно и то же (например, один и тот же договор).

От дополнительных прав в обязанностей, указанных выше, необходимо отличать также дополнительные к основному обязательству отношения, обес­печивающие кредитору некоторый плюс по сравнению с результатом, который обеспечен ему основным требованием. Таково, например, право на получение процентов по денежному обязательству. Обязанность должника платить про­центы является дополнительной, так как существование ее зависит от сущест­вования основного требования. Но в отличие от обязанностей, указанных вы­ше в пуикте 3, ответственность по таким обязанностям: не сливается целиком с ответственностью по основному требованию. Так, например, кредитор мо­жет требовать проценты, которым наступил срок, хотя для требования капитальной суммы срок еще ие наступил. Основание возникновения такого дополнительного требования то же, что и главного, но главное требование может первоначально возникнуть без дополнительного. Например, договор займа может быть заключен как беспроцентный. Если впоследствии возникает дополнительное требование, то лишь в порядке изменения содержания первона­чально возникшего отношения. Например, стороны договорились превратить первоначально беспроцентный заем в процентный, либо содержание первона­чального отношения изменилось вследствие неисправности должника (просрочка должника и обязанность платить проценты в силу ст. 121 ГК).

В целях укрепления позиции кредитора сверх тех требований, которые принадлежат кредитору по обязательству, могут иметь место еще дополнитель­ные требования специально обеспечительного характера. Эти требованияв большинстве являются обязательственными, но некоторые — вещными (за­лог). По нашему праву обеспечением обязательств являются задаток и не­устойка, поручительство и залог. Все они являются дополнительными в том смысле, что их существование предполагает действительность того основного требования, которое они обеспечивают. Но в остальном они могут обладать значительной самостоятельностью по отношению к основному обязательствен­ному отношению. В частности, они нередко основаны на самостоятельном ти­туле (договор поручительства, договор залога) и в некоторых случаях (пору­чительство) — неизбежно, а в других (залог) — лишь иногда, вовлекают в от­ношения со сторонами в обязательстве также и третьих лиц.

Одним из интересных осложнений структуры обязательственного отно­шения является обязанность кредитора принять правильно предложенное должником исполнение, а также совершить другие необходимые действия для того, чтобы должник мог исполнить свое обязательство. Мы находил этот институт (однако в не вполне развитой форме) и в буржуазном праве. Наиболее после­довательное проведение идей о такого рода обязанностях кредитора мы находим в английеком праве. Это правило, выработанное судебной практикой, в извест­ной частной кодификации английского гражданского права Дженкса формули-

62

ровано следующим образом: «Если исполнение, составляющее обязанность одной из сторон, таково, что оно не может быть произведено без содействия другой стороны, то считается, что должник, после того как он предложил исполнение, исполнил свою обязанность и может предъявить иск к кредитору о нарушения договора» 3. Оно формулировано, кроме того, и в законе при­менительно к договору продажи товаров (см. Sale of goods Act, 1893 г., ст. ст. 27 и 50). Ряд специальных правил английский закон устанавли­вает для денежных обязательств. В связи с этим в английском праве хорошо разработано учение о так называемом предложении исполнения («tender of performance»), в частности в отношении денежных обяза­тельств, о предложении платежа (tender of payment). Таким образом, в ан­глийском праве обязанность кредитора совершить действия, необходимые для того, чтобы должник мог исполнить обязательство, является обязанностью в собственном смысле слова. Она снабжена соответствующей санкцией. В случае нарушения другая сторона может требовать убытки как от нарушения до­говора.

В Германии, несмотря на усиленную разработку вопроса и на острые кон­троверзы, часто, впрочем, совершенно схоластического характера, обязанность кредитора принять исполнение, как общее правило, не признается. Закон, несо­мненно, устанавливает такую обязанность в трех случаях, а именно — обязы­вает к принятию исполнения покупателя, заказчика в договоре подряда и поклажедателя (§§ 433, 640 и 696 германского гражданского уложения). Кроме того, закон устанавливает ответственность кредитора за просрочку в принятии исполнения и подробно регулирует этот институт (§§ 203 — 304 германского гражданского уложения). Однако правила о просрочке кредитора имеют поло­винчатый характер. Закон не устанавливает прямо обязанности кредитора при­нять исполнение, не устанавливает также и ответственности за неисполнение этой обязанности. Ответственность кредитора за просрочку заключается лишь в обязанности возместить должнику те дополнительные расходы, которые должник понес, безрезультатно предложив кредитору исполнение, а также расходы: на содержание и хранение объекта обязательства (§ 304: «Der Schuldner, kann im Falle des Verzugs des Gläubigers Ersatz der verlangen, die er für das erfolglose Angebot sowie für die und Erhaltung des geschuldeten Gegenstandes machen muste»). Господствую­щее в Германии мнение поэтому рассматривает принятие кредитором исполне­ния не как исполнение обязанности, а как условие для приобретения соответ­ствующих прав в отношении должника 4.

Французское право не знает ни общей обязанности кредитора принять, исполнение, ни ответственности просрочившего кредитора и ограничивается ре­гулированием внесения предмета обязательства в депозит.

Советское гражданское право, как нам кажется, стоит на точке зрения обя­занности кредитора принять исполнение, предложенное должником, причем эта обязанность имеет принципиально иное значение, чем в буржуазном праве (в тех случаях, когда буржуазное право, как, например, в Англии, признает такую обязанность).

Прежде всего необходимо остановиться на том, какими источниками на-

63.

шего гражданского права установлена обязанность кредитора принять предло­женное должником исполнение. Наиболее общее правило по этому вопросу со­держится в ст. 122 ГК, формулированной следующим образом: «Просрочка со стороны кредитора в принятии причитающегося по договору дает право долж­нику на возмещение причиненных просрочкой убытков и освобождает его от ответственности за последующую невозможность исполнения, кроме случаев умысла или грубой неосторожности. По денежному процентному долгу должник не обязан ллатить процентов за время просрочки кредитора». Примечание к этой статье определяет, что «кредитор признается просрочившим, если он без законного основания отказывается принять исполнение или не совершает лежа­щих на его обязанности действий, до совершения которых должник не может исполнить .своего обязательства».

Содержание ст. 122 и примечания к ней позволяет сделать следующие выводы:

1. Ст. 122 устанавливает ответственность кредитора за просрочку в при­нятии исполнения, возлагая на него обязанность возместить должнику причи­ненные просрочкой убытки. Никаких специальных ограничений в отношении размера убытков ст. 122 не устанавливает. Таким образом, ст. 122, устанавливая санкции за несовершение соответствующих действий, рассматривает принятие кредитором исполнения именно как исполнение возложенной на него в отношении должника обязанности.

2. Текст ст. 122 и примечания к ней не дает сам по себе указания на то, что такая ответственность предполагает вину кредитора. Однако сопоставление ст. 122 со ст. 114 ГК показывает, что просрочка кредитора (так же, как и просрочка должника, в отношении которой это прямо указано в приме­чании к ст. 121) предполагает вину кредитора. Действительно, ст. 114 говорит, что «в случае отсутствия кредитора, уклонения его от принятия исполнения или иной просрочки с его стороны, а также его недееспособности, при отсутствии представителя, уполномоченного и согласного принять исполнение,. должник может внести причитающееся с него в нотариальную контору, о чем нотариальная контора извещает кредитора повесткой или публикацией». Ст. 114, наряду с уклонением кредитора от принятия исполнения, т. е. наряду с сознательным умышленным непринятием, «а также, с иной просрочкой со стороны кредитора», ставит в качестве основания для внесения должником объекта исполнения в депозит также и другие случаи непринятия кредитором ис­полнения в срок. Эти другие случаи (недееспособность, отсутствие представителя) являются случаями непринятия исполнения без вины со стороны кредитора. Таким образом, ст. 114, различая случаи непринятия без вины и про­ срочку и подчеркивая, что уклонение от принятия является видом просрочки, показывает, что ГК основанием ответственности кредитора за просрочку считает его вину. Такой вывод полностью соответствует тому, что указано выше в лулкте 1. Раз принятие исполнения является обязанностью кредитора в отношении должника (по основному обязательству), т. е. особым вспомогательным (в отношении основного) обязательством, то и ответственность по не­му должна подчиняться общему правилу, установленному ст. 117 ГК (ответственность за вину)5.

64

Наряду с общим правилом, нашедшим свое выражение в ст. 122 ГК, со­ветский закон говорит об обязанности кредитора принять исполнение и приме­нительно к отдельным обязательствам. Так, ст.ст. 170 и 188 ГК возлагают на покупателя обязанность принять от продавца купленное им имущество. Та­кую же обязанность устанавливает ст. 228 для заказчика по договору подряда.

Значение обязанности кредитора принять исполнение в советском праве принципиально иное, чем в буржуазном праве. Поскольку дело идет об обяза­тельствах, в которых обе стороны являются предприятиями я организациями, и поскольку исполнение обязательства непосредственно направлено на осуще­ствление государственного плана народного хозяйства, обязанность кредитора принять предложенное должником надлежащее исполнение существует, как и обязательство в целом, в интересах социалистического хозяйства. Но и во всех остальных случаях обязанность кредитора принять исполнение обоснована теми принципами, которые лежат в основе социалистических гражданских правоот­ношений. Буржуазное гражданское право или вовсе не устанавливает такой обязанности, а если и устанавливает, то потому, что определенным образом распределяет плюсы и минусы в конкуренции между капиталистами. Идет ли буржуазный закон или не идет несколько дальше в деле защиты интересов должника, все равно обязательство буржуазного права остается правовой фор­мой для общества, построенного на частной собственности, правовой формой присвоения и реализации прибавочной стоимости. В социалистическом же гражданском праве обязанность кредитора принять исполнение служит для це­лей создания нормального режима имущественного оборота в социалистическом хозяйстве, нормальных правовых форм движения социалистической и личной собственности. Обязанность кредитора принять исполнение является лишь вы­ражением общего начала единства общественных интересов и интересов отдель­ных организаций и граждан, участвующих в гражданском правоотношении. Кредитор, которому направлено исполнение обязательства должником, обязан считаться с интересами социалистического государства, его организаций и с интересами своих сограждан.

На этих началах и должно строиться в советском гражданском праве уче­ние об обязанности кредитора принять исполнение, предлагаемое должником, и об ответственности за неисполнение этой обязанности. Это учение является одним из специальных вопросов общего учения об обязатель­ствах по советскому гражданскому праву. Мы здесь можем остановиться на ней лишь постольку, поскольку оно непосредственно касается темы о струк­туре обязательственного правоотношения.

Обязанность кредитора принять исполнение не есть обязанность воспользоваться исполнением, произведенным должником. Кредитор обязан воспользоваться исполнением, произведенным должником, лишь в том случае, если к этому есть специальные основания, например в силу планового задания, установлен­ного для кредитора. По общему правилу, если кредитор и о б я з а н вос­пользоваться исполнением, полученным от должника, то эта обязанность лежит на нем не в отношении долж­ника. Обязанность воспользоваться исполнением, произведенным дол-

65

жником, является для учреждения, предприятия или организации лишь частью его общей обязанности выполнить план, т. е. обязанностью перед советским государством в целом. Содержание же обязанности принять и с п о л н е н и е определяется в соответствии с началами, указанными выше, к а к о б я занность создать зависящие от кредитора у е л а в и я для выполнения должником его обязательства без возло­жения на должника таких тягот и расходов, которые не вытекают из содержания обязательства. Например, должник, после того как он в срок предложил исполнение кредитору, не обя­зан нести расходы и терпеть убытки от того, что товар, предназначенный для кредитора, продолжает в виду просрочки кредитора занимать складочные поме­щения должника. Поэтому сущность обязанности кредитора и соотношение ее с обязанностью должника по главному обязательству мы могли бы выразить следующей формулой: «Должник обязан исполнить обязательство по точному его смыслу и в соответствии с правилами социалистического общежития. Кре­дитор обязан совершить со своей стороны все действия, без которых должник не может исполнить обязательство. Если обязательство заключается в передаче вещей, кредитор обязан принять вещи, предложенные должником в соответ­ствии с обязательством». Содержание обязанности принять исполнение (а не воспользоваться исполнением) заключается именно в совершении зависящих от кредитора действий, без которых должник не может исполнить обязатель­ство. Если должник должен передать вещи (по договору продажи, подряда или др.), кредитор обязан принять эти вещи. Убытки возлагаются на креди­тора, конечно, лишь в том случае, если должник таковые понес.

Совершенно своеобразно место, которое занимает обязанность кредитора принять исполнение в структуре обязательственного правоотношения.

Выше мы указывали на то осложнение структуры обязательственного пра­воотношения, которое имеют место в двусторонних договорах (так называемая синаллагма). Каждая из сторон является кредитором по одному и должником по другому из взаимно обусловленных обязательств. Благодаря этой взаимной обусловленности получается одно целое правоотношение со сложной струк­турой. Содержание обязанностей различно не только с чисто юридической точки зрения, по различно и с точки зрения экономической. Продавец обязан передать покупателю вещь, а покупатель — уплатить про­давцу цену, подрядчик должен произвести определенную работу, а заказчик — уплатить цену подряда и т. п. Стороны пре­следуют непосредственно каждая свою экономическую цель, заключающуюся в получении того, что должна исполнить другая сторона. Взаимная обусловлен­ность обязанностей (и соответствующих им прав) является юридической фор­мой для эконошчейкого отношения обмена. В правоотношении из двусторон­него договора два различных по своему содержанию обязательства взаимно обусловливают друг друга так, что по общему правилу исполнение одного из них должно быть произведено лишь в случае и в меру исполнения другого.

Иначе обстоит дело в вопросе об обязанности кредитора принять исполне­ние. Поскольку кредитор обязан совершить действия, без которых должник не может исполнить обязательство, в частности принять от должника вещи, со-

66

ставляющие предмет обязательства, кредитор в свою очередь является долж­ником, а должник — соответственно кредитором. Но соотношение права креди­тора и обязанности должника по основному обязательству с обязанностью кре­дитора принять исполнение по основному обязательству не имеет ничего об­щего с взаимной обусловленностью обязательств по двустороннему договору. В интересующем нас вопросе соотношение обязательств заключается не в том, что исполнение по одному обязательству поставлено в условную зависи­мость от исполнения другого обязательства (так называемая функциональная синаллагма). Это соотношение заключается также и не в том, что два отдель­ных обязательства возникают из одного договора (так называемая генетическая синаллагма). В интересующем нас вопросе исполнение кредитором (по основ­ному обязательству) лежащей на нем обязанности принять исполнение не может иметь места, немыслимо без исполнения обяза­тельства д о л ж н и к о м. Содержание обязанности кредитора (по основному обязательству) принять исполнение, заключается не в том, чтобы обменять что-то на исполнение со стороны должника (по основному обязательству}, а лишь в том, чтобы обеспечить должнику возможность исполнить обязатель­ство и притом без таких тягот, расходов и убытков, "которые не вытекают из содержания его обязанностей. Поэтому обязанность стороны в двустороннем договоре принять исполнение другой стороны, например, обязанность покупа­теля принять от кредитора купленное имущество, отнюдь не является пра­вовой формой обмена. Правовой формой обмена является взаимная обусловлен­ность обязанности продавца передать проданное имущество и обязанность по­купателя уплатить цену. Обязанность покупателя принять купленное имуще­ство имеет дополнительное значение и заключается в обеспечении продавцу возможности передать вещь с соблюдением той меры затрат и усилий, кото­рые вытекают для него из договора купли-продажи.

Таким образом, обязанность кредитора принять исполнение (и соответст­венное этому право долаьника) является не только отношением дополнительным в основному отношению в обязательстве, но и неотделимым от него. Оно является чисто вспомогательным отношением, так как единственная его цель направлена на исполнение должником его основной обязанности.

Обязательство нередко осложняется особым отношением, в силу которого одна сторона имеет право односторонним волеизъявлением другой стороне изме­нить или прекратить обязательственное правоотношение. Примеры этого в обя­зательственном праве очень часты. Так, например, если предмет обязательства определен альтернативно, право выбора при отсутствии в законе или договоре иных указаний принадлежит должнику. Выбор, произведенный должником, вносит определенное изменение в правоотношение по альтернативному обяза­тельству. Обязательство становится простым и сосредоточивается на одном из тех действий, между которыми производился выбор. В силу ст. 129 лит. «б» ГК, обязательство прекращается полностью или в части зачетом встречного однородного требования, срок которому наступил. Содержание этого правила в нашей цивялистической науке спорно6. Одни полагают, что зачет наступает автоматически в результате наличия тех условий, которые указаны в законе, другие считают, что для зачета необходимо при наличии указанных в законе

67

условий заявление о зачете, сделанное одной стороной другой стороне. С точки зрения второй теории, правильной, как мы думаем, не только de lege ferenda, но и de lege lata, прекращение обязательства производится односторонним волеизъявлением, сделанным другой стороне. В силу ст. 140 ГК (договор в пользу третьего лица), если лицо, в пользу которого договор заключен, выразило должнику намерение воспользоваться выговоренным в его пользу правом, договорившиеся стороны лишаются права без его согласия изменять или отме­нять договор. К этой же группе отношений принадлежит право односторонним заявлением прекратить действие договора либо отступиться от договора (напри­мер, ст. ст. 155, 158, 198, 219 ГК и др.).

В ряде случаев существует отношение, в силу которого лицо может одно­сторонним волеизъявлением другой стороне создать обязательственное право­отношение между собой и другой стороной. Например, предложение вступить в договорные отношения, сделанное отсутствующему, связывает предложившего в течение определенного срока (ст.ст. 132 и 133 ГК). Если в течение этого срока адресат сообщит о своем согласии вступить в договор, то договор будет совершен и возникнут соответствующие обязательственные правоотношения.

Возможность создать, изменить или прекратить юридическое отношение посредством одностороннего волеизъявления одного лица другому имеет большое значение и за пределами обязательственного права (в вещном праве, наслед­ственном праве и других областях).

Нам нужно определить природу этих возможностей. Закон называет их пра­вом (например, право выбора по ст. 108 ГК, см. также ст.ст. 155, 158 и др.). Спрашивается, являются ли эти возможности правами в собственном смысле слова, в том же самом смысле, как право собственности, право залога, право кредитора требовать пополнения от должника и т. д.? Другими словами, явля­ются ли эти возможности гражданскими субъективными пра­вами? То обстоятельство, что юридический язык, в частности язык закона, да и не только юридический язык, но и обычная речь пользуются для обозна­чения этих возможностей словом «право», само по себе еще не является до­статочным доводом для положительного ответа на вопрос. Не всякая допущен­ная и обеспеченная законом возможность является правом в специальном зна­чении субъективного права.

Заслуга постановки этого вопроса принадлежит некоторым буржуазным ци­вилистам эпохи до империалистической войны. Впервые обратил на него вни­мание известный представитель науки международного частного права Цительман (Zitelmann) 7. Специальную монографию посвятил этой теме Зеккель (Seckel)8, который я дал теорию, ставшую после этого господствующей в гер-мажжой цивилистике. Равным образом Зеккель предложил тот термин (Gestal­tungsrechte), который в ней утвердился. Зеккель определил эту категорию субъективных гражданских прав как права, содержанием которых является возможность установить конкретное правоотношение посредством односторонней сделки 9.

Определив таким образом эту группу субъективных прав, Зеккель указы­вает, что к их числу не относятся те возможности, которые имеет всякий и каждый. Например, всякий и каждый может делать предложение вступить в

68

договор, распорядиться своим имуществом на случай смерти посредством заве­щания, наделить путем договора третье лицо обязательственным правом. Такие возможности, с точки зрения Зеккеля, именно потому, что они принадлежат всякому и каждому, не являются правами. Каждое субъективное право, гово­рит он, является некоторым плюсом по сравнению с тем, что могут все или многие. Субъективное право — возможность, которая не принадлежит другим10. Признавая Gestaltungsrechte за особую категорию гражданских субъективных прав, Зеккель и господствующее мнение в германской цивилистике отмечают их различив по сравнению с другими гражданскими правами, в частности с обязательственными правами. Так, например, в случае обязательственного правоотношения кредитор имеет право требовать исполнения, а должник обязан произвести исполнение, иначе в случае Gestaltungsrechte: праву одной стороны соответствует не обязанность другой стороны, а только связан­ность ее этим правом. Так, например, если кредитор в альтернативном обязательстве имеет право выбора, то этому праву не соответствует ка­кая-либо обязанность должника, а лишь его связанность выбором креди­тора. Обязанность должника (например, передать одну из двух указан­ных в договоре вещей) соответствует не праву выбора кредитора, а его праву требовать исполнения. Еще нагляднее это делается тогда, когда право выбора принадлежит не кредитору, а должнику. Праву выбора должника не соответствует обязанность кредитора совершить какое-либо действие или воз­держаться от определенного действия. Право выбора, принадлежащее должнику, лишь связывает кредитора, так как от этого выбора зависит, на котором из действий, находящихся in obligatione, сосредоточится это шраио требования кре­дитора. В германской литературе многие авторы противопоставляют Gestaltungs­rechte вещным и обязательственным правам, как Rechte des Könnens — правам господства (Herrschaftsrechte). Другие считают, что Gestaltungsrecht является недоразвившимся правом (subjectives Recht unentwickelter Art)ll.

Использование изложенной конструкции имеет место и в литературе, по­священной швейцарскому праву. Во французской и в англо-американской лите­ратуре такой группы гражданских прав не выделяют, и самый вопрос не под­вергался обсуждению.

Для изучения структуры обязательства вопрос представляет значительный интерес. Значение односторонних волеизъявлений в жизни обязательства (воз­никновение, изменение, прекращение обязательств) настолько велико, что необ­ходимо дать на него определенный ответ.

Мы думаем, что тот ответ, который дает германская цивилистика (господ­ствующее мнение), является неправильным. Правильно лишь подчеркивание значения односторонних волеизъявлений в различных областях гражданского права, в частности в обязательственном праве. Следующие соображения говорят проггив изложенной теории.

Одностороннее волеизъявление, порождающее, изменяющее или прекращающее какое-либо юридическое отношение, является юридическим фактом. В этом отношении всякое одностороннее волеизъявление подпадает под понятие сделки так лее, как и договор. Нет оснований среди односторонних волеизъявлений образовывать отдельную группу для случаев, когда такое волеизъявление может

69

делать не всякий, а лишь находящийся в определенном отношении с другим лицом. Нет принципиальной разницы между правом вступать в договоры, правом составлять завещание и правом односторонним волеизъявлением расторг­нуть в случаях, указанных законом, договор либо произвести выбор в альтер­нативном обязательстве и т. п. Указание на то, что договор и завещание может совершить каждый, а принять офферту или осуществить выбор может лишь тот, кому сделано предложение или кто является стороной в альтерна­тивном обязательстве, не является убедительным. Принять офферту, осущест­вить выбор, расторгнуть договор и т. п. может в с я к и й, к о м у с делано предложение, кто является стороной в альтернативном обязательстве и т. д. Но и составить завещание может лишь тот, кто является субъектом прав (собственности и пр.), которые он может передать по завещанию, так асе, как осуществить право выбора может лишь тот, кто является субъектом в альтернативном обязательстве. Неправильно говорить, что всякий может заключать договор. Право заключать договоры является не чем иным, как фор­мулой, суммирующей право на заключение всех допустимых в границах закона договоров. В отношении же отдельных договоров вопрос о праве заклинить до-ювор может решаться по-разному. Так, например, в силу ст. 373 ГК, «договор имущественного страхования может быть заключен всяким лицом, заинтересо­ванным в целости имущества, как то: его собственником, лицом, имеющим на это имущество вещное право или право нанимателя или по договору ответ­ственным за ухудшение или гибель имущества». Договор имущественного страхования, заключенный лицом, не заинтересованным в целости имущества, не будет иметь силы. Таким образом, основной признак, который указывает Зеккель, не имеет какого-либо принципиального значения. Дело идет не о ка­чественной разнице, а о чисто количественной, не переходящей в качественную. Как указывают сторонники изложенной теории, право односторонним воле­изъявлением создать, изменить или прекратить юридическое отношение свя­зывает, но не обязывает другую сторону. Термин «связывает» страдает некоторой неопределенностью. Повидимому, под ним надо понимать следующее: Gestaltungsreclite, не создавая для другого лица (или других лиц) обязанности что-либо сделать или воздержаться от определенного действия, оказывают опре­деленное влияние на правоотношения, в которых состоит это другое лицо. Так, например, в случае осуществления стороной в договоре принадлежащего ей права расторжения договора договорное отношение перестает связывать и ту, и другую сторону. Но такой эффект не является особенностью лишь тех одно­сторонних сделок, совершение которых Зеккель и другие сторонники его теории считают осуществлением особых Gestaltungsrechte. Право составить завещание, право заключить договор также связывает других лиц. Так, по завеща­нию имущество наследодателя может достаться не всем его наследникам по закону, а лишь одному. В таком случае кредиторы наследодателя после его смерти будут иметь в качестве должников не всех наследников по закону, а лишь того, кто указан в завещании. Равным образом и право совершить до­говор тоже связывает определенных лиц. Так, если должник продаст принадле­жащий ему (и не заложенный кредитору) дом, то этот дом перестает быть воз­можным объектом взыскания по долгу.

70

Таким образом, признаки, на которые указывают и другие сторонники рас­сматриваемой теории, недостаточны для образования особой категории субъек­тивных гражданских прав. Но это не значит, что тот круг явлений, на кото­рый они обратили внимание, не заслуживает особого рассмотрения. Те право­мочия, о которых они говорят, не являются особыми субъективными правами. Как указал Унгер (Unger) дело идет лишь о состояниях, имеющих юридиче­ское значение12. Это значение должно быть изучено, в частности, примени­тельно к обязательственному праву и к интересующему нас здесь вопросу о структуре обязательственного правоотношения.

В связи с этим вопросом не лишне несколько остановиться на значения слова «право». Помимо значения слова «право» в смысле особого правила или системы правил поведения (объективное право), мы пользуемся этим словом еще и для обозначения двух по существу различных понятий. Мы говорим, с одной стороны, о праве собственности, об авторском праве, о праве кредитора требовать от должника исполнения по обязательству. Во всех этих случаях праву соответствует чья-либо обязанность что-либо сделать или же, наоборот, воздержаться от какого-нибудь действия. Обязанность заключается в том, что пассивный субъект не имеет выбора в вопросе, совершить ему какое-либо дей­ствие или же не совершить его, а должен либо совершить его, либо не совер­шить в зависимости от того, что предписывает закон (или шире — право в объективном смысле). С другой стороны, мы говорим о праве заключать договоры и иные допущенные законом сделки, о праве составить завещание, о праве осуществить выбор в альтернативном обязательстве, о право расторг­нуть договор и.т. п. В этом случае праву не противостоит никакая обязан­ность. Термин «право» обозначает здесь, что закон (или тире — объек­тивное право), во-первых, не запрещает такое действно, во-вторых, что он придает ему юридическое значение, — связывает с его совершением либо возникновение, изменение, либо прекращение гражданских правоотно­шении).

В нервом случае мы имеем так называемое право в субъективном смысле (право собственности, право кредитора по обязательству и т. д.), во втором случае — отдельные проявления способности иметь гражданские права (граж­данская правоспособность). Право совершать договоры, завещание и всякого рода иные сделки лично или в подлежащих случаях через представителей, если соответствующая сделка может быть совершена через представителя, есть не что иное, как проявление гражданской правоспособности, которая является предпосылкой для тех гражданских правоотношений (субъективных прав и со­ответствующих им обязанностей), субъектом которых является лицо, обладаю­щее правоспособностью.

Неправильно представлять себе правоспособность статически и думать, что в любой момент лицо может оказаться субъектом любого гражданского право­отношения. Обладание полной гражданской правоспособностью (в СССР — вся­кий гражданин, не ограниченный в правах по суду) обозначает возможность иметь любые основанные на законе права и обязанности. Но это не означает, например, что каждый может в данный момент сделаться собственником опре­деленной вещи. Для этого надо, чтобы тот, кто является собственником

71

в данный момент, предложил продать ему вещь или, наоборот, чтобы собствен­нику было сделано предложение и он ответил бы согласием. Таким образом, правоспособность должна быть понята динамически. Гражданская правоспособ­ность для каждого данного лица в каждый определенный момент означает возможность иметь определенные конкретные права и обязанности в зависимости от его взаимоотношений с другими лицами. Так как в СССР гражданская право­способность не является лишь формальным принципом, как в буржуазном пра­ве, так как социалистический строй гарантирует гражданам не только абст­рактную возможность иметь права, но и фактическое осуществление этой воз­можности, то каждый советский гражданин фактически может в любой момент обладать совокупностью конкретных гражданских прав (личная собственность на определенные вещи, соответствующие права требования и т. д.), необходи­мых для удовлетворения его материальных и культурных потребностей в со­ответствии с трудом, который он дает социалистическому обществу (от каж­дого по способности, каждому по труду). Конкретное же осуществление этой возможности стоит в зависимости от той конкретной обстановки, в которой он находится, в частности от юридических отношений, в которых он состоит. Воз­можность совершать (лично или через представителя) действия, направленные на возникновение, изменение либо прекращение гражданских правоотношении (сделки), нередко связана с обладанием определенным субъективным граждан­ским правом. Например, отчудить вещь, т. е. перенести право собственности на другое лицо, может по общему правилу лишь собственник (исключение — ст. 60 ГК). Передать право требования по обязательству другому лицу может лишь кредитор по обязательству. В таком случае рассматривают соответствую­ще признанную законом (возможность как входящую в состав опреде­ленного права. Например, в силу ст. 58 ГК, «собственнику принадле­жит в пределах, установленных законом, право владения, пользования и рас­поряжения имуществом».

Изложенное позволяет нам притти к определенным выводам относительно осложнения обязательства возможностью для той или другой стороны односто­ронним волеизъявлением изменить либо прекратить обязательственное отноше­ние. Право расторжения договора, право выбора в альтернативном обязательст­ва и т. п. являются отдельными проявлениями гражданской правоспособности, специально связанными законом с определенными обязательственными отноше­ниями. Они являются необходимыми потому, что обязательство является живым развертывающимся отношением, в котором необходимо учесть многообразие экономических отношений, определяющих его содержание. Обязательство есть частный случай юридического отношения, которое, как указал Маркс, «...есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение»13. Обяза­тельство не приводит автоматически к его исполнению. В процессе своего раз­вертывания оно может меняться, может и прекратиться без достижения той цели, для которой оно было предназначено. Принципиально право выбора в альтернативном обязательстве, право зачета и т. п. не отличаются от «права» заключить тот или иной договор, составить завещание и т. д. Но юридические предпосылки в интересующем нас случае уже. Необходимо наличие определен­ного обязательственного правоотношения.

72

Возможность односторонним волеизъявлением изменить или прекратить обя­зательственное отношение может иметь место как на стороне кредитора, так и на стороне должника. На стороне кредитора такая возможность у с и л ив а е т принадлежащее ему право (например, право выбора кредитора в альтер­нативном обязательстве), на стороне должника эта возможность как бьг ослабляет лежащую на нем обязанность (например, право должника рас­торгнуть договор в случае, предусмотренном ст. 219 ГК; право выбора долж­ника в альтернативном обязательстве).

Таким образом, не надо забывать, что словом «право» мы обозначаем, во-первых, «право в объективном смысле» (закон и т. д.), во-вторых, «субъек­тивное право», т. е. элемент правоотношения, которому соответствует обязан­ность другой стороны, и, в-третьих, что мы пользуемся этим словом для 'обозна­чения тех или иных проявлений правоспособности, — право совершать догово­ры, составить завещание, расторгнуть договор, произвести зачет и т. п. Здесь не место входить в рассмотрение вопроса о соотношении между вторым и третьим значением слова «право». Это — вопрос общего учения о гражданских: правах и даже общей теории права. Для нашей темы необходимо было лишь констатировать, что нет принципиальной разницы между правом заключить договор, составить договор и другими «правами», которыми обладает каждый,, и право« одностороннего расторжения договора, одностороннего зачета и т. д.,. которыми обладает лишь тот, кто состоит в определенном обязательственной правоотношения. В определенном смысле и то и другое «право» принадлежит каждому, и в несколько ином смысле принадлежит не каждому. И то и дру­гое право принадлежит каждому, если рассматривать вопрос лишь абстрактно. И то и другое право принадлежит не каждому, если конкретизировать вопрос и рассматривать эти «права» в связи с теми отношениями, в которых в каж­дый данный момент состоит субъект права. Поэтому отпадает то неправильное; разграничение, на котором построена теория Зеккеля 14.

Мы рассмотрели основные виды осложнений обязательственного правоотно­шения. Это рассмотрение показывает, что структура обязательства в огром­ном большинстве случаев бывает сложной. Те элементы, на которые указывает ст. 107 ГК, являются необходимыми элементами всякого обязательства. Они: образуют основное отношение, которое всегда имеется между сторонами в обя­зательстве. Но к этим основным элементам могут присоединяться и чаще всего присоединяются другие, практически весьма важные, необходимые для того,, чтобы обязательство надлежащим образом отражало те экономические огношз-нпя, которые составляют его содержание.

В заключение изложения этого вопроса мы должны отметить некоторую не­определенность обычной терминологии.

Обязательством или обязательственным правоотношением называют иногда, совокупность орава требования кредитора и (соответствующей ему обязанности; должника (ст. 107), иногда же обязательством называют обязательственное право, отношение со всеми осложняющими его моментами (например, альтер­нативное обязательство, обязательственное отношение из двустороннего догово­ра). Мы думаем, что было бы более удобно называть обязательственным право­отношением обязательство в целом, т. е. основное отношение со всеми его ос-

73

ложнениями. Для совокупности же тех элементов, которые указаны в ст. 107, можно было бы говорить об основном обязательственном отношении, помня при этом, что в случае двустороннего договора — основных «отношений неизбежно два.

6. ЦЕЛЬ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕ

Нам уже не раз приходилось упоминать о целях обязательства. Цель обязательственных правоотношений, регулируемых советским правом, прямо противоположна цели обязательств буржуазного права. Она характеризует «обой социалистическое право в противоположность буржуазному. Дополнитель­ные и вспомогательные отношения к основному отношению между кредитором и должником, которые обнаруживаются в результате анализа структуры обя­зательства, (предназначены .служить той же цели, для которой существует основное отношение. Обязательственное право в целом могло бы служить иллюстрацией для тезиса, утверждающего значение цели в обязательстве. Поэтому нельзя обойти этот вопрос, анализируя самое понятие обязательства. Кроме того он имеет непосредственное отношение к той задаче, которую мы «себе поставили, а именно — вскрыть основное содержание понятия обязатель­ства в социалистическом (гражданском праве и указать коренные отличия этого понятия от соответствующего ему понятия буржуазного права.

В буржуазном праве вопрос о целях в обязательстве не нов. В значитель­ной степени к этому вопросу сводилось основанное на римском праве учение о causa в сделке или, как обычно обобщает германская наука, учение о causa предоставления (Zuwendung). Предоставлением (Zuwendung) называется действие, посредством которого одно лицо создает другому имущественную выгоду. Предоставление совершается либо посредством так называемой распорядитель­ной сделки (Verfügung), т. е. актом распоряжения каким-либо существующим .правом (перенесение права собственности, цессия обязательственного требова­ния, отречение от нрава) либо посредством обязательственной сделки, т. е. сделки, в результате которой одно лицо делается должником другого (т. е. соз­дается обязательственное отношение). Это учение в его господствующей форме сводится к тому, что всякое предоставление (Zuwendung), в частности уста­новление обязательственного отношения, совершается или causa credendi (не­которые, уточняя, говорят о causa aquirendi), или causa sol'vendi, или causa donandi.

Causa credendi (causa aquirendi) имеет место тогда, когда кто-либо дела­ет предоставление для того, чтобы в свою очередь получить предоставление от другой стороны. Например, кто-либо дает другому взаймы, кто-либо обязует­ся уплатить цену за купленную вещь и т. п. Causa solvendi имеет место тог­да, когда предоставление делается с целью погасить обязательство. Например, должник выдает вексель с целью погасить долг. Causa donandi имеет место -в случае безвозмездного предоставления. Эта классификация, как мы видим, пред­ставляет собой не что иное, как весьма элементарную систематику тех целей, которые преследует имущественный оборот товарно-рыночного хозяйства. Эта

74

классификация была правильна и исчерпывала все основные случаи, встре­чающиеся в обороте как в Риме, так и в капиталистически« странах. Она имела в виду частно-правовые сделки и обязательства из таких сделок. Это обеспечивало классификации неизменный успех и господство в системе бур­жуазного гражданского права, несмотря на критические замечания, которые она время от времени вызывала.

Обычно учение о causa credendi, causa aolvendi и causa donandi в лите­ратуре буржуазного права, в частности в курсах и учебниках, излагается для освещения вопроса о каузальных и абстрактных сделках и об обязательствах, возникающих из таких сделок. 1

Однако этим не ограничилась постановка вопроса о цели в обязательстве в буржуазном праве. Вопрос о цели буржуазная цивилистика связала с рядом других cерьезньй вопросов буржуазного права. Вопрос подвергся довольно под­робному обсуждению как в германской, так и во французской юридической ли­тературе.

В германской цивилистике вопрос о цели в обязательстве был поставлен следующим образом: направлено ли обязательство на совершение должником оп­ределенного действия (или воздержания от действия) или же на достижение определенного результата 2.

На этот вопрос в германской литературе (давали различные «ответы. Господ­ствующее мнение склоняется к тому, что обязательство имеет целью достиже­ние определенного результата. Такой ответ дал еще в 1875 г. Гартман (Hart­mann), в значительной степени определивший позднейшие мнения по этому вопросу в Германии. Его выводы очень характерны для буржуазного права. Он считает, что существенной целью (обязательства, моментом, характерным для самого понятия обязательства, является удовлетворение определенного частного интереса. Интерес, который должен быть удовлетворен, определяется основанием возникновения обязательства. Волевая и имущественная сфера должника являет­ся связанной и предназначенной для удовлетворения указанного интереса 3. Таким образом, целью обязательства является удовлетворение определенного частного интереса. Гартман замечает дальше, что без указания на эту цель понятие обязательства теряет определенность и ясность. Без указания на цель понятие обязательства не может быть в достаточной степени разграни­чено ic другим гражданским правоотношением. Для такого отграничения недо­статочно указания на основание возникновения обязательства, так как догово­ры могут служить основанием для возникновения не только обязательств, но и других правоотношений.

Взгляды Гартмана стали господствующим мнением в германской цивили­стике. Впрочем, некоторые авторы, для которых взгляды Гартмана послужили исходной точкой, значительно их смягчили. Так, Эртман (Oertmann) в цитиро­ванной выше работе приходит к выводу, что обязательство направлено не про­сто на достижение определенного результата, а на достижение результата посредством обязанности должника совершить определенное действие (или воз­держаться от действия)4. Поэтому уже самое совершение действия должником имеет большое значение. Кроме того нельзя сказать, что действие должника совершено лишь тотда, когда наступил результат и этот результат получен

75

кредитором. Действие должника совершено, хотя бы результат его не на­ступил.

В отступление от господствующего мнения, некоторые германские цивилисты полагают, что обязательство направлено не на результат, а лишь на определенную деятельность должника 5.

Развитие учения о цели в обязательстве во французской цивилистике представляет сабой путь, аналогичный тому, который проделала германская ци­вилистика. Интересно отметить, что, несмотря на явный параллелизм, развитие этого учения в юридической литературе обеих стран шло в значительной сте­пени независимо друг от друга. Правда, исходной точкой и во Франции, как и в Германии, служило римское право. Но известно, что в этих двух странах, в пределах, конечно, буржуазной идеологии, римское право являлось источником для различных течений в цивилистике. Французская и германская цивилисти­ка нередко оказывали друг на друга значительное влияние. Об этом сви­детельствуют известные в этих странах имена Обри (Aubry) и Ро (Rau), Caлейяь (Saleilles) во Франции, Цахариа (Zacharia), Кроме (Сгоmе) в Германий и многие другие. Но в вопросе о цели обязательства в германской я француз­ской цивилистической литературе не вдается обнаружить непосредственного взаимного влияния. Тем не менее параллелизм несомненен и, естественно, наво­дит на мысль, что буржуазная юридическая наука той и другой страны отра­жала некоторые основные, характерные для буржуазного гражданского права моменты.

Так же, как и в Германии, во Франции учение о цели в обязательстве (на­чинается с вопроса о cause6. Впервые теория cause, сыгравшая огромную роль во французском гражданском праве в вопросе о действительности догово­ров, была еще в XVII веке формулирована Дома (J. Domat). Дома различает договоры возмездные и договоры безвозмездные. B возмездных договорах обяза­тельство, принятое одной стороной, является cause обязательства, принятого другой стороной (например, купля-продажа), или же обязательство имеет cause в том имуществе, которое должник получил от кредитора (например, заем). В случае дарения и в других договорах, в которых одна из сторон дает или де­лает что-либо, ничего не получая от другой стороны, мотив дарения является и cause такого обязательства. Учение Дома был повторено Потье. Согласно дол­го господствовавшему мнению, Потье ничего ие (прибавил к учению Дома. Однако, как это выяснил новейший исследователь вопроса, голландский цивилист Ван-Бракель (Van-Brakel), это мнение неправильно 7. Потье действительно по­вторил Дома, но, кроме того, использовал учение о cause для вопроса о недей­ствительности договоров. Cause является необходимым элементом договора. По­этому, если cause является незаконной или безнравственной, то договор недей­ствителен. Эта конструкция Потье определила точку зрения французского гражданского кодекса, который в ст. 1108 указывает на четыре существен­ных элемента договора: соглашение, дееспособность того, кто обязывается, оп­ределенный предмет и une cause licite dans l'obligation. Точка зрения Потье и ст. 1108 на очень долгое время определили собой направление французской цивилистики в вопросе о цели обязательства. Судебная аравийка использовала понятие cause для учения о недействительности договоров, причем вышла да-

76

леко за рамки понимания cause y Дома, и Потье. Судебная практика очень часто принимает за cause просто мотивы сделки. Во французской цивилисти-ческой науке по поводу ст. 1108 разгорелся горячий спор между сторонни­ками и противниками взгляда на cause, как на необходимый элемент договора. Для нас здесь содержание этого спора не представляет интереса. Нам важно лишь отметить, что учение Дома о cause в договорных обязательствах в даль­нейшем во французской цивилистике не развилось в общее учение о цели в обязательствах вообще, а сузилось и сосредоточилось на крупном, но все же частном вопросе 8.

Лишь в XX веке в послевоенной французской цивилистике вопрос о цели в обязательстве был поставлен шире. Оя был поставлен в связи с вопросом о договорной и ннодоговорной ответственности и, швидимому, как нам удалось установить по литературе -вопроса, без всякого отношения к вопросу о cause в договорных обязательствах.

Вопрос возник следующим образом. Традиционным является различие меж­ду договорной и вне-договорной ответственности. Во французской литературе имеется сильное течение за объединение той и другой одной общей теорией гражданской ответственности. Для этого была использована следующая аргу­ментация, особенно подробно развитая Анри Мазо (Henri Mazeaud)9. Еще Глассон (Glasson) высказал мысль, что необходимо различать obligations de donner ou de faire и obligations de précaution или obligations de diligence, т. e., с одной стороны, обязательство, цель которого в получении кредитором вещи или услуги и, с другой стороны, обязательство, цель которого обеспе­чить кредитору определенную степень внимания и рачительности должника. Ту же мысль повторил Демог (R. Demogue), предложивший различать obliga­tions de moyens и obligation de résultat10. A. Maзo развил в указанной выше работе эти высказывания в целую теорию, сущность которой заключается в следующем. Различие договорной и внедоговорной ответственности имеет вто­ростепенное значение. Это разделение имеет значение лишь для вопроса об основании возникновения обязательства. Все основные существенные вопросы как договорной, так и внедоговорной ответственности зависят не от договора как основания возникновения нарушенного обязательства и не от того обстоя­тельства, что стороны не были предварительно связаны договорными отноше­ниями, а от разделения всех обязанностей, возлагаемых гражданским правом, на зве 'категории. Обязанности могут быть направлены либо на определенный ре­зультат (obligations déterminées), либо на соблюдение обязанным лицом доста­точной осторожности и проявление им надлежащего внимания к чужим интере­сам (obligations générales de prudence et de diligence). Отметим здесь, что тер­мин obligation означает у А. Мазо не только обязательство в собственном, смыс­ле слова, но всякую обязанность, налагаемую законом на лицо в отношении другого лица. Правило, запрещающее убийство, для А. Мазо также устанав­ливает obligation. Нас интересует лишь вопрос об обязательстве. Это разделе­ние А. Мазо называет разделением обязательств по содержанию. На самом деле это разделение является разделением обязательств по их цели. А. Мазо придает своей классификации огромное значение. Она позволяет, с его точки зрения, разрешить основной вопрос гражданской ответственности, — вопрос об осно-

77

вании ответственности. Если юбязанное лицо должно совершить строго опреде­ленное действие и достигнуть определенного результата, то в таком случае она отвечает в силу самого факта неисполнения, разве что оно докажет, что неис­полнение вызвано посторонней причиной. Наоборот, если обязанное лицо долж­но лишь проявить определенную осторожность и надлежащее внимание, то ответственность наступает лишь при условии, что суд констатирует отсут­ствие осторожности и внимания. В первом случае виной является самый факт неисполнения обязанности, во втором—вина имеется лишь при условии, что обязанное лицо в своем поведении отступило от некоторого абстрактного об­разца надлежащего поведения. Для второго случая А. Мазо признает необхо­димой фигуру, аналогичную римскому bonus et diligens pater familias.

Другой автор — Мортон (M. G. Morton) — пришел по тому же пути к более крайним выводам11. Мортон считает, что все обязательства являются obligations de résultat. Выводом из этого для него является отрицание прин­ципа вины и признание, что всякая гражданская ответственность является объективной ответственностью.

Точка зрения, принятая Демог и А. Мазо, встретила возражения со сторо­ны некоторых авторов. С ней не согласился такой видный цивилист, как умер­ший четыре года назад Капитан (H. Capitant)12. Против нее выступил П. Эсмен (P. Esmein), который при этом развил свои собственные соображения по инте­ресующему нас вопросу. П. Эемен полагает, что надо различать между случая­ми ответственности за вину (ответственность в собственном смысле слова — будь то договорная или внедоговорная) и случаями, когда по закону или по договору на определенно« лицо возложена гарантия определенного результата (гарантия того, что какая-либо работа будет выполнена, гарантия за безопас­ность другого лица и т. п.). Поскольку обязательство направлено в последнем: случае именно на обеспечение определенного результата, гарант несет риск не­достижения этой цели, независимо от того, была ли на его стороне вина или нет 13.

Мы видим, таким образом, что так же, как и в Германии, во Франции во­прос о цели обязательства ставится, во-первых, как проблема основания (causa) договорных обязательств и, во-вторых, как проблема общей теории обяза­тельств, но в непосредственной связи с отдельными лишь вопросами обяза­тельственного права.

Мы остановились сравнительно подробно на взглядах, высказанных в германской и французской цивилистике, так как считаем их весьма характерными для буржуазной науки. Нельзя отрицать, что у упомянутых выше авторов можно найти очень много тонких и ценных заметаний, но в целом постановка вопроса, которую мы у них находим, нас не» удовлетворяет. Мы считаем, что вопрос о цели в обязательстве этим не исчерпывается. Он имеет гораздо более общее значение, чем то, которое они имеют в виду. На этом общем значении и необходимо остановиться при изучении самого понятия обязательства.

Основные недостатки изложенных выше взглядов буржуазных теоретиков сводятся к следующему.

Отдельные авторы (как, например, Гартман), указывают, что основной целью обязательства всегда является удовлетворение того, или иного

78

частного интереса, но никто из них не дает социально-классового анализа того, что это за интерес. Между тем не только буржуазное обяза­тельственное право в целом, но и каждое отдельное обязательственное .право­отношение в капиталистическом обществе служит тем целям, которые харак­терны для этого общества, т. е. цели реализации и присвоения прибавочной стоимости владельцами средств и орудий производства. В тех случаях, когда капиталист закупает сырье и материалы для своего предприятия, нанимает ра­бочую силу, продает свою продукцию, получает кредит в балке, эта цель является непосредственно целью данного обязательства. Когда пролетарий покупает себе на заработную плату необходимые ему предметы, то эта цель осуществляется посредственно. Обязательственное отношение, в которое вступает пролетарии, является звеном в гражданском обороте капи­талистического общества, необходимым для обеспечения капиталисту ра­бочей силы. В той степени, в какой эти отношения не нужны капи­талу, они в результате безработицы и обнищания рабочего класса и не имеют места.

Огсутствие такого анализа является следствием классовой природы буржуаз­ной юридической науки.

2. Говоря о цели обязательства, буржуазные юристы всегда имеют в виду лишь ту цель, которую в каждом данном обязательстве преследуют стороны. Для буржуазного права, конечно, характерно, что обязавльства предназначены служить частным целям. Однако и для буржуазного права необходимо поста­вить вопрос о соотношении этих целей с целями господствующих классов в це­лом. Для буржуазного права вопрос затрудняется дисгармонией между лич­ностью и обществом даже в части интересов отдельного капиталиста и интересов капжталистического класса в целом. Буржуазная юридическая наука, изучая вопрос о цели в обязательстве, в силу своей классовой природы, не смогла вскрыть и правильно поставить вопрос о соотношении между личностью и об­ществом. Если бы она это сделала, то пришла бы к выводу об антагонистиче­ской природе капиталистического строя и об отражении свойственных этому строю антагонизмов в гражданском праве. Буржуазное обязательственное право именно в вопросе о целях в обязательстве наглядно обнаружило бы анархию капиталистического производства.

3. Буржуазная цивилистика связывает проблему цели в обязательстве с вопросами об исполнении обязательств и об ответственности за их неисполнение. Но она обходит молчанием, а в лице некоторых своих представителей (А. я Л. Мазо) по существу даже отрицает значение цели для вопроса о воз­никновении обязательств. Возникновение обязательств А. и Л. Мазо считают сравнительно второстепенным вопросом для общей теории обязагельст Между тем, раз каждое обязательство, с точки зрения этих авторов, направлено или на достижение определенного результата или же по крайней мере на обеспе­чение кредитору определенной степени внимания со стороны должника, то совершенно очевидно, что возникновение обязательства должно быть как-то увязано с той целью, ради которой оно возникает.

Таким образом, проблема целя в обязательстве в буржуазной науке не по­ставлена достаточно широко. Один из основных вопросов общей теории обяза-

79

тельетв — вопрос об основании возникновения обязательств — остается в сто­роне и не подучил необходимого освещения.

4. В вопросе о цели в обязательстве буржуазная юридическая наука ярко выявляет свою методологию. Как в германской, так и во французской цивилистике вопрос в конечном счете сводится к противопоставлению результата тому действию (или тем действюм) должника, которое должно вызвать этот ре­зультат. Противопоставление производится формально логически. Результат не есть действие, а действие — не результат. Таким образом, теряется из виду соотносительность этих понятий, теряется также из виду зависимость обяза­тельства от данного общественного строя. Цели, которые преследуются буржу­азным обязательственным отношением, могут быть лишь целями, свойствен­ными капиталистичекжому строю.

То, что в одном обязательстве является действием, направленным на достижение результата, которого требует закон или договор, в другом будет вместе с тем и результатом, на которое направлено обязательство, не­посредственной целью данного правоотношения. Возьмем следующий пример. Непосредственной целью обязательства хранителя (поклажепринимателя) по договору хранения (поклажи) может быть самое сохранение вещи, гарантия ее сохранности (за исключением случаев непреодолимой силы). Хранитель в таком случае будет отвечать за гибель вещи независимо от своей вины (по ряду за­конодательств — ответственность товарных складов). Но вещь может быть от­дана (на сохранение с тем, что хранитель (обязуется хранить ее в своей квар­тире вместе со своими вещами, нисколько не гарантируя при этом ни специаль­ной пригодности помещения, ни особой крепости замков и т. п. Естественно, я в этом случае конечной целью того, кто отдает вещь на сохранение, является ее сохранность: он рассчитывает, что способ хранения, о котором он догово­рился с другой стороной, является достаточным. Но все же непосредственной целью обязательства является в данном случае не гарантия сохранности вещи, а лишь определенный способ ее хранения. Между этими двумя случаями мож­но уложить значительное количество других. Стороны могут более или менее детально условиться, как надо хранить вещь. Все возможные случаи отнюдь не уложатся в деление обязательств на два вида: в одном случае конечный результат, в другом — рачительность и внимание должника в соответствии с тем или иным абстрактно взятым критерием (bonus et diligeiis pater familias и т. п.). Совершенно очевидно, что степень ответственности должника зависит не от абстрактного противопоставления результата тем действиям, которые должны вызвать этот результат, а от характера того или другого обязатель­ственного отношения. В условиях буржуазного гражданского права и присущей ему диспозитивности характер обязательства в значительной степени опреде­ляется соглашением сторон, отражающим экономические отношения капитали­стического строя.

Поэтому формально-логическое противопоставление результата и деятель­ности, направленной иа его достижение, само по себе не является достаточным. Оно недостаточно тогда, когда буржуазная наука пользуется им для классифи­кации обязательств, «но недостаточно также и тогда, когда ему придается ха-

80

рактер дилеммы, — обязательство направлено либо на результат, либо на определенное поведение должника.

Правильная постановка вопроса требует диалектического подхода, т. е. увязки вопроса о цели в обязательстве с теми целями, которые даны, призна­ны и охраняются гражданским нравом данной социальной формации. Связать же вопрос с этими целями значит вместе с тем связать его и с вопросом о возникновении обязательства, так как всякая правовая система, регулируя возникновение обязательств, делает это в виду и в соответствии с определен­ными социально-экономическими целями.

Какие же цели преследуют обязательственные правоотношения по советско- j му гражданскому праву? Эти цели формулированы в Сталинской Конституции: «Хозяйственная жизнь СССР определяется и направляется государственным на­родно-хозяйственным планом в интересах увеличения общественного богатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящихся, укреп­ления независимости СССР и усиления его обороноспособности» (ст. 11). Надо лишь установить, каким образом они определяют собой советские обязатель­ственные правоотношения. Нам кажется, что это лучше всего сделать, форму­лировав для советских обязательственных правоотношений следующие основ­ные категории целей.

Выполнение, государственного народнохозяйственного плана необходи­мо для осуществления всех других целей, синтез которых дан в ст. 11 Кон­ституции СССР. Выполнение плана является непосредственной целью тех обя­зательственных правоотношений, в которых стороной является предприятие, учреждение или организация, в частности и в тех случаях, когда предприятие, учреждение или организация является лишь одной из сторон в обязательстве. В случае, когда предприятие, учреждение или организация, являясь стороной в обязательстве, обслуживает граждан, непосредственным выполнением плана является соответствующее удовлетворение материальных и культурных потреб­ностей граждан. Социалистическая система хозяйства, право на труд, гарантированное Сталинской Конституцией (ст. 118), и принцип «от каждого по его способности, каждому — по его труду» (ст. 12) обеспечивают гражданам фак­тическую возможность иметь личную собственность (ст. 10). Граждане могут конкретизировать свои материальные и культурные потребности. Для удовлетворения этих потребностей они могут вступать в допущенные законом обязательственные отношения с учреждениями, предприятиями и организация­ми, а также и с другими гражданами. Конкретные цели, которые при этом ставят себе граждане, также являются целями советских обязательственных отношении. Обязательства, направленные на осуществление государственного плана народного хозяйства, и обязательства, направленные на достижение конкретных целей, которые ставят себе граждане, являются обязательствами, непосредственная цель которых заключается в удовлетворении материальных и культурных потребностей социалистического общества и отдельных его членов.

Обеспечивая социалистическую и личную собственность, советское граж­данское право знает ряд обязательственных огношений, нетасредственной целью которых является охрана социалистического имущества и имущественного по-

81

ложеяия граждан. В этих обязательствах дело идет не о непосредственном удов­летворении тех шли иных конкретных потребностей, а именно об охране и обес­печении социалистической и личной собственности как общей предпосылки удовлетворения тех или иных конкретных потребностей. Сюда относятся пре­жде всего такие обязательства, как обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. Эти обязательства преследуют цель оградить имущественные интересы социалистического государства, отдельных социали­стических организаций, а также и граждан от неправомерно причиненного вреда, а также от увеличения или сбережения имущества одного лица за счет другого при отсутствии таких оснований, которые признаны достаточными советским гражданским правом.

3. Сталинская Конституция обеспечивает каждому гражданину право на труд, т. е. право на получение гарантированной работы с оплатой труда в со­ответствии с его количеством и качеством, материальное обеспечение в старо­сти, в случае болезни и потери трудоспособности, а также охрану интересов матери и ребенка. Сталинская Конституция создает, таким образом, для граж­дан общие предпосылки их имущественного благосостояния. Ряд обязатель­ственных отношений непосредственно направлен не на удовлетворение отдель­ных конкретных потребностей, не на охрану личной собственности гражда­нина, а на обеспечение ему имущественного положения, при котором он мог бы удовлетворить свои конкретные материальные и культурные потребности. Имущественное положение гражданина обеспечивается в соответствии с прин­ципом «от каждого по способности, каждому — по труду». Эти обязательства, таким образом, непосредственно направлены на социалистическое распределе­ние. К числу этих обязательств относятся алиментные обязательства, обяза­тельство уплаты вознаграждения владельцу авторского свидетельства на изо­бретение, обязательство издательства уплачивать вознаграждение автору изда­ваемого произведения, а также и выходящие за рамки гражданского права в обычно принятом у нас смысле этого термина обязательства уплачивать заработную плату, пособия и пенсии по социальному страхованию и социаль­ному обеспечению.

Мы должны, указав эти цели, подчеркнуть следующее.

Во-первых, не следует думать, что каждое отдельное обязательство может служить лишь цели, относимой к одной из этих категорий. План, а с л ед о в а т е л ь н о, и его осуществление являются необхо­димой предпосылкой для достижения всех указанных выше целей. В этом смысле всякое социалистическое обязательственное правоотношение направлено на осуществление целей, поставленных государ­ственным планом народного хозяйства. С другой стороны, цели, которые ставит план, являются всегда в конечном счете целями увеличения общественного бо­гатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящих­ся, укрепления независимости СССР я усиления его обороноспособности. Все цели, указанные выше, представляют сойой в конечном счете некоторое е д и н-с т в о, нашедшее себе прекрасное выражение в ст. 11 Сталинской Конститу­ции. Когда мы различаем указанные выше отдельные цели, то пользуемся этим различением как приемом, чтобы иметь возможность устанавливать н е

82I

посредственные цели конкретных обязательственных отношений, кото­рые в своем синтезе и дают это единство. Надо также указать, что некоторые отношения, в состав которых, входят несколько обязательств, служат непосред­ственно не одной, а двум из тех основных целей, на которые мы указывали.

Во-вторых, не следует думать, что каждой группе целей соответствует од­на определенная группа юридических фактов, в силу которых рождаются со­ответствующие обязательства. Соотношения между целью обязательственного отложения и основаниями его возникновения являются более сложными. Нельзя подходить к решению этого вопроса слишком схематически.

Поставив, таким образом, вопрос о цели в обязательстве, мы непосредствен­но подошли к проблеме системы оснований возникновения обязательств по со­ветскому гражданскому праву.

III. ОСНОВАНИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

1. понятие основания возникновения обязательств

Основанием возникновения обязательства называют те факты, с на­ступлением которых право (в объективном смысле, т. е. прежде всего и в конечном счете закон) связывает возникновение обязательственного отношения. Понятие основания возникновения обязательства является, таким образом, про­изводным от понятия юридического факта. Юридическим фактом называется такой факт, с наступлением которого возникает, изменяется или прекращается юридическое отношение. Чаще всего юридическое отношение возникает, изме­няется или прекращается не в результате единичного факта, а в результате определенной совокупности фактов. Факты, необходимые для возникновения, изменения или прекращения определенного юридического отношения (единич­ный факт или совокупность нескольких фактов), мы называем фактический составом1. Фактические составы, вызывающие возникновение обязательств, в большинстве случаев обладают значительной сложностью. Отсюда происте­кает сложность проблемы дать систему оснований возникновения обязательств.

Определение того момента, когда обязательство возникает, требует точного установления фактического состава, вызывающего возникновение обязатель­ства. В этот момент должны быть налицо все факты, необходимые для возник­новения обязательства. Опасность ошибки заключается в том, что можно либо упустить какой-нибудь элемент фактическом состава, необходимый для возник­новения обязательства, либо включить в искомый фактический состав элемент безразличный для наступления результата, либо, наконец, неправильно опреде­лить сущность того или иного элемента фактического состава. Буржуазной юридической науке свойственен некоторый традиционализм и консерватизм. Отсюда — стремление подводить всякое новое явление под старые, давно из­вестные категории. К тому же буржуазный юрист иногда сознательно, иногда бессознательно смешивает две проблемы: одну — анализа определенного фак­тического состава, другую — обоснования (в смысле оправдания) возникнове­ния определенного обязательственного отношения. Самым простым, хотя по существу совершенно недостаточным, приемом такого обоснования является подведение фактического состава, в результате которого возникает обязатель­ство, под какой-нибудь традиционный фактический состав. В буржуазной цивилистика, которая грешит традиционализмом и консерватиз­мом не в меньшей степени, чем другие буржуазные юридические дисциплины, в вопросе об основании возникновения обязательств роль универсальной фи­гуры, в рамки которой старались втиснуть самые разнообразные фактические

84

составы, играл договор. Эту роль договора отметил один из крупнейших буржуазных цивилистов XX века Тур (А. v. Tuhr). Неудачно« использование понятия договора он объясняет, во-первых, тем, что некоторые институты, утратившие договорный характер, ранее были институтами договорного права, во-вторых, тем, что юридическая наука со времени римлян приобрела привыч­ку по возможности сводить возникновение гражданских прав и обязанностей к договору 2. В качестве буржуазного цивилиста Тур констатирует этот факт, мимо которого он не мог пройти, так как сам столкнулся с ним в своих ана­лизах, но не дает ему объяснения. Между тем отмеченный ил факт является весьма характерным для буржуазной науки. Причины его глубоко заложены в буржуазной правовой идеологии и в отраженных этой идеологией экономи­ческих отношениях капиталистического общества.

Совершенно очевидно, что для того, чтобы точно установить тот фактиче­ский состав, который является основанием возникновения того или иного обяза­тельства, необходимо исходить из тех признаков, которые характеризуют собой обязательство. Проблема, оснований возникновения обязательства неразрывно связана с точным установлением понятия обязательства. Она предполагает ана­лиз этого понятия и выявление всех элементов, необходимых для разграниче­ния обязательства со всякого рода другими гражданскими правоотношениями. С другой стороны, эта проблема явдяется необходимым развитием и дальнейшей конкретизацией понятия обязательства. До тех пор, пока мы не установим си­стему оснований, порождающих обязательство, понятие обязательства само по себе будет висеть в воздухе. Оно не будет увязано с основными началами нашего гражданского права и не найдет своего места в системе хозяйственного и культурного строительства, характерного для настоящей фазы развития со­ветского государства.

Так как основания возникновения обязательств представляют собой отдель­ные виды юридических фактов, то, казалось бы, проблема системы этих ос­нований будет решена, если мы расположим их в соответствии с классификацией юридических фактов. Однако этот путь не даст желательных результа­тов. Во-первых, классификация юридических фактов советского граждан­ского права сама по себе является областью, еще совершенно не исследован­ной. Общая классификация юридических фактов по советскому гражданскому праву зависит прежде всего от результатов исследования юридических фактов, вызывающих возникновение, изменение либо прекращение отдельных видов гражданских правоотношений. В частности, громадное значение для построе­ния общей классификации (и общей теории) юридических фактов в совет­ском гражданском праве (и в советском праве вообще) должна иметь именно проблема оснований возникновения обязательств. Ни в одной области граждан­ского права мы не встречаем такого многообразия фактических составов, как в обязательственном праве, во-вторых, даже если бы мы имели до конца про­работанную схему всех или хотя бы основных юридических фактов советского гражданского права и разложили по этой схеме различные основания возникно­вения обязательственных отношений, то все же задача разработки системы этих оснований не только не была бы разрешена, но не была бы даже надлежа­щим образом поставлена. Мы получили бы более или менее правильную фор-

85

малъно-логическую схему, которая яе давала бы никакого ответа на вопрос, ка­кая связь существует между тем или иным основанием возникновения обяза­тельства, — например, между договором и теми целями, ради которых возни­кают обязательственные отношения по советскому праву. Построенная таким образом система оснований возникновения обязательств по советскому праву была бы лишь бледным отражением того богатства связей, которые мы имеем в теории обязательств.

Если же в теорию юридических фактов перенести и проблему увязки этих фактов « целями обязательственных правоотношений, а следовательно, для полноты этой теории включить в нее и вопрос о целях других видов социали­стических гражданских правоотношений, то мы получим почти развернутый курс советского гражданского права. Совершенно очевидно, что теория и си­стема юридических фактов в теории гражданского права могут иметь лишь предварительный, пропедевтический характер. Более полный анализ и кон­кретизация могут быть даны лишь в соответствующих разделах науки со­ветского гражданского права, в частности в учении об обязательствах.

Основной проблемой науки советского гражданского права является вопрос о социалистической собственности. В вопросе о социалистической собственно­сти коренятся основные принципиальные отличия социалистического граждан­ского права от буржуазного. Социалистической собственностью прежде всего определяются форма и содержание советского гражданского права. После вопро­са о собственности, как нам кажется, наиболее значительным сосредоточием принципиальных положений, противопоставление которых буржуазному праву измеряет ту пропасть, которая лежит между социалистическим и буржуазным правом, является проблема оснований возникновения обязательств. Факты, порождающие обязательственные отношения и в конечном счете обусловливаю­щие правовые формы движения имущественных отношений, в капиталистиче­ском обществе определяются частной собственностью на орудия и средства про­изводства и анархией, создаваемой капиталистической конкуренцией. Система этих фактов отражает классово-антагонистическую структуру капиталистиче­ского строя и неизбежную при этом антагонизме дисгармонию личности и общества. Факты, порождающие обязательственные отношения в обществе, построенном на социалисгичеокой собственности на орудия и средства произ­водства и на социалистической системе хозяйства, определяются совершенно иными, производственными отношениями. Система этих фактов отражает обще­ственные отношения социалистического строя, не знающего классового анта­гонизма и эксплоатации человека человеком, не знающего непримиримых про­тиворечий между личностью и обществом.

Исходя ив этих положений, мы можем не опасаться, что понятие юриди­ческого факта (и фактического состава) приведет лишь к чисто формальному установлению связей, которые в силу закона существуют между определен­ными фактами и возникновением обязательственных правоотношений. Нашей задачей будет показать, что эта связь, установленная законом, служит тем целям, которые определяют собой жизнь социалистического общества и ведут его к высшей фазе—коммунизму. Мы избегаем, таким образом, характер­ной для буржуазной юридической науки ограниченности, которая не позволяет

86

ей выйти за пределы чисто формальных связей между юридическими фактами и возникновением, изменением или превращением юридических отношений. В следующей главе мы дадим ойзор буржуазных учений о системе оснований возникновения обязательств. Этот обзор послужит иллюстрацией к той харак­теристике буржуазной юридической науки, которую мы здесь дали. При этом мы все же должны отметить, что в работах буржуазных юристов содержится много интересного и важного материала по вопросу о классификации юриди­ческих фактов, но только материала, взятого абстрактно. Буржуазные цивили­сты не ищут и не видят путей от абстрактного определения понятия к его все большей и большей конкретизации посредством установления тех соотно­шений, которые связывают социальные явления в одно целое.

Следует отметить, что в буржуазной цивилистике раздавались возражения против чисто формального связывания юридических фактов с возникновением, изменением и прекращением правоотношений. Такие возражения сделал Ф. Гиппелъ (F. V. Hippel)3. Однако эти возражения основывались на неправильных методологических предпосылках и приводили поэтому ж неправильным юридико-нигилистическим выводам, которые время от времени делаются в буржуаз­ной науке и знаменуют собой те внутренние противоречия, которые она не мо­жет изжить из-за порочности своей методологии. С аналогичным примером мы уже имели дело выше, когда останавливались на взглядах Лундштедт (см. гл. II, п. 4—Санкция в обязательстве). Гиппель считает, что благодаря теории юридических фактов цивилнстическая наука совершенно обходит те непосред­ственные задачи, которые стоят перед законодателем, когда он регулирует те или иные отношения. Цивилист ограничивается установлением того, что закон свя­зывает с определенными фактами определенные последствия, и не выходит за рамки такой констатации. Гиппель предлагает итти другим путем. Законодатель прежде всего избирает определенный порядок, который является «правильным порядком». «Правильность» избранного порядка определяется чисто формальным требованием справедливости (Gerechtigkeitsgebot). Применение его к «естест­венно» данным социальным фактам вынуждает законодателя к выбору опреде­ленного позитивного порядка. Таким порядком является частное право, которое все целиком, по мнению Гиппеля, построено на частной автономии. В силу этой автономии частное лицо может посредством совершаемых им сделок опре­делять те дршютшшения, в которые оно вступает. К установлению условий, при наличии которых закон считается с этими сделками, и к принятию мер против обстоятельств, препятствующих такой автономии, Гиппель сводит все буржуазное гражданское право. (В связи с этим он — совершенно, впрочем, необоснованно — считает излишним самое понятие юридического факта.

Теория Гиппеля представляет собой по существу не что иное, как пере­певы пресловутой теория Шгаммлера о «правильном» праве (richtiges Recht). Гиппель, однако, ссылки на Штаммлера не делает. Теория Штаммлера давно утратила свое значение. В буржуазной науке Штаммлера вытеснил главным образом Кельзен (Kelsen). Нам незачем останавливаться на теории Штаммлера, равным образом как и на взглядах Гиппеля, по вопросу о выборе законодате­лем определенного порядка, гак как у самого автора эти взгляды логически не

87

увязаны с отрицанием понятия юридического факта. Сведение Гиппелем без достаточных оснований всего (гражданского права к регулированию сделок суживает область даже и буржуазного гражданского права. Когда Гиппель переходит к рассмотрению сделки, то он сам устанавливает факты и прежде всего факт совершения сделки4. Таким образом, очень мало прикрытой контрабандой он вводит в свою работу понятие юридического факта.

Для нас вопрос стоит совершенно иначе. Понятие юридического факта (сделки, правонарушения и др.) является прочным достоянием юридической науки, полученным в результате собирания, описания и анализа того материа­ла, который она изучает и исследует. Дело не в том, чтобы закрыть глаза на этот материал, а в том, чтобы приложить к его изучению метод марксистской диалектики и рассмотреть интересующую нас группу фактов (основания воз­никновения обязательств) в связи ю теми щелями, которью преследуют обяза­тельственные отношения социалистичейкото права, и с теми основами социали­стического строя, которые нашли свою четкую формулировку в Сталинской Конституции. Поставив таким образом вопрос, мы сделаем шаг по пути кон­кретизации понятия обязательства.

Для того, чтобы показать полную противоположность, которая имеется в вопросе о системе оснований возникновения обязательств между социалисти­ческим гражданским правом и буржуазным, мы сделаем сперва обзор вопроса » классификации оснований возникновения обязательств по буржуазному праву, а затем перейдем к рассмотрению системы оснований возникновения обяза­тельств по советскому праву.