Учебный год 22-23 / А. Ноздрачева - Прощение долга и дарение (Вестник экономического правосудия, 7, 2019)

Обзор практики

Таким образом, на наш взгляд, сокращение сроков исполнения обязательства в охранительной стадии отношений сторон не должно считаться встречным предоставлением со стороны должника, а потому прощение долга в таком случае должно признаваться безвозмездным. Однако отношения сторон по прощению долга от этого не могут квалифицироваться как дарение ввиду отсутствия другого его признака — animus donandi.

1.4.1.3.О возмездности прощения долга можно говорить и в случае, когда взамен освобождения от долга должник предоставляет кредитору дополнительное обеспечение (например, передает в залог вещь в счет гарантии возврата оставшейся суммы долга). Однако дел, где перед судом встал бы вопрос о квалификации такого соглашения, найти не удалось.

1.4.1.4.Куда более спорной для квалификации представляется ситуация с получением кредитором неких бонусов от будущих сделок с должником в обмен на прощение долга.

Интересным в связи с этим является следующее дело. Подрядчик и заказчик заключили соглашение о выплате премии за достигнутый объем закупок, по условиям которого подрядчик обязался за достигнутый и оплаченный заказчиком объем закупок строительно-монтажных и проектно-изыскательских работ на сумму более 10 млрд руб. по договорам, заключенным сторонами, выплатить заказчику премию в размере 400 млн руб.

К моменту окончательного расчета между сторонами по договорам подряда долг заказчика по оплате выполненных работ составлял более 4 млрд руб., а условие по выплате заказчику премии наступило (общая стоимость работ превысила 10 млрд руб.) и, соответственно, созрел долг подрядчика по уплате заказчику премии в размере 400 млн руб., в связи с чем стороны заключили соглашения о зачете требований подрядчика по оплате работ и требований заказчика по выплате премии. Встречные обязательства сторон на сумму 400 млн руб. прекратились.

Полагая, что сделка заключена с намерением прикрыть другую сделку, а именно безвозмездное прекращение обязательств заказчика по оплате выполненных подрядчиком работ, подрядчик обратился в арбитражный суд с иском о признании соглашения недействительным. Подрядчик ссылался на то, что у него отсутствовало обязательство выплачивать 400 млн руб., а значит, прекращение встречного долга заказчика в этой части было безвозмездным.

Отказывая в удовлетворении требований, суды учли, что в ходе налоговой проверки генеральный директор подрядчика ссылался на заключение соглашения именно в целях укрепления деловых связей с заказчиком, получения преимущественного права на заключение договоров. Судами также учтено, что после заключения соглашения между сторонами значительно вырос оборот — заключено более 450 договоров на общую сумму более 5,9 млрд руб.

Суды не согласились с подрядчиком в квалификации соглашения как прощения долга, прикрывающего дарение, ввиду того, что выплата премии носила ретроспективный характер, и попутно указали, что «если в намерения кредитора вхо-

211

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2019

дило получение неких выгод от сделки, в том числе не имеющих непосредственно материального выражения, но могущих принести ему некие бонусы, прибыль, преференции и т.д., сделка не является дарением»17.

Скорее всего, руководствуясь этими суждениями, суды отказали бы в квалификации соглашения как дарения из-за отсутствия признака animus donandi18.

Вместе с тем отметим, что вопрос не такой однозначный. Можно предположить, что в большинстве случаев предприниматели, предоставляя подобные бонусы контрагентам, заранее закладывают их объем в стоимость товаров, работ или услуг. Следовательно, встречным предоставлением за такой бонус со стороны должника будет не столько призрачная надежда на будущие контракты, сколько уже выплаченные по договору денежные средства в виде разницы между стоимостью контракта без условия о бонусе и стоимостью контракта с такой договоренностью. В случае если суду удастся установить данное обстоятельство, следует прийти к выводу о возмездном характере отношений сторон.

Если же наличие встречного предоставления не будет установлено в ходе судебного разбирательства, то такой договор следует отнести к следующей категории — безвозмездным договорам без animus donandi.

1.4.2.Безвозмездные договоры без animus donandi, лежащие в основании прощения долга.

Вслучае если кредитор, прощая долг, не получает выгоды за счет должника, стоит квалифицировать договор, лежащий в основе прощения долга, как безвозмездный. Однако если поступок кредитора был обусловлен не желанием облагодетельствовать контрагента, а иными экономическими причинами (получением иного выигрыша, пусть и не за счет должника), то ввиду отсутствия animus donnandi это соглашение не может быть расценено как договор дарения.

Какие экономические мотивы могут подвигнуть кредитора простить долг?

1.4.2.1. Наиболее распространены в судебной практике ситуации, когда кредитор прощает часть долга должнику (как правило, в части штрафных санкций или процентов за пользование денежными средствами), намереваясь получить сумму основного долга без обращения к юрисдикционным способам защиты и, соответственно, без несения дополнительных издержек.

В п. 3 письма № 104 Президиум ВАС РФ указывает, что у кредитора отсутствует намерение одарить должника, если целью совершения сделки прощения долга являлось обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части без обращения в суд. ВАС РФ не утверждает, что отношения сторон в приведенной ситуации становятся возмездными. Напротив, поиск судом признака animus donandi в заключенном соглашении должен натолкнуть нас на мысль о том, что суд уже квалифицировал отношения сторон как безвозмездные (в противном случае установление намерения одарить было бы излишним).

17Постановление АС Северо-Западного округа от 22.03.2018 по делу № А56-45257/2016.

18Схожее дело и вывод суда см.: постановление АС Московского округа от 05.10.2018 по делу № А4111335/2018 (определением ВС РФ от 04.02.2019 № 305-ЭС18-24205 в передаче дела на пересмотр в Судебную коллегию по экономическим спорам ВС РФ отказано).

212

Обзор практики

Суды нижестоящих инстанций также приходят к выводу о том, что прощение долга в целях избежания судебных тяжб свидетельствует об отсутствии намерения одарить должника19.

1.4.2.2. Еще одним мотивом, исключающим квалификацию прощения долга как дарения, суды называют намерение обеспечить возврат суммы долга20.

В соответствии с п. 13 информационного письма Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 № 97 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с заключением, утверждением и расторжением мировых соглашений в делах о несостоятельности (банкротстве)» если частичное прощение долга имело целью восстановление платежеспособности должника и никаких доказательств, свидетельствующих о намерении кредитора одарить должника, нет, то такое прощение долга не может быть признано дарением21. При прощении долга с целью обеспечения возврата суммы задолженности в непрощаемой части считается, что у кредитора отсутствовало намерение одарить должника.

Несмотря на то, что данное разъяснение приводится для случаев заключения мировых соглашений в банкротстве, оно применяется судами повсеместно и при отсутствии у должника признаков несостоятельности. В такой ситуации можно говорить о стимулировании исполнения обязательства путем прощения долга под условием возврата большей его части, в том числе в рассрочку, что, по мнению ряда судов, исключает квалификацию отношений как дарения22.

Следует согласиться с таким подходом, поскольку отказ от части своих имущественных прав не обусловлено желанием одарить должника: в данном случае кредитором движет не щедрость, а собственное удобство; не animus donandi, а, как говорили римские юристы, «hoc ipsum, quod a lite disceditur, causa videtur esse»23.

19См., напр.: постановления АС Северо-Западного округа от 14.09.2015 по делу № А52-4299/2014; АС Восточно-Сибирского округа от 14.07.2016 по делу № А58-3295/2015; АС Северо-Кавказского округа от 05.07.2016 по делу № А32-5237/2015; АС Московского округа от 10.01.2019 по делу № А40-205729/2016.

20В отличие от ситуации, приведенной в п. 1.4.1.3 и посвященной возмездному договору, лежащему в основании прощения долга, под обеспечением здесь понимается не создание дополнительного источника для исполнения обязательства, а некая убежденность кредитора в том, что со снижением долговой нагрузки должник сможет исполнить обязательство.

21Вероятно, в силу наличия прямых разъяснений ВАС РФ у судов в делах о банкротстве не возникает сомнений, что в подавляющем большинстве случаев прощение части долга не имеет ничего общего с дарением. А потому судебное вмешательство в договорную свободу сторон если и происходит, то не с целью блокировать саму возможность прощать долг (как дарение), а чтобы защитить интересы всех кредиторов должника-банкрота. Например, в одном из дел суд установил, что мировое соглашение, направленное на прощение кредиторами 80% обязательств должника (при условии погашения должником 20% требований), не может рассматриваться как разумный компромисс между интересами должника и всех его кредиторов (см.: постановления АС Северо-Западного округа от 21.11.2018 по делу № А56-64589/2016, от 09.04.2019 по делу № А56-76970/2015; см. также: постановления АС Северо-Кавказского округа от 26.09.2018 по делу № А63-5945/2017; АС Московского округа от 08.04.2019 по делу № А40-29298/2018).

22См.: постановления АС Восточно-Сибирского округа от 16.01.2018 по делу № А33-3488/2016, от 14.02.2017 по делу № А58-3294/2015, от 16.11.2016 по делу № А58-3441/2015; АС Поволжского округа от 16.06.2016 по делу № А57-13406/2015; АС Северо-Западного округа от 12.08.2016 по делу № А56-70859/2015, от 18.12.2018 по делу № А56-9529/2017; АС Московского округа от 17.11.2015 по делу № А40-165588/14, АС Северо-Кавказского округа от 20.02.2017 по делу № А53-4443/2016; АС Западно-Сибирского округа от 09.04.2019 по делу № А02-913/2018.

23«Если был спор, то самое, из-за чего от спора отказываются, представляется его причиной» (L. 65 § 1 D. de cond. Ind. (12,6) — L. 1 D. de transact. (2,15)).

213

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2019

1.4.2.3. Третьим мотивом, обусловливающим частичное прощение долга, может стать признание оставшейся задолженности должником.

В одном из дел суды трех инстанций пришли к выводу, что стимулирование должника в виде прощения 3 млн руб. в обмен на признание долга в размере 24 млн руб. и скорейшее его возвращение не исключает возможности квалификации такого соглашения как дарения. Суд указал, что «признание должником уже существующего долга, подтвержденного первичными документами, с обязательством погашения его в течение определенного периода не может быть признано встречным предоставлением»24.

На наш взгляд, вывод суда поспешен. Очевидно, что признание долга в определенных случаях будет создавать для кредитора определенные преференции. Так, если речь идет о долге, срок исковой давности по взысканию которого уже истек, то его письменное признание со стороны должника в силу указания п. 2 ст. 206 ГК РФ переведет обязательство из ранга натуральных (obligatio naturalis) в исковые. Дебиторская задолженность, возможность принудительного взыскания которой не утрачена, при прочих равных обладает большей стоимостью. Кроме того, сам факт признания долга значительно облегчит для кредитора доказывание в суде наличия спорной задолженности. И уже поэтому, на наш взгляд, соглашение о частичном прощении долга в обмен на его признание не может считаться дарением: кредитор преследует свои интересы, а не намеревается одаривать должника (в противном случае прощение долга не было бы обусловлено его признанием).

1.4.2.4. Рефинансирование кредита, сопровождающееся списанием части процентов и неустоек, также должно сопровождаться выяснением мотивов сделки со стороны кредитной организации. В большинстве случаев, по нашему мнению, такое рефинансирование не может быть признано дарением.

Однако в одном из дел Арбитражный суд Уральского округа признал дарением рефинансирование банком задолженности заемщика путем выдачи ему нового кредита на погашение старого. Суд констатировал, что «новый кредит получен должником на более выгодных только для него условиях и поэтому не связан с получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству (банк лишился процентов за пользование кредитом и выдал новый кредит на сопоставимую сумму на такой же срок под меньшие проценты); т.е. подтверждено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга по уплате процентов в качестве дара»25.

Вместе с тем суд не учел, что, рефинансируя задолженность, банк преследует и собственные интересы: сохраняет клиента, который, вероятно, в обратном случае мог досрочно погасить кредит, найдя рефинансирование в другом банке (при наличии у него такой возможности), избегает дополнительных расходов, связанных с увеличением резервов на возможные потери (размер отчислений в Центральный банк РФ по ненадежным кредитам может достигать 100% от их суммы26). Эти вопросы как минимум достойны обсуждения.

24Постановление АС Западно-Сибирского округа от 18.04.2017 по делу № А81-3271/2015.

25Постановление АС Уральского округа от 28.05.2018 по делу № А47-347/2017.

26См.: п. 3.11 Положения о порядке формирования кредитными организациями резервов на возможные потери по ссудам, ссудной и приравненной к ней задолженности (утв. Банком России 28.06.2017 № 590-П).

214

Обзор практики

1.4.3.Безвозмездные договоры с animus donandi, лежащие в основании прощения долга (собственно дарение). В том случае, если будет установлено, что отношения сторон носят безвозмездный характер и, кроме того, сторона, прощающая долг, не имеет иных, экономических мотивов совершения сделки, стоит признать, что прощение долга осуществлено во исполнение договора дарения.

Отметим лишь, что само по себе выделение в договоре дарения мотива — animus donandi — спорно. Однако этот вопрос не является предметом нашего исследования, а потому лишь констатируем, что, если следовать выработанным ВАС РФ и ВС РФ критериям квалификации договора как дарения, только незначительная часть соглашений о прощении долга между юридическими лицами действительно окажется под угрозой оспаривания по ст. 575 ГК РФ.

1.5.На основании проведенного анализа судебной практики можно сделать вывод о том, что большинство судов вслед за ВАС РФ допускают возможность признания прощения долга дарением при условии установления (а) безвозмездности отношений и (б) намерения кредитора одарить должника. Но зачастую суды допускают ошибку, смешивая эти два признака дарения.

Куда более существенным недостатком нам видится нежелание судов задаваться вопросом о том, как в принципе могут соотноситься институты общей (прощение долга) и особенной части (дарение) ГК РФ.

Пытаясь сравнить конструкции, ВАС РФ подразумевает, что прощение долга и дарение — явления одного порядка. Вместе с тем прощение долга представляет собой способ прекращения обязательства, в то время как дарение — договорную форму, в рамках (на основании) которой может происходить прощение долга. Уже поэтому они не могут соотноситься как вид и род (вид не обладает чертами, присущими родовой категории).

Наиболее аргументированной представляется позиция, согласно которой «дарение может лежать в основании прощения долга, определять хозяйственную цель, которую желают достичь стороны»27. Иными словами, само по себе заключение соглашения о прощении долга, соглашения о реструктуризации является реализацией ранее достигнутых договоренностей сторон, природа которых может быть различной: дарение, иной безвозмездный или возмездный договор. И именно эти отношения должны оцениваться судами с точки зрения возмездности/безвозмездности28 и наличия в них признака animus donandi. Если взамен на прощение долга или части долга кредитор получает некую имущественную выгоду за счет должника, то такой договор не является дарением, ибо он не безвозмездный. Если же встречного предоставления нет, но кредитор все равно получает некий выигрыш от прощения долга (пусть и не за счет должника) и прощает долг ввиду получения этого выигрыша, то договор безвозмездный, но дарением не является в силу отсутствия animus donandi. Но если прощение долга совершалось кредитором не с целью получить некое встречное предоставление (т.е. выигрыш за счет должника)

27Павлов А.А. О прощении долга как способе прекращения гражданско-правовых обязательств // Университетские научные записки. 2007. № 1. С. 100.

28Само по себе прощение долга не может быть возмездным или безвозмездным, поскольку данная характеристика применима к обязательственным договорам, но не распорядительным сделкам. Подробнее см.: Симолин А.А. Указ. соч. С. 6–12.

215

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2019

или иной выигрыш (пусть и не за счет должника), то остается признать, что такое прощение носило благотворительный характер и совершалось из симпатии, благорасположенности к должнику, т.е. имелся animus donandi, а сам договор, во исполнение которого осуществлялось прощение долга, следует признавать дарением.

Необходимо уточнить, что при квалификации таких отношений сторон следует принимать во внимание размер получаемой имущественной или иной выгоды кредитора. Если она будет ничтожно мала по сравнению с размером прощаемого долга, надлежит квалифицировать договоренности сторон как вытекающие из договора дарения.

Так, ни у кого не возникает сомнений, что внешне возмездный договор, по которому одна сторона передает попугайчика, а другая делает встречное предоставление в виде 1 коп., является договором дарения. Встречное предоставление чересчур мало

ивызвано иными, нежели желание компенсировать потери контрагента, соображениями (народная примета), а потому это никак не влияет на гражданско-правовую квалификацию договора между сторонами. Здесь в полной мере должны работать правила о притворности сделок (ст. 170 ГК РФ). Равным образом должен решаться

ивопрос с признанием договора, по которому кредитор обязуется простить долг, дарением. Следует предполагать, что ничтожный по объему выигрыш кредитора не является тем фактором, который обусловил вступление кредитора в спорные правоотношения, а, следовательно, договор носит благотворительный характер.

Вместе с тем надо быть готовым к тому, что в большинстве случаев выгода кредитора хотя и будет значительно не соответствовать размеру прощаемого долга, тем не менее не позволит так однозначно констатировать наличие намерения облагодетельствовать контрагента. Например, при прощении долга на 100 кредитор получает выгоду на 20. Как и в случае с обычной куплей-продажей со значительным дисконтом, правопорядку в целом и судам в частности придется столкнуться с проблемой квалификации такого рода соглашений. Вероятно, должна действовать презумпция отсутствия animus donandi в подобных ситуациях (по аналогии с презумпцией возмездности любых договоров в соответствии с п. 3 ст. 423 ГК РФ)29.

2.Прощение долга и отказ от иска

Всилу ч. 2 ст. 49 АПК РФ, ч. 1 ст. 39 ГПК РФ истец вправе до принятия судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, отказаться от иска полностью или частично.

Процессуальные последствия отказа от иска недвусмысленно закреплены в законе: истец утрачивает право на повторное обращение за судебной защитой своего

29Так, в споре о признании недействительным соглашения, по условиям которого при получении кредитором долга в размере 2 190 741,80 руб. оставшаяся сумма задолженности в размере 5 251 202,24 руб. признается сторонами невозмещаемой, суд пришел к выводу, что «в соответствии с требованиями ст. 65 АПК РФ, доказательства того, что сделка имеет безвозмездный характер и должна быть квалифицирована как дарение, обязана представлять сторона, настаивающая на данном доводе» (постановление Пятого ААС от 13.05.2019 по делу № А51-20185/2018; аналогичную позицию см.: постановление Восемнадцатого ААС от 26.03.2019 по делу № А76-24623/2018).

216

Обзор практики

материального интереса (п. 4 ч. 1 ст. 150 АПК РФ, п. 2 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ). Однако может возникнуть вопрос о том, что происходит с самим материальным требованием кредитора к должнику. Он становится более острым в случае, если отказом от иска затрагиваются интересы третьих лиц. Так, рассматривая вопрос о прекращении прощением долга акцессорного обязательства поручителя после отказа кредитора от иска к основному должнику, суды единогласно пришли к выводу, что «отказ от иска предполагает не отказ от субъективного гражданского права, а отказ от защиты этого права в юрисдикционной форме, в силу чего субъективное право не может быть осуществлено при помощи принудительной силы государства… Отсутствуют основания, определяющие прекращение обязательств в материальноправовом смысле. Соответственно, право требования к поручителям также следует признать сохраненным и действующим»30.

Другой суд, нисколько не сомневаясь, указывает, что способы прекращения обязательства поименованы в главе 26 ГК РФ: «Указанный перечень является исчерпывающим и не содержит такого основания прекращения обязательства, как отказ от иска». Несмотря на то, что данный аргумент суда ошибочен, поскольку в силу п. 1 ст. 407 ГК РФ обязательства прекращаются по основаниям, предусмотренным ГК РФ, другими законами, иными правовыми актами или договором, последующие рассуждения суда стоит поддержать: «Прощение долга предполагает наличие четко выраженного волеизъявления кредитора освободить должника от исполнения гражданско-правовой обязанности. Кредитор либо объявляет в однозначной форме об этом, либо совершает действия, определенно свидетельствующие об отказе от соответствующего права требования без намерения сохранить за собой это право в какой-либо части»31.

Само по себе заявление об отказе от иска направлено исключительно на прекращение судебной тяжбы и в отсутствие указания на обратное не прекращает материальных прав32.

Как справедливо указывает Арбитражный суд Восточно-Сибирского округа, «отказ от иска может быть обусловлен самыми различными обстоятельствами и мотивами, как то: добровольное удовлетворение ответчиком требований истца; утрата интереса к судебному рассмотрению спора; нежелание дальнейшего использования механизмов судебной защиты; прощение долга полностью или в части; в результате оценки возражений ответчика относительно обоснованности предъявленных требований и судебных перспектив рассмотрения дела, в том числе таких последствий, как возложение на истца расходов по государственной пошлине и отказ во взыскании судебных расходов в соответствующей части и т.д.»33.

30Постановление Тринадцатого ААС от 07.08.2013 по делу № А56-58327/2010.

31Постановление Пятнадцатого ААС от 09.08.2012 по делу № А32-8211/2011; аналогичную позицию см.: постановление Восемнадцатого ААС от 13.07.2018 по делу № А76-1178/2018.

32См.: постановление АС Западно-Сибирского округа от 28.03.2017 по делу № А27-25564/2015. Интересно, что в другом деле этот же суд пришел к обратному выводу: «По своей правовой природе отказ от обоснованного иска в материально-правовых отношениях означает прощение долга или значительную скидку по нему» (постановление АС Западно-Сибирского округа от 31.07.2018 по делу № А27-22402/2015).

33Постановление АС Восточно-Сибирского округа от 26.07.2018 по делу № А19-26292/2017.

217

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2019

В связи с этим, на наш взгляд, прощение долга и отказ от иска, будучи институтами материального и процессуального права, обоснованно не отождествляются судами.

Указанное ни в коей мере не отрицает тот факт, что отказ от иска может быть следствием динамики материально-правовых отношений сторон. Причиной, по которой истец отказывается от своих требований в суде, может являться прекращение спорного требования (исполнение обязательства, зачет, новация, прощение долга и т.д.). В таком случае обстоятельство, послужившее основанием для прекращения требования, может выступать некоей каузой совершения процессуального распорядительного действия.

Вместе с тем эта кауза иррелевантна для решения судом вопроса о допустимости отказа от иска, поскольку единственными условиями его совершения являются соответствие закону и соблюдение прав других лиц (ч. 5 ст. 49 АПК РФ). Именно отказ от иска, влекущий самостоятельные правовые последствия, о которых говорилось выше, выступает предметом оценки суда.

Иными словами, суд при принятии отказа от иска и прекращении производства по делу не вдается в подробности, прекратилось ли спорное право требования, от реализации которого в юрисдикционном порядке отказывается сторона: отказ от иска возможен как при прекращении материального права, так и при его сохранении. Однако в последнем случае спорное право не прекращается, а становится натуральным (obligatio naturalis), не подлежащим исковой защите. В то же время следует признать, что с точки зрения практических последствий такой итог фактически идентичен последствиям прощения долга.

Дел, в которых бы суды не приняли отказ от иска при споре между коммерсантами со ссылкой на запрет дарения (ст. 575 ГК РФ), найти не удалось.

3.Прощение долга и отказ от права

Входе реформы гражданского законодательства положения ГК РФ были дополнены п. 6, 7 ст. 450.134, посвященными отказу от осуществления прав по договору. Сторона, отказавшаяся от осуществления права, в последующем не может осуществлять его по тем же основаниям. Считается, что право в таком случае прекращается35.

Ввиду того, что и прощение долга влечет прекращение материального права, возник далеко не схоластический вопрос о соотношении ст. 415 и п. 6, 7 ст. 450.1 ГК РФ. Отказ от права представляет собой одностороннюю сделку, в то время как

34Федеральный закон от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации».

35Например, постановление АС Московского округа от 20.09.2018 по делу № А40-227993/2017: «В соответствии с пунктом 6 статьи 450.1 Гражданского кодекса Российской Федерации отказ от осуществления права по договору влечет прекращение этого права. Следовательно, пункт 6 статьи 450.1 Гражданского кодекса Российской Федерации представляет собой исключение из общего правила, закрепленного в пункте 2 статьи 9 Гражданского кодекса Российской Федерации, в силу которого отказ граждан и юридических лиц от осуществления принадлежащих им прав не влечет прекращения этих прав».

218

Обзор практики

прощение долга придает юридическое значение воле должника: он вправе нивелировать эффект от уведомления кредитора о прощении долга, направив последнему соответствующие возражения (п. 2 ст. 415 ГК РФ).

В литературе в целях избежания коллизии между нормами предлагается распространять положения ст. 450.1 ГК РФ только на преобразовательные права (отказ от договора, зачет и т.д.), а к отказу от права на истребование долга применять специальные положения из главы ГК РФ, посвященной прекращению обязательств, — ст. 41536. Возможно, такой же позиции придерживаются отдельные суды, намеренно или случайно употребляющие в судебных актах между словами «отказ от права» и «прощение долга» разделительный союз «или»37.

Вместе с тем положения п. 6, 7 ст. 450.1 ГК РФ не конкретизируют перечень договорных прав, об отказе от которых идет речь в данной статье. Следовательно, она распространяется на любые права, основанием возникновения которых являлся договор. В связи с этим при условии признания прощения долга односторонней сделкой формальные препятствия для признания его видом отказа от права и вовсе отсутствуют38, 39.

Такой позиции придерживается большинство российских судов, указывающих, например, что «волеизъявление истца на неприменение к ответчику штрафных санкций по договору подряда следует расценивать как прощение долга, а именно: отказ от осуществления права на предъявление неустойки»40. Однако стоит признать, что при таком подходе институт прощения долга автоматически становится недоступным для лиц, не осуществляющих предпринимательскую деятельность (в первую очередь для граждан): в силу прямого указания п. 6 ст. 450.1 ГК РФ отказаться от осуществления прав по договору может только коммерсант.

Такое толкование закона приводит к абсурдной ситуации: с одной стороны, по договору дарения гражданин может обязаться перед должником освободить последнего от имущественной обязанности (п. 1 ст. 572 ГК РФ), но, с другой стороны, такой «даритель» не сможет фактически исполнить свое обязательство (осуществить распорядительную сделку — простить долг по ст. 415 ГК РФ) в условиях, когда какие-либо запреты и ограничения на такую сделку в ст. 575 ГК РФ отсутствуют.

36См.: Договорное и обязательственное право: постатейный комментарий к ст. 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации. М., 2017. С. 1092 (автор комментария к ст. 450.1 ГК РФ — А.Г. Карапетов).

37См., напр.: постановления Пятнадцатого ААС от 17.01.2016 № А32-8313/2015; Второго ААС от 29.06.2018 по делу № А17-5428/2017.

38См.: Саркисян А.В., Новосельнов Д.А. Об отказе от права и его последствиях // Вестник экономического правосудия РФ. 2017. № 4. С. 121.

39Стоит отметить, что в английском правопорядке прощение долга признается разновидностью отказа от права. Подробнее см.: Ewart J.S. Waiver Distributed among the Departments: Election, Estoppel, Contract, Release. London, 1917. P. 42.

40Постановление Восьмого ААС от 28.04.2014 по делу № А75-8907/2013. Аналогичную позицию см.: апелляционное определение Санкт-Петербургского суда от 11.02.2014 по делу № 33-1297/2014; решение АС Ханты-Мансийского автономного округа — Югры от 27.05.2014 по делу № А75-11066/2013; постановление ФАС Северо-Западного округа от 17.09.2013 по делу № А56-38541/2010.

219

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2019

Кроме того, может возникнуть вопрос о сохранении у должника права возразить против прощения долга по п. 2 ст. 415 ГК РФ. Ввиду отсутствия в п. 6 ст. 450.1 ГК РФ регулирования на сей счет п. 2 ст. 415 ГК РФ должен применяться как специальная норма. Но в таком случае придание юридического значения воле должника исключает квалификацию отказа от осуществления права как односторонней сделки.

Иными словами, встречающийся подход судов, не разграничивающих прощение долга и отказ от реализации права (будь то намеренная их позиция или случайное словоупотребление), может повлечь существенное количество практических проблем и необоснованное ограничение прав граждан на использование ст. 415 ГК РФ.

4. Прощение долга и обязательство воздержаться от совершения определенных действий (pactum de non petendo)

Pactum de non petendo представляет собой соглашение, устанавливающее негативное обязательство, в рамках которого кредитор принимает на себя обязанность не заявлять в суд требование о взыскании долга. В отличие от прощения долга, такое соглашение не влечет прекращения материальных прав, но (а) может повлечь взыскание с кредитора убытков и (или) неустойки в случае подачи им иска к должнику в нарушение такого обязательства и (б) теоретически может повлечь отказ в его защите в случае заявления ответчиком (должником) возражения (exceptio pati) перед судом (в отсутствие заявления иск подлежит удовлетворению)41.

Данный институт был известен еще римскому праву. Так, Ульпиан (D.2.15.2) говорил, что «окончить спор миром можно не только применением аквилиевой стипуляции, но и на основании заключенного соглашения о непредъявлении требования».

Иногда считается, что в силу принципа, согласно которому в случае отсутствия ясности должен предполагаться меньший правовой эффект от волеизъявления правообладателя, любые соглашения сторон, из которых однозначно не явствует намерение кредитора прекратить обязательство должника прощением долга, следует квалифицировать как негативные обязательства — pactum de non petendo42, 43.

41В то же время в англо-американской системе допускается условие договора, предполагающее обещание или обязательство не подавать иск (covenant not to sue); обязательство не подавать иск без каких-либо ограничений равносильно прощению долга (release) и влечет лишение кредитора права. Подробнее см.: Бойко Т.С. Отказ от права и воздержание от осуществления права: российский и англо-американский подходы // Закон. 2012. № 3. С. 133–145.

42См.: Павлов А.А. Прощение долга // Сб. ст. к 55-летию Е.А. Крашенинникова / отв. ред. П.А. Варул. Ярославль, 2006. С. 119.

43При рассмотрении одного дела суд, оценивая доводы должника, отметил, что тот факт, что при расторжении договоров стороны не имели друг к другу претензий, не мог быть положен в основу отказа в иске о взыскании задолженности, поскольку волеизъявление истца в виде прощения долга по начисленной неустойке должно было явно следовать из текста соглашений, а таковое отсутствует (см.: постановление АС Центрального округа от 03.12.2018 по делу № А84-4507/2017; аналогичную позицию см.: постановления АС Уральского округа от 20.07.2018 по делу № А07-25447/2017, от 14.02.2019 по делу № А07-12658/2018). Вместе с тем суд фактически уклонился от иной квалификации (кроме как прощение долга) таких договоренностей сторон.

220