Кондратьев н.Л.

Избранные сочинения / Ред. колл. Л.И. Абалкин и др.- Сост. В. М. Бондаренко, В. В. Иванов, С. Л. Комлев и др. — М.: Экономика, 1993. — 543 с. — (Экон. наследие) — ISBN 5-282-01499-8

(стр.84-115)

Основные учения о законах развития общественной жизни

1. Понятие закона1 и его разновидности

По своему содержанию законы мира неорганического, органическо­го и социального глубоко различны. Нельзя говорить о физических законах Ньютона, Архимеда применительно к социальному миру как таковому. В этом различии законов raison d^tre автономных физико-химических, биологических и социальных наук. Но по своей логической природе закон един, потому что познавательная функция его всюду одна и та же. Вот почему можно говорить о по­нятии закона вообще, не прилагая всякий раз определения "социа­льный". Вот почему такое отношение к закону мы находим и у вид­нейших мыслителей прошлого и нашего времени.

Закон как родовое понятие, взятое вне зависимости от природы "подзаконных" объектов, есть формула единообразной связи явле­ний материальных, психических, социальных или идеальных. Та­ким образом, понятию закона присущи два элемента. Во-первых, элемент связи явлений, во-вторых, элемент единообразия этой связи, что указывает на повторяемость в комбинациях явлений, о законе которых идет речь. Понятие связи употребляется здесь, ко­нечно, в широком смысле. Во всяком случае, это понятие шире, чем понятие причинности. Связь может быть и не причинной, а чисто идеальной, как, например, в законах математики. Можно ут­верждать, что указанные два элемента понятия закона, при всех разногласиях в других вопросах, принимаются большинством мыс­лителей. Это мы докажем, если приведем ряд выдающихся опреде­лений закона. Милль, определяя закон, говорит: "Различные еди­нообразия, когда они обнаружены тем, что признается достаточ­ным наведением, мы называем, на обыкновенном языке, законами природы"² . Rumelin в иных терминах указывает на те же два эле-

[84]

мента. Он говорит: "Закон есть выражение для элементарного, по­стоянного образа действия сил, признаваемого во всех единичных случаях за основную форму"³ . Rumelin говорит здесь, правда, о си­лах, а не о явлениях в широком смысле. Поэтому его определение не подошло бы к идеальным законам. Но это объясняется тем, что он имеет в виду только специальный вид законов, а именно законы природы и общества. Зиммель определяет закон следующим обра­зом: "Законом события вообще можно назвать положение, согласно которому совершение известных фактов безусловно, т.е. всегда и везде имеет своим следствием совершение и некоторых других⁴ . Нетрудно видеть, что и здесь налицо отмеченные нами выше два элемента. Наконец, понимание закона В.Вундтом также подтверж­дает нашу мысль. Определение Вундта гласит: "Научный закон есть формула, выражающая правильную связь логически самосто­ятельных факторов, которая прямо или косвенно указывает на их причинную или логическую зависимость" (Wundt. Logik. 8, III, 128)⁵ .

Указав конститутивные элементы понятия закона, которые, по-видимому, в той или иной форме признаются большинством тео­ретиков, перейдем к выяснению основных разновидностей закона. Можно наметить две главные, логически возможные разновидно­сти: это законы абстрактные (основные) и законы эмпирические (производные, конкретные)⁶ . Принципом разделения здесь служит характер связи между явлениями, на которую указывает закон. Ес­ли эта связь будет настолько строгого характера, что мы имеем на­учно обоснованное право утверждать: за явлениями А и В при тож­дественных условиях всегда следуют явления С и D, то перед нами будет абстрактный закон. Если же такого права мы не имеем и ут­верждаем связь явлений на основании лишь наличного опыта, тог­да в нашем распоряжении будет закон эмпирический. Итак, ударе­ние должно быть поставлено здесь на том, что связь, утверждаемая абстрактным законом, обладает безусловно необходимым характе­ром. В эмпирическом законе она таковым не обладает. Мы подчер­киваем это, потому что очень часто абстрактность закона понима­ют в том смысле, будто им утверждается не только необходимый характер связи, но и то, что этот закон вечно обнаруживается в дей-

[85]

ствительности. На этом основании утверждают, что законы соци­альные не могут быть абстрактными, потому что история челове­чества изменчива и не вечна⁷ . Выходит так, что законам социаль­ным отказывают в необходимом характере лишь потому, что они не могут быть столь "долговечными" и "седовласыми", как законы естественных наук. Но такой взгляд обнаруживает игнорирование в законе того, что собственно и определяет его, игнорирование идеа­льно-логической природы закона. Такой взгляд, ставящий логику в зависимость от времени, доказывает старое неумение разграничить ее от психологии⁸ . Взгляд этот в основе своей проникнут скепти­цизмом. Но этот скептицизм проистекает не из гносеологических оснований — в этом случае он был бы законный, а из ошибки в ис­ходном положении. Эта ошибка состоит в том, что относитель­ность бытия, его изменчивость переносят на знание (закон) и на этом основании отказывают социальному закону в присущей ему логической и необходимой значимости⁹ . Между тем правильное понимание природы логики должно привести к заключению, что закон утверждает только необходимый характер связи между явле­ниями, но отнюдь не временную необходимость самой этой связи, т.е. ее наличность. Если есть A, то необходимо есть и В. Вот что ут­верждает абстрактный закон. Но есть ли в действительности А — этого вопроса он не касается¹⁰ .

Отсюда характерным признаком первого типа законов является суждение условной формы: если дано А, то явится и В. Характер­ным признаком второго типа служит суждение категорическое: А есть¹¹ . Но почему, на каком основании А есть В — на этот вопрос эм­пирический закон ответа не дает. Отсюда станет понятно то опреде­ление эмпирического закона, которое дает Милль, впервые ясно развивший взгляд на различие абстрактных (основных) и эмпири­ческих (производных) законов. Он говорит: "Эмпирический закон есть наблюденное единообразие, о котором предполагается, что оно разложимо на простейшие законы, но которое еще не разложено на них¹² .

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на харак­теристике и выяснении познавательного значения той и другой ка­тегорий законов. Однако позволим себе сделать несколько допол­нительных замечаний. Прежде всего укажем, что указанное деле-

[86]

ние не может быть приложено к наукам, которые не имеют дела с опытом, например к математике, потому что здесь идет речь иск­лючительно об идеальном, а не опытно-точных законах¹³ . Таким образом, установленное выше деление законов имеет приложение исключительно к знанию фактического характера. К проблемам об­ществоведения оно, конечно, приложимо.

Отличительной чертой законов абстрактных и эмпирических, далее, служит различие в степени их точности. В идеале абстракт­ные законы абсолютно точны. Но, как всякий идеал, абсолютная точность не есть факт. Строго говоря, все наше фактическое знание лишь вероятно¹⁴ . Но вероятность абстрактных законов неизмеримо выше, чем вероятность эмпирических законов. Высота вероятно­сти первых в каждое данное время соответствует вполне наличной системе наших знаний. Пробным логическим критерием абстракт­ных законов служит то, что при наличной системе знаний они ка­жутся нам достоверностью.

Чем же объясняются необходимый характер связи и высшая точность абстрактных законов? Большинство мыслителей объяс­няют ее тем, что абстрактные законы выражают собой причинную и, следовательно, необходимую связь между явлениями. Разло­жить комплекс явлений на составляющие их элементы и устано­вить между этими элементами причинную связь для них и значит открыть абстрактный закон. Поскольку же мы устанавливаем связь между целыми комплексами, мы не можем говорить о причинной связи и достигаем лишь эмпирических законов. Итак, большинст­во отождествляют абстрактный закон с причинной связью. Риккерт также принадлежит к этой группе. Но он провел свой анализ даль­ше. Риккерт различает историческую, индивидуальную, а следова­тельно, не подводимую под закон и естественно-научную, всегда выражающую каузальный закон, причинную связь¹⁵ . От той и другой он отличает высшее понятие, понятие принципа причин­ности. Отсюда вытекает, что причинность не всегда предполагает закон природы, наоборот, закон природы немыслим вне причинно­сти. Таким образом, хотя Риккерт и обосновывает закон природы на понятии причинности, но не отождествляет их вполне. Только принцип причинности, рассматриваемый под естественно-науч­ным аспектом, встает перед нами как закон природы.

Понятие причинной связи не отождествляют с законом также Спенсер, Ксенополь и Эйленбург. Особенно подчеркивает это Ксенополь. "Закон, — говорит он, — излагает, как возникает явление, а

[87]

причина объясняет, почему оно возникает именно так" ¹⁶ . Ксенополь признает только точные законы. И мы видим, что, хотя он и не отождествляет причинную связь с законом, но обоснование зако­на, его необходимость ищет все-таки в причинной связи. Эйленбург разделяет понятие причинной связи и закона только потому, что находит туманным понятие причинности и заменяет его поня­тием функциональной связи. Закон для него и есть выражение функциональной связи явлений¹⁷ . Так же рассуждал бы и Мах. В существе дела это мало меняет картину. Понятие функциональной связи не есть отрицание причинности, а просто попытка освобо­диться от того метафизического оттенка, который связан с предс­тавлением о причинах, и особенно о конечных причинах. В том и другом понятии утверждается все-таки необходимая связь явле­ний, и закон будет обязателен лишь тогда, когда выразит эту необ­ходимую связь. Таким образом, мы получаем вывод, что необходи­мый характер связи явлений, выражаемой в абстрактном законе, проистекает из того, что в основе закона лежит причинная или функциональная связь явлений. В этом сходятся все авторы. Но к этому необходимо еще прибавить то различие индивидуальной и естественно-научной каузальности, которое особенно ясное разви­тие получило от Риккерта и его последователей. В таком случае приходится отказаться говорить о тождестве причинной (функцио­нальной) связи закона. Точнее будет выражение, что закон находит свое обоснование в принципе причинности (функциональности).

Совершенно ясно, что характер необходимости, которым обла­дает абстрактный закон, в гносеологическом отношении ставит его неизмеримо выше закона эмпирического. Но мы сейчас отметим новую черту в том и другом, которая представит их взаимоотноше­ние до некоторой степени в обратном виде. Причем это будет иметь особенное значение для законов развития. Абстрактный за­кон, как мы знаем, говорит: если есть, было и будет А, то есть, было и будет В. И только. По отношению к прошлому и настоящему он дает нам могучее орудие понять действительность и воздейство­вать на нее. Но по отношению к будущему, о чем неизбежно гово­рят законы развития, значение абстрактного закона сильно падает, потому что в нашем распоряжении нет никаких данных утверж­дать, что А будет или что оно не будет. Наоборот, эмпирический за­кон в категорической форме и определенно указывает, что именно будет. Эмпирический закон, говорилось выше, основан лишь на обобщении из непосредственного опыта, и мы не можем полагать­ся на его необходимость. Но если опыт, лежащий в основании эм­пирического закона, будет очень устойчивым и частным, то этот закон получает колоссальное познавательное значение и служит

[88]

могучим орудием предвидения. В этом отношении он становится выше абстрактного закона. Таковы устойчивые обобщения биоло­гии о стадиях развития организма, астрономии — о смене дня и но­чи о смене времен года и т.д.