§ 2. Франция в iх-хi вв.

Возникновение Французского королевства. Начало Французско­му королевству положил Верденский договор 843 г., по которому Франкское государство было поделено между сыновьями Людо­вика Благочестивого (см. гл. 4). После смерти Лотаря в 855 г. его королевство распалось: старшему из его сыновей, Людовику, унас­ледовавшему императорский титул, досталось королевство Ита­лия, второму, Карлу, – Юго-Восточная Галлия, составившая ко­ролевство Прованс (в дальнейшем Бургундия, или Арелат), млад­шему, Лотарю, – области между Северным морем и Вогезами – так называемая Лотарингия (впоследствии это название закрепи­лось лишь за землями в верховьях Мааса и Мозеля). Территория бывшего Франкского государства продолжала мыслиться как об­щее достояние потомков Карла Великого, поэтому смерть кого-то из них, как правило, влекла за собой перекройку границ, вре­менные объединения и новые разделы. Чаще всего яблоком раз­дора становилась Лотарингия – средоточие родовых поместий Каролингов, где своя династия не сложилась. Поделенная в 870 г. между Карлом Лысым и Людовиком Немецким по Мерсенскому договору, она вскоре была восстановлена в прежних границах и в течение нескольких десятилетий переходила из рук в руки, но в конце концов вошла в состав Восточно-Франкского королевства на правах племенного герцогства. Западно-Франкское королевст­во, или, как оно стало со временем называться, Франция, верну­лось к границам 843 г. и оставалось в их пределах до конца XIII в.

В этническом отношении Французское королевство представ­ляло собой довольно сложное образование. На крайнем юго-за­паде страны, в Гаскони, проживали баски, на крайнем северо-западе, в Бретани, – кельты, на севере, во Фландрии, – германоязычные фламандцы. В начале X в. земли в низовьях Сены за­хватили норманны. Остальная территория была романоязычной, но занимали ее две народности: северофранцузская и южно-фран­цузская, или провансальская. Условная граница между ними про­ходила примерно по линии Пуатье – Лион. Население Испан­ской марки в основном составляли близкие по языку и культуре к провансальцам предки нынешних каталонцев.

Центр политической жизни королевства традиционно находил­ся на северо-востоке страны. Постоянной столицы еще не было, королевский двор переезжал с места на место, чаще всего задер­живаясь в Лане, а с конца X в. – в Париже. Управление удален­ными областями было возложено на графов (comites) и их замес­тителей – виконтов (vicecomites). До середины IX в. они остава­лись государственными чиновниками. Борясь с сепаратизмом и местничеством, Каролинги старались назначать их наместниками в районы, где у тех не было имений, и при этом почаще менять их местами, но иногда (особенно на юге) были вынуждены при­влекать к управлению и старую местную аристократию. Другим средством держать графов и виконтов в узде служили периодические наезды из центра так называемых государевых посланцев – ревизоров, третейских судей, глашатаев и т.д. Однако по мере того как графы и виконты обзаводились на вверенных им территориях вассалами и землями (в первую очередь благодаря установлению родственных связей с местной знатью), они все больше превра­щались из простых исполнителей монаршей воли в наделенных публичной властью феодалов. Постепенное врастание их в фор­мирующиеся на местах феодальные структуры, наряду с расши­ряющейся практикой раздачи иммунитетных привилегий, затрудняло деятельность государевых посланцев, подрывало основы той относительно централизованной государственности, которая су­ществовала при Карле Великом и Людовике Благочестивом.

Отправляясь в 877 г. в поход за Альпы, Карл Лысый был вы­нужден согласиться на то, чтобы должности и другие бенефиции тех его вассалов, которые не вернутся из похода, наследовали их сыновья. Закрепивший это решение Кьерсийский капитулярий оказался важным шагом на пути признания наследственного ха­рактера государственных должностей и других государевых пожа­лований. Принцип наследственности бенефициев (принятие которого знаменовало превращение их в феоды) утверждался посте­пенно и стал само собой разумеющимся лишь к концу X в.

С конца IX в. династия Каролингов правила лишь номинально. Реальная власть находилась в этот период в руках кого-либо из наиболее влиятельных северофранцузских феодалов, обычно гра­фа Парижского из рода Робертинов, отличившихся в борьбе с норманнами. С пресечением в 987 г. династии Каролингов маг­наты возвели на трон представителя именно этого рода, к тому времени также несколько утратившего былое могущество, – Гуго Капета (такое прозвище было ему дано по названию излюблен­ного головного убора). Его потомки – Капетинги – правили стра­ной до 1848 г. (с перерывами в конце XVIII – начале XIX в.). Политическая чехарда, вызывавшая помимо всего прочего нару­шение вассально-ленных обязательств, слабость и нерадивость большинства преемников Карла Лысого (ум. в 877 г.) немало со­действовали падению авторитета королевской власти. Смена ди­настии нанесла ему новый удар, поскольку во многих районах, особенно на юге, Капетинги были признаны далеко не сразу, а главное, формально.

Наиболее сильными центробежные тенденции были в окраин­ных районах с нероманским в большинстве своем населением. Неудивительно поэтому, что уже в начале X в. Гасконь (состав­лявшая в дальнейшем одно целое с Гиенью), Бретань, Норман­дия, в меньшей степени Бургундия оказались фактически незави­симыми. Особый статус этих земель получил отражение в титулатуре их правителей – герцогов. С властью короля всерьез считались только на северо-востоке, но и здесь ему противостояло несколь­ко крупных вассалов, из которых по крайней мере двое – графы Фландрии и Шампани – были сильнее своего сеньора.

Суверенные права Гуго Капета и его ближайших преемников – Роберта Благочестивого (996-1031), Генриха I (1031-1060) и Фи­липпа I (1060–1108) – на деле ограничивались их собственным доменом – небольшой и до начала XII в. почти не увеличившей­ся территорией между Парижем и Орлеаном, получившей впос­ледствии название Иль-де-Франс – «Остров Франции». За пре­делами домена их власть признавалась лишь постольку, поскольку они выступали как сюзерены, т.е. верховные сеньоры, возглав­лявшие феодальную иерархию. Король улаживал конфликты между своими вассалами, в случае их гибели опекал их несовершенно­летних детей, предводительствовал на войне. В остальном круп­ные сеньоры были вполне самостоятельны: вершили суд, чекани­ли свою монету, собирали в свою пользу налоги, затевали част­ные войны, открыто вступали в контакт с другими монархами и их вассалами, тем более что международные отношения строились на лично-сеньориальной основе. Вмешательству короля в свои внутренние дела они решительно противились, напоминая, что именно они возвели Капетингов на престол.

Социально-экономическое развитие. В истории Франции на IX–XI вв. приходится заключительный этап процесса феодализа­ции. В начале этого периода в стране имелось еще много крес­тьян, не находившихся в какой-либо зависимости от частных лиц и подчинявшихся непосредственно короне. Не менее важно, что значительная часть крестьян, уже оказавшихся на положении дер­жателей, еще не попала в полную зависимость к своим сеньорам и в политическом, судебном, административном отношении про­должала оставаться свободной. Вместе с тем возрастало число крес­тьян, находившихся в лично-наследственной зависимости, сервов и колонов, а также жителей иммунитетных территорий.

К исходу XI в. на фоне прогрессирующего ослабления королев­ской власти крупные сеньоры уже утрачивали способность управ­лять своими обширными владениями централизованно. На мес­тах стал возникать своего рода вакуум власти; в этих условиях значительная часть публичных прав и полномочий перешла к сеньорам средней руки – владельцам нескольких, а то и одного замка. Не случайно именно со второй половины IX в. и особенно в X–XI вв. в обстановке непрекращающихся междоусобиц и периодических вторжений норманнов, арабов и венгров во Фран­ции возникает множество хорошо укрепленных замков. Этот про­цесс, более или менее общий для всей Юго-Западной Европы, получил в специальной литературе последних лет наименование инкастелламенто (буквально – «озамкование»). Владельцы замков – шателены – понемногу сосредоточили в своих руках судебно-административную власть над окрестным сельским насе­лением, жившим как бы «в тени» их господствовавших над окру­гой замков. В результате все жители округи, будь они в личной либо поземельной зависимости от данного или какого-нибудь другого феодала или нет, становились его «людьми» в судебно-административном отношении. Поскольку это подчинение выра­жалось прежде всего в определенных поборах и службах (постой­ной, посыльной, строительной и т.д.), по форме мало или вовсе не отличавшихся от обычных феодальных повинностей, несшие их крестьяне постепенно оказывались фактически на положении плательщиков ренты, правда, не очень обременительной. Для по­земельно- и лично зависимых крестьян установление судебно-административной зависимости обернулось утратой всех или почти всех остававшихся у них гражданских прав и ощутимым усилени­ем феодальной эксплуатации.

Таким образом, к концу рассматриваемого периода практичес­ки все французское крестьянство стало феодально-зависимым. Несмотря на это, и в социально-экономическом, и в социально-правовом отношении оно не представляло собой чего-то единого. Общественное положение и уровень эксплуатации конкретного крестьянина определялись целым рядом факторов: размерами, состоянием и юридическим статусом той земли, на которой этот крестьянин сидел, его происхождением, формой (или формами) зависимости, связывавшей его с господином, договорными обя­зательствами, если таковые имели место, местными обычаями и пр. Встречающиеся в источниках этого времени термины «серв», «виллан», «колон», «свободный» и другие отражают лишь наиболее общие, притом не очень четкие, различия социального характера.

В условиях феодальной раздробленности унификация правово­го статуса крестьянства всей страны и даже отдельного герцогства или графства была невозможна. Не существовало и такой поли­тической силы, которая была бы способна надолго и на деле за­крепить статус даже сравнительно небольших групп крестьянского населения, обнаруживавших тенденцию к расслоению и соци­альной трансформации. Поэтому несмотря на известное сходство в положении наиболее угнетенной и бесправной части (состав­лявшей, кстати, меньшинство) французского крестьянства этой эпохи – сервов – и восточноевропейского крестьянства XVI-XVIII вв., называть сервов крепостными некорректно. Различны­ми были не только исторические условия, породившие серваж и крепостничество, но и сами эти социальные категории по суще­ству. Серв XI и следующих столетий обычно все-таки не был так принижен, как крепостной, был более свободен в хозяйственных занятиях, в передвижении, в семейных отношениях.

И все же можно говорить о явном усилении феодальной зави­симости и уровня эксплуатации французского крестьянства в IХ-ХI вв. Наиболее драматично этот процесс протекал на севере страны, где на рубеже Х-ХI вв. происходят два крупных крес­тьянских восстания (в 997 г. в Нормандии, в 1024 г. в Бретани), направленных как раз против установления сеньориальных по­рядков в их классической, предусматривающей сочетание различ­ных видов зависимости, форме. Таким образом, наблюдалось сбли­жение различных групп трудящегося населения, из которых одни улучшали свой статус, другие – большинство – ухудшали.