Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

можность назначить мусульманина. … С агентом в Джидде появится также возможность доставлять Министерству сведения об Аравийском полуострове и населяющих его арабских племенах, среди которых, как видно из донесений консула в Багдаде, стало в последнее время проявляться стремление к самостоятельности; и стремлением этим, по-видимому, не прочь воспользоваться англичане для легчайшего достижения своих целей» (4).

Джидда, «будучи центром каботажной торговли в Красном море», находилась в «постоянных торговых связях со всем его побережьем». И поэтому могла бы, на взгляд И. А. Зиновьева, предоставить дипломатическому агенту России хорошую возможность и для того, чтобы «получать нужные сведения о положении дел во всех прилегающих к морю этому странах». Позволила бы оперативно информировать Министерство о «деятельности на берегах Красного моря европейских держав» (5).

Предложение МИД России об учреждении консульства в Джидде, изложенное в докладной записке министра иностранных дел Николая Карловича Гирса, было одобрено Александром III 15 августа 1890 года, а Порта поставлена в известность о таком намерении Санкт-Петербурга в сентябре 1890 г. (6).

Первым консулом Российской империи в Джидде стал действительный статский советник Шахимардан Мириясович Ибрагимов (в 1890 г. он был переведен из Главного управления Туркестанского края в МИД России, и 28 ноября 1890 г. Высочайшим указом назначен консулом в Джидду).

12 июня 1891 г. в телеграмме в адрес Азиатского департамента МИД России Ш. М. Ибрагимов сообщал: «Честь имею донести, что вверенное мне Российское Императорское консульство в Джидде открыто июня 3 дня сего года. Консул Ибрагимов» (7). В штат первого российского консульства в Аравии входили секретарь (он же врач) Федор Федорович Никитников и письмоводитель Василий Дмитриевич Щеглов (был нанят на службу в Константинополе лично Ш. Ибрагимовым, с окладом в 10 турецких лир в месяц; прибыл вместе с ним в Джидду и уволился после его гибели) (8).

В инструкции МИД от 22.02.1891 г. действительному статскому советнику Ш. Ибрагимову ставились следующие задачи:

—«оказывать покровительство и защиту всем российским верноподданным»;

—наблюдать за «настроениями мусульманских умов» и извещать о «наиболее выдающихся из фанатиков, уходящих обратно в

Россию». «Весь мусульманский мир, — говорилось в инструкции, — большими массами, ежегодно отправляется на поклонение в Мекку

иМедину…». Туда стекается много паломников как из Казани, Уфы, Крыма и с Кавказа, так и из среднеазиатских владений России. Крайне важно знать «какие настроения царят» и среди самих паломников,

исреди подданных России, постоянно проживающих в Святых землях ислама в Аравии;

—как мусульманину, совершать регулярные поездки в Мекку и Медину с целью выяснить их «политическое значение», а также «общее настроение умов жителей означенных городов»;

—знать «общее число всех пилигримов», являющихся в Мекку и Медину со всех стран, с указанием, откуда и сколько человек прибыло». Ежегодно представлять в Министерство иностранных дел (копию — в посольство в Константинополе) отчет о «численности пилигримов, прибывающих в Мекку и Медину из России и соседних, приграничных с Россией мест и городов, а также из среднеазиатских владений Российской империи». Желательно, подчеркивалось в инструкции, чтобы «Вы собирали сведения обо всех оседло живущих в Джидде, Мекке и Медине русскоподданных», и направляли отчеты о «выбывающих и вновь туда прибывающих для жительства наших подданных»;

—осведомлять о лицах, «отправляющихся в Россию за собиранием подаяний», и тех, на которых «лежит обязанность водить пилигримов по Святым местам в Мекке и Медине, дабы российское правительство могло всегда иметь за ними надзор в случае переселения или пребывания последних в наших пределах»;

—выяснить и сообщить, «не проходят ли наши пилигримы в Мекку и Медину, помимо Джидды и Ямбо [Йанбу], через Персидский залив, и в каком количестве»;

—предпринимать поездки во Внутреннюю Аравию. Во-первых, «для ознакомления с тамошним положением дел вообще и с арабскими племенами, свободными и вассальными», в частности. И, во-вто- рых, «с формой их подчиненности турецкому правительству и отношением их к англичанам»;

—«стараться приобрести популярность, доверие и уважение в племенах»; и в этих целях «вступить в непосредственные дружественные отношения с шейхами арабских племен», а также с шарифом Мекки.

Посол акцентировал внимание Ш. Ибрагимова на том, что «его личная популярность» среди населения Джидды и в племенах Хиджаза, определенно, способствовала бы «успешному ведению дела»;

—проявлять в работе «крайнюю осторожность», дабы «не сделаться предметом наветов» англичан, «опасных и ловких интриганов», или «не возбудить несбыточных надежд среди населения»;

—определить «размер власти турецкого султана в Аравии, равно как и в смежных с ней землях»;

—«обратить внимание на торговлю в Аравии, как портовую, так и внутреннюю»; и решить, «не представляется ли возможность российскому купечеству завязать непосредственные торговые сношения с Аравией», «могут ли русские купцы с успехом конкурировать там с иностранными державами, и в чем именно»;

—выяснить «значение портового города Ямбо [Йанбу]», его роль и место в торговле края и в «перевозке пилигримов». В случае, если Вы «найдете необходимым поставить в Ямбо [Йанбу] доверенное лицо, — говорилось в инструкции, — для наблюдения за пилигримами, то имеете войти с предложением о его назначении, с изложением мотивов, требующих оного»;

—держать в фокусе внимания политику, преследуемую на Аравийском побережье Красного моря европейскими державами, прежде всего Англией;

—следить за положением дел в Абиссинии, за «мерами, принимаемыми там Италией»;

—делать все возможное, чтобы «государство наше имело в Аравии высокое, подобающее ее могуществу значение» (9).

«В виду состоявшегося назначения действительного статского советника Ибрагимова консулом в Джидду, — писал в записке директору канцелярии МИД князю Валериану Сергеевичу Оболенскому (10 декабря 1890 г.) начальник Азиатского департамента МИД, — и скорого отъезда к месту служения надлежит обеспечить его экземпляром русского шифра». Речь идет о шифре «за № 375», предназначенном «для сношений с вверенным мне департаментом и посольством в Константинополе» (10).

Деятельность Шахимардана Мириясовича Ибрагимова в Аравии была короткой, но яркой. Первым из российских дипломатов он посетил Мекку, совершил паломничество к Каабе. Из биографии Ш. Ибрагимова известно, что родился он в 1841 г., в Оренбургской губернии. Воспитывался в Сибирском кадетском корпусе, но «курса наук в этом заведении не окончил». Состоял в

Омском полубатальоне военных кантонистов (в качестве воспитанника); готовился там «в переводчики с татарского языка». Начинал службу письмоводителем Кокчетавского окружного приказа. Затем был прикомандирован к канцелярии военного губернатора области сибирских киргизов. Работал переводчиком (с 11 ноября 1845 г.), а потом (с 10 января 1868 г.) — столоначальником Петропавловского городского управления. Дружил с Чоканом Чингисовичем Валихановым, чингизидом, знаменитым казахским историком-востоковедом, этнографом и просветителем. В 1870 г. был переведен в Ташкент — на «должность переводчика с персидского и татарского языков (с 24 ноября 1870 г.) при канцелярии Туркестанского генерал-губернато- ра, генерал-адъютанта фон Кауфмана».

В 1871 г. «с наилучшей стороны проявил себя в комиссии по выявлению возможности применения русского алфавита к чтению и письму на сартовском (узбекском) языке». С 1870 по 1878 гг. являлся редактором газеты «Туркестан вилайети газети» (издавалась на двух языках — узбекском и казахском). Входил в комиссию по расследованию фактов незаконной скупки крупных земельных участков «группой господ-ташкентцев», имевших, «благодаря своему служебному положению, сильное влияние на местное население». Являлся членом туркестанского отделения Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (11). Участвовал в военных кампаниях, в том числе в Кокандском походе. 1 июля 1878 г. был назначен на должность и. о. старшего чиновника по дипломатической части при генерал-губернаторе. В составе официальных делегаций посещал Германию и Францию.

12 октября 1882 г. приказом нового Туркестанского генерал-гу- бернатора Михаила Григорьевича Черняева (1828–1898) был, «по прошению», уволен «со службы, с мундиром». Причиной тому, как считают историки, — ссора М. Г. Черняева с Ч. Ч. Валихановым, следствием чего и стала «чистка администрации Черняева от друзей Валиханова». После освобождения М. Г. Черняева от должности ге- нерал-губернатора вернулся в Туркестан и был зачислен «сверхштатным чиновником канцелярии» нового генерал-губернатора. Сопровождал его, в составе «путевой канцелярии», во время поездки в Петербург (1886).

Известно, что в 1885 г. рассматривался вопрос о «возможности использования Ш. Ибрагимова по ведомству просвещения». В характеристике на него, попавшей на рассмотрение обер-проку- рора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева

(1827–1907) говорилось: «Ш. Ибрагимов известен как отличный знаток азиатских языков и дельный дипломат, … как человек цивилизованный и вполне комильфотный… Долго служил в администрации Туркестанского края. …Будучи человеком внимательным и умным, отлично, вероятно, узнал всю подноготную мусульманских стран, народов и правительств. Как на ладони, видит и знает всю совокупность мусульманского мира. … Лично знаком со многими известными лицами из числа мусульман и в России, и в Средней Азии, и в Индии, и в Киргизской степи, и т. д. … Блестяще владеет русским языком, говором и письмом. Идеи высказывает прогрессивные, и даже … когда нужно, либеральные. Обращением и манерами отличается ловкими и … светскими, а также смелостью и умением держать себя с достоинством, но без дерзости, перед кем бы то ни было». Упоминание в характеристике о либеральных идеях и взглядах, хотя и высказываемых Ш. Ибрагимовым «когда нужно», и послужило, по-видимому, главной причиной отказа ему в предоставлении должности «по ведомству просвещения».

Конкретизируя цели и задачи Ш. Ибрагимова на посту консула в Джидде посол Российской империи в Константинополе А. И. Нелидов отмечал (13.05.1891), что акцент в деятельности вверенного Ш. Ибрагимову представительства «должно сделать на покровительстве паломникам нашим», ежегодно направляющимся «на поклонение мусульманским святыням в Мекке и Медине». Консульству надлежало «понимать и разделять нужды паломников», ибо именно в этом и состояла главная цель открытия консульства в Джидде и назначения консулом «представителя мусульманского вероисповедания». Особое внимание при этом посол рекомендовал обратить на тех русских подданных, которые после хаджжа «оставались на жительство в Аравии» и зарабатывали тем, что «занимались обиранием соотечественников». Ш. Ибрагимову предписывалось «выяснить пути следования паломников в Мекку через различные местности. Собрать статистические данные об их числе и местах проживания». Представить соображения о том, какое влияние оказывает паломничество в Мекку и Медину на «миросозерцание мусульманских нардов, особенно в политическом отношении»; «как почитается султан-халиф, вождь правоверных, в различных средах мусульман» (12).

В обязанность Ш. Ибрагимову вменялось «зорко наблюдать за условиями торговли вообще и русской, в особенности, в пределах вверенного его наблюдению края и соседних с ним земель». И, обстоятельно разобравшись во всем, «представить соображения касательно

нашего там сбыта и установления … торговых сношений, служащих …

внаш век одним из проводников политического влияния» (13).

Вкруг обязанностей Ш. Ибрагимова, согласно инструкции, входило также «наблюдение за положением дел в Хиджазе, Йемене, Неджде и во владениях имама маскатского, равно как и других побережных владетелей». В силу того, что «возможности установить с ними непосредственные сношения» у Ш. Ибрагимова не было, посол рекомендовал ему, «пользуясь прибывающими оттуда на поклонение влиятельными лицами», сблизиться с ними во время хаджжа, «приобрести среди них доверие и уважение, и заручиться некоторым влиянием».

Посол указывал Ш. Ибрагимову на необходимость знать, «какую политику преследует в этих краях Англия». Высказывался в том плане, что англичане, подобравшие под себя Египет, стремятся «подчинить своему влиянию и принадлежавшие в прежние времена египетскому халифу Священные места ислама» (14).

Прибыв в Константинополь, и находясь там какое-то время в ожидании парохода на Александрию, Ш. Ибрагимов представил послу в Турции, тайному советнику Александру Ивановичу Нелидову, два рапорта. В одном из них (от 22.04.1891) писал, что «по приезду на место службы в Джидду полагал бы полезным предпринять сейчас же, до наступления времени хаджжа, поездку в Мекку и Та’иф, чтобы познакомиться с мекканским шарифом и гене- рал-губернатором Хиджаза …». «Явиться к ним, — считал он, следовало бы, — по восточному обычаю, с подарками».

В другом рапорте (от 30.04. 1891) прямо ставил вопрос о том, чтобы иметь в штате консульства, кроме штатного секретаря, еще драгомана и письмоводителя (им стал, как уже упоминалось выше, В. Д. Щеглов). Полагал целесообразным, чтобы из 4 кавасов консульства двое были арабами и двое — русскоподданными (одного киргиза и одного сарда для исполнения обязанностей кавасов просил разрешить ему «приискать в Константинополе и взять с собой в Джидду с обычным жалованием в 4 лиры в месяц») (14*).

«По пути в Джидду, во время пребывания в Александрии, — сообщал Ш. Ибрагимов графу Дмитрию Алексеевичу Капнисту (в депешах от 11 и 12 июня 1891 г.), — я имел случай быть представленным Его Высочеству Египетскому Хедиву», который «лестно высказывался по поводу назначения мусульманина на занимаемый мной пост». Во время беседы, при обсуждении вопроса о хаджже, хедив заметил, что … «путь в Медину через порт Ямбо [Йанбу] крайне

опасен и неудобен по своей продолжительности и отсутствию воды… Наиудобнейший и кратчайший путь в Мекку и Медину идет, по его словам, из Рабуга, что между Джиддой и Ямбо [Йанбу]».

Из Александрии, куда Ш. Ибрагимов прибыл из Константинополя, он отправился через Каир в Суэц, а оттуда — в Джидду (31.05.1891, в 11 часов утра). Судно, на котором передвигался консул, проследовало через Джабаль Эль-Тора (Синай) и Ямбо (Йанбу).

«… После многих страданий в дороге, — докладывал Ш. Ибрагимов, — рано утром, 3 июня, мы прибыли в Джидду, на египетском почтовом пароходе “Миср”, под русским консульским флагом». Издали, «при ярком солнечном освещении, сперва начали обрисовываться вершины невысоких гор и холмов, а затем ясно предстала перед нашими глазами и сама … Джидда с ее голыми песчаными степями и 3–4-хэтажными старыми домами».

По случаю приезда первого русского консула в Джидду, извещал Ш. Ибрагимов, «все пребывающие там иностранные консулы подняли над своими миссиями национальные флаги», и выслали ему на встречу своих кавасов (стражников) (15).

Как только судно бросило якорь, на него явился секретарь консульства Ф. Никитников. Высадившись на берег, мы проследовали в местный карантин, где были встречены «собравшимися русскоподданными, представителем Франции в лице драгомана консульства и кавасами от всех местных представителей европейских держав». Наши подданные приветствовали меня тепло. «По восточному обычаю, они подходили ко мне, подавали обе руки разом и сейчас же гладили себе лицо ладонями — в знак их ко мне уважения».

Вскоре в канцелярию карантина, продолжает Ш. Ибрагимов, явился «присланный от каймакама [каиммакама, губернатора] комендант Джидды, Селим-ага, с приветствиями по случаю благополучного прибытия к месту службы. …Предложил к моим услугам от имени губернатора присланную им верховую лошадь для дальнейшего следования в город».

После непродолжительной беседы с комендантом, рассказывает Ш. Ибрагимов, он, «в белом, военного покроя мундире» и в белой фуражке, «совершил свой въезд в город, верхом на лошади, мерным шагом, в предшествии кавасов ото всех консульств». Одеты они были в «парадную форму», и в руках держали «медные булавы». … На въезде в город русского консула встречал «почетный караул от местного гарнизона». На протяжении всего пути от карантина до временного помещения для проживания, приготовленного Ш. Ибрагимову

русскоподданными, его сопровождали «французский представитель

имножество народа». При следовании через базарную, то есть «центральную часть города», торговцы, сидевшие у лавок, и жители, замечает русский консул, приветствовали его «вставанием и прикладыванием руки к голове» (16).

Как следует из депеш Ш. Ибрагимова, он был первым из представителей иностранных дипломатических миссий, аккредитованных в Джидде, кто въехал в город — «беспримерно для всех консулов» — верхом на лошади. «Народ истолковал этот въезд по-своему», пишет он. Породил у местных жителей мнение, что русский царь, «владыка Белой страны», «есть самый старший из всех царей на Земле», и что русский консул «назначен старшим над всеми здешними консулами» (17).

Остановился Ш. Ибрагимов, — «до приискания соответствующего для консульства помещения» — в доме одного бухарца, «предложенного ему от лица всей местной колонии подданных России». В течение дня его посетили «представители от разных общин; были бухарцы, ташкентцы, татары … и др.».

Как только после встреч с ними по городу пробежала молва, что «я собираюсь на поклонение в Мекку, — сообщает Ш. Ибрагимов, — тотчас же ко мне явились человек десять вакилей с предложением записаться в любое национальное общество для путешествия в Мекку. Вакилями называются помощники вожаков, — поясняет Ш. Ибрагимов, — которые делят между собой массу прибывающих пилигримов по национальностям и сопровождают их в Мекку. Пилигримы, занесенные в их списки, находятся в полном их подчинении до окончания хаджжа …».

Вакилям, отмечает Ш. Ибрагимов, он заявил, что отправится в Мекку как «представитель многих проживающих в России мусульманских народов», то есть самостоятельно, «никому не подчиняясь»

ине состоя ни в чьих списках (18).

Втот же день, как явствует из донесений Ш. Ибрагимова, «губернатор Джидды прислал к нему своего адъютанта, дабы спросить, доволен ли он квартирой. … Поведал, что квартиры здесь снимают обыкновенно не на период хаджжа, а на год, … и потому трудно найти соответствующее для консульства помещение». На вопрос Ш. Ибрагимова о том, «когда можно было бы представиться губернатору и в какой форме одежды», адъютант ответил, что «выбор времени и форма одежды — в виду нестерпимой жары — оставлены на его, Ибрагимова, усмотрение».

На следующий день, в 9 часов утра, Ш. Ибрагимов с секретарем консульства Ф. Никитниковым, «в полной парадной форме», нанесли визит местному каймакаму (губернатору) Хуршиду-паше, «человеку довольно преклонных лет». Встретил он их также в парадной форме и принял, по словам Ш. Ибрагимова, «очень любезно». Информировал, что уже сообщил в Мекку о приезде русского консула.

Во время встречи с каймакамом Ш. Ибрагимов «вручил ему берат [грамоту турецкого султана, которой он жалует ее подателю особые права] и фирман [указ] для предъявления их валию Хиджаза» (берат, замечает консул, валий ему возвратил, а фирман оставил себе).

На следующий день после посещения губернатора Джидды Ш. Ибрагимов вместе с Ф. Никитниковым, «в партикулярном платье побывал с визитом» у всех его коллег, а именно: французского, английского, нидерландского и персидского консулов, а также английского и австро-венгерского вице-консулов.

На четвертый день ответный визит Ш. Ибрагимову нанес каймакам. «Находился в его свите и пожелавший мне представиться, — извещал Ш. Ибрагимов, — член местного коммерческого суда — Махмуд Недим-эфенди». Во время состоявшейся беседы каймакам сказал, что от генерал-губернатора Хиджаза Исмаила Хакки-паши

иот мекканского шарифа «получены приветственные телеграммы с выражением готовности и желания встретиться и познакомиться с русским консулом в скором времени лично» (19).

Согласно донесениям Ш. Ибрагимова, уже на второй день по приезде в Джидду к нему «начали … поступать повестки из местного коммерческого суда с уведомлением о днях, назначенных для рассмотрения тяжб наших подданных», и приглашением «присутствовать при разборе означенных дел».

Подытоживая впечатления от первых дней пребывания в Джидде, пишет Ш. Ибрагимов, «имеются основания думать, что надлежащий эффект произведен, и … есть надежда, что … удастся приобрести и должное положение» — утвердить обаяние имени русского и авторитет Государства Российского на далеком от Отечества полуострове Аравийском. «Русские подданные, проживающие в Джидде

ив Мекке, равно как и приезжающие на поклонение, выражали полное удовлетворение тому, что, благодаря неусыпной заботе Государя Императора, они, наконец, получили собственного защитника в лице назначенного консула» (20).

«Основываясь на личном опыте, приобретенном во время служения в Средней Азии», пишет Ш. Ибрагимов, обращаясь к графу Д. А. Капнисту, он просит разрешить ему «устроить угощение для русскоподданных, как бы в ответ на их радушный прием. Праздник этот, — отмечает он, — породил бы и среди всех прибывающих сюда пилигримов, и среди местных арабов много разговоров о “москопах”, и весть о … доброте Русского Царя разнеслась бы отсюда по всем землям мира мусульманского».

В целях «поддержания собственного престижа и имиджа истинного мусульманина, равно как и для создания благоприятной почвы для дальнейшей деятельности на посту консула в Джидде», Ш. Ибрагимов извещает Азиатский департамент МИД о намерении побывать в Мекке и Медине, «чего до него не делал ни один из европейских консулов».

По случаю «наступающего большого мусульманского праздника курбан-байрама (в нынешнем году начало его приходится на 4 июля), — говорится в первом донесении Ш. Ибрагимова о паломничестве мусульман в Святые земли ислама в Аравии, — в Мекку ежегодно прибывает до 130 тыс. человек. Пилигримы, высаживающиеся в Джидде, отправляются сначала на поклонение могиле Евы, что в четверти часа ходьбы от города, а затем уже идут в Мекку».

Некоторые наши мусульмане, приезжающие через Константинополь, сходят на берег еще до Джидды, «в портовом городе Ямбо [Йанбу]». Оттуда, на верблюдах, в течение 4 дней добираются до Медины — для «поклонения гробу Магомета». Затем «прямым путем, занимающим 12 дней», движутся на верблюдах в Мекку, где находится Черный камень.

Другая часть «наших пилигримов, прибывающих в Святые земли на пароходах из Индии, и частью из Константинополя, высаживается в Джидде. Отсюда они совершают семидесятиверстный переход до Мекки, и потом уже направляются в Медину. Возвращаются все хаджии через Джидду».

Паломники из России, следующие в Святые земли ислама через Индию, замечает Ш. Ибрагимов, «предъявляют для визы плакатные паспорта [вид на жительство, выдававшийся из уездного казначейства податному сословию] или простые удостоверения от своих волостных старшин; некоторые же являются и вовсе без всяких документов».

Беспаспортные пилигримы, попадающие в Святые земли через Афганистан, Пешавар и Индию, сообщает Ш. Ибрагимов, во время перехода по Афганистану и передвижения на судах по морю подвер-