Samozvantsev_A_M_-_Mifologia_Vostoka_-2000

повелителями, они их награждают и наказывают) объясняется тем, что эти вопросы были центральными в духовной жизни средневекового даосизма, адепты которого занимались алхимией

ипоисками эликсира бессмертия, добывали золото, как живший в правление ханьского У-ди Ли Шаоцзюнь, и т. д. Соответственно,

игероями даосской мифологии были в основном бессмертные гении. Особенно широко было распространено предание о восьми бессмертных (бо сянь), покровителях различных искусств и некоторых профессий, творящих чудеса и бывших постоянными участниками пиров у Си-ван-му. К ним принадлежали Чжунли Цюань, Люй Дун-бинь, Ли Те-гуай, Чжан Го-лао и другие, с которыми связано множество легенд и которые были весьма популярны в народе.

Вмифологии даосов большую роль играли и предания о трех мифических горах Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, плавающих в море; представление о них было заимствовано из древнекитайской мифологии. Эти острова — своеобразный вариант даосского рая, где живут сонмы бессмертных.

Постепенное превращение даосизма в религию и своеобразный раздел «сфер влияния» между ним, конфуцианством и буддизмом привели к тому, что за даосизмом закрепилась прерогатива изгнания всяческих демонов и духов, унаследованных от эпохи шаманизма. В силу этого в даосской мифологии начали играть особую роль повелители бесов и духов: Чжан Тянь-ши, Чжун-куй, Цзян-тайгун и др. Пантеон даосов насчитывает множество духов, бесов, героев местных культов, бессмертных и т. д. Весь этот пантеон первоначально возглавлялся тремя мистическими абстрактными символами: Тай-чу, Тай-су и Тай-и; по другой версии, ими были Тянь-и («небесное начало»), Ди-и («земное начало») и Тай-и («высшее единое»).

В процессе приближения даосской мифологии к народным культам эти абстрактные понятия были во II-I вв. до н.э. заменены персонификациями Лао-цзы, Хуан-ди и Пань-гу. В средневековом Китае в народе был весьма популярен сложившийся около X в. образ Юй-ди — Яшмового (Нефритового) Владыки, высшего из триады даосских божеств (Сань-цин), каждое из которых занимает свое небо. Возможно, на формирование образа Юй-ди повлиял заимствованный из Индии с буддизмом образ Индры (китайский Ши-ди). В начале XII в. императорским указом Юйди был пожалован титул Хуан-ди. По поверью, Юй-ди обитает на

самом высоком из 36 небес и является источником истины, как солнце — источником света. Все силы земли и неба сосредоточены в его руках.

Отдельно следует сказать о понятии райской эры, разработанном в литературе даосов. В их представлении, за райской эрой наступает «падение». Даосы часто говорят о невинном состоянии людей до того, как возникли общественные учреждения. В «Хуай- нань-цзы» описывается эра Великий чистоты, когда люди были

искренними и простыми, умеренными в речах и непосредственными в общении. Как там сказано, «они были слиты с телом Небес и Земли, объединены с началами инь и ян и гармонически едины с четырьмя временами года». В те времена дождь и ветер не приносили никаких бедствий. Солнце и луна всем поровну дарили свет, планеты не отклонялись от своего пути. Но потом наступила эра нарушений: люди начали углубляться в недра гор для добычи минералов, добывать огонь при помощи огнива, валить деревья для постройки жилищ, охотиться и рыбачить и делать еще многое другое, что разрушило их первоначальнуючистоту.

Последующий эпизод из той же книги еще более ясно указывает на существование китайского Эдема. В древние времена люди клали своих детей в птичьи гнезда, а зерно оставляли на полях, без страха за свою жизнь они могли хватать за хвосты тигров и пантер и наступать на змей. Но потом наступил неизбежный упадок. При этом «падение» людей для даосов — неумолимое следствие развития человеческой цивилизации.

В первые века нашей эры в Китай из Индии начинает проникать буддизм со своей развитой мифологической системой. Приспосабливаясь к местным условиям, буддизм в Китае включил в свое учение некоторые кардинальные идеи традиционной китайской этической доктрины, например идею сяо — сыновней почтительности, столь важную в учении конфуцианства. К VIII—IX вв. буддисты начали использовать для своих проповедей и старинные китайские сюжеты, в том числе и восходящие к древнекитайской мифологии. Постепенно происхождение тех или иных буддийских персонажей стало связываться с китайскими персонажами. Так появляется предание о том, что бодисатва Авалокитешвара, известный в Китае, видимо, после XIV в. главным образом в женской ипостаси Гуань-инь, является перерождением принцессы Мяошань, дочери одного из китайских князей, отказавшейся выйти замуж и ушедшей вопреки воле отца в монастырь. Пройдя через испытания и даже побывав в аду, Мяо-шань встретилась, наконец, с Шакьямуни и была препровождена на гору Сяншань, где и стала бодисатвой Гуань-инь.

Под непосредственным влиянием буддизма происходит и развитие мифологии китайцев о потустороннем мире и преисподней. В древности эти взгляды, видимо, были смутными. Считалось, что после смерти душа попадает к «Желтым источникам» («Девяти

фуцианских мудрецов и различных героев общегосударственного

иместного значения. Причем если для древнекитайской культуры была характерна историзация мифологических персонажей — мифических первопредков, то в средние века происходит обратный процесс — мифологизация реальных исторических деятелей, превращение их в богов-покровителей ремесел, городов, отдельных местностей и т. д. Шэнь-нун в этом позднем синкретическом пантеоне, сложившемся около XII-XIV вв., выступает уже не в качестве культурного героя, научившего людей обрабатывать землю

ивозделывать злаки, а как святой-покровитель медицины: так были переосмыслены предания о том, что Шэнь-нун первым определил целебные свойства трав. На поздних лубочных картинках можно видеть Шэнь-нуна вместе с Фу-си и Хуан-ди, тоже почитаемыми в качестве покровителей медицины. Хуан-ди молились

икак покровителю портных, по другой версии — строительного искусства и т. д. Или: из жизнеописания Лю Бэя, полководца, впоследствии правителя царства Шу в эпоху Троецарствия (II-III вв), известно, что в юности Лю Бэй плел циновки и соломенные туф-

ли и продавал их. Этого было достаточно для обожествления его в качестве покровителя плетенщиков. Сподвижник Лю Бэя, его названый брат Гуань Юй, известный своей верностью и бесстрашием, был обожествлен в качестве бога-стража монастырей, за-

тем — могущественного покровителя демонов, а примерно с XVI в. — в качестве бога войны (Гуань-ди) — все эти его ипостаси связаны с его воинскими заслугами.

Известно также, что в ряде случаев реальные исторические деятели заменяли и вытесняли героев древней мифологии и начинали выполнять их функции. Так, обожествленные в XII-

XIV вв. полководцы VII в. Цинь Шу-бао и Ху Цзин-дэ стали божествами дверей (мэнь-шэнями), заменив в этом качестве древнекитайские божества дверей Шэнь-ту и Юй-лэя. Не исключено, что этот культ мэнь-шэней, к концу I тыс. н.э. уже забытый, реанимировался с обожествлением реальных полководцев.

К концу I тыс. в Китае происходит все большее сближение различных религиозно-мифологических систем и складывается синкретическая мифология, объединившая в единую систему персонажей даосской, буддийской и народной мифологий, а также героев конфуцианского культа. Этот процесс объединения разнородного мифологического материала интенсивнее всего шел в деревне, где в маленьком деревенском храме могли стоять рядом статуи Конфуция, Будды и Лао-цзы. В городах и крупных религиозных центрах этот процесс не был завершен. Так, в даосском храме на горе Хуашань кроме даосских святых почиталась, видимо, одна Гуань-инь; в буддийские храмы даосские и народные мифологические персонажи почти не проникали. Как бы то ни было, в народном сознании процесс синкретизации привел в средние века к появлению сводного пантеона божеств, во главе которого встал даосский Юй-ди.

В это время среди множества мифологических персонажей синкретического китайского пантеона выделяется несколько устойчивых групп. Это небесные божества: Юй-ди и его свита, божества природы и стихий — громовник Лэй-гун, богиня молнии Дянь-му, божества ветра, вод, включая драконов всех родов и рангов (например, лун-ванов — царей-драконов) и большинство духов звезд, местностей и городов (Ту-ди и др.). Далее, это божества домов и общественных зданий: упоминавшиеся выше мэнь-шэни, боги очага (Цзаован), постели (Чаун-гун и Чуанму), стражи храмов — цэланьшэни. Это покровители ремесел, отдельных профессиональных

Корейская мифология отличается рядом черт, которые сближают ее с мифологией Китая. В письменной традиции отражены в основном древние мифы о первопредках, культовые мифы, связанные с буддизмом и конфуцианством, реже с демонологией. Как и китайская, корейская мифология рано подверглась историзации. Мифические персонажи предстают здесь как полуисторическиеполулегендарные правители или герои древней Кореи, рождающиеся и действующие в фиксированное время и в географически ограниченном пространстве. В частности, уже в первые записи корейских мифов XII-XIII вв. вводятся позднейшие исторические

ибытовые реалии, что ведет к превращению мифа в предание. Как

ив Китае, некоторые ученые склонны даже отрицать существование корейской мифологии. Особенно отмеченное явление касается поздних мифов об основателях корейских государств, имеющих исторические прототипы (о Ван Гоне и Кён Хвоне). Поэтому применительно к письменной традиции речь должна идти прежде всего о реконструкции мифологических представлений.

Вотличие от письменной, в фольклорной традиции кроме того имеются космогонические и антропогонические мифы, мифы о духах и демонах, о животных, наконец, о происхождении некоторых ритуалов. Однако космогонические мифы не образуют целостной системы и представляют собой отдельные мифологические рассказы сказочного типа. К мифам о духах близки средневековые рассказы об удивительном — жанр, весьма распространенный также и в средневековом Китае.

Вцелом, классифицируя мифы, здесь можно выделить мифы об основателях государств, космогонические, антропогонические, а равно мифы о духах, шаманские и религиозные (культовые).

Следует заметить, что время рождения корейских героев, как правило, обозначается эрами правления китайских императоров, циклическим годом или периодами правления корейских государей. Но в архаических мифах это время скорее квазиисторическое, поскольку относится к легендарной истории Кореи, где традиционные датировки условны.

Вархаических мифах об основателях государств центральное место занимает миф о Тангуне, выступающем в роли основателя древнего Чосона. Имя Тангун толкуется по-разному. Так, в источнике «Чеван унги» оно связывается о деревом Тан (корейская «пакталь», «черная береза»); под влиянием буддизма распространено его толкование как «сандалового дерева». В этом случае имя

Таней Фрагмент росписи гробницы. VI в.

Тангун переводится как «Хозяин (господин) дерева Тан». В «Самгук юса» то же имя означает «Правитель алтаря [у. священного дерева]». Некоторые кореисты возводят его к древнеалтайскому слову со значением «шаманский царь».

Тангун — тотемический персонаж с чертами тотемного предка и культурного героя неолитической эпохи. Вероятно, это не личное имя, а нарицательное название верховного жреца древнего племени Чосон, причем не реального лица, а духа-покровителя первобытного коллектива, которому поклонялись жрецы. Соответственно, как полагают, миф о Тангуне мог быть создан теократическим племенем, предком-тотемом которого предположительно мог быть медведь.

До XIII в. традиция этого мифа сохранялась кое-где на периферии, и лишь когда государство Корё стало переживать трудности из-за внутренних неурядиц и иноземных нашествий, этот генеалогический миф был реанимирован с целью консолидации страны. С тех пор Тангун стал общим предком корейцев и ему поклонялись как божеству: строились алтари, молельни Тангуна,

ему посвящались храмы. С легендарной даты основания Тангуном государства Чосон — 2333 г. до н.э. — велось и традиционное корейское летосчисление.

Полагают, что в миф о Тангуне привнесены позднейшие мотивы и наслоения. Например, на весьма древнее представление о мировом дереве и верховном небесном владыке наложены буддийские мотивы духа-дерева Тан и Индры в образе верховного небесного владыки — Хванина; деяния Тангуна соотнесены с периодом правления древнекитайских государей; вымышленные географические названия идентифицированы с современными. Сказывается и контаминация нескольких разноплеменных мифов, вызванная процессом их циклизации вокруг главных персонажей Пуё и Когурё — Тонмёна и Чумона.

Записи мифа о Тангуне сохранились только в корейских памятниках XIII-XV вв. Согласно «Самгук юса», верховный небесный владыка Хванин даровал своему сыну Хвануну три небесные печати и отправил его править людьми. Тот спустился с трехтысячной свитой духов на трехглавую вершину Тхэбэксан, где под деревом находился жертвенник духам. Это место назвали обителью духов, а Хвануна — небесным владыкой. Повелевая духами ветра, дождя и туч, Хванун ведал всеми 360 земными делами. В это время в пещере жили медведь и тигр, которые молились Хвануну, чтобы тот превратил их в людей. Хванун дал им съесть по стебельку полыни (она считалась растением, обладавшим магической силой, способной отгонять злых духов) и 20 чесночин и сказал, чтобы они избегали солнечного света в течение 100 дней. Лишь медведь выдержал этот обет до трижды седьмого дня и превратился в женщину, которая каждый день приходила под дерево возле жертвенника и просила духов послать ей ребенка. Тогда Хванун, обернувшись человеком, женился на ней. У них родился сын, прозванный Тангун-Вангомом. Хванун здесь отождествляется с Тангуном. Дух в облике человека, опустившийся под дерево Тан на горе Тхэбэксан, был возведен людьми в ранг государя и назван Тангуном.

В мифе о Тангуне имеются поздние наслоения. Согласно одной из версий, где мотив рождения Тангуна от медведицы опущен (возможно, он основан на фольклорной версии о женитьбе человека на медведице — хозяйке леса), внучка небесного владыки проглотила снадобье и стала земной женщиной, а затем вышла замуж за духа дерева Тан и родила Тангуна. На 50-м году правления легендарного китайского государя Яо Тангун основал столи-

цу в крепости Пхёнъянсон и назвал страну Чосон. 3 октября, когда, по легенде, Тангун основал свою столицу, отмечается корейцами как День основания нации. Тангун правил 1500 (по другим источникам 1038) лет. В возрасте 1908 (по другой версии — 1048) лет Тангун стал горным духом.

По другим вариантам мифа, Тангун женился на дочери речного бога Писоап, которая родила сына по имени Пуру. Последний стал правителем Восточного Пуё. По легенде, когда Юй, преемник Шуня, собрал владетельных князей в Тушане, Тунгун отправил туда Пуру.

По китайским источникам, другим основателем государства Чосон считается легендарный пришелец из Китая Киджа (Цзи-цзы), принесший культуру корейским племенам. Киджа будто бы пришел к власти после более чем тысячелетнего правления Тангуна, и его династия правила на северо-востоке Китая и севере Кореи

929лет.

Собственное имя этого выходца из Китая было Сюй-юй. Упоминавшееся имя Цзи-цзы происходит от названия Цзи (место недалеко от современного Тайюаня в провинции Шаньдун) и ранга знатности цзы. В «Исторических записках» Сыма Цяня встречается его имя Киджа с заменой первого знака на иероглиф «кай» (корейский «кэ») со значением «открывать». Отсюда некоторые корейские историки связывают Киджа с культом Солнца, фонетически возводя его имя к Хэджи — «сын Солнца».

Согласно легендам, записанным в китайских источниках начала нашей эры, Киджа был дядей последнего правителя китайской династии Шан-Инь Чжоу-синя (традиционная хронология этого правителя 1154-1122 гг. до н.э.). Попав в немилость у Чжоу-синя, Киджа был посажен в тюрьму, но после разгрома иньцев чжоусскими войсками У-вана был освобожден из заточения, хотя и отказался служить победителю. Со своими приближенными Киджа ушел на восток в земли Чосон, где будто бы в 1121 г. до н.э. основал государство, признанное правителями династии Чжоу. Китайские источники («История Поздней Хань» Фань Е V в. и другие) приписывают Киджа культурную миссию: он якобы «научил народ Чосона обрядам и справедливости, земледелию и шелководству, установил восемь запретов, после чего не запирали двери в домах и не было краж...» Прослышав о мудрости Киджа, чжоусский У-ван стал расспрашивать его об управлении государством, и тот поведал ему «Великий закон» (Хун фань) в восьми

разделах, которым устанавливались этические нормы и правила отношений между людьми.

Культ Киджа был распространен в I в. до н.э. только в районах проживания китайских переселенцев на территории бывшего древнего Чосоиа, существовавшего в последние века I тыс. до н.э. на территории к северо-западу от Корейского полуострова. В период Корё (X-XIV вв.), когда процесс освоения конфуцианских принципов управления государством активизировался, Киджа был вновь воскрешен; в 1102 г. была сооружена его гробница в Пхеньяне.

Многие современные корейские историки считают версию о приходе Киджа в Корею несостоятельной. По их мнению, образ добродетельного и просвещенного правителя был канонизирован китайской и корейской конфуцианской историографией с целью обоснования прав ханьских мигрантов на захваченные ими земли в местах проживания древних корейских племен.

Наиболее многочисленны в Корее локальные родовые мифологические предания. Полагают, что в северных мифах о Тангуне, у северных пуё — о Хэмосу, у когурёсцев — о Тонмёне-Чумоне, у восточных пуё — о Хэбуру и Кымва отражен путь миграции древнекорейских племен.

Согласно мифу о Хэбуру, он считается сыном Тангуна и дочери божества Западной реки и будто бы приходится единокровным братом Чумону. По легенде, со временем Хэбуру стал правителем Северного Пуё. До старости он был бездетен и молил духов гор и рек о наследнике. Однажды Хэбуру подъехал к озеру Конён и увидел на берегу большой камень, источавший слезы. Когда камень перевернули, под ним нашли дитя, похожее на лягушонка, тело которого отливало золотистым цветом. Хэбуру посчитал его своим наследником, посланным ему Небом, и назвал его Кымва («Золотой лягушонок»). Вскоре министру Аранбулю приснился верховный небесный владыка, приказавший передать Хэбуру, чтобы тот переселился на равнину Касобвон на берегу Восточного (Японского) моря. Хэбуру основал на новых землях государство Восточное Пуё. После его кончины на престол вступил Кымва.

В южнокорейских мифах женские персонажи нередко выступают иноплеменницами, как мать Сок Тхархэ из легендарного царства Ёгук, будто бы происходившая из Индии, или как жены трех родоначальников (Самылла) — японские принцессы.

Сок Тхархэ выступает в корейской мифологии в качестве правителя государства Силла. Согласно источнику «Самгук юса», его

отцом был Хамдальпха, правитель мифической страны Ёнсон, что в переводе означает «Драконья крепость». Мать Сок Тхархэ, упоминавшаяся принцесса царства Ёгук, после семи лет беременности родила большое яйцо, которое Хамдальпха велел поместить в ларец вместе со слугами и семью драгоценностями, поставить ларец на ладью и пустить по морю (по другой версии, он выбросил яйцо, но его жена яйцо подобрала, завернула в шелк, положила в сундук и пустила его по морю). Рассказывается, что Красный дракон охранял ладью от напастей. Сначала ладья оказалась у берегов страны Карак (по другой версии, сундук прибило к берегу страны Кымгван, но жители не захотели его взять), затем она оказалась в бухте Аджинпхо на востоке страны Керим. Жившая на берегу старуха увидела, что в море появилось что-то, похожее на скалу, на которую слетались сороки. Подплыв ближе на лодке, она обнаружила ладью с ларцом и доставила ее к берегу. После того как она прочла заклинание, ларец открылся: в нем находился отрок ростом в 9 вершков в окружении слуг. Семь дней старуха носила им пищу, а на восьмой день отрок взошел на гору Тхохамсан, где пролежал семь дней. Отсюда он увидел жилище Пхогона («Князя-тыквы») около горы Янсан, которым и овладел, прибегнув к хитрости. Впоследствии на этом месте возник «Лунный град» — Вольсон. Прослышав о хитроумии Сок Тхархэ, государь отдал за него старшую дочь и завещал ему престол. По преданию, Сок Тхархэ мудростью превосходил людей и обладал даром чудесных превращений. Процарствовав 23 года, он умер и стал духом горы Тонак («Восточный пик»). Позже его прах перенесли на гору Тхохамсан, духом-покровителем которой он считается.

В случае с именем этого мифологического персонажа, как полагают, произошла персонификация некоторых территориальных обозначений: «Сок» произошло от слова «новый», а «Тхархэ» включает в себя компонент «тхар» — «земляной вал».

Другая легенда повествует об основателе государства Карак Ким Суро. Имеется в виду государственное образование у племен кая в нижнем течении реки Нактонган в районе Кимхэ (провинция Кёнсан-Намдо). Согласно мифу, рассказанному в источнике «Караккукки» («Записи о государстве Карак» XI в.), входящем в «Самгук юса», людям племени кая, жившим после сотворения мира на юге Корейского полуострова, человеческий голос над горой Пукквиджи («Гора северной черепахи») как-то сказал, что по велению Небаон прибыл основать государство. Когда жители совер-

шили ритуал встречи духа правителя, раздался страшный грохот, и с неба по веревке спустился золотой сундук, в котором оказалось шесть золотых яиц, круглых, как солнце. На следующий день из яиц появились мальчики величавой внешности, через 10 дней они стали ростом в 9 ча (около 3 метров), внешностью походили на дракона, имели восьмицветные брови и двойные зрачки (в чем, очевидно, сказывается влияние мифологии Китая). Появившегося первым при жизни звали Суро, а после смерти — Сурын. Так как он родился из золотого яйца, то получил фамилию Ким. Он стал правителем великой страны Тагэрак («Великий Карак»). Остальные братья ушли к другим кая и основали пять племенных союзов (общин). Согласно мифу, Ким Суро отличался большой мудростью и будто бы прожил 158 лет. Для поддержания его культа в Кимхэ воздвигли усыпальницу.

Этот миф относится к серии мифов о рождении первопредков из яйца, олицетворяющего солнце. В подобных мифах непременна связь героев с небом (откуда произошел Ким Суро) и водной стихией (из которой произошла его супруга). Эти и другие черты сближают подобные мифы с другими мифами об основателях корейского государства и мифами ряда народов Юго-Вос- точной Азии. Возможно, под именем Ким Суро изображен исторически существовавший вождь каякских общин позднего времени, но для обоснования более древнего происхождения этого образа ему была придана мифологическая окраска.

Что касается мифа об упоминавшихся японских принцессах, то, согласно записям в «Корё са», во времена изначального Великого хаоса из горы Халласан на острове Чеджудо вышли три духа в облике людей, которых звали Янылла, Коылла и Пуылла. Все трое занимались охотой. Однажды к берегу Восточного моря прибило запечатанный деревянный ящик, внутри которого находился каменный сундук. В последнем оказались три девушки в синих платьях, жеребята, телята и зерна пяти злаков. Девушки были японскими принцессами, и прибыли они в Тхамна, чтобы вступить в брак с тремя духами. Самылла — три духа-родона- чальника — взяли девушек в жены, установили три столицы в тех местах, где опустились пущенные каждым из них стрелы, и стали заниматься земледелием и скотоводством. Самылла считаются предками самых распространенных на острове Чеджудо фамилий: Ян, Ко и Пу. В этом мифе видны элементы охотничьей и позднеземледельческой культуры.

Охота в горах Фрагмент росписи гробницы. VI в.

Во многих корейских архаичных мифах первопричина рождения героя находится на небе, но само место рождения почти всегда локализуется в земном пространстве, в пределах Кореи: в мифе о Тангуне это гора Тхэбэксан, о Ким Суро — гора Пукквиджи, о Ким Альджи — девственный лес вблизи Кымсона. В частности, миф о Ким Альджи, предке рода Ким в государстве Силла, гласит, что правитель Силла Сок Тхархэ как-то ночью услышал пение петуха в лесу Сирим и послал туда на рассвете князя Хогона. Вернувшись, тот сообщил, что на ветвях дерева подвешен сундук золотого цвета, а под ним находится белый петух. Тогда правитель, сам отправившись в лес, открыл сундук и обнаружил в нем мальчика необыкновенной красоты. С той поры лес стал называться Ке-

рим. Мальчик, которого взяли во дворец, отличался исключительными способностями. Его нарекли «Альджи» («дитя»), а фамилию дали Ким, так как он появился из золотого сундука («ким» и слово «кым» со значением «золото» пишутся одним и тем же иероглифом). По легенде, Сок Тхархэ назначил Ким Альджи министром, потомок же последнего в седьмом колене Мичху в 262 г. стал правителем Силла.

Как можно убедиться, в корейской мифологии разнообразны мотивы чудесного рождения героя, причем ряд мифов содержит в себе мотив его рождения из яйца: Чумон вышел из яйца, рожденного Люхва, Сок Тхархэ — из яйца супруги правителя страны Ёнсон, доставленного в сундуке морем, Ким Суро — из золотого яйца, круглого, как солнце, спустившегося на веревке с неба. Согласно мифу о Пак Хёкоссе, основателе государства Силла, старейшины шести родов, решив найти достойного правителя, поднялись на холм и обратились к востоку (стороне света, откуда следует ждать благих веяний). Старейшины увидели белую лошадь, но она поднялась на небо, оставив пурпурное яйцо размером с тыкву. Когда яйцо раскололи, из него вышел чудесный младенец — Пак Хёкоссе. Миф содержит и этиологический мотив: яйцо похоже на тыкву, которая называется «пак», поэтому родовое имя героя — Пак (ныне одна из наиболее распространенных корейских фамилий). Представление о рождении из яйца весьма распространено в фольклоре народов Юго-Восточной Азии.

Исключительно земное происхождение имеют персонажи преимущественно поздних мифов. Если в преданиях о Хвануне, Тонмёне, Пак Хёкоссе, Ким Альджи, Ким Суро источник их рождения нисходит с небес на землю, то в преданиях о Самылла, Кымва и Кён Хвоне он находится на земле.

Согласно мифу о Тонмёне, основателе государства Пуё, служанка правителя царства Тханни забеременела, когда правитель был в отъезде. Узнав о случившемся, правитель хотел ее убить, но служанка поведала ему, что зачала она от того, что к ней спустился с небес воздух — облачко величиной с куриное яйцо. Правитель приказал бросить ее сына в свинарник, но свиньи обогревали его своим дыханием, и он не умер; его бросили в конюшню, но лошади дышали на него, и он не погиб. Боясь, не является ли ребенок сыном Неба, правитель велел матери взять его и вырастить из него раба; он дал имя мальчику Тонмён. Когда Тонмён вырос, правитель послал его пасти коров и лошадей. Мальчик хорошо стре-

лял из лука. Правитель опасался, как бы он не отнял у него царство, и хотел его убить. Тогда Тонмён бежал на юг. Он подошел к реке Омхосу, ударил луком по воде — всплыли рыбы и черепахи и образовался мост, по которому переправился Тонмён. Он пришел в Пуё, основал там столицу и начал править.

Миф о Тонмёне, претерпев со временем значительную эволюцию, положил начало единому циклу мифов об основателях корейских государств с тремя генеалогическими ответвлениями: Пуё, Когурё и Пэкче, причем в XII-XIII вв. происходит контаминация мифов о Тонмёне и Чумоне — оба сливаются в единый персонаж, канонизированный как «основатель Когурё», правивший в 37-19 гг. до н.э. Имя Тонмён, которое обычно этимологизируют как «несущий свет с востока», было превращено в посмертное храмовое имя Чумона.

В поздних корейских преданиях об основателях государств персонажами выступают реальные исторические лица, но им приданы мифологические черты (Кунъе, Кён Хвон, Ван Гон). Кунъе — государственный деятель периода политической раздробленности Кореи в X в. Согласно мифу, его рождение сопровождалось чудесным событием: над домом, где он появился на свет, наподобие радуги навис белый луч, поэтому его имя толкуется как «сын радуги» . Кунъе родился с уже развившимися зубами и двойным тембром голоса, так что по совету предсказателя государь решил избавиться от необыкновенного младенца. Его бросили около башни, однако кормилица, тайком подобрав его, бежала с ребенком. По дороге она нечаянно ткнула ему пальцем в глаз, и он стал одноглазым. Когда Кунъе вырос, кормилица поведала ему, кто он такой. Впоследствии Кунъе постригся в монахи и принял имя Сонджон («добродетельный»). Предание гласит, что однажды на перевале черная ворона уронила ему в миску зубочистку (по другой версии — клочок бумаги) со знаком «ван» («государь»). Он поверил в предначертание судьбы и стал позднее правителем государства Тхэбон (Позднее Когурё). Этот персонаж представлен в мифологии Кореи в качестве злодея, нарушавшего нормы конфуцианской морали.

Что касается Кён Хвона, основателя удельного государства Позднее Пэкче, существовавшего в 892-936 гг. на территории современной провинции Кванджу в период феодальной раздробленности Силла, то, как и миф о Кунъе, миф об этом герое скорее приобретает характер народного предания. Здесь необычны лишь два эпизо-