Gulyaev_V_I_-_Shumer_Vavilon_Assiria_5000_let_istorii_2004

Илл. 135. Джебелъ

ни многочисленных садов. Дома в Синджаре — это настоящие крепости в миниатюре. Они сложены из валунов и глыб дикого камня, скрепленного цементным раствором, и производят весьма внушительное впечатление. Узкие окна, напоминающие бойницы, обращены обычно во двор. На улицу выходят лишь глухие каменные стены и накрепко закрытые железные ворота.

Здесь живут курды, арабы, армяне. Среди жителей города есть мусульмане и христиане. Немало и последователей секты езидов. Интересно, что на воротах у христиан всегда изображены кресты. Около двух тысячелетий назад Синджар был важным опорным пунктом римлян в борьбе с парфянами за обладание Месопотамией. На высокой горе, господствующей над городом, до сих пор сохранились остатки мощной римской крепости — основания нескольких круглых башен и часть крепостной стены. Они сложены из прямоугольных, хорошо отесанных блоков желтоватого камня.

Местные жители использовали этот прекрасный строительный материал и возвели себе высокий дом-замок прямо на фундаменте одной из римских

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

башен. Увидев у нас в руках фотоаппараты, вездесущие мальчишки пригласили нас подняться для съемок на верхний этаж этого необычного дома-башни. Вид на город оттуда действительно открывался изумительный: серебристая лента норовистой речки в зеленой оправе садов, плоские крыши многочисленных жилых зданий, кирпичный минарет XII века. На вершине другой горы, замыкающей панораму Синджара с северо-востока, виднелся ребристый купол мавзолея какого-то почитаемого езидского святого.

Через весь город с запада на восток протянулась довольно широкая центральная улица, по обеим сторонам которой расположены магазины, лавки, харчевни, чайные и пекарни. Это — средоточие хозяйственной и «культурной» жизни Синджара. Здесь можно купить все необходимое, посидеть за чашечкой кофе или чая, обменяться новостями. В первый же наш приезд в живописной толпе синджарцев мое внимание привлекли усатые и бородатые люди с тонкими длинными косичками нестриженых волос, одетые довольно необычно. В апрельскую жару на них были войлочные или меховые шапки, жилеты из овчины мехом внутрь, а то и тонкие овчинные полушубки — «дубленки» желто-лимонного, зеленого и коричневого цветов. Мои попытки сфотографировать кого-либо из них чуть не кончились для меня бедой: они отворачивались, закрывали лицо, а один

седой здоровяк попытался даже рукоятью кнута разбить объектив моего фотоаппарата. Но неожиданно помог случай. Появление группы иностранцев в такой провинциальной глуши, да еще вблизи границы, не могло не остаться незамеченным, и вскоре возле нас возникла фигура человека в штатском. Довольно вежливо попросив наши документы, представитель местной службы безопасности тщательно изучил их и, убедившись в нашей благонадежности, сам напросился к нам в гиды — и ему спокойнее, и нам в «этом езидском гнезде» безопаснее. Узнав о моих затруднениях с фотографированием, он тут же остановил ехавшего мимо верхом на ослике старика-езида и что-то повелительно сказал ему. Старичок покорно слез с осла и терпеливо стоял несколько минут, пока мы его фотографировали.

Позднее, приезжая в Синджар, мы уже не сталкивались с подобными проблемами. Бродя по крутым и узким улочкам городка, мы забирались в самые глухие уголки, разговаривали с людьми и фотографировали их по взаимному согласию. В Синджаре меня особенно поражало то, как далекое прошлое причудливо, но органично вписывалось в современную жизнь. Сидя в чайхане на берегу речки под тенистыми кущами деревьев, я вдруг с удивлением обнаруживал, что вода выбивается из-под типично римской полукруглой

Илл. 136. Улица в Джебелъ Синджаре. В конце видны купола гробницы езидского святого ХШ в. Внизу — старик-езид

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

арки, аккуратно сложенной из уже знакомых нам прямоугольных желтых квадратов. Да и в самом городе многие дома стояли на фундаментах римских построек или были сложены из тесаного римского камня. История живет бок о бок с сегодняшним днем. Местные кладоискатели нередко находят в Синджаре гробницы римской эпохи, и тогда в местных лавках появляются (конечно же, из-под полы) диковинные ювелирные украшения и россыпи золотых и серебряных монет с рельефными профилями античных императоров. Но, конечно, основной колорит городу придают езиды. Кто же они такие?

Кроме мусульман и христиан, пишет востоковед О.Г. Герасимов, в этом районе Ирака живут

представители таинственной секты езидов. О происхождении этой секты нет достоверных сведений. В своих религиозных представлениях езиды соединили различные элементы зороастризма, распространенного в древнем Иране, иудаизма, несторианства, ислама и других вероучений. Верование езидов исходит из идеи двух начал при сотворении мира — добра и зла, света и тьмы. Они верят в бога — носителя добра и в сатану — «дух отрицания», называемый Мелек-Тауза. Последний выступает в образе павлина и ревностно следит за выполнением предписанных этой религией норм поведения. Езидам следует добиваться благосклонности сатаны. Они поклоняются изображению павлина, во время религиозных процессий носят его медную статуэтку, курят перед ней благовония, жертвуют золотые и серебряные вещи, но не произносят вслух его имени, слова «шайтан» или иного созвучного слова...

Езиды не едят мясо петуха, ибо он похож на павлина, рыбу, чтобы «не разгневать Соломона», салат, под каждый листок которого «навсегда проник дьявол», свинину, мясо газели. Езиды отпускают длинные волосы, которые заплетают в косицы, а на голову надевают войлочные конусообразные колпаки (или кожаные шапки из овчины мехом внутрь). Они совершают паломничество к могилам своих святых шейхов, постятся лишь три дня в декабре, причем в каждый день поста при молитве обращаются лицом к восходящему солнцу...

О происхождении названия этой секты существует несколько мнений. Езиды называют себя «дасини». Это слово созвучно названию горы Дасен, находящейся на турецкой территории, на стыке границ Ирака, Ирана и Турции. Они говорят на курдском языке, но среди них встречаются люди разных физических типов. Одни ученые считают, что название секты происходит от слова яздан, означающего на персидском языке и ряде диалектов курдского языка «Бог». Впервые о езидах упоминают арабские историки XII в. Они

Илл. 137. Руины римской крепости в Джебелъ Синджаре

398

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

сообщают, что ранее эта секта называлась «адавия», по имени ее основателя шейха Ади ибн-Мусафира, умершего в 1161 г. Другие связывают происхождение названия секты с именем омейядского халифа Язида ибн-Муавии.

Таков он, маленький городок, прилепившийся к горам на границе двух стран и живущий, по сути дела, в собственном времени, весьма далеком от наших бурных дней.

«Шургатиы» — друзья и помощники археологов

Как уже отмечалось выше, процесс раскопок в Ираке имеет свои специфические особенности. Месопотамия — страна «глиняных» культур и цивилизаций. На протяжении тысячелетий чуть ли не

единственным строительным материалом была здесь глина.

Но глина — очень непрочный материал. За считанные месяцы заброшенные глинобитные дома превращаются в бесформенные оплывшие холмики, неотличимые по цвету и структуре от окружающей лёссовой равнины. Почти в каждом месопотамском телле таких древних глинобитных домов не один десяток. Слой за слоем уходят они в глубины холма, свидетельствуя о неумолимом беге времени, смене веков, поколений, культур. Неподготовленному человеку разобраться в хитросплетениях этой своеобразной земляной «летописи» нелегко. И здесь приходят на помощь археологам большой практический опыт и интуиция шургатцев.

Шургатцы — это профессиональные рабочие-раскопщики из знаменитого арабского селения Шургат (Шеркат), расположенного у высоких валов Аш-шура, древней ассирийской столицы, в среднем течении Тигра. Вот уже многие десятилетия (с конца XIX — начала XX в.) почти все мужчины этого городка добывают хлеб насущный, участвуя в раскопках многочисленных археологических экспедиций, как местных, так и иностранных. Драгоценный опыт, бережно передаваемый из поколения в поколение, постепенно дал шур-гатцам возможность сделаться настоящими мастерами земляных работ. Каждый из них тонко «чувствует» землю; по едва заметному оттенку в ее цвете или по плотности легко отличает стены глинобитных древних построек от такой же глинистой почвы. Обычно в нашей экспедиции в Ярым-тепе таких мастеров имелось каждый сезон человек двенадцать — пятнадцать. Их возглавлял бригадир — раис (арабск.), наиболее уважаемый и искусный раскопщик с большим опытом практической работы. Все эти годы раисом у нас был Халаф Джасим — высокий, худощавый, дочерна загорелый человек лет тридцати восьми — сорока, с жесткими коротко стриженными волосами и внимательными умными глазами. В юности, будучи еще рядовым шургатцем, он успел поработать во многих зарубежных и иракских экспедициях. Но когда

Илл. 138. Шург

400

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

сам стал раисом, наотрез отказался служить англичанам и западным немцам, видимо, считая непатриотичным работать с наследниками бывших колониальных держав. С появлением советской экспедиции в 1969г. Халаф Джасим бессменно трудился только у нас, хотя другие иностранные специалисты сулили ему куда большую зарплату, чем могли дать мы. Вообще говоря, шургатцы во многом похожи на нас, археологов. И своей фанатичной преданностью профессии раскопщика древностей, и тем, что большую часть года они проводят вдали от родного дома, в экспедиции.

На каждого шургатца приходится, как правило, четыре-пять местных рабочих — земленосов и лопатчиков, набираемых из числа жителей окрестных деревушек и хуторов. Таким образом, общее их число доходило до полусотни и больше.

Со стороны процесс работы на раскапываемом телле выглядит несколько необычно. Шургатец, словно сапер на минном поле, медленно выискивает в почве контуры стен древней глинобитной постройки, отбрасывая назад просмотренную землю и откладывая замеченные в слое находки. Его инструменты совершенно не похожи на наши: миниатюрная легкая кирочка — кезма на короткой, сантиметров сорок — пятьдесят, деревянной тонкой рукоятке, треугольная тяпка с остро заточенными краями — мар, совок — чамча, кисть для обметания пыли — фирча и нож — сичин.

Один из местных рабочих совковой лопатой насыпает эту землю в мешки носильщикам, и те не спеша выносят ее за пределы раскопа, в отвал. Шургатцы одеты обычно в широкие сатиновые шаровары или же в легкие хлопчатобумажные брюки, куртки или пиджаки. Единственная экзотическая часть одежды у них — куфия, арабский головной убор в виде широкого платка в черную или красную клетку, которым в холод закутывают не только голову, но и шею. Еще более необычное зрелище представляют собой земленосы-туркманы. На головах у них в большинстве случаев те же куфии. Но зато остальная одежда являет собой причудливую смесь западного и восточного стилей. На длинную, до пят, арабскую рубаху — галабию, из легкой белой или светлоголубой ткани, они надевают некогда модные в Европе пиджаки из материала букле или короткие пальто в крупную клетку, купленные по дешевой цене на базарных развалах. Ходят они обычно босыми или в пластиковых шлепанцах-сандалиях без пятки.

Двигаются землекопы размеренно и медленно, но зато работают весь день. И в жару, и в холод тянутся чередой фигуры в длинных, похожих на женские, одеяниях с короткими наплечными мешками на веревках, свисающими на грудь и живот.

В этой монотонной на вид земляной работе есть свои приливы и отливы, свои беды и радости, наконец, свои маленькие хитрости. Очень многое в четкой организации процесса раскопок и установлении нормальной дружеской

Илл. 139. Рабочие-землекопы и на холме Ярым-п Пятый слева —

атмосферы на месте работ зависит от личности раиса, его дипломатических способностей в урегулировании мелких и крупных конфликтов, то и дело возникающих среди рабочих, его умения находить быстрый ответ на все загадки земляной летописи древних теллей. Леонард Вулли, который почти полтора десятка лет копал в пустыне Южного Ирака древний город Ур, не зря считал что пост раиса по своей важности для общего успеха дела стоит на втором месте после начальника экспедиции. Он без тени улыбки называл хорошего бригадира «драгоценным бриллиантом» и страшно гордился тем, ч ему сразу же удалось найти именно такого человека. Не знаю, можно ли сч -тать нас баловнями судьбы, но с раисом нам тоже несказанно повезло. Халаф Джасим многие годы был надежной опорой, на которой во многом покоилис успехи нашей экспедиции в Ираке.

ГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Прочные традиции российского востоковедения

Теперь о другой важной теме — о вкладе нескольких поколений российских ученых в исследование древней Месопотамии.

«Россия никогда не вела раскопок в Ираке, на родине клинописи, — писал в 1965 г. С.Н. Крамер,

— и тем не менее у русских была и есть замечательная школа научного изучения „клинописи". Что касается раскопок, то действительно русские археологи не прикасались к сокровищам

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

совсем не случайно, что и ранее, и в настоящее время главный центр отечественной ассириологии всегда находился в Петербурге-Ленинграде. Именно здесь жил и плодотворно работал в Институте востоковедения Академии Наук (СССР — России) выдающийся ученый-шумеролor Игорь Михайлович Дьяконов. Здесь же, продолжая старые добрые традиции российской науки, ведут свои исследования в области языка, истории и культуры Шумера, Аккада, Ассирии и Вавилонии такие всемирно известные ученые, как В.А. Якобсон и М.А. Дандамаев (его книга «Рабство в Вавилонии» была издана в России и на Западе).

Заметных успехов достигли в изучении древностей Месопотамии и отечественные археологи. С 1969 по 1980 гг. они успешно работали на северо-западе Ирака, раскопав несколько важных поселений ранних земледельцев VIII-IV тыс. до н.э. (руководитель экспедиции — член-корр. РАН Рауф Магомедович Мун-чаев). А с 1987 г. археологи Института археологии РАН продолжили свои раскопки уже в Северной Месопотамии, на территории Сирии, где всестороннему исследованию подверглись не только ранние памятники (Телль-Хазна 2), но и грандиозный дворцово-храмовый комплекс шумеро-аккадского периода (Телль-Хазна 1). Эти работы продолжаются и по сей день. За более чем полуторавековую историю российской ассириологии в нашей стране были изданы тысячи первоклассных научных статей, монографий и сборников почти по всем важнейшим аспектам древнемесопотамской цивилизации. Кроме того, удалось перевести и опубликовать большинство наиболее интересных трудов зарубежных ученых по данной теме — как специальных, так и научно-популярных: от «Богов, гробниц и ученых» К.В. Керама и до фундаментальных монографий выдающихся английских археологов Сетона Ллойда (Археология Месопотамии. — М.: Наука, 1984) и Леонарда Вулли (Ур халдеев. — М.: Наука, 1961).

Таким образом, хотелось бы посоветовать всем, кто берется освещать в нашей стране прошлое Ирака, почаще обращаться к богатейшему наследию российской исторической науки.

Разгром культурного наследия Ирака

В 1991 г. в ходе войны «Буря в пустыне» боевые действия охватили лишь самую южную часть Ирака, но и тогда потери культурного наследия страны были довольно велики. Американские бомбардировки далеко не всегда велись по единичным и конкретным военным целям. Нередко бомбы и ракеты накрывали большие участки земли, где помимо военных находилось и немало гражданских объектов, в том числе и археологических памятников. Кроме того, уже тогда имела место явная активизация действий мародеров и грабителей древ-

406

Или. 140. Иракский археологический музей в Ба

ностей: разорению подверглось несколько южноиракских провинциальных музеев. Сразу же после прекращения военных действий в 1991 г. ЮНЕСКО направила в Ирак комиссию экспертов для выяснения того ущерба, который был нанесен археологическим памятникам страны и местным музеям. Вывод комиссии был категоричен: месопотамские древности - гордость мировой ци-