Khrestomatia_po_istorii_Dalnego_Vostoka_Kniga_1

как он могуществен, гордо спокоен, когда любим. Она спасала своей любовью мужа и его друзей.

Не будь женщин, не было, быть может, и всей си­ бирской эпопеи декабристов, они погибли бы, как об­ реченные в мертвом доме, или стали надломленными человеконенавистниками. А они горели, мучились, бо­ ролись, страдали и строили жизнь в огромной, глухой стране, стали живым зачатком ее образованности.

Она любила благородных героев — друзей мужа — чистой, высокой любовью.

— Да, да, это прекрасно, Геннадий Иванович,— повторила она,— молодой женщине ехать с мужем в но­ вую страну! Вы с ней положите начало вольной колонизации.

Мария Николаевна хотела было сказать: «Как вы еще не видите? Не отталкивайте ее от себя, не будьте слепы, подобно многим другим мужьям». Но она жела­ ла, чтобы он догадался обо всем сам. Она никогда не была навязчивой.

Они сидели втроем в полуосвещенной гостиной. Дети были отосланы наверх.

Мария Николаевна понемногу разговорилась о сво­ ей молодости. Она рассказала, как когда-то в деревне решила ехать в Сибирь. Как, решив ехать, она целый год жила врагом в своей семье, любимый отец, каза­ лось, возненавидел ее за это. Она сносила упреки, на­ рекания, но стала еще тверже и решительней. Она ро­ дила и уехала.

Невельской сидел рядом и безмолвно слушал. Ка­ питан, пытавшийся еще в детстве учить самого Кру­ зенштерна и до сих пор норовивший поучать минист­ ров и высших лиц, на этот раз совсем притих, он не мог ничего сказать, он был тут безоружен.

Послышались шаги. Пришли Сергей Григорьевич Волконский и Сергей Петрович Трубецкой. Они уж не раз видели Невельского после свадьбы. На столе поя­ вилось вино.

Пришли двое братьев Борисовых, живших под го­ родом в Разводной. Сегодня они приехали в Иркутск. Явился бородатый Поджио, прозванный «Мельником».

За столом разговор оживился. Замыслы Муравье­ ва, который сделал этим ссыльным много послабле­ ний и был, как им казалось, вполне искренен в своих добрых намерениях, становились им близки, и они лю­

400

били поговорить о нем. Невельской был один из тех, кто, по их мнению, все исполнял, и не только исполнял, но и часто толкал дело вперед, хотя все они полагали, что без Николая Николаевича он был бы бессилен.

Как ни странно, но декабристы, враги самодержа­ вия, стали доверчивей к Невельскому теперь, когда бы­ ли признаны его открытия. Геннадия Ивановича счи­ тали как бы своим и даже откровенно критиковали при нем действия правительства и государя, чего преж­ де он от них почти не слыхал.

Выпили за его будущие действия.

За столом сидели люди с напряженными лицами, их руки знали труд и цепи. Они с честью вынесли свои страданья, развели в этой стране сады, строили, ис­

их аристократизм и на хорошие условия жизни, в ко­ торых они находились теперь, было много общего с теми, кого гнали по тракту, и с кандальниками из Охотской тюрьмы, тот же тяжелый, упрямый, угнетен­ ный взор. Волконский до сих пор клал обе руки на стол вместе, словно на них были кандалы. Их души все еще в кандалах, и видно, что просятся на волю. Это были его учителя, перед которыми он давно благо­ говел, по ним стреляли за Невой незадолго перед его приездом в Петербург, о них часто напоминали в кор­ пусе. Это были люди времен его детства.

Декабристы многое знали о Невельском, но еще больше хотели бы знать. Ходили всякие слухи и, меж­ ду прочим, подтверждались сведения, что он был боль­ шой приятель с двумя друзьями Петрашевского. А Петрашевский и его дело весьма заинтересовали де­ кабристов, и из-за петрашевцев, присланных в Сибирь, были неприятности у Волконского.

На Невельского смотрели как на человека, который не все договаривает, и желали бы разузнать его взгля­ ды поподробней.

Но декабристы были люди осторожные, и никто не стал бы расспрашивать его ни о чем подобном.

Поговорили о возможности войны. Старик Волконский сказал:

— Дай бог крепости и силы нашему государству!

401

Невельскому показалось, что говорится это из де­ ликатности, может быть, потому, что считали его близ­ ким лицом губернатора, Меньшикова и Перовского.

Понемногу пили.

Капитан не втягивался в разговор, но, когда все встали из-за стола, он, сидя в углу на диване с Поджио, рассказал, какие неприятности испытал в Петер­ бурге и что военный министр граф Чернышев тупица, каких свет не родил, ставил Николаю Николаевичу палки в колеса и хотел все погубить.

Вокруг Невельского собрались почти все. Взоры за­ сверкали, Невельской задел больное место.

Здесь все ненавидели Чернышева. С ним были ста­ рые счеты, и поэтому все слушали с затаенным удо­ вольствием молодого капитана, который, не стесняясь, честил его.

— Он предательством стал в фаворе,— сказал Вол­ конский, пересаживаясь поближе и опуская свое тя­ желое тело на диван, рядом с Невельским,— но вот, оказывается, молодежь знает ему цену! — обратился он к товарищам.

Бородатый остролицый Поджио, сверкая яркими черными глазами, с гневом заговорил о зверствах, ко­ торые совершал Чернышев над солдатами, и что Кон­ стантин Павлович в свое время был такой же изверг.

— Зверь и негодяй! — воскликнул Андрей Борисов, сухой, с острыми горящими глазами. — Как все «они»!

Лицо Марии Николаевны выразило неудовольствие. Она не любила этой несдержанности.

Пришел высокий, красивый Муханов. Хозяйка лю­ безно встретила его. Разговоры в углу становились все вольнодумнее, и вскоре Мария Николаевна увела Екатерину Ивановну наверх, к детям.

На диване говорили об Англии и о Венгрии.

что он солдафон и фельдфебель.

Андрей Борисов, которого в Иркутске считали при­ дурковатым, ударил кулаком по столу и вскричал:

— Будь проклят он — кровавый злодей!

Только сейчас в этих обычно сдержанных, подав­ ленных людях, которые доживали свой век в валенках на сибирском морозе, почувствовались былые пов­ станцы, в их глазах засверкал бунтарский огонь.

402

Вдруг капитан увидел, что в дверях стоит Мария Николаевна. Лицо ее было в слезах. Он понял — она все слышала, но, несмотря на вечные свои предосто­ рожности и опасения, не раскаивается в этот миг...

...Поздно ночью, когда ехали от Волконских, Не­ вельской долго молчал, наконец он нашел руку Кати, пожал ее крепко и сказал:

— Поедем со мной!

— Ты согласен?

— Да!

***

Но утром капитан как-то особенно ясно вспомнил свой Петровский пост и что там за жизнь. Гиляки, матерщина, тяжелый труд, дикие выходки, орут мат­ росы — это пение, грубость, китобои, подобные зверям, холод, ветер — и там будет Катя! Как же ей там жить? Ужасно, если она увидит все это! Оказывается, он скрывал от нее все это до сих пор. Он почувствовал, что рисовал ложные картины, говорил ей много лиш­ него и неверного, лишь о подвигах, об идеалах, к ко­ торым стремился, что сам до сих пор не видел того, кажется, о чем вспомнил сейчас.

— Ведь ты не знаешь той жизни,— сказал он.— Ты даже не представляешь ее! Я виноват перед тобой, только сейчас я понял, что, сам того не желая, рассказы­ вал тебе не все, а лишь показное. Я виноват, Катя, по­ слушай меня...

Екатерина Ивановна удивленно посмотрела на, него.

— Что же там такого, что должно привести меня в ужас? Скажи мне,— с гордым выражением лица от­ ветила она.

Невельской пытался рассказатьо грубой и жесто­ кой жизни. Он невольно впадал в крайность, сгущая краски. Но рассказа не получилось и обычного вдох­ новения не было, а она — ангел и дитя — снисходитель­ но улыбалась, как мать, слушая наивную ложь ре­ бенка.

—Но ты живешь среди тех людей?

—Да, да! Но это я... Я рос в корпусе, я привык к флоту и нравам флота. Меня еще в первом классе били и объезжали старшеклассники. У нас господство­ вали очень грубые, жестокие нравы, мы редко кому говорим об этом.

Она выслушала о нравах корпуса и флота и немно­

403

го задумалась. Было неприятно, но и пробуждался ин­ терес. Ведь «он» там был...

А он желал бы оградить ее от грязи жизни, чтобы она была всегда такой же чистой, такой же юной, с чистыми мыслями и мечтами, чтобы она никогда не знала о другой стороне жизни, с правом насилия и матерщиной. Представить ее там, в той обстановке, ка­ залось ему кощунством.

—Я прошу тебя, верь мне. Она подняла голову.

—Я еду, Геннадий! Это решено. На этот раз я не послушаюсь тебя. В какую бы среду я ни попала, все люди будут мне дороги, если ты с ними. Я готова на все! — сказала она.

Он подумал, какое чувство будет возбуждать эта прекрасная женщина в толпе голодных могучих лю­

дей и как знать, какая будет его и ее судьба среди них. Мало ли что может быть! Теперь в голову лезло разное: бунт матросов, каторжных, нападение пира­ тов...

— Это решено, милый! — вдруг расхохоталась она, чуть трогая его за щеки, как маленького.— Это уже решено, и я не отступлюсь от своего. Где ты, там и я! Твои дикари и грубияны неужели они не поймут ме­ ня?.. Хорошенькая, черт возьми, женушка у этого Не­ вельского! —избоченясь и как бы играя комическую роль, воскликнула она. — Они будут добрей, переста­ нут ругаться, они пос-чи-та-ют-ся с тем, что среди них явилась жена их капитана... Они причешутся и помо­ ются! Геннадий Иванович! — вдруг со страстью воск­ ликнула она. — Как я тебя хочу видеть на корабле! Доставь мне такую радость! И, боже, как я тебя люб­ лю! Я никуда не уйду от тебя, не гони меня... Ты зна­ ешь,— сказала она серьезно,— когда мы с сестрой еха­ ли по тракту и впервые увидели огромные толпы ка­ торжных, я была в ужасе... Но я заставила себя по­ дойти к ним, хотя мне было страшно. С каким выра­ жением смотрели они на меня! Ах, Геннадий Ивано­ вич... И с тех пор, где бы я их ни встречала, никто из них не сделал мне ничего плохого.

Невельской присел на стул, пока она расхаживала по комнате. Он сидел прямо, смотрел пристально, по взору и положению фигуры нельзя было сказать, что он удручен. Кажется, в глубине души ему нравилось,

404

что она готова идти на жертву, на подвиг, плечом к плечу с ним. Но лучше, если бы она осталась тут, в привычной светской обстановке, а он приезжал бы и рассказывал ей по-прежнему о своих подвигах и пу­ тешествиях, а она бы все так же радовалась его рас­ сказам, как полтора года тому назад, и мысленно пу­ тешествовала бы с ним и вся была бы в нем, в его интересах...

Но она выросла, готова быть рядом, жить и тру­ диться самостоятельно, она хотела деятельности ради него и его цели.

— Пора за дело!—сказала она и крепко обняла его шею обеими руками.— Помнишь, когда ты возвра­ тился с Амура, то рассказывал мне, что жена штурма­ на Орлова хочет ехать к мужу и что ее влияние на гиляков станет заметно, что они переимчивы и любо­ знательны. Я подумала еще тогда, что, быть может...

Он открыл глаза.

— Да... Как жена Орлова... Я поеду с тобой... К ги­ лякам!

Ей хотелось тягот, борьбы, страданий с мужем ра­ ди его любимого дела. А ее хотели заставить бездель­ ничать.

На другой же день начались сборы Кати в дорогу. Заказана была меховая одежда, шерстяные вещи.

Катя целиком погрузилась в материальные заботы. Она считала, чтобы приблизиться к идеалу, созданно­ му ее воображением, все материальное для путешест­ вия надо сделать очень хорошо.

Она не знала, но чувствовала, что какая-то боль­ шая деятельность ждет ее там, на океане, что все, на­ веянное ручейком из того потока мыслей, который есть в каждой прочитанной книге, вольется там в это ее дело, что все свои знания и силы она применит.

Владимир Николаевич перед отъездом хотел пере­ дать Геннадию Ивановичу бумаги на владение дерев­ нями, отходившими в собственность Екатерины Ива­ новны. Пошел разговор о доходах. Сестры решили не делиться, оставить деревни в совместном владении, до­ ходы делить поровну, а бумаги оставить у дяди.

Я вам очень, очень благодарна,— тихо говорила Катя, заехав перед дальней дорогой проститься с Ма­ рией Николаевной.

— За что? — не в силах сдержаться и об-

405

нимая Катю горячими нервными руками за плечи, го­ ворила Мария Николаевна.

Когда Катя уехала, Мария Николаевна задумалась. «Дивчина молодая, незагубленная!» — вспомнила

она слова далекой и родной песни, не раз слышанной...

И снова как жар охватили ее воспоминания о том времени, когда и сама она была такой же вот моло­ дой, незагубленной «дивчиной».

«Что же ждет тебя там? — думала она.— Куда ты стремишься, милая Катя?»

Через два месяца Екатерина Ивановна уже уехала со своим мужем вниз по Лене, туда, в неведомые ле­ са, к берегам далеких морей, к новой жизни, по но­ вой дороге, по которой уже путешествовал ее муж. Те­ перь она смотрела на Сибирь его глазами. Он открыл ей эту большую, прекрасную страну... Кате казалось, что подвиги открывателей Сибири подобны подвигу Колумба. Она ужасалась, сознавая, как это все вели­ чественно и сколь мала ее доля во всем этом.

По дороге в Охотск

На пути из Якутска в Охотск Невельской обдумы­ вал все, что предстоит теперь сделать. Он очень бес­ покоился, пришлют ли вовремя бумаги. Все докумен­ ты на право занятия Амура должны прийти из Петер­ бурга. Их ждали в Иркутске, но не дождались. Не­ вельской выехал, получив письмо от Муравьева, в ко­ тором сообщалось, что бумаги будут обязательно.

В Якутске Невельским оказано было большое вни­ мание, Катя впервые почувствовала себя дамой, женой знаменитого капитана и что это значит в глазах об­ щества. При всем своем радушии иркутяне видели в ней недавнюю девицу, племянницу Владимира Нико­ лаевича. А здесь все принимали ее за важную госпожу, и она старалась, не теряя своей обычной естествен­ ности, поддержать это мнение в глазах общества.

Она побывала с мужем у милой старушки, в доме которой когда-то останавливался Геннадий Иванович. Эта пожилая дама сказала Екатерине Ивановне, что она и Невельской похожи друг на друга, а это первый признак, что они друг для друга созданы.

Впрочем, знаешь, — говорила она мужу однаж­ ды утром,— здесь очень милое общество! Я никогда не

406

думала, что в Якутске такие приветливые люди. Я по­ ражаюсь, как они любят тебя!

Она гордилась своим мужем, видела в нем героя и полагала, что точно так же смотрит на него все об­ щество. Она только замечала, что он несколько сму­ щается, когда разговор заходит про любовь к нему якутян.

Невельской помнил: какие «распеканции» устроил он тут прошлой весной. Фролов заболел после этого и, как говорят, чуть не умер. Невельской опасался — не из-за прошлогодних ли скандалов, не со страха ли все якутяне, и в том числе сам Фролов, приветливы и ра­ душны. Это выражалось не столько в отношении к са­ мому капитану, сколь в особенной приветливости об­ щества к его молодой супруге.

Катя, конечно, ни о чем не догадывалась. Якутск первый город в ее жизни, где она жила самостоятельно и впервые почувствовала высокое счастье появляться

смужем в обществе, видя всеобщую любовь и к нему

ик себе.

Местные дамы уверяли Екатерину Ивановну, как здесь все ожидают, что ее муж назначен будет сюда губернатором, и хором заявили, что они были бы очень рады этому. Ее немало обеспокоила такая новость, но муж сказал, что это выдумки местных чиновников.

Миша Корсаков побывал в Якутске до Невельских. Здесь он получил известие о женитьбе своего друга. Невельской просил в письме приготовить все к переез­ ду в Охоток. Корсаков обо всем позаботился. Была приготовлена прекрасная «качка» для Екатерины Ива­ новны — род гамака, который должны нести на себе две лошади. В «качке» укладывались матрацы, полу­ чалась очень удобная постель. Миша, как всегда, ак­ куратен и старателен и сделал все необходимое для поездки Невельских в Охотск.

Миша уехал из Петербурга раньше Геннадия и сра­ зу же помчался в Якутск готовить все для Камчатки и для Амурской экспедиции. Не дождавшись приезда Невельских, он отправился отсюда в Аян. Миша оста­ вил милое, теплое письмо молодым супругам, горячо поздравлял их...

Геннадий Иванович должен был на корабле из Охотска зайти в Аян и взять там все, что Миша при­ готовит для экспедиции. В этом году Миша уехал в

407

Аян, а Невельской отправлялся на Охотск. Они пере­ менились путями.

Невельские выехали из Якутска. Все городское начальство и многие обыватели провожали их до заста­ вы. На тракте их всюду встречали радушно. Якуты, ус­ лыхав, что едет Невельской, и памятуя его прошло­ годнюю поездку, живо подавали лошадей. При одном известии, что он едет, начинался переполох, все по­ лагали, что Невельской опять начнет требовать отче­ та, как идут грузы. А грузы и теперь шли из рук вон плохо.

—Он теперь с бабой едет! — облегченно говорили на станциях, когда поезд капитана отправлялся даль­ ше и ничего страшного не происходило.—Стал добрее!

Казаки, сопровождавшие капитана, замечали, что якуты его сильно побаиваются.

—Смотрите, он начнет вас мутить!— поддраз­ нивали они погонщиков.

—Он прошлый год строго людей наказывал... На Алдане взялся пороть подрядчиков,— отвечали якуты, приезжие с аянской дороги.—А что, он отчета нынче не требует?

—Нет...

—Хорошо, что он в прошлый год с Аяна другой дорогой ехал, мы боялись, что мимо нас поедет.

Чем ближе становилось море, тем с большими под­ робностями представлял себе капитан все, что следует сделать и в Охотске и в Аяне, где и каких брать лю­ дей для зимовки. Среди них должны быть кузнец, плот­ ники, столяр. Каждый должен владеть оружием. Нуж­ ны оружейный мастер, два-три слесаря. И помнил, что еще надо мебель купить, пианино, говорят, можно при­ обрести в Охотске по случаю отъезда всех чиновников на Камчатку.

Он думал и думал, глядя то в гриву своего коня, то на вершины ярких берез, шумевших свежей лист­ вой, и по временам вынимал записную книжку, делал записи. В уме его, как и всегда, когда он готовился к делу, складывался обширный план, он все глубже и глубже проникал мысленно в самые мельчайшие под­ робности этого плана, и всякая мелочь заботила его, а иногда вызывала тревогу. Теперь капитан был сво­ боден от тех мучений, что испытывал он в прошлом году, и вся его энергия была направлена на обдумы-

408

вание предстоящих описей, на подбор людей, на заготовку припасов и продуктов.

Другое движение мысли было как бы вширь, он старался проникнуть умом в те дали края, в которых, как он полагал, таилась цель и смысл всего происхо­ дившего.

Екатерина Ивановна переносила дорогу хорошо. Она не зря скакала несколько дней верхом во время переезда из Горячинска. У нее и прежде навыки к верховой езде были не меньше, чем у Екатерины Ни­ колаевны и Элиз, которым она старалась подражать после их беспримерного путешествия. Но вскоре муж заметил, что Екатерине Ивановне трудно, но она тер­ пит.

—Тебе плохо, мой друг?

—О! Нет! — отвечала она.

ной Дуняшей.

«Бедная моя Катя,— думал Геннадий Иванович, глядя, как она свешивается с седла то на одну сторо­ ну, то на другую.— Зачем я взял тебя с собой?» Тело ее, видимо, был избито непрерывной ездой. Она упря­ мо отказывалась ехать все время в «качке» и переса­ живалась то в особое дамское, похожее на кресло, а за последние дни — иногда — в мужское седло.

— Геннадий, прошу тебя, поезжай вперед и не смотри на меня,— шутливо говорила она.— Я лягу в гамак и отдохну, но позже...

Она помнила, как на этом же пути в позапрош­ лом году вызвала нарекания и упреки Николая Нико­ лаевича и его спутников Екатерина Николаевна и как она оказалась чуть ли не обузой для экспедиции.

Катя совсем не хотела обнаружить свою слабость и оказаться в таком же положении. Она не желала быть в тягость другим и заставляла себя ехать. Она хотела, чтобы ее муж гордился ею. Замечание, кото­ рое сделал Муравьев своей жене, она принимала и на свой счет и думала, как бы исправить то, в чем ошиб­ лась Екатерина Николаевна.

Она помнила и другое, что Екатерина Николаевна все же подчинилась и послушалась мужа, который тре­ бовал от нее лишь одного — терпеть и привыкать к седлу, и ей после этого действительно стало легче.

409