Подход малых стран к региональной стабильности

      Опасения в отношении Китая и потребности ускоренного экономического соразвития - главные системообразующие компоненты подхода малых и средних стран к обеспечению стабильности в регионе. Китайский вызов в его угрожающем стратегическом и, одновременно, привлекающем экономическом измерениях налагается на систему отношений стран АСЕАН и НИС между собой, подталкивая их к модификации старых и поиску новых формул регионального взаимодействия. Как удачно заметил американский исследователь Майкл Антолик, «подобно тому, как создание АСЕАН имело целью взаимную аккомодацию доминирующей региональной страны, Индонезии, и остальных государств этого региона, сегодня регион должен включить в себя Китай»³⁵. При этом, однако, малые страны стремятся, с одной стороны, избежать жесткой договорной привязки к США или другому региональному лидеру, а с другой - исключить ситуацию, при которой в регионе вообще не будет никаких практически значимых и эффективных международных гарантий для малых стран на случай разрастания их нынешних и возможных противоречий с КНР.

      Потребность корректировки подходов к стабильности была связана во многом с невозможностью сохранять в 90-х годах платформу «чистого регионализма» в том виде, как она складывалась в 70-х и 80-х. «Равноудаленное» отстояние от СССР, США и КНР в предшествовавшие десятилетия было по-своему эффективным для малых стран, поскольку в условиях конфронтации интересы лидеров были в первую очередь замкнуты друг на друга, благодаря чему второстепенные региональные игроки имели сравнительно высокую меру свободы в практических вопросах внешней политики, обеспечения безопасности и экономического развития. В частности, и стратегические устремления КНР были гораздо больше увязаны с состоянием советско-китайских отношений, чем с поддержкой продвижения китайских экономических интересов в зону Юго-Восточной Азии. В этом смысле отказ Москвы от противостояния с обоими своими главными региональными соперниками в известном смысле обеспечил Китаю гораздо большую свободу в на южном и юго-западном направлениях.

      Сложилась несколько необычная ситуация, в которой среди более или менее широкого круга малых и средних стран Восточной Азии - от Тайваня до Малайзии и Таиланда - впервые за весь послевоенный период стало возникать нечто, напоминающее общее представление о внешней угрозе - во всяком случае, угрозе потенциальной. Это представление вряд ли можно считать окончательно устоявшимся и однозначным. Но оно кажется достаточно значимым, чтобы подвигнуть малые тихоокеанские страны к открытию диалога по стратегическим вопросам с ведущими военными державами региона - то есть к тому самому шагу, от которого государства АСЕАН, например, последовательно уклонялись на протяжении большей части послевоенного периода. Иными словами, конкретизация опасности стимулировала и изменение подхода малых стран к обеспечению региональной стабильности. Можно только удивиться тому, насколько же, по-видимому, мало были местные страны озабочены, в отличие от США, коммунистической угрозой на протяжении всего исторического периода, когда о ней вообще можно было говорить, если все это время они, по сути дела, саботировали усилия Вашингтона сделать их составляющей глобальной антикоммунистической стратегии США.

      Уместным кажется вспомнить рассуждение Т.Уилборна, который, сравнив бесславную судьбу блока с жизнеспособностью АСЕАН, заключил, что первый не состоялся, поскольку он опирался на абстрактный для тихоокеанских стран принцип противодействия коммунизму, а второй выжил, так как он не только ориентировался на защиту конкретных интересов своих членов, но и позволял каждому из них сообразно национальной специфике гибко приспосабливаться к меняющимся условиям стратегической среды³⁶.

      Стоит добавить, что этот автор рассматривает АСЕАН, так же, как и, например, Южно-Тихоокеанский Форум (объединяющий Австралию, Новую Зеландию и 13 островных государств Океании) не как просто политические объединения для диалога об экономическом и политическом сотрудничестве - как, собственно, эти организации себя сами и конституируют, - но как своеобразные «сообщества безопасности» (security community), следуя в этом определении за уже упоминавшимся американским политологом К.Дойтчем, предложившим такой термин еще в 1954 г. применительно к европейской ситуации, в частности, в связи с выдвинутым в 1952 г. планом (никогда не осуществленным) формирования так называемого Европейского оборонительного сообщества в составе Франции, Западной Германии, Италии и стран Бенилюкса³⁷.

      Как поясняет Т.Уилборн, такие сообщества возникают на основе не столько представлений об общности внешних угроз, сколько в результате единства участников группы в устремлении к миру - независимо от возможных источников его нарушения. Конкретизируя определение, ученый замечает, что АСЕАН, с его точки зрения, представляет собой частный вид «сообщества безопасности», который он называет «сообществом взаимоотклика» (community of mutual responsiveness), где под «взаимным откликом» понимается не жесткое обязательство о взаимопомощи, но подразумеваемый долг проявить, сообразно обстоятельствам, сочувственную реакцию по отношению к оказавшемуся в беде члену группы.

      Справедливости ради совершенно необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что от начала до конца нетривиальное рассуждение Т.Уилборна нацелено на то, чтобы подчеркнуть «объективно стратегическую» роль АСЕАН, как бы несмотря на стремление ее членов отрицать нацеленность своей организации на военно-политические задачи. Иными словами, главная мысль ученого в том, что даже и в отсутствии представления об общей угрозе возможно многостороннее сотрудничество стран региона в стратегической области - хотя, и в этом пафос концепции автора, формы этого сотрудничества будут и должны сильно отличаться от тех, что сложились в Европе, где представления противостоящих сил об общих угрозах были четкими и устойчивыми. Но как раз такая, на наш взгляд, безупречная, констатация, и противоречит высказанной в этой работе двумя страницами выше мысли о том, что малые и средние страны, возможно, двинулись в направлении «традиционного» (с позиций классической военно-политической науки) взаимодействия в сторону безопасности, руководствуясь подозрениями по поводу Китая. Есть ли здесь противоречие?

      Думается, что нет. Концепция Т.Уилборна, сложившаяся в основном до 1993 г., вобрала в себя обобщения и опыт тенденций предшествовавшего десятилетия. Нынешний этап регионального развития во многом является переходным, и в силу этого уместно предположить, что уловленные ее автором закономерности будут как минимум какое-то время (а возможно, и достаточно долго) сосуществовать с той, вопрос о возникновении которой сформулирован в нашем разделе и устойчивость которой может быть подтверждена, а может быть и оспорена временем. Во всяком случае, очевидно, что в силу тех или иных причин малые и средние страны ощутили падение доверия к имевшемуся механизму обеспечения региональной стабильности и, соответственно, потребность в каких-то компенсирующих механизмах.

      При этом характерно, что они по-прежнему уклоняются от принятия на себя сколько-нибудь определенных военно-политических обязательств. Но одновременно они стремятся содействовать США в сохранении их военного присутствия в регионе. Так, например, государства региона, как и раньше, не хотят теоретически возможной реанимации Манильского пакта и противятся преобразованию АСЕАН в блок оборонной направленности. Они не высказывают энтузиазма по поводу предоставления Соединенным Штатам баз на своей территории на условиях формальной аренды, как это бывало в прошлом. Более того, в 1991 г. в результате отказа сената Филиппин ратифицировать договор с США о базах, Вашингтон был вынужден дать твердое обещание вывести свои базы с филиппинской территории (военно-морскую из Субик-Бэй и военно-воздушную из Кларк Филд). Реализация этого обязательства в 1992 г. была внезапно ускорена мощным землетрясением, сделавшим базы непригодными для использования.

      Но в то же время, страны АСЕАН позаботились о том, чтобы уход США с территории Филиппин не разрушил условий для американского военно-морского присутствия в регионе - в том числе в зоне неспокойного Южно-Китайского моря. По-видимому, не без учета китайского фактора правительство Сингапура (еще в 1990 г.) предложило разместить на своей территории службу снабжения ВМС США, располагавшуюся ранее в Субик-Бэй и, в соответствии со специальным соглашением, обязалось обеспечивать техническое обслуживание военных кораблей и самолетов США³⁸.

      Малайзия и даже Индонезия предоставили Соединенным Штатам необходимые условия для ремонта американских военных кораблей в своих портах. В июле 1993 г. аналогичные услуги обязался предоставить США и Бруней, заключив соответствующее соглашение с Вашингтоном³⁹. Да и филиппинское правительство не возражает против использования американскими военными кораблями ремонтных доков в Субик-Бэй на обычной коммерческой основе. (Показательно, что страны региона уже давно перестали протестовать против весьма ограниченного, но все же сохраняющегося присутствия России на вьетнамской военно-морской базе в Камрани, эвакуировать которую, в соответствии с договоренностью с Вьетнамом, обязался в свое время Советский Союз⁴⁰).

      Однако все эти факты в целом, как представляется, указывают не столько на стремление малых и средних государств сохранить стратегический статус-кво в регионе, сколько на их желание добиться этого, не активизируя своего участия в региональном стратегическом взаимодействии. В этом смысле перечисленные изменения, строго говоря, новациями не являются, а представляют собой меры, консервирующие уже достигнутое. Подлинно новое в военно-политических подходах малых стран может ассоциироваться лишь с созданием общерегионального механизма пока еще только консультаций по вопросам безопасности.

      Движение в этом направлении было длительным и не прямолинейным. Поиск оптимальных форм сотрудничества на региональной основе шел в АТР с 60-х годов. Он развивался по принципу «параллельного продвижения»: к многосторонним обсуждениям привлекались, с одной стороны, представители тех или иных правительств, выступавшие в качестве частных лиц; с другой - деятели неправительственных элит (бизнесмены, ученые, отставные военные). Таким образом, подавляющее большинство обсуждений проходило на неофициальной или, в крайнем случае, на полуофициальной основе. Причем в 60-х и 70-х годах на таких встречах обсуждались почти исключительно экономические вопросы, и только в 80-х дискуссии стали распространяться на сферу безопасности.

      Масштаб представительства на сессиях этих довольно многочисленных консультативных групп был разнообразен, они проводили как небольшие семинары представителей избранных стран Восточной Азии, так и крупные конференции с участием представителей региона в самом его широком понимании (включая Северную Америку и Австралию). Иногда на подобных обсуждения присутствовали делегаты из Южной Азии и Латинской Америки. К началу 90-х годов сеть регулярных региональных консультативных совещаний по разветвленности, разнообразию и интенсивности своей работы сравнялась в той, что существует в Европе⁴¹.

      Наиболее важные из них в экономической области - это Тихоокеанская конференция по торговле и экономическому развитию (PAFTAD - Сonference on Pacific Trade and Economic Development), Экономический совет тихоокеанского бассейна (PBEC - Pacific Basin Economic Council), а также Совет тихоокеанского экономического сотрудничества (PECC - Pacific Economic Cooperation Council). Россия является членом двух последних организаций⁴².

      Сходным образом, по принципу «параллельных шагов», формировались и форумы для обсуждения политических вопросов. В этом смысле наиболее заметными начинаниями были Азиатско-тихоокеанский «круглый стол» (Asia-Pacific Roundtable), проведение которого выливалось в конференции с несколькими сотнями участников, включая как частных экспертов, так и некоторых официальных лиц; Совет по безопасности и сотрудничеству в Азии и на Тихом океане (Council for Security and Cooperation in the Asia-Pacific - CSCAP), объединивший представителей разного рода неправительственных учреждений и исследовательских центров тихоокеанских стран. К началу 1994 г., по неполным подсчетам, в АТР существовало 15 программ многосторонних общерегиональных форумов, в рамках которых в той или иной форме обсуждались вопросы безопасности⁴³. На фоне таких тенденций страны АСЕАН и решились, наконец, в начале 90-х годов перевести дискуссии по политико-военным вопросам в официальное русло.

      В этом смысле начало было положено решением государств АСЕАН открыть диалог без его формализации в рамках ежегодных пост-министерских конференций стран АСЕАН. Имеется в виду традиция, в соответствии с которой на следующий день после каждой очередной официальной встречи министров иностранных дел «шестерки» с 1979 г. руководители делегаций АСЕАН проводят совместное заседание с представителями избранных стран, которые имеют статус так называемых партнеров по диалогу (Dialogue Partenrs) с АСЕАН. В их число исторически входили шесть государств (США, Япония, Австралия, Новая Зеландия, Канада, Южная Корея) и одна организация (ЕС). Формально пост-министерские конференции проходят вне официальной повестки дня конференции министров стран АСЕАН, фактически же они являются их продолжением в более широком составе. Россия, КНР и, соответственно, Тайвань на эти конференции не приглашались. Вместе с тем, для России и Китая был учрежден институт «официальных гостей» АСЕАН, который не позволял российским и китайским делегатам присутствовать на пленарных заседаниях, но давал им возможность участвовать в некоторых других обсуждениях. С ограниченными правами присутствуют и делегаты Лаоса, Камбоджи, Папуа - Новой Гвинеи и (с 1996 г.) Мьянмы, которые имеют статус официальных наблюдателей. С июля 1996 г. Россия, КНР и Индия получили статус официальных партнеров АСЕАН по диалогу. Повестка дня и состав приглашенных участников практически полностью зависит от мнения «шестерки» стран АСЕАН, которая стала «семеркой» после того, как в 1996 г. в организацию был принят Вьетнам.

      Официально вопросы безопасности до начала 90-х годов на пост-министерские конференции (ПМК) не выносились ни разу, они обсуждались только в узком кругу самих асеановских государств. Но в 1991 г. эксперты стран АСЕАН, проанализировав тенденции стратегической ситуации в связи с планировавшимся уже тогда уходом США с баз на Филиппинах, сочли необходимым рекомендовать своим правительствам расширить круг участников диалога по безопасности. В 1992 г. на очередной ПМК обсуждался вопрос о ситуации в районе архипелага Спратли и о политике КНР в этой связи⁴⁴. Эта практика прижилась. Интерес к многосторонним обсуждениям политической ситуации в регионе был столь очевидным и всеобщим, что страны АСЕАН решили укрупнить и расширить диалог, включив в него страны, остававшиеся за рамками формального партнерства с «шестеркой».

      В июле 1994 г. на очередном совещании министров АСЕАН в Бангкоке был создан так называемый Асеановский региональный форум (АРФ) как организационная структура для постоянного многостороннего диалога по проблемам безопасности в азиатско-тихоокеанском районе в составе шести членов АСЕАН, их официальных партнеров, России, КНР, Вьетнама, Лаоса и ряда других стран (всего 21 участник)⁴⁵. В 1995 г. после очередной встречи министров стран АСЕАН и пост-министерской конференции состоялось его первое заседание.

      Создание нового механизма встретило разноречивые отклики в академических и политических кругах. Преобладающим мотивом оценок пока что остается сдержанный скептицизм, связанный с чисто консультационными функциями нового органа и отказом от принятия на нем сколько-нибудь обязывающих рекомендаций. По мнению Роберта Маннинга и Паулы Стерн (скорее, остроумному, чем пока что обоснованному), Асеановский региональный форум сегодня напоминает собой своего рода «Совет опасности» (по контрасту с Советом Безопасности ООН), поскольку он способен обсуждать озабоченности входящих в него стран, но не в состоянии реально повлиять на ситуацию⁴⁶. Думается, однако, что роль АРФ может оказаться существеннее, чем это кажется обоим авторам.

      По-видимому, есть основания полагать, что регулярный диалог по военно-стратегическим вопросам - это на сегодняшний день идеальная форма регионального взаимодействия для стран зоны среды. Именно такая форма отношений позволяет малым странам, с одной стороны, получить канал прямого влияния на военную политику государств-лидеров. Конечно, действенность такого влияния не приходится переоценивать: диалог не вполне равнозначен официальным конференциям, а результаты дискуссий не выливаются в резолюции и договоренности обязательного характера. На практике США и другие сильные игроки руководствуются и будут руководствоваться в проведении региональной политики прежде всего и в основном собственными интересами, учитывая пожелания более слабых стран тогда и в той мере, когда и в которой последние совпадают с первыми.

      При заданной малыми странами форме организации диалога они получают возможность излагать более сильным государствам свои общие политико-военные озабоченности в увязке с экономическими проблемами региона, оставаясь одновременно не связанными жесткими военно-политическими обязательствами перед США, как если бы они были членами некоего формального блока типа НАТО в Европе. Страны «среды», таким образом, избавляют себя от необходимости непосредственно апеллировать к помощи или вмешательству сильных держав. Однако при этом последние остаются постоянно приобщенными к обсуждению тревог малых стран, которые так или иначе плотно (контрастно) проецируются на собственные озабоченности и сомнения стран-лидеров и тем самым способствуют корректировке политики последних.

      Новый форум может утвердиться в качестве своего рода «совета раннего предупреждения» о региональных опасностях и, почти несомненно, имеет шанс достаточно существенно влиять на средне- и долгосрочное стратегическое планирование стран-лидеров. Если сколько-нибудь устойчивое общерегиональное представление об угрозе (угрозах) стабильности вообще когда-либо способно возникнуть среди стран АТР, в рамках Асеановского регионального форума оно сложится скорее, чем где-либо еще. Это замечание, как представляется, имеет смысл не только применительно к проблемам безопасности малых стран. Значение «китайского вопроса», по сути дела, хотя и не формально, остающегося едва ли не главным предметом формальных и неформальных обсуждений в столицах региона, выходит далеко за рамки озабоченностей государств АСЕАН или оттесненного от регионального политического диалога Тайваня. С точки зрения долгосрочных интересов России и достаточно проблематичного будущего ее отношений с КНР, участие в АРФ может оказаться важнейшим дипломатическим резервом и почти уникальной возможностью для поиска точек соприкосновения с тихоокеанскими странами в отношении к перспективам эволюции внешней политики Китая.

      Достаточно значимо появление АРФ и в общеполитическом смысле. Во-первых, впервые за послевоенные годы военно-стратегическая среда в АТР приобрела черты цельности: в диалоге участвуют как традиционно взаимно противостоявшие друг другу лидеры, так и малые государства - присоединившиеся и неприсоединившиеся. Во-вторых, эта среда стала более проницаемой - за исключением КНР (и КНДР) страны региона в целом снижают уровень секретности в вопросах военного строительства и постепенно развивают двусторонний и многосторонний диалог по вопросам национальных военных доктрин, оценки представлений об источниках реальных и потенциальных угроз и т.д.

      При этом фактически происходит «легализация» практикуемого странами АСЕАН с начала 70-х годов принципа мягкой выработки регионального консенсуса - сближение взглядов через постепенные, многократные обсуждения, в ходе которых если и не преодолеваются принципиальные разногласия, по крайней мере, возникает реальное представление о контурах зоны несовместимости интересов, если таковая возникает. Иначе можно сказать, что малые и средние страны убедили лидеров в приемлемости для них, если не всего набора конкретных условий регионального взаимодействия в вопросах безопасности, то, по крайней мере, его формы. И хотя, разумеется, стабильность отношений в Восточной Азии по-прежнему в основном зависит от взаимоотношений между крупными державами, малые государства, по сути дела, добились перехода в их руки инициативы в региональном диалоге по вопросам безопасности и тем самым сделали непропорционально большой (если оперировать традиционными критериями) шаг к повышению своей роли в региональном механизме политического и экономического регулирования - в той мере, конечно, как таковой вообще сложился на сегодняшний день в регионе.

      В том, что касается процедур обсуждений, способа и характера принимаемых в рамках АРФ решений, остается много неясностей. Для многих его участников непривычен и стиль работы форума - многократно апробированный странами АСЕАН, но чуждый дипломатии США, России, Китая, Австралии, Канады и даже, насколько можно судить, Вьетнама. Тем не менее, АРФ - это на сегодняшний день единственное учреждение в тихоокеанской Азии, которое имеет сколько-нибудь серьезные шансы вырасти в нечто вроде общерегиональной постоянно действующей конференции по вопросам безопасности; во всяком случае, это единственный политический диалог, участие в котором не вызывает автоматической реакции отторжения у явного большинства стран региона, сколь бы различны не были их устремления. Вероятно, во многом это связано с тем обстоятельством, что инициатива в проведении форума в самом деле исходила «снизу», со стороны стран «среды», которые таким образом зарезервировали за собой ряд потенциально ценных организационных преимуществ, но одновременно и нейтрализовали свои же комплексы и подозрения в отношении потенциальных поползновений более сильных держав навязать малым странам свою повестку дня и условия диалога.

      Если АРФ окажется жизнеспособным начинанием, может решиться и занимающий многих экспертов вопрос о соотношении двустороннего и многостороннего начал в региональной политике обеспечения стабильности: АРФ со временем получит шанс перерасти в аналог ОБСЕ - то есть организации преимущественно политического диалога и сотрудничества. А функции силовых опор этого диалога, по-видимому, будут сохранять имеющиеся и, не исключено, новые двусторонние союзы и военно-политические партнерства, которые, однако, вряд ли будут тяготеть к слиянию в единую организационно-силовую структуру (многосторонний блок).

      Уступая малым и средним странам инициативу в организации политико-военного диалога в регионе, США как один из основных лидеров региона одновременно стремятся, где это только возможно, ограничивать амбиции своих более слабых партнеров и не позволить им распространить своеобразное «право вето», которым фактически пользуются государства АСЕАН в вопросах установления процедур и повестки дня переговоров по вопросам безопасности, на другие аспекты регионального сотрудничества. На практике речь идет о стремлении американской дипломатии уравновесить потенциально многообещающую роль АРФ как органа политического взаимодействия опережающим развитием тихоокеанского экономического сотрудничества по линии АПЕК - Азиатско-тихоокеанского экономического совета (Asia-Pacific Economic Conference).

      Инициатором создания этой организации в 1989 г. выступила Австралия, которая с самого начала настойчиво заявляла, что новая организация должна быть построена так, чтобы в ней были надежно защищены интересы малых стран. Япония, которая первоначально выступила соавтором проекта вместе с Австралией, в дальнейшем перестала проявлять сколько-нибудь заметную активность в его пропаганде, по-видимому, как полагает исследовавший этот вопрос И.С.Целищев, опасаясь спровоцировать страхи АСЕАН в отношении ее и США «гегемонистских планов»⁴⁷.

      Повышенный интерес Вашингтона к АПЕК связан прежде всего с тем, что в этой организации страны АСЕАН лишены той массы явных преимуществ, которые они отстаивают в рамках АРФ, а Соединенные Штаты, соответственно, имеют лучшие шансы реализовать возможности, предоставляемые их экономическим могуществом. Понимая логику США, малые страны отнеслись в идеи АПЕК настороженно, опасаясь, что новая организация может стать конкурентом АСЕАН и ослабит их позиции в региональных делах, а принятие решений в АПЕК будет зависеть от старых индустриальных стран больше, чем от новых.

      Идя навстречу последним, США, Япония и Австралия согласились предоставить государствам АСЕАН ряд привилегий. Было решено, что при рассмотрении спорных вопросов наряду с шестью представителями от каждой из стран АСЕАН будет участвовать еще один представитель от АСЕАН в целом. Кроме того, было установлено, что каждая вторая конференция АПЕК будет проводиться в одной из асеановских столиц.

      Изначально в состав АПЕК, официально учрежденной в 1989 г., вошли 12 из 13 постоянных участников асеановских пост-министерских конференций («шестерка» АСЕАН, США, Канада, Япония, Южная Корея, Австралия, Новая Зеландия; не входит представитель ЕС), а также КНР, Гонконг и Тайвань (представители последнего не допускаются на совещания глав правительств).

      Россия и Индия членами АПЕК не являются, хотя эти две страны высказали желание к ней присоединиться. Решение вопроса о членстве России отчасти затруднено тем обстоятельством, что на участие в АПЕК помимо нее и Индии претендовало еще 10 государств, в том числе пять латиноамериканских. И хотя большинство членов АПЕК благожелательно отнеслось к инициативе Москвы, они стремились уклониться от выражения явного предпочтения просьбе России по сравнению с заявками других стран - тем более, что ряд стран АСЕАН, например, полагал, что участие Мексики в экономическом смысле важнее и перспективнее российского. Как бы то ни было, в 1993-1994 гг. в АПЕК были приняты Мексика, Папуа - Новая Гвинея и Чили, после чего было решено ввести на три года мораторий на вступление новых членов⁴⁸.

      Как организация АПЕК нацелена прежде всего на решение экономических вопросов (главным образом - либерализация торговли и устранение экономического протекционизма, поощрение взаимных инвестиций, научно-техническое сотрудничество, сотрудничество в сфере подготовки специалистов). Но ее работа так или иначе связана с проблемами обеспечения стабильности - такими, как зависимость экономического роста от уровня военных расходов и военно-технического прогресса, экология, транспортные сети и коммуникации, рационализация оборонной промышленности, размещение опасных материалов, борьба с пиратством и т.д.⁴⁹

      На сегодняшний день АПЕК является, по почти всеобщему признанию, самой эффективной региональной организацией в Восточной Азии, с дальнейшим повышением роли которой Соединенные Штаты и другие страны региона в первую очередь и связывают перспективу региональной экономической интеграции. Свидетельством резкого повышения ее роли в системе внешнеполитических приоритетов государств АТР стало проведение в ноябре 1993 г. в Сиэттле (США) первой ее конференции на высшем уровне, которая, к удивлению многих, постановила проводить ежегодно и встречи глав правительств стран-участниц- что является практикой, беспрецедентной в АТР. Некоторые наиболее оптимистичные обозреватели допускают, что в скором будущем АПЕК сможет задавать тон процессам либерализации торговли не только в региональном, но и в общемировом масштабе⁵⁰. Такие прогнозы во многом обусловлены эффективностью принципа «открытого регионализма», положенного в основу деятельности АПЕК, в соответствии с которым меры по либерализации внутрирегиональных экономических связей (например, снижение таможенных тарифов) распространяются и на государства, не входящие в объединение⁵¹.

      Возможно, показательно, что администрация президента США Б.Клинтона, по мнению экспертов, с конца 1993 г. стала делать все более явный акцент на идее формирования «ведомого Америкой тихоокеанского сообщества, построенного на свободе торговли и политическом сотрудничестве». Как отмечали обозреватели, глава Белого Дома «рассматривает регион не только как ключ к внешней политике, основанной на геоэкономике, но и с точки зрения возможности использовать рынки в интересах внутриполитической программы президента по оздоровлению американской экономики»⁵².

      Насколько можно судить, АПЕК частично или полностью вберет в себя функции многих из 15 ныне действующих формальных и неформальных организаций регионального сотрудничества, некоторые из которых существуют еще с 60-х годов. В частности, по всей видимости, одной из подгрупп азиатских членов АПЕК станет предлагавшийся ранее (в 1990 г.) Малайзией в качестве самостоятельной организации Восточно-азиатский экономический совет (East Asian Economic Caucus)⁵³, в который бы вошли шесть стан АСЕАН, Япония, Южная Корея, КНР, Тайвань, Гонконг, но не вошли бы США, Австралия и Канада - не говоря уже о России⁵⁴.

      ¹ См.: Hindley M., Bridge J. South China Sea: the Spratly and Parafcel Island Dispute // The World Today. June 1994. P. 9-12.       ² Одна только русская библиография по этому вопросу насчитывает десятки названий.       ³ Cм.: Дмитриевская Н.П. Япония и Южная Корея. Партнеры и соперники. М.: Главная редакция восточной литературы, 1992. C. 96.       ⁴ Из новейших русских работ на эту тему см.: Воскресенский А.Д. Современные концепции русско-китайских отношений и погранично-территориальных проблем в России и Китае (80-90-е годы) // Научные доклады. N 23. М., Российский научный фонд, 1994. С. 23.       ⁵ Из новых западных работ о китайской экономике основательностью выделяется книга сотрудника Брукингского института Николаса Ларди. См.: Lardy N. Foreign Trade and Economic Reform in China 1978-1990. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.       ⁶ Кокусай хикаку кэйдзай еран. 1995. C. 11.       ⁷ Cable V., Ferdinand P. China: Asian Economic Giant: Thereat Or opportunity? // International Affairs. Vol. 70. 1994. N 2. P. 243-244.       ⁸ Ibidem. P. 244.       ⁹ Krugman P. The Myth of Asia’s Miracle // Foreign Affairs. Vol. 73. N 6 (November/December 1994). P. 76.       ¹⁰ Segal G. China Changes Shape // Adelphy Pahers N 287. London: Brassey’s, 1994.       ¹¹ Richardson J. Asia-Pacific: the Case for Geopolitical Optimism // Survival. N 38 (Winter 1994/1995). P. 33.       ¹² An Emerging China in a World of Interdependence. A Report of the Trilateral Commission. N 45 / Ed. by Youchi Funabashi, Michael Oksenberg, Heinrihc Weiss. New York; Paris; Tokyo: The Trilateral Commission, 1994. P. 59-60.       ¹³ Smith P. The Strategic Implications of Chinese Emigration // Survival. Vol. 36 (Summer 1994). P. 65.       ¹⁴ Sato S. Common Japanese and European Security Concerns and the Scope for Cooperation: a Japanese view // Prospects for Global Order. Vol. 2. P. 153.       ¹⁵ Taylor T. Op. cit. P. 132.       ¹⁶ Economist. Vol. 331. N 7866. 1994, June 11. P. 29.       ¹⁷ The New York Times. 1994, October 17. P. A-18.       ¹⁸ Shambaugh D. Growing Strong: China’s Challenge to Asian Security // Survival. Vol. 36. N 2 (Summer 1994). P. 43-44.       ¹⁹ Shulong Chu. The PRC Girds for Limited, High-Tech War // Orbis. Vol. 38. N 2 (Spring 1994). P. 179-180.       ²⁰ Shambaugh D. Op. cit. P. 45.       ²¹ Shulong Chu. Op. cit. P. 179.       ²² Harding H. China’s Co-Operative Behavior // Chinese Foreign Policy. P. 398-399.       ²³ Wortzel L.M. China Pursues Traditional Great-Power Status // Orbis. Vol. 38. N 2 (Spring 1994). P. 157-158.       ²⁴ Shambaugh D. Growing Strong: China’s Challenge to Asian Security, P. 49.       ²⁵ Wortzel L.M. Op. cit. P. 163.       ²⁶ См.: Shambaugh D. Growing Strong: China’s Challenge to Asian Security. P. 49.       ²⁷ См.: Winterford D. Chinese Naval Planning and Maritime Interests in the South China Sea: Implications for US and Regional Security Policies // The Journal of American-East Asian Relations. Vol. 2. 1993. N 4. P. 375.       ²⁸ Findlay T. South China Sea Scramble // Pacific Research. 1992. November. P. 10.       ²⁹ Hindley M, Bridge J. Op. cit. P. 11.       ³⁰ См.: Winterford D. Chinese Naval Planning and Maritime Interests in the South China Sea: Implications for US and Reginal Security Policies // The Journal of American-East Asian Relations. Vol. 2. 1993. N 4. P. 374.       ³¹ Lehner U. The Asia Factor In US-Japan Relations. New York: Japan Society, 1995. P. 10.       ³² Glaubitz J. Changing Power Constallations in East Asia: Cooperation Or Conflict // China and Germany - Different Answers to Strategic Change / Ed. by Klaus Becher and Reinhardt Schlagintweit. Bonn: Deutsche Gesellschaft fur Auswartige Politik, 1995. S. 96-97.       ³³ Richardson J. Asia-Pacific: the Case of Geopolitical Optimism // Survival. N 38 (Winter 1994/1995). P. 34.       ³⁴ Buzan B., Segal G. Op. cit. P. 20.       ³⁵ Antolik M. Op. cit. P. 148.       ³⁶ Wilborn T. Stability, Security Structures... P. 13.       ³⁷ Ibidem. P. 14.       ³⁸ Гребенщиков Э. Диалог США - АСЕАН в новом тихоокеанском контексте // Мировая экономика и международные отношения. 1992. N 6. C. 114.       ³⁹ Брутенц К. Тихоокеанская доктрина Б.Клинтона? // Мировая экономика и международные отношения. 1994. N 2. C. 97.       ⁴⁰ См. подробнее: Гребенщиков Э.С. Тихоокеанская лоция России: военно-стратегические ориентиры // Мировая экономика и международные отношения. 1993. N 10. C. 88-89.       ⁴¹ Richardson J. Asia-Pacific. The Case of Geopolitical Optimism // Survival. N 38 (Winter 1994/1995). P. 36.       ⁴² Дипломатический вестник. 1994. N 23-24, декабрь. C. 35.       ⁴³ Richardson J. Op. cit. P. 36.       ⁴⁴ Wilborn T. Stability, Security Structures... P. 37.       ⁴⁵ Брутенц К. Указ. соч. C. 97; Manning R., Stern P. The Myth of the Pacific Community // Foreign Affairs. Vol. 73. N 6 (November/December 1994). P. 88.       ⁴⁶ Manning R., Stern P. Op. cit. P. 87-88.       ⁴⁷ Целищев И. Сотрудничество в АТР: основа, возможности, специфика // Мировая экономика и международные отношения. 1991. N 12. С. 25.       ⁴⁸ Bergsten C.F. APEC and World Trade. A Force for Worldwide Liberalization // Foreign Affairs. Vol. 73. N 3 (May/June 1994). P. 23.       ⁴⁹ Wilborn T. Stability, Security Structures... P. 22-23.       ⁵⁰ Bergsten C.F. Op. cit. P. 20-21, 25.       ⁵¹ Целищев И. Указ. соч. C. 28.       ⁵² Manning R., Stern P. Op. cit. P. 79.       ⁵³ Richardson J. Op. cit. P. 37.       ⁵⁴ Гребенщиков Э. Тихоокеанская региональная интеграция // Мировая экономика и международные отношения. 1993. N 8. C. 88-89.