problemy-i-protivorechiya-institutsionalnogo-i-proektnogo-podhodov-v-rossiyskoy-modernizatsii

УДК 32.001

А.Г. Осипов

СГГА, Новосибирск

ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО И ПРОЕКТНОГО ПОДХОДОВ В РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

Рассматриваются проблемы российской модернизации на основе формирования институтов инновационного развития. Сравниваются проектный и институциональный подходы в решении этой задачи. Обращено внимание на главные пути формирования институциональной системы инновационного развития.

A.G. Osipov

SSGA, Novosibirsk

PROBLEMS AND CONTRADICTIONS OF INSTITUTIONAL AND PROJECT APPROACHES IN RUSSIAN MODERNIATION

The problems of Russian modernization on the basis of innovation development institutes establishment are considered. The project and institutional approaches to the problem are compared. The best ways for creating the institutional system of innovation development are highlighted.

В обсуждении российской стратегии обновления одним из актуальных моментов остается столкновение сторонников проектного и институционального подходов к осуществлению модернизации. Проектный подход, на наш взгляд, пока одерживает верх, но устойчивая оппозиция к нему со стороны части этого аналитиков не подлежит сомнению.

Суть этой дискуссии в том, что, по мнению «проектировщиков» осуществить российскую модернизацию можно только сверху, отбирая прорывные проекты и внедряя их за счет бюджетных средств с добровольнопринудительным привлечением бизнеса. С точки зрения «институциональщиков», данный подход не гарантирует модернизацию не то что всей, а хотя бы весомой части экономики. Ведь он не решает проблему диффузии инноваций, зародившихся или заимствованных внутри отдельных проектов, поскольку для диффузии необходимы два условия: выгодность для бизнеса самой инновации и восприимчивая институциональная среда хозяйствования. Согласимся с мнением В.Л. Тамбовцева в том, что если «выгодность» будет обеспечиваться директивами сверху, а среда сформироваться «внутри ограды», то экономика распадется на два сектора. С одной стороны, будет функционировать (относительно) продвинутый и локализованный высокотехнологичный сектор, а с другой – обширное «болото»

прошлых технологических укладов. При этом взаимодействие между этими секторами будет весьма ограниченным. Следовательно для полноценной модернизации благоприятная институциональная среда должна быть выращена на всем социально-экономическом поле.

Оспаривая этот тезис «проектировщики» приводят наряду с другими простой и, казалось бы, неотразимый аргумент: у российского бизнеса нет спроса на институты, он не готов бороться за то, чтобы действовать по закону, а не по сговору с чиновниками.

Эти доводы «живут» в информационном пространстве давно, несколько варьируясь по содержанию. Утверждают, что в России нет спроса на демократию, на примат закона и т.п., поскольку ни граждане, ни бизнесмены не готовы нести издержки для того, чтобы институты, право или демократия восторжествовали. При этом такая неготовность – не плод чьих-то домыслов, а факт, доказанный опытным путем, зафиксированный экспертами.

В то же время следует выразить сомнения в убедительности и универсальности данного аргумента. Анализ различного исследований по теме спроса на институты, позволяет утверждать, что за выражением «спрос на институты» стоит несколько вариантов смыслов. В двух из них это выражение используется как своеобразная метафора и лишь в одном – как точный термин. Следует с начала рассмотреть последний вариант.

Как известно, концепция институционального рынка, или рынка для институтов, была выдвинута в середине 1990-х гг. американским исследователем югославского происхождения Светозаром Пейовичем в качестве альтернативы концепта «сильной руки государства» в ходе формирования рыночного облика постсоциалистических стран. Пейович пришел к выводу: вместо того чтобы жестко навязывать гражданам и бизнесу единственный вариант искусственно выработанного или заимствованного откуда-то правила, лучше предложить им на выбор несколько видов функционально схожих правил, с тем чтобы индивиды сами выбрали тот из них, который является оптимальным с их точки зрения. Такой механизм выбора между альтернативными правилами Пейович и назвал институциональным рынком. Он считал, что этот механизм нужно было создать в странах с переходной экономикой, чтобы в них возобладали те рыночные институты, которые в большей мере отвечали предпочтениям населения [2].

Отметим, что вышеуказанная идея не получила широкого распространения ни в науке, ни на практике: государства везде шли другим путем - гражданам предлагалось исполнять лишь те установления, которые вводились сверху, зачастую без учета мнения снизу. В то же время представляется, что механизм выбора гражданами правил с точки зрения их выгодности (институциональный рынок) вовсе не требуется специально создавать, он существовал, существует и будет существовать до тех пор, пока существуют формальные и неформальные нормы, регулирующие поведение. Ведь люди всегда сопоставляют: выгодно или невыгодно вести себя по тому или иному правилу, стоит или не стоит его нарушать, если нарушение способно принести намного большую выгоду, чем следование правилу.

Продолжается полемика относительно того, от чего зависит этот выбор. Определяющий момент здесь – способность гаранта защитить выполнение правила, то есть выявить нарушение и применить санкцию к нарушителю, а также, разумеется, сила самой санкции. Под гарантом правила здесь понимается индивид, группа людей, организация или система организаций, функцией которых является принуждение к исполнению правила, или инфорсмент этого правила. По сути дела, эта способность является «пропускной мощностью» гаранта, и у разных институтов, регулирующих схожие действия, эта мощность может не только различаться физически, но и требовать разных издержек – как от самого гаранта, так и от индивидов, выбирающих, какому именно правилу следовать. Кроме того, услуги разных гарантов по защите правил могут также различаться и по своему качеству и надежности.

В этом случае спрос на институт – это фактически спрос на услуги того гаранта, который может обеспечить защиту следования соответствующему правилу лучшим, с точки зрения индивида, образом - наиболее надежно и с наименьшими издержками. Подчеркнем, что в России такими свойствами вовсе не обязательно обладают государственные гаранты, часто весьма привлекательные услуги предлагают частные гаранты неформальных правил.

С точки зрения концепции институционального рынка можно подвергнуть сомнению правильность утверждения о том, что в Российской Федерации «нет спроса на институты». Спрос есть, но не на все институты. Если граждане и бизнес нередко предпочитают «неофициальные» институты, это свидетельствует о том, что официальные не обладают качеством, пригодным потребителям.

Подчеркнем, что метафорически о «спросе на институты» часто говорят, когда стремятся подчеркнуть наличие (или возникновение) потребности, нужды в тех или иных правилах или системах правил. Причем эта потребность, вопервых, проявляется у многих субъектов и, во-вторых, ее удовлетворение принесло бы пользу не только этим субъектам, но и другим гражданам – так сказать, обществу в целом. При этом ключевую роль играет позиция в этом вопросе высших эшелонов власти и бизнеса.

На наш взгляд, среди значительной части высших руководителей мировых держав доминирует проектное мышление. Эксперты утверждают, что налицо поразительное сходство в риторике российского президента и его американского коллеги. Однако многие в аналитическом сообществе полагают, что нет резона сопоставлять российские проблемы и проблемы флагмана мировой экономики. Нельзя, однако, не заметить того, что Медведев, Обама и отчасти Саркози попытались выступить в ситуации глобального финансового кризиса с некой более или менее единой и, вероятно, согласованной программой, нацеленной на перезапуск экономики с помощью форсированного технологического роста. Каждый из них предложил свой проект модернизации финансовой или же политической архитектуры глобального порядка. Каждый сделал ставку на научно-техническое развитие своей страны, осознав тот урон, который наносит этому неолиберальная глобализация. Отметим, однако, что

каждый из этих высших руководителей слишком осторожен для того, чтобы преодолеть сопротивление заинтересованных в институциональном статус-кво олигархий и мобилизовать коалицию сторонников «нового курса» [2].

Факты говорят о том, что если существующие правила чем-то не удовлетворяют индивида, то перед ним возникают три варианта действий:

Следовать этим правилам, чтобы избежать жестких санкций за их нарушение, высказывая (или даже не высказывая, а сохраняя внутри) при этом недовольство ими;

Нарушать правила в тех случаях, когда есть надежда, что этого не заметят, либо когда кара за нарушение не слишком велика;

Предпринимать действия, нацеленные на изменение правил.

Очевидно, что в первых двух вариантах издержки следования правилу для недовольного им ничем не отличаются от издержек того, кого это правило вполне устраивает (за исключением, безусловно, чисто психологических моментов типа «не нравится, но делать нечего приходится подчиниться»).

Подчеркнем, что третий же вариант дает принципиально иную ситуацию: в литературе ее называют «институциональным предпринимательством». Соответственно институциональным предпринимателем называют того индивида, который использует свои возможности для того, чтобы сознательно модифицировать некоторый институт, существование которого, с его точки зрения, мешает ему (и многим другим гражданам) реализовать в принципе имеющиеся возможности для повышения благосостояния.

При этом если речь идет о нормах, действующих на всей территории страны, какие механизмы может использовать институциональный предприниматель для достижения своей цели. В принципе их не так много: это действия в сфере политики (работа в законодательных органах), в информационном пространстве (убеждение граждан в необходимости выбирать тех, кто сможет предпринять соответствующие изменения), а также действия вне политического поля, в области организации массового социального протестного движения, то есть давления на власть для того, чтобы та осуществила желаемые изменения.

Вполне понятно, что в демократических государствах, где действующие политики не гарантированно выигрывают любые выборы, для успеха институционального предпринимателя – конечно, если какая-то норма не по душе не только ему лично, но и значительному числу других граждан, – обычно достаточно первых двух типов действий. К организации протестных движений прибегают лишь «вынужденные» предприниматели – те, кто не нашел для себя реальных возможностей действовать «политически» и «информационно».

Таким образом то, каким из путей пойдет институциональный предприниматель, зависит от соотношения ожидаемых выгод и издержек. Если власть зависит от граждан, прислушивается к общественному мнению, достаточно действий в информационном поле. Если возможности создания «своей» политической партии и ее успешного участия в выборах широки,

можно включаться в политический процесс. Если же и та и другая возможности практически не просматриваются, фактически остается только третий путь.

Следует подчеркнуть, что личные издержки реализации любой из трех возможностей быть институциональным предпринимателем значительно выше, чем издержки следования норме, хотя она и не эффективна. Поэтому вполне можно ожидать, что и желание стать институциональным предпринимателем высказывают (и особенно реализуют) значительно меньше граждан, чем, например, желание жить в условиях порядка. Желание стать институциональным предпринимателем – это и есть готовность тратить свои ресурсы на то, чтобы в стране возникли институты, способствующие росту общественного благосостояния.

Таким образом, важно иметь в виду, когда в спорах «проектировщиков» и «институциональщиков» официальные лица говорят о том, что в России «нет спроса на институты», эта фраза – всего лишь эвфемизм другой констатации: «Мы создали в России такие условия, в которых попытки изменить удобную нам институциональную среду обречены на провал» [2].

Следовательно, аргумент отсутствия спроса на институты как фактор в споре сторонников двух альтернатив осуществления модернизации российской экономики – «проектировщиков» и «институциональщиков» – является ложным аргументом. У граждан нет реального, «платежеспособного» спроса не на продуктивные институты, а на легальные попытки изменения созданных властью малоэффективных институтов, поскольку возможности реализовать такие попытки этой же властью практически исключены: ожидаемые издержки таких попыток справедливо оцениваются гражданами как запретительновысокие. Реальный же спрос, как и всегда, сильно зависит от цены: если она выше, чем наличное бюджетное ограничение, то предпочтение остается простым пожеланием, не переходящим в действие. Однако, как показывает история, если денег нет, а заработать их невозможно, всегда остается открытым иной путь – отнять желаемое силой [2].

Суждения об институциональном предпринимательстве отнюдь не абстракты, они имеют прямое отношение к созданию институтов модернизации в инновационной сфере и осуществления перехода к инновационному варианту развития. Здесь требуется ряд принципиально важных шагов в институциональной сфере, которые уже сделаны в Европе и США. Нам же во многом мешают устаревшие институты. В частности, вспомним, что советское микроэлектронное производство, а также НИОКР находились примерно на одном уровне с зарубежными конкурентами. С тех пор пути участников рынка разошлись: российские предприятия оказались почти закрыты и выключены из инновационного процесса из-за недостатка финансирования, разрушения рынка и неблагоприятной институциональной среды. Американские и европейские производители для удешевления производства пошли по пути вывода этой части инновационного кластера в страны азиатско-тихоокеанского региона. Поэтому в АТР, пользуясь локализацией производства развитых стран, стали активно развивать свои собственные исследовательские подразделения. В настоящее время начался обратный процесс – для Европы приоритетом

является возврат производства на собственные территории. «Продажа инноваций R&D не может принести той отдачи, которая доступна производству полного цикла», – считает Хайнц Кундерт, президент полупроводникового концерна SEMI в Европе [1].

Чисто рыночные институты особенно в сфере высоких технологий, как показала практика, уже не действуют даже в развитых странах. На примере микроэлектронной отрасли, которая отчасти является генератором всех инноваций в жизненно важных отраслях промышленности – медицине, автомобилестроении, цифровой бытовой технике – видно, что инновации XXI века весьма дорогостоящее дело, требующее значительного участия государства для получения рыночной окупаемости и развития.

Россия, имеющая высокий потенциал рынка и собственного производства, нуждается в главном – создании институциональной системы передачи инноваций в промышленность от фундаментальной науки. Известно, что базовые ступени внедрения научных разработок в промышленность в микроэлектронике, являющейся эталоном динамичного инновационного развития на протяжении последних десятилетий?

Для формирования институциональной среды для высокотехнологичного производства следует иметь в виду, что оно рождается в несколько фаз. Первая фаза – фундаментальные исследования, новые разработки в области физики твердого тела, плазмохимии, материаловедения. Эти разработки по большей части проводятся государственными учреждениями – университетами и исследовательскими организациями. На этом этапе исследований основным инвестором остается государство. Следующий шаг делают ученые-инженеры. В

СССР этим занималась отраслевая наука, в Европе сейчас за это отвечают R&D подразделения. Они создают инновации и разрабатывают технологию производства инновационных продуктов. Институты R&D уже не целиком государственные: в целом отраслевую науку движет бизнес, который нуждается в модернизации технологий для победы на конкурентном рынке [1]. Для разработки инновационных промышленных технологий создан ряд специализированных центров, где возможности фундаментальных исследований сочетаются с вкладом частных компаний, использованием их инфраструктуры и установок.

Финальная фаза – внедрение инновационных процессов в крупномасштабное производство, проводимое частным бизнесом. При этом для высокотехнологичного бизнеса необходима особая институциональная среда: налоговые льготы, кредиты под низкий процент, Прямая рыночная конкуренция здесь невозможна из-за крайне высокой стоимости запуска производства, окупающейся лишь через значительный промежуток времени и при условии крупных масштабов. «Если Европе сейчас не хватает реального производства (мы сильны и в фундаментальных исследованиях, и в R&D), то вызов в России

– разработка механизма внедрения своих великолепных научных разработок в производство, в создание конечного продукта», – считает Кундерт.

Инновации – это продукт, который может быть произведен и продан, и без создания институтов (системы) перехода от идеи к продукту финансирование

фундаментальной науки в России будет инвестициями в промышленность других стран.

Кроме восстановления утраченного звена отраслевой науки, прикладных исследований, российским институтам нужно организовывать совместные программы с R&D центрами за рубежом, чтобы иметь возможность создавать и поддерживать современное производство. Необходимые инвестиции в исследовательские центры огромны: прикладной исследовательский кампус Гренобля «поглотил» 1,3 млрд евро за 10 лет, поэтому в условиях ограниченного бюджета разделение расходов по R&D – единственный путь для компаний глобализованного конкурентного мира. Кроме того, современное высокотехнологичное производство нуждается в кадрах, владеющих, кроме фундаментальных знаний, практическими навыками. В этом смысле российские вузы могут перенимать опыт западных университетов, более мобильных в подаче знаний и оперативно адаптирующих программу к нуждам промышленности [1].

Впоследствии эти специалисты могли бы обучать будущих сотрудников уже в России, однако на начальном этапе, в котором сейчас нуждается отечественная промышленность, подготовка специалистов за рубежом может быть дешевле и эффективнее, нежели выстраивание собственной системы фактически с нуля, правда, если это не станет новым каналом «утечки мозгов».

Следует иметь в виду, что повышение уровня финансирования фундаментальной науки может принести плоды – открытие уникальных технологий, создание новых рабочих мест, диверсификацию экономики, изменение структуры экспорта-импорта. Однако лишь в том случае, если на государственном уровне будет восстановлена институциональная система создания инновационного продукта на основе фундаментальных исследований и внедрения его в производство. При отсутствии инновационных институтов работы российских ученых будут лишь поддерживать экономику других стран, а отсутствие собственного производства – увеличивать отставание от конкурентов. В этом измерении на таком институте как вузы лежит огромная ответственность за воспроизводство человеческого капитала.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1.http://www.gazeta.ru/science/2011/03/02_a_3543237.shtml

2.http://www.ng.ru/scenario/2011-02-15/13_instituty.html?mpril

©А.Г. Осипов, 2011