Восточная литература на русском языке / Цао Сюэцинь - Сон в красном тереме. Том 1

И будет рад, о ней не говоря.

Гостья из-под банана

Тень хризантемы

Осень собирает, умножает Клад своих немеркнущих красот,

К трем тропам тайком я пробираюсь, Чтоб не слышно было, кто идет…

От окна мерцающий светильник То как будто близок, то далек,

За ограду лунный свет пробился, Яшмой звякнул на вратах замок…

Мерзнет он, цветок мой ароматный, Но, однако, духом крепок он,

Жизнестоек, если выпал иней, И непостижим, впадая в сон.

Драгоценность ночью ароматна, О, не мни ее и не топчи,

Только кто очам хмельным поможет Различить всю красоту в ночи?

Подруга Утренней зари

Сон о хризантеме

В разгаре осени хмельна по эту сторону ограды И, как у осени, чиста моя душа и холодна,

Луна и облако плывут, не отрываясь друг от друга, И одинаково светлы то облако и та луна.

Пред сном Чжуан-цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой,279

Я не предамся слепоте, хоть и на небо вознесусь.

279 Пред сном Чжуан-цзы, в коем он кружился бабочкою пестрой… – Во 2-й главе «Чжуан-цзы» (IV—III в.

до н.э.) есть такие строки: «Однажды Чжуан-чжоу (т.е. Чжуан-цзы) приснилось, будто он бабочка: он беззаботно порхал, ликовал от восторга и не знал, что он – Чжоу. А когда вдруг проснулся, то даже удивился, что он – Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, будто он бабочка, или же бабочке снится, будто она Чжоу. Но ведь между Чжоу и бабочкой, несомненно, есть разница. Значит, то было превращение».

Но, думой в прошлое уйдя, ищу и ныне Тао Цяня, И полагаю: он со мной вошел бы в искренний союз,

Я в сон едва лишь погружусь – и снова, снова устремляюсь К тем вольным гусям в небесах, которых в край иной влечет,

И вздрогну вдруг, придя в себя, – и вновь доносится до слуха: Стрекочет в тишине ночной неумолкающий сверчок.

Вот сон развеян… А без грез в душе моей опять досада, И груз тяжелых тайных дум – их высказать бы, да кому?

…Трава зачахла, и мороз над нашим садом стелет дымку, И нет границ разливам чувств, привычных сердцу моему!

Фея реки Сяосян

Увядшая хризантема

Роса застыла, превратившись в иней, Обвисли стебли, стройные дотоле,

При Малом снеге проводы устроим, Прощальный пир, обильное застолье!

И золото со временем тускнеет, — Но все ж благоухаешь ты покуда…

Увы, на стеблях не хватает листьев, Рассеял ветер гроздья изумруда…

Пал свет луны на половину ложа, Пронзительно опять сверчок стрекочет,

На десять тысяч ли – мороз и тучи, А караван гусей спешить не хочет.

Ну, что же, осень? До свиданья, осень! Прощаемся до будущего года!

Пока же разомкнем рукопожатье, — Грустить не будем даже в непогоду!

Гостья из-под банана

Слушая стихи, все дружно выражали свое восхищение и обменивались мнениями. Ли Вань сказала:

– Позвольте мне рассудить по справедливости. Каждое стихотворение по-своему хорошо. Но первое место я присуждаю стихотворению «Воспеваю хризантему», второе – «Вопрошаю хризантему», третье – «Сон о хризантеме». Темы для стихов были не традиционные, и лучше всех с ними справилась Фея реки Сяосян – ее стихотворение отличается новизной и свежестью мысли. Остальные стихи можно расположить в

следующем порядке: «Прикалываю к волосам хризантему», «Любуюсь хризантемой», «Застолье с хризантемами» и, наконец, «Вспоминаю хризантему».

–Правильно, верно! – воскликнул Баоюй, захлопав в ладоши. – Совершенно справедливо!

–Но в моих стихах недостает изящества, – возразила Дайюй.

–Все равно они хороши, – заметила Ли Вань, – без нагромождений и шероховатостей.

–А по-моему, стихотворение, в котором есть строка «Припомнилась мне та прогулка в вечерний, предзакатный час», – самое хорошее, – настаивала Дайюй. – Эта строка своего рода фон всей картины. Прекрасны также строки: «Мне не до книг, я их отброшу – лишь суета мирская в них. Я вижу только эти ветки со всей осенней их красой». В них все сказано

охризантеме на столе. Автор мысленно возвращается к тому времени, когда хризантема еще не была сорвана. В этом заключен глубокий смысл!

–А строка из твоего стихотворения «А потом, аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу» – выше всякой похвалы! – воскликнула Ли Вань.

–Да, на сей раз Царевна Душистых трав проиграла, – заметила Таньчунь. – Такие строки, как «За оградою пусто, старый сад наш дряхлеет…» и «А мечта, как и прежде, неизменна, светла», звучат красиво, но никаких чувств не вызывают.

–А у тебя строки «На волосах роса трех троп садовых, а на висках – приятный холодок» и «Когда б цветком украсили дерюгу, дерюга стала б как осенний шелк» тоже не раскрывают темы «Прикалываю к волосам хризантему», – улыбнулась Баочай.

–«Скажи, – я услышала, – кто затаенно, сей мир презирая, растет?» и «Кто, как и другие цветы, раскрываясь, все медлит, все ищет и ждет?» – добавила Сянъюнь, – это вопросы, на которые можно не отвечать, так как все ясно без слов.

–Но в строках «На колени ладонь опускаю» и «Не покрыв головы, я мечтаю» выражена тоска от предчувствия разлуки с хризантемой, – улыбнулась Ли Вань. – Знай об этом хризантема, она ужаснулась бы твоей назойливости!

Все рассмеялись.

–А я опять провалился! – с улыбкой произнес Баоюй. – Неужели мои выражения «В чьем доме всходы породило семя?», «Ищу, ищу: где он, цветок осенний?», «Ушел я бодрым шагом далеко» и «И все ж не отразило пылких чувств холодное мое стихотворенье» совершенно не относятся к слову «ищу»? Неужели слова «Вчерашней ночью совсем нежданно дождь припустил вдруг и жизнь им дал» и «Сегодня утром – еще был иней» ничего не напоминают о слове «сажаю»? Можно досадовать лишь на то, что их нельзя сравнить с такими выражениями, как «Аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу», «Холод чист и душист. Я читаю стихи. На колени ладонь опускаю», «На висках… холодок», «Когда б цветком украсили дерюгу…». Но ничего, – добавил он, – завтра я ничем не занят и сочиню заново все двенадцать стихотворений.

–Твои стихи не так уж плохи, – поспешила его успокоить Ли Вань, – в них только мало новизны и оригинальности.

Обменявшись впечатлениями, все захотели еще крабов и сели за стол.

–Вот я держу в руке клешню краба и любуюсь коричными цветами, – сказал Баоюй, поднявшись с места. – Это тоже тема для стихов. И я уже сочинил одно. Кто еще хочет?

Он вымыл руки, взял кисть и записал:

Я взял клешню и беспредельно рад Сидеть в густой тени дерев коричных,

Налил я уксус и теперь толку Имбирь в порыве страсти необычной…

Как внук царька – прожорлив, и к тому ж Вином еду я запивать желаю,

Как самодур-чиновник, я к еде Пристрастье постоянное питаю!

Набит живот, – как будто коркой льда Покрылся он, а я в самозабвенье,

И пропитались жижею мясной Все пальцы – бесполезно омовенье!

Чего стыдиться? В мире нет таких, Кто б к насыщению не устремлялся,

И даже Су Дунпо – святой поэт280 — Быть лакомкой великим не стеснялся!

–Таких стихов можно сочинить хоть целую сотню! – засмеялась Дайюй.

–Просто у тебя способностей не хватает, вот ты и выискиваешь недостатки у других, вместо того чтобы самой взять да сочинить! – с улыбкой заметил Баоюй.

Дайюй ничего не ответила, запрокинула голову, тихо продекламировала сочиненное стихотворение, схватила кисть и записала:

Внушительны на вид и после смерти У краба копья и стальные латы,

Горою возлежат на блюдах яства, Любой отведать их скорее рад.

Под панцирем нефритовое мясо — Оно на блюдах выглядит богато,

Жирок за твердой коркой красноватый — Что ни кусочек – свежесть! аромат!

Пусть много мяса, – я предпочитаю Клешней восьмерку – сочных и отменных,

Но кто меня уговорить сумел бы Всю тысячу бокалов выпить враз?

Как праздничны передо мною яства! Я ими угощусь самозабвенно.

Чист ветер. В белом инее коричник. Не оторву от хризантемы глаз!

Баоюй прочел и выразил свое восхищение, но Дайюй изорвала листок со стихотворением и приказала служанкам сжечь, сказав:

280 И даже Су Дунпо – святой поэт… – Су Дунпо (Су с Восточного склона) – псевдоним Су Ши, великого поэта эпохи Сун (XI в.).

–Мои стихи хуже твоих, пусть их бросят в огонь. А стихотворение о крабе ты сохрани, оно лучше стихов о хризантеме!

–Я тоже сочинила стихотворение, – сказала Баочай. – Не знаю только, хорошо ли получилось. Запишу шутки ради.

Утуны тенисты, коричник ветвист. Вино там отменное пьют.

В Чанъани лишь вспомнят, что скоро Чунъян, — И слюнки заране текут…

Как много дорог пред глазами! Увы, Нет стройности в них никакой!

От черного желтое не отделить, И осень смешалась с весной!

Последние строки вызвали восхищенные возгласы:

–Прекрасно! Замечательно!

–Ловко же она нас поддела! – вскричал Баоюй. – Пожалуй, и мои стихи надо сжечь! Стали читать дальше:

Добавь хризантему к вину, Коль привкус у пищи дурной.

А приторна – так положи Имбирь – он чуть-чуть горьковат.

Пусть падают крабы в котел. Смысл этого действа какой?

Над берегом в небе луна.

Упроса душист аромат.

–Вот это настоящий гимн крабам, – заявили все дружно, дочитав до конца. – Оказывается, даже незначительной теме можно придать глубокий смысл! Только некоторые строки довольно едкие и кое-кого задевают.

В это время в саду появилась Пинъэр. Если хотите узнать, зачем она пришла, прочтите следующую главу.

Глава тридцать девятая

У деревенской старухи глупые речи льются рекой; впечатлительный юноша пытается докопаться до правды

Едва Пинъэр появилась, как ее забросали вопросами:

–Что делает твоя госпожа? Почему не вернулась?

–Времени у нее нет, – улыбаясь, сказала Пинъэр. – Она даже поесть не успела! И вот послала меня спросить, есть ли у вас еще крабы.

–Разумеется, есть, сколько угодно, – ответила Сянъюнь и приказала служанкам положить в короб десяток самых крупных крабов.

–Жирных кладите, с круглым брюшком, – сказала Пинъэр. Сесть к столу она отказалась.

–Приказываю тебе – садись! – глядя в упор на служанку, сказала Ли Вань.

Она усадила Пинъэр рядом с собой, налила в кубок вина и поднесла ей прямо к губам. Пинъэр отпила глоток и собралась идти.

–Сиди! – удержала ее Ли Вань. – Я, значит, для тебя не указ, только Фэнцзе! И она приказала служанкам:

–Отнесете крабов второй госпоже Фэнцзе и скажете что Пинъэр я оставила у себя! Женщины унесли короб, но вскоре вернулись и доложили:

–Вторая госпожа велела вам всем передать, чтобы во время еды не смеялись и не болтали. Она прислала немного печенья из муки водяного ореха и хворост на курином жиру, которые только что получила от жены младшего дяди. А вам, барышня, – обратились они к Пинъэр, – госпожа разрешила остаться, только не пить лишнего.

–А если выпью, что будет? – с улыбкой спросила Пинъэр, продолжая пить и закусывать.

–Как жаль, что тебе, с твоей внешностью, выпала жалкая доля служанки! – засмеялась Ли Вань, обнимая Пинъэр. – Ведь если не знать, тебя можно легко принять за госпожу!

Пинъэр, болтавшая с Баочай и Сянъюнь, повернулась к Ли Вань и сказала:

–Не прижимайте меня, госпожа, щекотно!

–Ай-я! – воскликнула Ли Вань. – Что это у тебя такое твердое?

–Ключ, – ответила Пинъэр.

–Неужели у тебя есть драгоценность, которую надо запирать на замок? – рассмеялась

Ли Вань. – Когда Танский монах 281 отправлялся в путь за священными книгами, у него

был белый конь; когда Лю Чжиюань282 завоевывал Поднебесную, у него были волшебные доспехи, подаренные духом тыквы, а у Фэнцзе есть ты. Ты – ключ своей госпожи! А тебе зачем ключ?

–Вы, госпожа, захмелели и насмехаетесь надо мной! – смущенно улыбнулась Пинъэр.

–Она говорит чистую правду, – произнесла Баочай. – Недавно мы на досуге обсуждали достоинства и недостатки служанок, и решили, что таких, как ты, на сотню едва ли найдется одна. Госпожа Фэнцзе знала, кого брать в услужение. Служанки у нее как на подбор, и у каждой свои достоинства.

–Все делается по воле Неба, – изрекла Ли Вань. – Представьте, что было бы, не прислуживай барышня Юаньян в комнатах старой госпожи! Даже госпожа Ван не осмеливается перечить старой госпоже. А Юаньян это себе иногда позволяет, и, как ни странно, одну ее госпожа слушается. Никто не знает, сколько одежды у старой госпожи, а Юаньян помнит все до мелочей, и если бы не она, многое давно растащили бы. Юаньян к тому же добра, не только не накажет служанку, если та оплошает, но еще и замолвит за нее словечко.

–Вчера как раз старая госпожа говорила, что Юаньян лучше всех нас! – вмешалась в разговор Сичунь.

–Она и в самом деле хорошая, – согласилась Пинъэр. – Где уж нам с нею тягаться?

–Цайся, служанка моей матушки, тоже честная и скромная, – заметил Баоюй.

–Никто и не отрицает этого, – сказала Таньчунь. – Она и расчетлива, и старательна. Наша госпожа, словно святая, ничего не смыслит в делах, так Цайся всегда ее выручит, подскажет, как поступить. Она точно знает, что полагается делать даже в таких важных случаях, как выезд старого господина! Забудет что-нибудь госпожа, Цайся тут как тут.

281Танский монах. – Имеется в виду Сюань-цзан, совершивший в VII в. путешествие в Индию за буддийскими книгами.

282Лю Чжиюань – основатель династии Хань (947—951) в эпоху Пяти династий.

– Хватит вам, – сказала Ли Вань и, указывая пальцем на Баоюя, промолвила: – Лучше представьте себе, до чего дошел бы этот молодой господин, если бы за ним не присматривала Сижэнь? Что же до Фэнцзе, то, будь она хоть самим Чуским деспотом283, ей все равно понадобился бы помощник, способный поднять треножник в тысячу цзиней весом! Без Пинъэр ей, конечно, не обойтись!

–Прежде у моей госпожи было четыре служанки, – сказала Пинъэр, – потом одна умерла, другие ушли, и сейчас осталась одна я, сирота.

–И все же тебе повезло, – заметила Ли Вань, – да и Фэнцзе тоже. Помню, при жизни мужа, старшего господина Цзя Чжу, у меня были две служанки. Я не хуже других. Но угодить мне они не могли, поэтому, когда муж умер, я отпустила их – я молодая, здоровая, могу все делать сама. Но как бы мне хотелось иметь хоть одну преданную служанку!

Слезы покатились из глаз Ли Вань.

–Стоит ли так сокрушаться? – принялись ее все утешать. – Не надо расстраиваться! Покончив с едой и вымыв руки, барышни решили пойти справиться о здоровье

матушки Цзя и госпожи Ван.

После их ухода служанки подмели пол, убрали столы, вымыли кубки и блюда. Сижэнь и Пинъэр вместе вышли из павильона. Сижэнь пригласила Пинъэр к себе поболтать и выпить чаю.

Пинъэр отказалась:

–Как-нибудь в другой раз зайду, когда будет свободное время. Она попрощалась и хотела уйти, но Сижэнь вдруг спросила:

–Не знаешь, что с нашим жалованьем? Почему до сих пор не выдали денег даже служанкам старой госпожи?

Пинъэр подошла вплотную к Сижэнь, огляделась и, убедившись, что поблизости никого нет, прошептала ей на ухо:

–И не спрашивай! Дня через два выдадут!

–В чем дело? – удивилась Сижэнь. – Чего ты боишься?

–Деньги на жалованье служанкам за этот месяц моя госпожа уже получила, но отдала их в рост под большие проценты. Придется ждать, пока она соберет проценты в других местах, чтобы получилась необходимая сумма, и тогда выдадут всем сразу. Никто об этом не знает, смотри не проболтайся!

–Разве у твоей госпожи не хватает денег на расходы? – удивилась Сижэнь. – Или она чем-нибудь недовольна? Зачем ей лишние хлопоты?

–Так-то оно так! – кивнула с улыбкой Пинъэр. – Но за последние годы моя госпожа таким образом заработала несколько сот лянов серебра! Свои личные деньги, которые ей выдают из общей казны, она копит и тоже отдает в рост, получая процентов до тысячи лянов серебра в год!

–Вы с хозяйкой на наших деньгах зарабатываете проценты, а мы, дураки, ждем! – воскликнула Сижэнь. – Здорово, нечего сказать!

–Ну и бессовестная же ты! – возмутилась Пинъэр. – Неужели тебе не хватает денег?

–Мне-то хватает, – ответила Сижэнь, – тратить не на что – разве что копить для какой-нибудь надобности.

–Если хочешь, возьми у меня – я скопила несколько лянов, – а потом я из твоих вычту.

–Сейчас пока не нужно, – покачала головой Сижэнь. – Если же понадобятся, непременно попрошу у тебя.

Пинъэр кивнула и направилась к выходу из сада. Здесь она столкнулась со служанкой, посланной за ней Фэнцзе.

–У госпожи важное дело, она ждет вас, – сказала служанка.

283 Чуский деспот. – Имеется в виду Сян Юй. В конце III в. до н.э. вел борьбу против династии Цинь, а затем боролся за власть с основателем династии Хань – Лю Баном. В 202 г. до н.э. погиб в битве при Гайся.

–Что еще за дело? – спросила Пинъэр. – Разве госпожа не знает, что меня задержала старшая госпожа Ли Вань? Я ведь не убежала, чтобы посылать за мной служанку!

–Я тут ни при чем, – возразила девочка. – Скажите об этом госпоже сами!

–Ты еще огрызаться! – прикрикнула на нее Пинъэр, плюнув с досады.

Когда Пинъэр пришла, Фэнцзе дома не было. В комнате сидела бабушка Лю, которая как-то приходила за подачкой, ее внук Баньэр, жены Чжан Цая и Чжоу Жуя и несколько девочек-служанок. На полу лежали высыпанные из мешка жужубы, маленькие тыквы и еще какие-то овощи и зелень.

При появлении Пинъэр все поспешили встать. Даже старуха Лю с удивительным проворством спрыгнула с кана и почтительно осведомилась:

–Как поживаете, барышня? Я давно собиралась прийти справиться о здоровье вашей госпожи и повидать барышень, но никак не могла выбраться. Урожай нынче богатый, и на зерно, и на фрукты, и на овощи. Продавать я не стала, дай, думаю, отнесу самые лучшие вашей госпоже и барышням. Редкие дорогие кушанья им наверняка приелись. Пусть отведают зелени и овощей! Дарю их от чистого сердца!

–Спасибо тебе за заботу! – поблагодарила Пинъэр, сделав знак бабушке сесть. После чего села сама, предложила сесть женам Чжан Цая и Чжоу Жуя и приказала девочкам подать чаю.

–Вы, барышня, сегодня такая веселая да румяная! – заметили женщины. – Даже глаза покраснели!

–В самом деле? – сказала Пинъэр. – Это с непривычки. Старшая невестка Ли Вань и барышни меня напоили вином. Целых две чарки выпила, потому и раскраснелась.

–А я думаю, где бы мне выпить! – смеясь, сказала жена Чжан Цая. – Но никто что-то не угощает! Когда, барышня, вас опять пригласят, захватите с собой и меня!

Все рассмеялись, а жена Чжоу Жуя добавила:

–Утром я видела крабов, которых для вас приготовили. На цзинь их пойдет два-три, не больше! А две-три корзины, пожалуй, потянут не меньше чем на семьдесят, а то и восемьдесят цзиней!

–На всех обитателей дома вряд ли хватит, – заметила жена Чжан Цая.

–Где там! – вскричала Пинъэр. – Хозяева съели всего по парочке! Служанкам досталась самая малость, да и то не каждой.

–Такие крабы нынче идут по пять фэней284 за цзинь! – вставила бабушка Лю. – Значит, десять цзиней обойдутся в пять цяней серебра. Пятью пять – двадцать пять, да еще трижды пять – пятнадцать, да еще накинуть на вино и закуски, вот и выйдет больше двадцати лянов серебра! Амитаба! Этих денег у нас в деревне хватило бы на целый год!

–Бабушка, вы уже видели госпожу Фэнцзе? – перебила ее Пинъэр.

–Видела, – ответила старуха, – она подождать велела…

Бабушка Лю выглянула в окно, посмотрела на небо и сказала:

–Нам пора. А то не выберемся до темноты из города.

–Погоди, – остановила ее жена Чжоу Жуя, – пойду разузнаю, где госпожа. Вскоре жена Чжоу Жуя вернулась и сказала бабушке Лю:

–Однако же повезло тебе! Ты понравилась госпоже!

Пинъэр спросила, что это значит.

– Вторая госпожа Фэнцзе сейчас у старой госпожи, – пояснила жена Чжоу Жуя. – Я шепнула второй госпоже, что бабушка Лю собирается уходить, а госпожа говорит: «Идти ей далеко, сюда она несла тяжелую ношу. Пусть заночует у нас». Услышав это, старая госпожа расспросила вторую госпожу про бабушку Лю и сказала: «Мне давно хотелось поговорить с такой женщиной, умудренной жизненным опытом». Это ли не значит, что бабушке повезло вдвойне?

284 Фэнь – сотая часть юаня, основной денежной единицы в Китае.

И она заторопила старуху идти к матушке Цзя.

–Куда мне такой нескладной да неотесанной соваться к знатной госпоже! – переполошилась старуха. – Скажи лучше, сестрица, что я ушла, что…

–Ладно вам, – оборвала Пинъэр. – Идите скорее. Старая госпожа жалеет старых и бедных, не любит только притворщиков да обманщиков. Если боитесь, тетушка Чжоу вас проводит.

Жена Чжоу Жуя взяла старуху за руку и повела к матушке Цзя. С ними пошла и Пинъэр. У вторых ворот ее окликнул мальчик-слуга:

–Барышня!..

–Что еще? – спросила Пинъэр.

–Время позднее, а у меня мать заболела, лекаря нужно позвать. Отпустите меня, добрая барышня!

–Все вы словно сговорились! – проворчала Пинъэр. – То один отпрашивается, то другой, и так каждый день. К госпоже никто не идет, только ко мне! Чжуэр тоже ушел, а потом вдруг понадобился второму господину Цзя Ляню, пришлось мне оправдываться, выгораживать Чжуэра. Второй господин рассердился, заявил, что я распустила слуг! А теперь ты просишься!

–Он правду говорит, – сказала жена Чжоу Жуя. – Будьте милостивы, отпустите его!

–Ладно, – согласилась Пинъэр, – только смотри утром приходи пораньше! Ты можешь понадобиться. Чтобы был на месте к тому времени, когда солнце начнет припекать. А сейчас передай Ванъэру, пусть завтра же принесет второй госпоже проценты под занятые деньги. А не принесет, пусть подавится ими, вторая госпожа напоминать ему больше не будет!

Вне себя от радости мальчик пообещал Пинъэр все в точности исполнить и убежал. Когда старуха Лю и все, кто ее сопровождал, пришли к матушке Цзя, они застали там

девушек из сада Роскошных зрелищ.

Ослепленная роскошным убранством и блеском драгоценностей, бабушка Лю окончательно растерялась. Вдруг она увидела прямо перед собой на невысокой тахте почтенного вида старуху, напротив, смеясь и болтая, сидела Фэнцзе. Возле старухи сидела на корточках красавица, вся в шелках, и растирала ей ноги. Бабушка Лю поняла, что это и есть матушка Цзя.

–Желаю вам много лет здравствовать! – поспешно сказала старуха Лю, не переставая кланяться.

Матушка Цзя слегка приподнялась на тахте и справилась о здоровье бабушки Лю, затем приказала жене Чжоу Жуя подать стул и пригласила старуху сесть. Баньэр до того оробел, что спрятался за спину бабушки и позабыл справиться о здоровье хозяев дома.

–Почтеннейшая, сколько лет тебе нынче сравнялось? – спросила матушка Цзя.

–Семьдесят пять, – ответила бабушка Лю, вставая.

–А ты еще крепкая! – удивилась матушка Цзя. – Я, если доживу до твоего возраста, вряд ли смогу передвигать ноги!

–Мы весь век живем в нужде, – промолвила в ответ старуха Лю, – а вы, почтенная госпожа, наслаждаетесь счастьем. Будь у нас в деревне все такими, как вы, некому было бы работать!

–Видишь хорошо? – поинтересовалась матушка Цзя. – Зубы целы?

–Зубы целы, – ответила бабушка Лю. – Правда, в нынешнем году левый коренной стал шататься.

–А я вот совсем плохая стала, – печально проговорила матушка Цзя. – И не слышу, и не вижу, и память пропала. Даже родственников стала забывать. Стараюсь с ними не встречаться, чтобы не вызывать насмешек. Жую, и то с трудом, даже мягкую пищу. Много сплю, когда скучно – забавляюсь с внуками и внучками, вот и все.

–До чего же вы счастливая, почтенная госпожа! – воскликнула бабушка Лю. – Никто у нас в деревне не может сравниться с вами!

–Да какое же это счастье быть старой развалиной, – вздохнула матушка Цзя.

Тут все рассмеялись.

–Мне Фэнцзе сейчас сказала, что ты принесла зелени и овощей, – продолжала матушка Цзя, – и я распорядилась их принять, уж очень хочется чего-нибудь свеженького, прямо с грядки, а то ведь мы все покупаем!..

–А мы, деревенские, рады бы отведать рыбы или мяса, только нам не по карману.

–Ты нам не чужая, – сказала матушка Цзя, – и с пустыми руками мы тебя не отпустим. Если не брезгуешь, погости денька два! У нас в саду тоже растут фрукты, завтра ты их отведаешь и домой немного возьмешь. По крайней мере не будешь думать, что зря навещала родственников!

Увидев, что матушка Цзя в хорошем расположении духа, Фэнцзе тоже принялась уговаривать бабушку Лю заночевать.

–У нас, конечно, не так просторно, как в деревне, – пошутила она, – но две комнаты пустуют. Поживете у нас несколько дней, расскажете нашей почтенной госпоже деревенские новости и какие-нибудь истории.

–Девочка моя, ты уж не смейся над нею! Деревенские вряд ли могут понять твои шутки! – сказала матушка Цзя и, обернувшись к служанкам, велела принести фруктов для Баньэра. Но мальчик к ним даже не прикоснулся, до того оробел. Тогда матушка Цзя распорядилась дать ему денег и отвести играть с мальчиками-слугами.

Тем временем бабушка Лю выпила чаю и рассказала матушке Цзя несколько историй, о которых она либо слышала, либо сама была очевидицей. Матушка Цзя слушала с большим интересом.

Фэнцзе распорядилась пригласить гостью к ужину, а матушка Цзя велела отнести ей самые любимые свои блюда.

Фэнцзе сразу догадалась, что угодила старой госпоже, и после ужина послала к ней служанку спросить, какие будут распоряжения насчет старухи.

Юаньян приказала отвести бабушку Лю искупаться, взяла первую попавшуюся под руку одежду и велела отнести старухе.

С бабушкой Лю никогда не происходило ничего подобного. Она быстро искупалась, надела чистое платье и снова отправилась к матушке Цзя, придумывая на ходу, что бы еще ей рассказать.

Спустя немного пришел Баоюй с сестрами. Никому из них прежде не доводилось слышать таких занятных историй. Даже слепые рассказчики не могли сравниться с бабушкой Лю.

Неграмотная деревенская старуха многое повидала на своем веку. Видя, с каким вниманием ее слушают и старая госпожа, и барышни, она радовалась и, чтобы позабавить хозяев, рассказывала и что было, и чего не было.

–Мы круглый год работаем в поле и в огороде, изо дня в день пашем землю, сажаем овощи. Весной, летом, осенью, зимой, в любую погоду, несмотря на ветер и снег. У нас нет ни минуты, чтобы посидеть поболтать – вот как вы. От жары мы скрываемся в шалаше, и то лишь когда даем лошади отдохнуть. Но даже за это короткое время каких только не наслушаешься историй! К примеру, прошлой зимой несколько дней кряду шел снег, и толщина его доходила до трех-четырех чи. В тот день я встала чуть свет и только собралась выйти из дому, как вдруг слышу снаружи какой-то треск! Будто хворост кто-то ломает. Я подумала, это вор, и выглянула наружу… Смотрю, стоит кто-то чужой, не из деревенских.

–Наверное, путник, – высказала предположение матушка Цзя. – Озяб, а согреться негде, вот он и решил наломать хворосту и развести костер. Такое бывает, ничего удивительного.

–В том-то и дело, что не путник, – возразила бабушка Лю. – А то и вправду удивляться было бы нечему. Ни за что не угадаете, кто это был! Барышня лет семнадцати– восемнадцати! Волосы гладко зачесаны и блестят, будто масляные! Одета в ярко-красную кофту и белую юбку из узорчатого шелка…

–Не волнуйте старую госпожу, не пугайте! – крикнул кто-то в этот момент снаружи.