Биографиии Биологов / Митрофанов В. (ред.) Иосиф Абрамович Рапопорт - ученый, воин, гражданин. Очерки, воспоминания, материалы

ко, Г.Д. Карпеченко, Д.А. Сабинина, принадлежащих к классике мировой науки, не имевших никаких заблуждений или заблуждения, о которых можно забыть. Разве патриотизм - в неустанном убеждении широкой читающей публики в сложности и доказанности опытов Лысенко и равных ему небожителей? Ведь эти опыты никогда не удалось повторить "инакомыслящим" советским ученым, и они не были никем повторены за границей, хотя там предостаточно людей, не берущих под сомнение имена Ломоносова, Менделеева, Бутлерова и любого добросовестного русского или советского ученого. Неужели глубокомыслие мешает вам над этим задуматься? Трудно признать за свидетельство патриотизма низведение биологической науки на уровень таковой в Турции лет эдак триста тому назад.

Как это знатоки и дегустаторы людского сердца вдруг настолько отупели за писанием од и поздравительных посланий, что не могут измерить всю остроту протеста, охватывающего ученого, в которого силком впихивают идею, противоречащую его знанию и убеждению? При маленькой наблюдательности нельзя ведь не заметить, что к чести наших генетиков, например, большинство ушло в далекие другие области или вовсе из науки и только считанные ученые - титулованные особы, "gen titres", как сказал чуждый вам Беранже, подделываются под казенные требования и оправдывают свое существование тем, что, славя воду, потихоньку потягивают винцо, т.е. подают в "современной" форме сделанные "осужденными методами" работы. Вся небольшая положительная продукция последних лет вышла из этого источника.

Почему бы "ЛГ", назидающей, внушающей взрослым, не задуматься немного о будущем своих читателей? Ведь сейчас производится невиданный массовый посев путаницы и дезориентации в начальной, средней и высшей школе. Попробуйте хоть на минуту прикинуть вероятную жатву. Ведь целые главы стандартных учебников, рассчитанных на десятки лет, в безоговорочной форме излагают многим миллионам доверчивых умов истины, которые вдруг не только вы, но еще менее притязательный "Медиц(инский) работник" отказывается порой проверить.

Однако самым тяжелым и явным грехом, снова совершаемым вами, главным образом против детей и юношества собственной страны, является, несомненно, провокационный характер резонанса вашей неудержимо строчащей активности, несмотря на все ваши благочестивые рефрены, в окружающем не-советском, но и не-антисоветском мире, где вы делаете все доступное, чтобы оттолкнуть широкие круги интеллигенции, крестьян и рабочих, являющихся всегда более друзьями нашей страны, чем их правительства, от Советского Союза и дискредитировать реальное и перспективное положение ученого в коммунистическом обществе.

На стороне ваша деятельность встречает прежде всего бурную реакцию зарубежной интеллигенции, включая и всю ту ее часть, которая политически солидарна с социалистическими идеалами или желает подлинного мира и дружбы между народами.

Редакция "ЛГ" и Общество писателей, которым до всего, как известно, есть дело, неспособны органически понять всю глубину и рез-

119

кость возникших конфликтов, по-разному разрешаемых, но всегда при остающемся и господствующем чувстве протеста и возмущения, когда ученый видит, как безответственные писаки заставляют его коллег изменять своим убеждениям и даже иногда добиваются в том успеха. Что может быть позорнее и унизительнее примирения с навязанным извне заветом, отвергающим опыт и заведомо ложным - как выясняется при самой непритязательной, но беспристрастной проверке. А чего стоят непрестанные требования признания сделанных и несделанных ошибок, отдающие не простым кликушеством, а самыми изуверскими традициями средневекового католического монастыря. Ошибки в науке делались и будут делаться, но это, как правило, добросовестные, незлонамеренные ошибки, и признают их ученые в форме, с газетами ничего общего не имеющей, а в особенности с вашей газетой, так бойко разрешающейся собственными вердиктами и призывающей "к бдительности" и санкциям другие административные и политические органы.

Жестокое чувство возмущения, охватившее многих нейтральных и доброжелательных деятелей науки, систематически вами разогреваемое, не могло не привести в стан прямых служителей агрессии многих иностранных физиков, химиков, биологов и врачей, которые бойкотировали бы работу над атомной бомбой в военной промышленности, не будь вашего дикого подстрекательства. Вы, литераторы, хвалились, что все знаете и все предчувствовали; как же это вдруг забыто, что отчаливший от одного берега пристает к другому, а сдвинет ли он еще свою ладью обратно?

Затем вы заботливо культивируете чувство протеста у заграничных крестьян, достаточно информируемых тамошней печатью относительно вашего творчества, и в определенных кругах вы вызываете чувство превосходства. Никто не верит там в сказочные превращения пшеницы и кукушки, как, осмелюсь доложить, немногие верят и у нас. Однако враждебная печать получила от вас "carte blanche" для убеждения крестьян и агрономов, что они не увидят добра от установления у себя такой официальной науки, которая глумится над человеческим трудом и достоинством. И я признаюсь вам, что тамошние крестьяне получают от своих ученых хорошие сорта и агрометоды, которые у нас теперь стали невозможными.

Наконец, народы капиталистического мира всеми поколениями соприкасаются с учителями (в общественной оценке которых у Бисмарка, конечно, побольше перспективы, чем у поэтов и полупоэтов), врачами и инженерами, обладающими достаточным авторитетом, чтобы передать свое возмущение беспрецедентной антинаучной кампанией, приносящей лавры вполне владеющим автоматической ручкой или даже машинописью писателям, в широкие круги непредубежденных людей. Антисоветская пропаганда приобрела, следовательно, таких глашатаев и такую обширную аудиторию, которую раньше не имела.

Для самих фальсификаций "ЛГ" характерно в этом плане, что ее рецензии захлебываются от восторга по поводу двух книг - Мортона и Фокса, переведенных с английского на русский язык. Это создает впечатление сочувствия солидарности идеям "ЛГ" за границей, а между тем

120

в действительности Мортон и Фокс никакими работами в экспериментальной и теоретической генетике доселе не были известны, и больше ни одной строки апологетики Лысенко, Бошьяна и Лепешинской как будто не появлялось. Подтверждающих же экспериментальных работ нетсовершенно,аопроверженийполным-полно.

Я утверждаю, что "ЛГ", злоупотребляя своим положением как центра, где сотрудничают не только цвет журналистики, не всегда отличающийся, как известно, последовательностью, но писателей и критиков, воплощающих людскую совесть и провозглашающих идеалы, систематически и злостно дезориентируют ученых и массового читателя. Этим "ЛГ" снискала себе славу, незаурядную даже для выдающейся бульварной газеты, насколько таковую можно представить, и кто знает, может быть, заставила бы и Фаддея Булгарина сокрушаться своей отсталости.

И.А. Рапопорт

ПИСЬМО Н.С. ХРУЩЕВУ1

Гражданин Хрущев!

Я имею довольно несладкий урок обращения на Ваше имя, в Вашу бытность секретарем МК2. Письмо, посланное мной, было передано в аппарат Румянцева, и меня вызвала какая-то вполне полицейского типа партийная деятельница, поставившая сразу вопрос - собираюсь ли я каяться? Других мотивов обращения к начальству она, видимо, не представляет. Когда я ответил отрицательно, то она совершенно явно дала мне понять, что я буду иметь дело "с другими органами". И действительно, через несколько дней в Союзную ГеологоПоисковую Контору, где я тогда работал, явился чин из министерства Берия, унесший мое личное дело. Затем последовало увольнение, настолько незаконное, что министр нефти Байбаков приказал меня восстановить. Однако последний приказ был им же через пару дней отменен: министры могут держать слово! Даме из МК передайте от меня привет, он докрасна горячий.

Я напоминаю о риске, сопровождающем обращение к Вам, поскольку мои домашние достаточно травмированы полученным тогда уроком. Прошу поэтому послать мне ответ не домой, а до востребования, Москва, 19 почт. отделение.

Прошу я Вас о небольшом - лично принять меня по вопросу, сейчас, по-видимому, решающему - о судьбе генетики.

1 См. Комментарии.

2 Речь идет, вероятно, о письме 1951 г., написанном И.А. Рапопортом, когда он еще работал в союзной геолого-поисковой конторе Министерства нефтяной промышленности

СССР. Из него ясно, почему Рапопорту пришлось уйти из упомянутой конторы и перейти на работу по договорам. Это письмо не обнаружено.

121

Недавно опубликованный вотум доверия Лысенко со стороны ЦК, шумный юбилей Опарина (смотри передовые всехпоявившихся в стране биологических журналов) не оставляют сомнения в том, что письмо Станкова опубликовано единственно для доказательстватого, что после "критики" положение дел еще горше.

Будет ли за сим членораздельное изложение намерений политического и административного начальства, к которому Вы принадлежите и которое ответственно за полный разгром нескольких биологических наук в 1948 г. Но какие-то изменения ведутся.

В порядке подготовки материалов я прошу Вас лично выяснить мою точку зрения, заранее заявляя, что она остается такой же непримиримой, какой была 7 лет назад. Как ни предосудительна в Ваших глазах непримиримость, она все же лучше как источник информации, чем та сладенькая жвачка, которую Вам подготовил аппарат, выдвинутый после 1948 г. и всеми потрохами связанный с бредовой наукой Лысенко. Да, кстати, в ЦК сейчас имеются несколько деятелей, введенных в него только за личные услуги Лысенко. Я этот вывод делаю не голословно, а судя по ответу на письмо, отправленное летом прошлого года в Политбюро.

Не желаю никого шельмовать, я держусь критического мнения о некоторых более или менее маститых ученых, которые ныне стали Вам жаловаться на положение в биологии, - когда Лысенко стал вести себя по-разбойничьи в области их деятельности, - но солидаризировавшиеся с ним в пору ликвидации генетики. Такие свидетели всегда думают лишь о себе.

Хотя Вы и политический деятель, но еще не увидели, что местничество и удельные идеалы в науке очень сильны, что и привело сейчас при прямом участии, точнее, санкции, ЦК к особой ситуации - генетике как политической проблеме. Не довольно ли "ломать

P.S. Если время Вам не позволит, что вполне естественно (или по другой причине), то просто откажите, но только не перекладывайте на чиновников.

И.Р.

Не боюсь я их, но брезглив к Молчалиным нового типа.

122

И.А. Рапопорт

СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ - ВСТРЕЧА СО СТУДЕНТАМИ ЛГУ1

(Ленинград. ЛГУ. Большая химическая аудитория, 29 апреля 1988)

Председательствующий, профессор С.Г. Инге-Вечтомов. Мне особенно приятно отметить, что Иосиф Абрамович Рапопорт окончил кафедру генетики Ленинградского университета в 1935 г. Иосиф Абрамович уже через четыре года опубликовал целую серию прекрасных работ, значение которых, может быть, до сих пор не до конца понятно <...>. Но, как вы знаете, очень скоро события изменились к худшему. Началась война, в которой Иосиф Абрамович Рапопорт проявил себя как мужественный солдат<...>.О нем просто ходят легенды, которые я не берусь пересказывать, не ручаясь за их достоверность. Так или иначе, второе большое сражение, участником которого был Иосиф Абрамович, состоялось в августе 1948 г. И я думаю, что Иосиф Абрамович Рапопорт - это единственный человек, который имеет право объективно говорить о событиях, которые тогда происходили, потому что он был одним из очень немногих, едва ли не единственным человеком, твердо отстаивающих позиции генетики, твердо стоявшим за правду <...>. При первой же возможности Иосиф Абрамович, после довольно сложного периода, тут же занялся экспериментальной работой. И широкий фронт работ по химическому мутагенезу, который развернут в нашей стране, - это, конечно, заслуга Иосифа Абрамовича Рапопорта, потому что именно им (как мы обычно говорим, "...Рапопортом в

СССР и Ауэрбах и Робсоном в Англии2") были открыты супермутагены. Это новый класс особенно активных химических мутагенов <...>. Ну, и более я о нем ничего говорить не буду. Я считаю, что нам с вами всем очень крупно повезло. Иосиф Абрамович, пожалуйста, Вам слово!

И.А. Рапопорт. Спасибо большое! Вопросы в письменной форме. Генетика была не в фаворе очень давно. Это известно по судьбе профессора Юрия Александровича Филипченко, который заведовал кафедрой генетики, когда я там учился с 1930 по 1935 год. Он, правда, умер в 1930 г. Мы все это знали. И вы, наверное, в курсе дела, что Юрий Александрович был основателем кафедры генетики в нашей стране.

Избиению генетика подверглась в 1936 г., когда была устроена дискуссия, и еще более неравновесные отношения не в пользу генетики были в 1939 г.3 И все-таки, когда примерно во второй половине июня 1948 г. - я хорошо помню, что это было воскресенье - появилось в газетах сообщение, что состоится обсуждение вопроса о состоянии в био-

1См.Комментарии.

2Ш. Ауэрбах и И.А. Рапопортом были открыты химические мутагены равные радиационным. ОткрытиесупермутагеновпринадлежитИ.А. Рапопорту.-О.С.

3Маневич Э.Д. А.С. Серебровский и борьба за генетику // Вопр. истории естествознания

итехники. 1999. № 2. С. 78-93; см. Комментарии.

123

логической науке, ни мне, никому из других моих коллег не пришло в голову, что обсуждение будет касаться не биологии в целом, а обрушится на генетику. Да к тому же было странно, потому что вопросы о генетике вообще и о биологии вообще никогда до этого не стояли.

Примерно через две-три недели появились две скулодробительные статьи против генетики. Одна - в "Литературной газете", которая была в то время такой же активной в отношении науки, культуры и всего хорошего в отрицательную сторону, насколько она сейчас повернула кругом и действует более или менее искренне в положительную сторону. Этот номер вышел под редакцией Константина Симонова. Статья была редакционной, и я думаю, что нет сомнения, что эту статью редакционную редактор подписал. Это показывает, что многие деятели, объявляющие себя адептами всего хорошего, культурного и прогрессивного, когда дело идет не о военном искусстве, не о маршале Жукове, не о его, Симонова, изображении войны, далеко не объективном по ряду пунктов, - они не жалеют другие ценности. В частности, статья, которая была направлена против генетики, была одним из предвестников разгрома. Но опять об этом никто не подумал. Вторая статья (по-моему, через несколько дней) была напечатана в "Правде". Ее подписал Лаптев - тот самый Лаптев, который сейчас является редактором "Известий". Как видите, очень легко, действуя против научных ценностей, сделать крупный скачок от мелкого репортера в "Правде" к редактору такой крупной газеты, как "Известия", которой он заправляет в настоящее время.

Наконец, когда пришло 31 июля, в "Правде" появились сообщения об открытии сессии, посвященной вопросам о положении генетики. Это объявление было настолько острое, что я сделал попытку попасть на заседание. Оно происходило на 7-м этаже Министерства сельского хозяйства в Орликовом переулке. Но там стоял настолько строгий контроль, что я потерял несколько часов и не мог проникнуть. Следующую ночь я даже не спал. На следующий день я не пошел туда, потому что было сильное впечатление того, что газета опять наращивала негодование генетикой. И только когда на третий день в "Правде" и в других газетах было напечатано, что, поскольку генетики не возражают, значит, они согласны с выступающими на конференции, с организаторами конференции, это вызвало желание все-таки попасть. Я взял и поехал с утра, но опять проникнуть не мог, потерял несколько часов и дождался одного из перерывов, когда я увидел Капитолину Викентьевну Волкову. Она в свое время была аспиранткой профессора Александра Сергеевича Серебровского, была довольно приятным человеком, но в это время она была инструктором Отдела науки ЦК по биологии. Поэтому, хотя, конечно, она далеко не сочувствовала тому, что происходило, но и не возражала. Я подошел и говорю: "Что же такое получается? И что можно сделать?" Она развела руками, и в руке был билет. Я без предупреждения взял билет в свою руку и говорю: "Я сейчас Вам его вышлю". И пошел на контроль, не ожидая, пока пойдут массы. И прошел. Один знакомый тимирязевец-студент билет ей возвратил. Ну, а мне осталось думать о том, что говорить, потому что в общем я представлял содержание выступления, но о многом еще нужно было поразмыслить.

124

Когда стали возвращаться в зал, я решил подать записку о том, что я прошу слова, только тогда, когда все усядутся, и будет видно, что я попросил слова, поскольку я пройду по основному проходу. Я так и сделал. Как только председатель, министр сельского хозяйства, в то время Лобанов, зазвонил в первый раз, я прошел и в его руки отдал записку. Но когда я проходил, то меня остановил, во-первых, селекционер саратовский. В то время высевались его сорта примерно на площади 7 млн. га. Его сорт Саратовская яровая, Саратовская 29 - прекрасная яровая пшеница, которая является по сей день самой хорошей в соответствующем районе4. Подозвал меня и тихо прошептал: "Будьте осторожны! Есть постановление, подписанное Сталиным". То же самое мне сказал еще один незнакомый человек, и в более враждебном тоне это же повторил Нуждин, который работал раньше в генетике, но был очень против нее настроен.

Когда я получил слово, я сказал все, что накипело<...>.Аудитория, которая составляла сто процентов зала, была собрана со всей страны, главным образом за счет чиновников из сельского хозяйства, чиновников из медицины, и, конечно, больше всего было агрономов. Они были собраны таким образом, что Лысенко - это доподлинно известно! - объявил им: "Вы сейчас генералы, вы сейчас адмиралы, и все будет в ваших руках!" Выступали они совершенно по одному шаблону. Чувствовалось, что всем им были выданы какие-то стереотипные тексты, и они их более или менее варьировали, в зависимости от своей специальности. Конечно, является мысль: каким образом удалось за такое короткое время, как, ну, примерно, сорок дней, собрать такую большую конференцию. Или она была подготовлена в течение 48-го года, либо что-то другое. Вот, свет на это бросил один из крупных руководителей - заместитель начальника Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, к которому после своего исключения из партии - это уже после сессии этой скандальной - пошел Антон Романович Жебрак, который был до сессии президентом Академии наук Белоруссии, заведующим кафедрой генетики Тимирязевской сельскохозяйственной академии, членом нашей делегации при создании Организации Объединенных Наций - в общем, был в то время достаточно крупным политическим деятелем.

Это посещение вылилось в то, что в партии его восстановили, но при этом были сказаны следующие слова: "Вы благодарите немцев, что мы вас не уничтожили в 41-м году", - сказал этот деятель. Отсюда вытекает, что арест Николая Ивановича Вавилова, арест член-корреспон- дента Георгия Дмитриевича Карпеченко, Григория Андреевича Левитского и многих других ученых был связан с тем, что по сталинскому известному рецепту сначала должен был быть суд, который бы обвинил в государственной измене и других страшных вещах, а потом бы, наверное, последовало, опять-таки с пролитием крови, закрытие генетики. Скорее всего, так предполагалось. Но я уже не говорю о том, что человек, который сказал такие слова, бессовестный. Сказать генетикам, что немцы их спасли, - это верх лжи. Вы можете спросить заведующего ка-

4 Автор сорта Саратовская 29 - А.П. Шехурдин (1886-1951).

125

федрой сейчас, сколько генетиков выпуска 35-го года, 36-го, 37-го, 38-го вернулось с войны. Все мы были младшими лейтенантами, и я скажу по своему курсу. У нас погибло 10 из 12 ушедших на войну, вернулись два человека. По некоторым курсам вообще никто не вернулся, так что о каком тут спасении... это уж просто даже болтовня, а не высказывание политического деятеля.

Выступления лысенковцев были бессодержательными, серыми, но все они кончались тем, что требовали расправы с генетикой, закрытия этой науки и тому подобное. Выступления оппонентов включали некоторых академиков ВАСХНИЛ, в частности B.C. Немчинова - ректора Тимирязевской академии, нашего крупнейшего агростатистика, который за это всегда фигурировал в отчетных докладах секретаря Политбюро по сельскому хозяйству. Но B.C. Немчинов был очень уверен и сказал, что генетика - это золотой фонд науки, и "я лучше уйду из Тимирязевской академии, но свои оценки не изменю". Были еще выступления нескольких человек, менее решительных. Из членов академии выступил Борис Михайлович Завадовский, который был академиком. Ну, его концепция никогда не отличалась большой последовательностью, но должен сказать, что он выступал мужественно. Если выступления самих лысенковцев встречались аплодисментами, то выступления возражавших им встречались гиканьем, вопросами прямо по ходу выступления, перебивкой, чем угодно другим. Значит, антипатии были выражены очень явно. Причем, чем более авторитетен был выступающий, тем более ярые противники генетики пускали в него свои стрелы.

Финал сессии ВАСХНИЛ вам известен. Она закончилась полной ликвидацией всей генетики в нашей стране. Воскресли даже такие термины, которые были только в распоряжениях Ивана Грозного: скажем, не "закрыть", а даже "упразднить" писалось в отношении целого ряда генетических учреждений. Ну и, к сожалению, опасность была велика. Решения сессии ВАСХНИЛ поддержали: президиум Академии наук СССР (хотя возражал академик Орбели Леон Абгарович, физиолог), во всех республиканских академиях, во всех вузах, во всех институтах, на опытных станциях и так далее, и так далее. Потери были настолько велики - разумеется, в ВИРе, в других институтах этой системы, ВАСХНИЛе, - что теперь, когда я бываю на опытных станциях или в сельскохозяйственных институтах, мне часто рассказывают, что "после сессии ВАСХНИЛ у нас некоторое время работал такой-то и такой-то ученый - там, профессор или специалист - но вот, его в конце концов уволили, а где сейчас - мы не знаем". "Вот такой-то преподавал у нас некоторое время после отъезда из Москвы (Ленинграда, Киева), но, опять-таки, где он сейчас - неизвестно". Это все ясно показывает, что сессия ВАСХНИЛ была не только распоряжением, которое прекращало деятельность на известное время; это было распоряжением, которое было направлено на полное искоренение генетики; вместе с генетикой - на искоренение ряда близких наук: цитологии, теории индивидуального развития, дарвинизма, во многом - гистологии, и, в сущности, чем больше шло время, аппетиты разгорались, и в конце концов осталось очень

126

немного наук, в которых бы не появились подобные Лысенко реформаторы и не сделали попытки провести переворот без всякого основания, но с огромными потерями.

В 1948 г., после сессии ВАСХНИЛ, из Академии наук СССР вышло очень много иностранных членов, например, президент Британской академии наук физиолог Дейл, Меллер и многие другие. Но вот возникает вопрос: откуда это все взялось, в чем причины? На этот вопрос сейчас можно ответить.

О том, что есть настроения и намерения, недружелюбные по отношению к генетике, было четко видно и раньше. Но вполне рельефно это проявилось в 29-м году. В СССР приехал австрийский биолог и вместе с тем довольно левый политический деятель в Австрии, ламаркист по убеждениям в биологии Пауль Каммерер5. Обстоятельства, почему он покончил самоубийством, вы, по-видимому, знаете (большинство среди вас биологи), на этом я не буду останавливаться. Но в числе писем, которые были направлены после его самоубийства в Коммунистическую академию, было письмо, подписанное именем нашего крупного биолога, Сергея Сергеевича Четверикова. И этого было достаточно, чтобы Четверикова выслать6. Потом выслать еще раз. И фактически этот человек, имя которого вписано в скрижали генетической науки, с огромной мировой известностью, имел очень малую возможность работать после этого. Там и война, потом 48-й год, и дальше его деятельность почти прекратилась. И он представляет собой очень трагическую фигуру, за судьбу которого никто не понес ответственность. И вот Четвериков, он был наказан совершенно напрасно; но мало того, Луначарский написал пьесу7, где высказался в пользу теории наследования приобретенныхпризнаков. <...>.

Затем пришел 1936 год, когда состоялась дискуссия по вопросу о генетике. Делали доклады генетики, делали доклады лысенковцы. Настроение было весьма острое. Я вспоминаю, например, что один из работавших в нашей лаборатории специалистов, Меладзе, из Грузии, на это заседание пришел со значком, на котором были изображены четыре хромосомы дрозофилы. Ну, в этом, пожалуй, ничего не было вызывающего. Но тут же явился секретарь парткома ВАСХНИЛ, устроил скандал, я ему возражал, и он мне сказал: "Я тебя усажу". Но случилось так, что примерно через год его посадили. И мне его случилось видеть в конце войны, когда в одной из соседних дивизий он был политработником (во время войны его выпустили).

Ну, нечего говорить, что напряжение было очень сильное. Его переживали и Н.И. Вавилов, который делал главный доклад, и Н.К. Кольцов, и все другие, и, в частности, Меллер. И вот здесь открылось очень много, что касается пружин, обосновавших реакцию начальства по от-

5Каммерер Пауль (1880-1926) - австрийский зоолог, сторонник наследования приобретенных признаков. Был приглашен работать в СССР в 1926 г. в Коммунистическую академию.Обстоятельства,приведшиекегосамоубийству,изложенывкниге:Гайсинович А.Е. Зарождение и развитие генетики. М.: Наука, 1988.

6См. Комментарии.

7См. Комментарии.

127

ношению к генетике. Кольцов сказал мне первым, что оппоненты - не с трибуны, а в частных разговорах - утверждают, что точка зрения наследования приобретенных признаков - это точка зрения политического руководства нашей страны. Об этом говорили и другие, но напечатано это было - во всяком случае, я читал два раза - один раз в 48-м году,

авторой раз я прочитал недавно.

Яхорошо помню, как я шел по улице, был ненастный день. Я остановился около вывешенной газеты и прочитал статью Меллера. И он четко там говорил, что точка зрения наследования приобретенных признаков и соображения, что это может быть политически для нашей

идеологии прогрессивным, - это глубокая ошибка. <...>. А вот недавно, в книге, посвященной Николаю Ивановичу Вавилову, вышедшей в издательстве "Наука", есть опять большая и очень хорошая меллеровская статья8, где он говорит более определенно, что в одном из выступлений (он выступал несколько раз на сессии 36-го года) он сказал, что представлять, что известная печать физического труда и в деревне, и в городе, особенно труда избыточного, в состоянии вызвать переход в наследственность по варианту ламаркисткому, это глубокая ошибка. И оказалось, что после этого вызвали Н.И. Вавилова и целую ночь об этом с ним говорили несколько крупных деятелей. Известно, что одним из них был Муралов (в то время член ЦК, президент ВАСХНИЛ с 35-го года), а вторым - Яковлев (тоже член ЦК, который был министром сельского хозяйства)9. Вы представляете, насколько большое значение этому придавалось. И Николай Иванович, бессонный, пришел к Меллеру и просил его взять эти слова обратно. Меллер полностью от этого не отказался, но частично он это сделал, для того чтобы утишить разбушевавшееся море идейное или псевдоидейное. После этого Меллер (в 46-м году он стал лауреатом Нобелевской премии), который был коммунистом, членом американской компартии, уехал в Испанию, где он был в испанских войсках до момента, когда часть, в которой он находился, канадская или канадско-американская, не возвратилась в Соединенные Штаты. Он, по-моему, остался верен своим убеждениям и в последующем, несмотря на то, что он был все-таки одним из умнейших мировых генетиков, в большой мере его игнорировали в Соединенных Штатах, и он был профессором генетики второстепенного университета в южном штате10.

Ну, все это показывает, что проблема противостояния, возмущение против убеждений генетики - это проблема, которая была связана с политикой. В этом нет никакого сомнения. И вот еще одно подтверждение этому. Уже после смерти Сталина, когда его черти унесли и Хрущев возглавил партию и страну, отношение к генетике лучше не стало. На XXII съезде, в 60-х годах, был сделан шаг, далеко идущий вперед, еще более экстремистский по сравнению с тем, что было в 36-м году. В Уставе партии появился и был утвержден большой раздел, посвященный

8См. Комментарии.

9См. Комментарии.

10 См. Комментарии.

128