Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

ganapolskii_miu_samyi_luchshii_uchebnik_zhurnalistiki_kislos

.pdf
Скачиваний:
4
Добавлен:
28.07.2020
Размер:
1.49 Mб
Скачать

рассказывали одну и ту же историю по-разному.

И разной у вас была не только скорость изложения, но и, что самое главное, плотность мысли.

В реальной жизни вы пользуетесь этим механизмом автоматически.

Моя жена за трехминутной чашкой кофе успевает рассказать своей подруге не только обо всех моих последних, выявленных ею недостатках, но и о том, что она снова ездила в Италию на озеро Комо. И там она вновь рассматривала дом Джорджа Клуни, но уже в мощный полевой армейский бинокль, который купила за двадцать долларов на распродаже имущества в близлежащем военном городке. Там, кстати, недорого продавались еще какие-то ракеты, но жена их не взяла, потому что они стоили по восемьдесят пять долларов за штуку. Они были большие и грязные, но тем не менее их оптом купили какие -то бородатые иностранцы в чалмах.

Все это моя жена укладывает в минуту, в оставшиеся две отвечает на уточняющие вопросы, и у нее с подругой еще остается время, собственно, на кофе.

Итак, в жизни вы всегда мгновенно ориентируетесь в обстоятельствах и излагаете все, что необходимо, с нужной плотностью, с учетом имеющегося времени.

Но вспомним важный тезис: эфир – это профессиональная реконструкция жизни, которую зритель не должен заметить.

Что вы хотите от интервью? Всякий раз разное.

Если речь идет о маленьких форматах, то там, даже если вы новичок, вам понятно, что делать. Интервью одной темы – как маленькая заметка. Вам, как я надеюсь, не придет в голову, беседуя с боксером о его вчерашней победе, спросить, что он думает о клонировании овец. Вы благоразумны и помните, что челюсть у вас одна, а колич ество зубов строго ограничено.

Но как только вы получаете пространство эфира и свободную тему, то в вас вселяется дьявол. Помахивая рогами, которые, обычно у журналистов появятся несколько позже, дьявол говорит следующее:

– Парень, ты, наконец, договорился про интервью с этим высокомерным болваном, которого тем не менее многие по ошибке называют звездой. Вспомни, сколько мучений ты перенес, пока он дал согласие. Как тебе пришлось унижаться, чтобы твоя родственница, которая приходится ему свояченицей, нажала на него. Ты даже возил ее на речку, чтобы она подышала свежим воздухом. Вспомни, как она стояла на мостике и ворчала, что ты специально привез ее в плохую погоду, и как ты сдерживал себя, чтобы не столкнуть ее в воду. И вот твой звездный миг! Эта звезда дает тебе целый час разговора. Не будь дураком, потрать этот час как надо. Ты уж потроши его так, чтобы потом сделать из этого материала не одно, а двадцать одно интервью, пять сценариев для Голливуда и детский комикс. Помни, ты должен, наконец, стать богатым!..

И молодой журналист приходит к звезде, достает диктофон и блокнот и задает «главный ошибочный вопрос любого молодого журналиста».

О том, что этот вопрос нельзя задавать, написаны диссертации.

Лучшие преподаватели журналистики тратят семестры занятий, чтобы предостеречь студентов от задавания этого вопроса, подробно объясняя пагубность его смысла.

В научных журналах можно обнаружить статьи, что этот вопрос пагубно действует на экологию.

Молодого журналиста предупреждают, что, услышав этот вопрос, объект интервью начинает биться в истерике и выгоняет журналиста вон. Объект это делает потому, что начинает чувствовать себя героем моего любимого фильма Гарольда Рэмиса «День сурка» (Groundhog Day), потому что слышал этот вопрос от журналистов миллион раз.

Но дьявол побеждает! И молодой журналист с остекленевшими глазами задает тот самый «главный вопрос».

Он говорит: «ДАВАЙТЕ НАЧНЕМ С ВАШЕГО ДЕТСТВА».

Я написал эту фразу большими буквами, потому что надпись на надгробии профессионализму нужно писать курсивом.

Молодой журналист не понимает того нехорошего чувства, которые возникают в человеке, когда ему предлагают начать интервью с детства.

Его невозможно описать словами, а только ощутить.

Когда Моисей сообщил евреям, что будет их водить сорок лет по пустыне, то у них было такое же чувство.

Если молодая девушка, удобно расположившись в кресле, и одарив меня улыбкой, предлагает мне начать мое интервью с детства, то я тоже улыбнусь, но она никогда не узнает, что я о ней думаю.

Иэто правильно, а вдруг она, через двадцать лет, разочаровавшись в журналистике, будет назначать мне пенсию.

Но вам-то я все могу сказать.

Я могу вам сказать о ней печальную правду – она думает, что жизнь началась с нее! Она почему-то не может себе представить, что о своем детстве я рассказывал уже

пятьсот раз и нового детства у меня не появилось.

Именя уже тошнит от рассказа, как я вылил на себя манную кашу! Тем более что я ее

не выливал и придумал эту деталь еще пятнадцать лет назад для какого-то интервью, «чтобы было весело».

Однажды великий джазовый вокалист Бобби Макферрин имел несчастье сочинить, спеть, снять клип и получить «Грэмми» за песню «Don`t Worry, By Happy». Песня вошла во все чарты, и теперь все знают эту песню, но не знают, что она для Макферрина побочная продукция. Этот великий мастер собирает тысячные залы, исполняя голосом классику, и поет за все инструменты один. А эту песню он считает откровенной попсой и очень ее не любит.

Но зрители, послушав в его исполнении Баха и Моцарта, всегда требуют, чтобы он в конце концерта спел именно эту песню, и даже пытаются под нее танцевать прямо в зале.

А он спел ее уже тысячу раз и больше не то, что петь, а и говорить о ней не хочет!

Но молодые журналисты, не прочитав об этом, продолжают хвалить его именно за эту песню и выспрашивать, как именно он ее сочинил и что при этом чувствовал.

Так и эта девушка, о которой я веду речь.

Я могу сказать, что она ничего обо мне не знает.

Она поверхностно пробежала глазом в Интернете десяток моих предыдущих интервью, выписала оттуда предыдущие вопросы, поняла, что я могу на них ответить, и теперь спрашивает меня о том же.

Она не чувствует меня, она не знает, что я люблю и каковы мои интересы. Она забудет меня через минуту после того, как уйдет.

Я ей нужен не как человек, а как материал для ее заработка. Но это, так сказать, о личном.

А теперь о профессиональном.

Она профнепригодна. Она не понимает, что с детства начинают только те, кто пишет мемуары. Либо я должен рассказать всю свою жизнь, как я ее чувствую либо как она хочет. А хочет она «какие-то смешные истории из вашей жизни, чтобы читателям было интересно».

Но разве это моя жизнь?

Она не понимает, что все, что она хочет спросить, читатели давно прочитали в других моих интервью. И что, увидев очередной рассказ о моих детских годах, мои друзья будут думать обо мне как о сумасшедшем.

Но ей наплевать. Она знает, что я хороший рассказчик, и она хочет поговорить со мной, чтобы сделать:

1)маленькую заметку для газеты в раздел «Светская хроника»,

2)большой основательный материал для ее журнала,

3)средний материал для другого журнала о здоровом образе жизни,

4)еще один материал для колонки «хобби» в еженедельную газету,

5)материал в журнал типа «GQ» в раздел «Стильные звезды», для чего с ней приехали какие-то костюмеры и стилисты, и на мне будут рубашки и пиджаки от разных модных фирм, которые увезут сразу после съемки. Но уже сейчас меня отгоняют от вешалки, чтобы я случайно не посадил на эту одежду пятно.

Эта журналистка еще ни за кем не замужем, но уже зарабатывает на мне, как Хизер Миллз на Поле Маккартни при разводе.

Так вот, я никогда не даю подобных интервью, а вам советую подобные интервью не брать.

Ваша встреча с гостем для интервью должна предусматривать виртуальный контракт. Контракт не денежный, но смысловой.

Вы должны вспомнить, что за последние пять лет жизнь полностью изменилась. Представим, что вы все же решили взять у меня интервью. Но тут вы обнаруживаете,

что:

1.В Интернете десятки моих интервью на все темы.

2.На различных сайтах изложено двадцать вариантов моей биографии, причем все они неправильные. А правильную я вам не расскажу.

3.Я начал вести блог, потом забросил, но мог бы и далее его вести, отзываясь на любое событие «online». Но есть мои еженедельные публикации как колумниста, из которых и так все ясно.

4.В Интернете вы также найдете все неприятное, что обо мне думает аудитория, и данные о журналистских наградах, которыми меня, видимо по ошибке, наградили.

Так скажите, о чем мне вам еще рассказать? Остается только одеться в костюмы от

Dolce & Gabbana.

Поймите, мне просто скучно вам рассказывать все сначала, если я это много раз рассказывал. Если все это есть рядом и достижимо одним нажатием кнопки.

Я уверяю вас, что могу взять интервью почти у любого, вопрос только в потраченных усилиях, чтобы договориться. У меня есть набор блистательных друзей, с которыми я мог бы сделать интервью хоть завтра и это будет общественно интересно. Но я этого не делаю, потому что уважаю их. По сравнению с тем, что они рассказали мне пять лет назад, в их жизни мало что изменилось, а все слухи и сплетни вывешены в Интернете.

Ямогу прийти к ним и спросить: «Как дела?», но я знаю, как у них дела.

Ямогу прийти и спросить, правда ли то, что о них пишут в желтой прессе. Но я, как и все, знаю, что это неправда, и ходить для этого к ним не нужно.

Для интервью обязательно должен быть повод, и этот повод должен быть обоюдно

важен.

Тот, к кому вы идете, должен хотеть дать вам интервью не меньше, чем вы хотите его взять.

Ему должно быть что-то в жизни интересно, и ваша главная задача угадать, о чем ему интересно говорить именно сегодня.

Это должна быть одна, очень хорошо продуманная и сформулированная тема. Она должна быть предложена за достаточный срок, чтобы человек успел подготовиться. Потому что некоторые блистательно говорят импровизационно, а другие любят писать заметки, которые цитируют во время интервью. Но их написанные заметки потом будут бриллиантами вашего интервью, а фразы станут афоризмами.

Иногда молодые журналисты с завистью читают чужие интервью и считают, что они сделаны по блату. Бывает и так. Но иногда это необходимость – согласитесь, что интервью у генерала должен брать кто-то из военных журналистов, которые лучше разбираются в военных вопросах.

Конечно, люди стараются давать интервью проверенным журналистам, которые им симпатичны, которые не переврут их слова и адекватно донесут смысл.

Но поверьте мне, если у вас есть тема действительно интересного разговора и

достаточно респектабельное СМИ, где интервью появится, то вы можете смело звонить любому известному человеку.

И он согласится, не спросив вашего возраста и биографии.

Но если откажет, то не стоит расстраиваться, ведь отказ это не более чем слово «нет». А теперь вернемся к началу, к истории передачи про мои любимые книги.

Ах, если бы вы слышали, как я о них рассказывал. Я был максимально подробен, я листал любимые страницы, сопровождая все это чтением фрагментов.

Любимые стихи я читал с придыханием, картинно закатывая глаза. Я знал, что у меня есть время.

Жаль сознавать, что все это я делал зря.

Вспомните опыт с вашей бабушкой. В нем я продемонстрировал вам примеры разной плотности мысли и, соответственно, изложения.

Если бы эта дама предупредила меня, что передача будет двадцать шесть минут, то я бы уложился точно в это время.

Мы бы определили оптимальное количество книг, выбрали бы самые важные. Я бы рассчитал приблизительное время рассказа на каждую, и все было бы записано именно так, как надо. Я бы говорил о каждой книжке сжато, оставляя самое главное. И даже учитывая то, что передачу обычно пишут на двадцать процентов времени больше, чем о на идет в эфире, я бы точно справился.

Но девушка поступила иначе. Она писала ее два часа, причем перебивала меня уточняющими вопросами.

Все это не войдет в передачу.

Она будет состоять из набора обрывков моих мыслей, не имеющих ни начала, ни конца, размером в двадцать шесть минут. Просто потому, что я говорил для другого временного формата.

Когда она уходила, то сказала мне: «С вами было так интересно!..» Я готов был ее убить.

Хотя теперь я осуждаю эту эмоцию. Но совсем не потому, что я передумал прекратить ее недолгую журналистскую жизнь, а совсем по другой причине. Если устранять всех тех, кто с молодым задором губит интервью, то нужно стать Рембо и с мрачной улыбкой и огнеметом выкосить половину подобных молодых дарований.

Ровно в тот момент, когда я писал эту главу, моя дочь включила телевизор, чтобы посмотреть что-то в ее стиле.

Как известно, сейчас на экран со своими передачами пошли модные журналы. С тем же бессмысленным задором, с которым делается их журнальное варево, они лепят свои телевизионные поделки.

И в этот раз, загнав в студию очередной десяток гламурных кошечек и парней с надписями модных марок одежды на лбу, вместо мыслей, они слепили очередной шедевр, вызывающий стойкий рвотный эффект.

Записано это было следующим образом: вначале их посадили и сказали, чтобы они разговаривали, только посмешнее. Они это и делали, демонстрируя пещерный интеллект. Периодически от неизвестных, никак не связанных с разговором причин, им становилось смешно. Потом их нехитрую беседу смонтировали, оставив, естественно, эти смешные моменты, но подклеив к другому тексту.

Лозунг передачи, как я понимаю, был таков: больше красок от «Beneton» и больше белых зубов от «Blend-a-Med».

На экране получилось следующее:

ГЛАМУР 1: А где ты собираешься отдыхать? (Смеются.)

ГЛАМУР 2: В Майами, там у моего папы дом. (Плохая склейка, смех, все закатываются.)

ГЛАМУР 3: А ты будешь кататься на яхте? (Первый гламур вдруг впадает в истерику и со смехом сползает со стула.)

ГЛАМУР 2: Да, он торгует нефтью, так что купить яхту для него не проблема. (Общая истерика, в которой неожиданно проскальзывает сказанная кем-то за кадром фраза: «Нюхать, только чтобы мама не узнала! Ой, не могу!..», ярко демонстрирующая, о чем именно была эта часть разговора и что осталось за кадром.)

Я спросил дочь, что обозначает это телевизионное преступление и когда эти молодых людей арестуют.

Дочь объяснила, что я слишком радикален, а смысл этой программы не в разговоре, а в новых моделях одежды, в которых все сидят. Вот, например, этот парень, – она показала на экран, где очередной гламур бился в приступе беспричинного хохота, – он сидит в свитере от Fabrizio Graziano. Это хороший свитер, пояснила дочь, и я вполне мог бы подарить именно такой ее мотоциклисту на день рождения. А слушать разговор в передаче нет смысла, добавила она и сказала, что вообще не слышит текст, а только смотрит картинку.

Я пойду и принесу тебе «пепси», – мрачно сказал я. – Наверное, твоим отцом был не я, а эта алюминиевая банка.

Спасибо, папочка, только похолоднее, из морозильника, – пробормотала дочь, не отрываясь от экрана.

К сожалению, эта передача типична. Профессиональная журналистика вымирает

быстрее, чем в свое время вымерли динозавры, причем без всякого мифического метеорита.

Умолодежи слишком много денег, у домов моделей слишком много модной одежды, а

упродюсеров слишком большие аппетиты, чтобы противится логичному перетеканию денег в свои карманы.

И в заложниках оказываются те, кто случайно включил телевизор на канал, где это перетекание происходит.

Остается надеяться на ту молодежь, которая воспринимает журналистику как профессию, а не как способ пиара нового костюма или кроссовок.

И тут есть надежда, потому что самое лучшее интервью у меня взял один молодой провинциальный журналист. Я до сих пор рассказываю это студентам как пример профессионализма и осмысленности.

Он пришел ко мне с блокнотом и диктофоном и сказал, что хочет мне что-то прочитать. Я нервно попросил, чтобы чтение было недолгим.

– Послушайте, вот несколько исторических фактов, – сказал он. Эдмунд Хилари завоевал Эверест.

Конец войны в Корее. Умер Иосиф Сталин.

Александр Флеминг, открывший пенициллин, женился в возрасте 71 год. Выходит первая книга о Джеймсе Бонде.

Первый мужчина делает операцию и становится женщиной.

В Мозамбике родился будущий тренер национальной футбольной команды Португалии Карлос Куэйрос, один из лучших футбольных технарей.

Ну и что, – спросил я. – Я-то тут при чем?

Дело в том, что все это произошло в 1953 году, когда вы родились, – сказал

журналист. – И я хотел вам задать вопрос: как, по-вашему, с того времени изменился мир.

Я не знаю, сколько «на выходе» было мое интервью, но говорил я больше часа. И у меня горели глаза.

Возможно, в основном я говорил для себя.

Этот журналист не сосал мою кровь. Он просто дал мне несколько фактов для моей фантазии. Говорить об этом мне было необычайно интересно.

Ион задал мне один конкретный вопрос.

Ито, что он спрашивал, а я отвечал, не было ни в одном моем интервью в Интернете. Этот молодой журналист не писал интервью на века – он просто спрашивал меня о том,

что ему было интересно. Однако он дал мне новую, непривычную модель размышлений.

И это, поверьте, читателям будет гораздо интересней, чем очередной рассказ о манной

каше, которой никогда не было.

Потом, через полгода, я был в Италии. И жена мне купила памятную открытку. На ней был нарисован младенец, держащий в руках ноты и распевающий «Happy Birthday To You!». Внутри было написано «1953» и те события, которые мне перечислял тот журналист.

И еще надпись: «Но самое главное, что в этом году родился ты!» Возможно, что он где-то достал эту открытку.

Но я его не осуждаю. Победителей не судят.

ИНТЕРВЬЮ, КАК ТАЙСКИЙ МАССАЖ

Эта книга, как вы поняли, – это во многом учебник полезных советов.

Опыт любого человека бесценен, особенно если ты самокритичен и открыт для новых

идей.

Яуже приводил примеры, как мои коллеги понимают ту или иную журналистскую проблему и как они решают ее для себя. Способов брать интервью – тысячи.

Якогда-то напишу целую отдельную книгу, как интервью берут мои коллеги.

Делают они это замечательно.

И я решил не ограничиваться собственным опытом ведения интервью, а поговорить на эту тему с некоторыми из них.

Когда я послушал на диктофоне запись, я решил, что ничего не буду менять, а просто расшифрую наш разговор. Мне это кажется правильным, потому что в простой расшифровке как нельзя лучше проявляется характер того, с кем беседуешь.

Моя коллега Ксения Ларина – прекрасный мастер брать интервью. Она может говорить с кем угодно, о чем угодно, но специализируется на людях искусства и разных гуманитарных темах. С необычайной легкостью и изяществом она ведет детские передачи. Согласитесь, что это не просто – когда к тебе приходит настоящая звезда или ты беседуешь с ребенком, тут очень важна доверительность.

Я решил спросить, как именно Ксения этого добивается.

КСЕНИЯ. В начале разговора я люблю человека полностью расслабить. Я действую, как тайская массажистка. То есть человек приходит, садится передо мной, и я начинаю рассказывать ему, какой он прекрасный и за что мы его любим. Я. Это лукавство?

КСЕНИЯ. Нет. Я приглашаю тех, кого люблю. Если я человека не люблю, а это не информационный эфир, то интервью не получится.

Я начинаю спрашивать себя, а что меня связывает с этим человеком, даже если мы до этого не были знакомы. И обязательно что-то находится. Может, это его книжка, может, какая-то роль. А может, мне кто-то о нем что-то хорошее говорил. Тут важно помнить, что любой человек готов бесконечно говорить на главную тему – о себе. Если я начинаю вначале разговора спрашивать этого человека о чем-то другом, он даже расстраивается. (Смеется.)

И вот, когда гость понимает, что пришел к человеку, который о нем много знает и его любит, когда он полностью расслаблен, то вот тут-то можно задавать ему любые вопросы. Тут-то и будет главная интрига.

Я. А что это за интрига?

КСЕНИЯ. А это результат твоей подготовки. Готовясь к разговору, ты смотришь, что и где этот человек сказал, в чем замечен, в чем замешан.

Тут важно понять, что я вообще хочу от интервью. Поскольку мы всегда все обо всех знаем, мне интересно другое: почему человек в своей жизни поступил так, а не иначе. Конечно, я имею в виду не личную жизнь, а общественную, ибо все мои гости совершают какие-то общественно важные поступки. Я всегда ищу какую-то драматургию разговора, а драматургия для меня всегда завязана на личностном сюжете.

Я. А как ты выстраиваешь план разговора?

КСЕНИЯ. Только в голове. Когда-то я делала пометки на бумаге, но потом поняла, что

они меня отвлекают. Ты все время думаешь о своих пометках и не слушаешь собеседника.

А тут-то и главный секрет. Он в том, что если ты собеседника по-настоящему слушаешь, то он обязательно скажет что-то такое, что тебя необычайно заинтересует. И дальнейшие мои вопросы будут той самой драматургией, которую я ищу – только она будет естественной. Ты смотришь Интернет и видишь его тысячу интервью и сотни переписанных биографий. Все уже давно не интересно. Поэтому сюжет разговора можно выстроить только на интонациях и неожиданных словах.

Я. Когда мои гости выходят из эфира, то они всегда ждут комплимент. Я его говорю, но на вопрос, получил ли я, как ведущий, от них то, что хотел, я всегда замечаю, что для меня разговор – это просто разговор. Он не имеет особой цели. А для тебя?

КСЕНИЯ. Для меня имеет. Я хочу главного – разбудить в госте эмоцию. Когда гость эмоционален, то, даже если он молчит, эта пауза слышна и читается.

У меня такое не раз было в эфире. Гость молчал, а вся аудитория замирала. Все понимали, почему он молчит, и ждали следующей фразы. То есть человек молчит, но тысячи людей понимают почему. Он думает, он ищет, что сказать. Он мучается в поисках слов. Это удивительно, когда молчание в эфире говорит больше слов.

Интервью – это всегда больше, чем слова!

ДЕТКИ, ПОРА СНЯТЬ ПОДГУЗНИК. К ВАМ НА ИНТЕРВЬЮ ЗАПИСАЛСЯ ПРЕЗИДЕНТ !

Иногда кажется, что элита – это слишком далеко и высоко. Действительно, насмотревшись модных журналов, создается впечатление, что взять интервью у настоящих звезд абсолютно невозможно.

Конечно, можно перемахнуть через забор, отключить сигнализацию, усыпить собак, парой ударов устранить охрану, выдавить стекло и, приставив муляж пистолета к голове звезды, грубо потребовать: «Ты только что снялась в любовной драме. Расскажи для моей газеты о своей роли. Только быстрее говори, а то сюда уже едет полиция!» И услышать в ответ: «Как ты меня возбуждаешь! У меня никогда еще не было такого общения с представителями СМИ. Или поближе, красавчик, я дам тебе особое интервью!..»

Понятно, что подобные фантазии – это для сценария о Джеймсе Бонде, если авторам нового фильма вздумается временно сделать из него журналиста.

Но представим себе, что ваш дядя-сенатор привел вас к президенту и у вас появилась возможность задать ему пару вопросов.

Вы уверены, что сможете это сделать?

Конечно, вы гений, и, безусловно, все эти высокомерные люди вскоре будут стоять в очереди, чтобы дать вам эксклюзивное интервью. Но пока они не знают о том, что вы для них подарок судьбы, давайте поговорим о специфике интервью с подобными персонами.

Разговор этот необходим, потому что у журналистов, когда их допускают к главным людям планеты, иногда возникают разные проблемы, причем неожиданные.

Например, известно, что многие журналисты при виде Мэрилин Монро теряли дар речи и не могли задать вопрос.

Известен неприятный случай с одним журналистом из Юго-Восточной Азии. Он очень хотел взять интервью у российского боксера Николая Валуева. Тот, кто видел Валуева даже по телевизору, помнит грустные ощущения своей малозначимости, ибо это гигант ростом 2 метра 13 сантиметров и весом 150 килограммов. Про таких говорят, что они убивают одним ударом и так же одним движением снимают шкуру с еще теплого соперника.

Так вот, крохотный журналист подошел к Валуеву, задрал голову и обмочил штаны.

Но природа не всегда ведет себя столь радикально с вашим организмом. Чаще происходит другое. Вы теряете дар речи, у вас из головы вылетают все мысли, а вопросы, которые были заучены наизусть, мгновенно выветриваются из головы. Вам остается заглядывать в блокнот, созерцая буквы, почему-то плывущие перед глазами.

Осуждать вас трудно. Представим, что перед вами сидит президент США или России или какой-то другой очень важной страны.

Вы видите этого человека воочию. Это человек вершит судьбы мира. Можно себе представить, какова цена каждой минуты вашего интервью, каждого вашего вопроса. Вы закономерно считаете, что должны задать те самые главные вопросы, которые достойны этой волнующей ситуации. Но какими же должны быть эти самые главные вопросы?

Вот эта ответственность, помноженная на боязнь и уважение, и губит новичка. Главный редактор «Эха» Алексей Венедиктов много раз брал интервью у президентов,

премьеров, министров. То есть всех тех, кого принято называть политической элитой. По статусу именно он должен брать интервью с самыми важными персонами.

Конечно, интервью может взять любой журналист «Эха», но президенты и премьеры любят беседовать именно с ним.

Почему так происходит, становится понятным, если внимательно прочитать наш с ним разговор.

ВЕНЕДИКТОВ. Первое – это то, что VIP-ов не нужно бояться и не нужно уважать, потому что в публичном интервью уважение – это синоним страха. Естественно, разговор идет не о физиологическом страхе, а об ощущении, что перед тобой сидит человек, который столь значим, что его нельзя ни о чем спросить. Это ощущение парализует. Поэтому первое, что нужно делать, – это подавить в себе всякий страх. Второе – это, безусловно, подготовка. Когда я готовлюсь к интервью, то читаю последние семь интервью моего будущего гостя. Почему семь – не знаю. Я просто выбрал для себя такую цифру. Читая их интервью, я вижу, где они уклонились от вопроса, где тема прошла вскользь и ее можно углубить.

Третье. Нужно помнить, что VIP-ы всегда существуют в реальных событиях, даже если они спортсмены или деятели культуры. Поэтому разговор о реальных последних событиях, к которым они имеют отношение, их необычайно расслабляют.

Самое главное – правильно задать первый вопрос. О нем нужно тщательно подумать. Если он будет банален, то так и пойдет интервью.

Я. Пример?

ВЕНЕДИКТОВ. Ну, например, если вы встречаетесь с президентом Клинтоном, то чаще всего спрашиваете его о противоракетной обороне. Ясно, что он попадает в колею, что, собственно, и случилось, когда мы с ним беседовали в эфире. Он уже знал, что ответить. Он стал говорить привычные слова. Он говорил их сто тысяч раз для других и повторял сейчас для нас.

Содной стороны, конечно, это было неплохо, но для чего нужен простой повтор? И мне стоило больших усилий вышибить его из этой колеи.

Сдругой стороны, когда в эфир пришел премьер Британии Тони Блеер, именно в это время вышла шестая книга про Гарри Поттера. И я спросил его первым вопросом, читают ли его дети эту книгу. А он приехал после двухчасового разговора с президентом Путиным.

Он ошалел. Он переспросил переводчика, правильно ли он понимает, что спрашивает его этот странный человек. Но ему понравился этот вопрос, он расслабился, и именно потом

ястал терзать его о российско-британских отношениях.

Я. Этот первый вопрос помогает наладить контакт?

ВЕНЕДИКТОВ. Именно так, но важно учесть, что этот вопрос должен быть одинаково интересен слушателям. Конечно, я мог спросить его о том, правда ли, что заводы «Роллс-ройса» покупает немецкий концерн. Тем самым я показал бы глубокое знание решений британского кабинета. Но тогда бы отключились слушатели. Это им не интересно.

Поэтому первый вопрос крайне важен. И если учесть, что все интервью идет минут 20– 25, то понятно, что времени на раскачку просто нет.

И тут есть еще один нюанс. Поскольку времени мало, то гостя с первой минуты нужно вводить в состояние ответа.

Так что первый вопрос – это удар либо сбоку, как про Гарри Поттера, либо под дых. Например, когда я разговаривал с министром иностранных дел России Лавровым о

встрече президентов Путина и Буша в Сочи, я спросил его, какую бы школьную оценку он поставил бы развитию наших отношений. Он спросил, с чьей позиции – с российской или американской. А раз он начал искать ответ, значит, открылся.

Я. Ты стараешься от VIP-ов добиться эмоции?

ВЕНЕДИКТОВ. Безусловно! Если человек в эмоциях, значит, он открыт. Я могу воскликнуть «не может быть» или «я вам не верю!». Он начинает вторично что-то объяснять этому глупому журналисту, но уже более эмоционально, что это действительно было. И я получаю эмоцию, но следует помнить, что все эти приемы – только инструмент для получения важной и точной информации.

Когда к тебе приходят воистину великие люди, то у тебя начинаются проблемы. Ты полон к ним уважения и почтительности.

Но представим себе, что этот великий человек не в настроении. И вот он односложно отвечает тебе «да» и «нет», а ты, задавленный его авторитетом, не можешь переломить беседу. Возникает пауза, и ты не знаешь, чем ее закрыть. Можно, конечно, было бы спросить про какие-то неприятные вещи, они вызывают яркую реакцию, но я этого делать просто не хочу. Не люблю я великих спрашивать про неприятное.

Такое почтительное отношение у меня было, когда я брал интервью у великой балерины Майи Плисецкой.

Так вот, это нужно в себе выжигать каленым железом. И если для интервью к тебе приходит человек просто близкий, близкий творчески или политически, то ты должен сознательно быть более агрессивным, чем обычно.

Ты не машина, ты не можешь абстрагироваться от своих политических и человеческих пристрастий. Твоя работа – это всегда в какой-то степени актерство. И не нужно себе в этом смысле лгать.

Я. А как ты готовишься к интервью?

ВЕНЕДИКТОВ. Очень тщательно. Ты видел, что у меня всегда на столе масса бумаг. Я должен максимально знать о человеке, с которым буду говорить. Но когда я иду в студию, я их «забываю» в кабинете. В крайнем случае, я пишу себе на бумаге первый вопрос. Остальное не нужно. Все в голове.

И если во время интервью я что-то забуду, значит, это не было важным. Важное обязательно запомнится.

Очень много в подготовке мне дают вопросы аудитории. Конечно, они часто бестолково или неграмотно сформулированы, но дают самое важное – идеи тем.

Итак, я читаю биографию – подробно. Я читаю последние семь интервью и вопросы аудитории.

Но и это не все.

Когда я, например, готовился к интервью с президентом Литвы г-ном Адамкусом, я позвонил в МИД и спросил: «Друзья мои, какие у нас проблемы с Литвой?» Мне ответили: «Приезжай». И там мне рассказали то, что в прессе не найдешь.

Потом я встретился с нашим бывшим послом в Литве. И задал тот же вопрос. А потом я попросил о встрече посла Литвы в России. И спросил его о том же. И все это ради двадцатиминутного интервью.

И это необходимо совсем не для того, чтобы блеснуть знаниями во время интервью. Это нужно, чтобы понять, где тебя дурят. Потому что гость относится к тебе, как к

второсортному журналисту, который не знает сути вопроса. И после встречи, например, с российским президентом он не собирается говорить самое интересное.

Но он не знает, что я в курсе. Потому что я встречался со всеми помощниками и готов к разговору.

Я. Как определить, что интервью удалось?

ВЕНЕДИКТОВ. Очень просто. Во-первых, у тебя мокрая рубашка. Во-вторых, еще есть индекс цитирования. Когда ко мне на интервью приходит, например, министр финансов, то я потом смотрю индекс цитирования в информационных агентствах и СМИ, и оказывается,

что у других это цифра не более десяти, а у меня восемьдесят. А это значит, что у меня было больше эксклюзивной информации. Это объективный формальный критерий.

Есть еще один критерий. Если ты во время разговора все время поглядываешь на часы, значит, тебе неинтересно, значит, интервью не пошло. А если вдруг не хватает времени, то это удача. Значит, вы с гостем зацепились друг за друга, вы друг другу интересны.

Я не люблю формальных интервью. Делать подобные интервью – это упустить свой шанс. Представим себе, что у вас сидит невзрачный человек, который что-то невнятно отвечает. Но кто знает, может, через год он станет президентом своей страны. А вы отнеслись к интервью формально. И упустили свой шанс.

Я. Как бы ты сформулировал главную цель любого интервью?

ВЕНЕДИКТОВ. Цель интервью – рассказать аудитории, как все было на самом деле.

К тому, что вы сейчас прочитали, в содержательной части, мне нечего добавить. Но есть что добавить в части организационной.

Конечно, начинающий журналист может воскликнуть: «Ну, конечно, ему легко говорить. Вот если бы ко мне пришел президент, то я бы тоже тщательно готовился. Но ко мне такие не ходят. А на наших дурацких гостей жалко время тратить. Ну что они могут рассказать?! Конечно, президент или министр – это совсем другое дело!..»

Я бы хотел предостеречь от подобных, крайне ошибочных рассуждений. В них все поставлено с ног на голову.

К Алексею Венедиктову президенты ходят не потому, что их гонят к нему палками, а потому, что у него высокий авторитет. А авторитет он заработал себе сам. В прошлой жизни он был школьным учителем и начинал в журналистике обычным репортером. Еще раз прочитайте его монолог, и вы убедитесь, что у него осмысленный и тщательный подход к интервью.

Но это не все.

Представьте себе какого-нибудь президента, который приехал в вашу страну. У него череда визитов и конечно же несколько официальных интервью. Но эти интервью он дает большим каналам, и это правильно, потому что это одно интервью на большом телеканале увидят миллионы людей.

Как же заставить президента прийти на небольшую радиостанцию, зачем ему это нужно?

Ответ на этот вопрос складывается из двух частей.

Во-первых, президенты – они тоже люди, и, несмотря на официальное выражение лица и наглухо застегнутый костюм, они жаждут интересного разговора. Тем более с интересным интервьюером. А слух о том, что в таком-то месте есть интересный журналист, который возьмет у тебя интервью, и именно об этом интервью будут все говорить, распространяется с необычайной быстротой.

Но это сторона творческая, а есть еще и та, которая в тени.

Нужно ходить во все посольства, дружить с дипломатами, приглашать их на эфир, чтобы они имели положительное мнение о тебе. Узнав о предстоящем визите какого -то президента, нужно отправить в его адрес и адрес его пресс-службы десятки приглашений. Эти приглашения должны отсылаться с убийственной маниакальностью, даже если какой-то президент был в вашей стране двадцать раз, но категорически отказывался к вам приходить.

Ничего страшного. Однажды он захочет сказать что-то особенное, и его пресс-служба поймет, что на официальном канале это звучать не должно – принимающая сторона может обидеться (такое часто бывает, когда гость-президент хочет покритиковать страну, в которую приехал, например, за нарушение прав человека).

И тут-то ваше приглашение будет в самый раз.

Но и это не все. Нужно ездить на различные международные симпозиумы, где собираются политики, чтобы лично знакомиться с ними. Именно эти политики потом впервые сами придут в эфир, а в дальнейшем могут сыграть ключевую роль, рассказав лидеру своей страны о хорошем и компетентном журналисте, которому имеет смысл дать